- А кто сказал, что это его ребёнок? Как у животных, право… - с презрением бросила Юми, хотя на самом деле безнравственность этой истории мало её волновала. Зато Сугу эти слова уязвили в самое сердце.
- Нет-нет, это ребёнок молодого господина, все так считают! Госпожа говорит, что хозяин уже давно не может иметь детей, и я с ней согласна. Я вот не слишком крепкая, а ты… Ты выйдешь замуж за Ивамото-сан и очень скоро родишь ребёночка!
- Может, и так… Его это ребёнок, не его ребёнок… Собственно говоря, что это меняет?
- Нет! Не говори так о том, на что я не способна! - взорвалась Суга. - Ты уезжаешь, а вот я остаюсь… я всегда буду здесь, вечно… Какая ты, право, бесчувственная! - Чёрные глаза Суги осуждающе сверкнули, и она крепко сжала пальцы Юми.
Спустя два месяца после возвращения к родне Юми вышла замуж за Ивамото и переехала в квартал Тамура-тё.
Стоял сезон дождей. Смеркалось, за окном моросило. Томо, приглашённая на церемонию бракосочетания, вернулась домой на рикше довольно поздно, после девяти вечера. Юкитомо как раз заканчивал партию в го с личным доктором. Томо поздоровалась. Юкитомо обернулся, держа кончиками длинных пальцев шашку.
- Ну и как? Как прошла церемония? - поинтересовался он. - Юми выглядела достойно? Как подобает невесте?
И поставил шашку на доску. Похоже, он выигрывал - в голосе сквозило благодушие.
- Она выглядела просто замечательно. Ничего кричащего. Скромное кимоно и обычные цветочные украшения в традиционной причёске невесты, - ответила Томо, глядя на сидевшую рядом Сугу. Юкитомо со смехом кивнул. Суга тоже что-то пробормотала и покосилась на профиль Юкитомо, невольно отметив, как он сдал за последнее время. Даже виски запали… Но на его лице не дрогнул ни один мускул, словно речь шла о свадьбе какой-то дальней родственницы.
Ивамото продолжал посещать дом Сиракава, помогая Томо решать текущие вопросы с земельными участками и доходными домами. Всякий раз, когда Томо и Суга спрашивали, как поживает Юми, он мямлил, стыдливо потирая руки:
- О, всё хорошо! Спасибо…
Как-то раз Мия, заехав к Сиракава в гости, услышала о том, что Ивамото просто лучится от счастья и глупо захихикала:
- Представить только, Юми и Ивамото-сан… Красавица и чудовище! - Потом резко повернулась к Юкитомо. Её явно осенила идея.
- Папочка, - проворковала она, - а не навестить ли нам наших молодожёнов? - Она покосилась на Сугу. - Вот и Суга-сан тоже ещё не бывала там, верно?
Суга втайне мечтала заехать к Юми одна, и её отнюдь не обрадовала перспектива нагрянуть к Юми в подобной компании, поэтому она ответила довольно невразумительно. Но Мие так понравилась собственная затея, что она не унималась:
- Ну, папочка, в самом деле, давай поедем, а? Прямо сегодня! Юми-сан живёт в Тамура-тё, так что на обратном пути можно заехать на Гиндзу присмотреть украшения для причёски…
- В доме у Юми нет ничего интересного. Там только корзины плетут. Нехорошо мешать людям заниматься делом.
- Но мы только заглянем, всего на минуточку! А потом сразу на Гиндзу…
- На Гиндзу, с тобой? Да мне страшно, - ухмыльнулся в ответ Юкитомо.
Мия заигрывала со свёкром, как гейша с многоопытным покровителем, всем своим видом давая понять, что ей наплевать на условности и окружающих. Чем больше она оживлялась, тем мрачней и неприязненней становилась Суга.
Дело кончилось тем, что Юкитомо в тот же день отправился в гости к Юми, прихватив с собой Мию и Сугу. Стояла прозрачная осень, ясно светило солнце, и с высоты доносились пронзительные крики парившего в небе коршуна.
Лавка Ивамото стояла в проулке, в стороне от большой улицы, как раз между Тамура-тё и Синбаси. В чистенькой, только что перестроенной комнатке с дощатым полом стояло несколько новеньких корзин, сверкающих свежим чёрным лаком. На полу сидели пареньки-подмастерья. Они переплетали длинные тонкие бамбуковые стебли и затем накладывали поверх бумагу, чтобы не было щелей, и пропитывали её соком персимонов.
Ивамото дома не оказалось, он ушёл за заказом. Когда рикши подъехали к лавке, навстречу выбежала Юми, одетая в чистенькое лёгкое полосатое авасэ с сиреневой шёлковой лентой в строгой причёске замужней женщины. Она проводила гостей в гостиную, расположенную в глубине дома.
- Приходится трудиться со всеми наравне, а я пока мало что умею, вот и устаю ужасно, - сообщила она с жизнерадостной улыбкой на губах, разливая чай у жаровни. - А куда вы сегодня собрались?
- Да вот… Мне захотелось взглянуть, как ты тут обустроилась, а я старик, и мне всё труднее угнаться за молодёжью… Но я очень рад, что у тебя всё хорошо!..
- Спасибо вам, господин, - слегка поклонилась Юми.
Юкитомо пригласил Юми пообедать на Гиндзе, однако Юми вежливо отказалась, сославшись на неотложные дела. Впрочем, приглашая Юми, Юкитомо заранее знал, что так и будет. Гости пробыли в лавке всего час, потом откланялись. Юми попрощалась с ними у порога.
Не успели они сделать и несколько шагов по направлению к Добаси, как Мия не удержалась от замечания:
- А Юми-то наша уже… - И сделала ручкой жест, изображая округлившийся животик.
- Что?.. - растерянно моргнула Суга, словно её ослепил яркий солнечный свет. - А я ничего такого и не заметила…
Действительно, за всё время их пребывания в доме Юми так и не сняла с себя фартук из жёлтого шёлка… Сметливость Мии неприятно резанула Сугу, напомнив о её похотливой чувственности. И тут же в голове Суги мелькнула, подобно тени зловещей птицы, дикая мысль: а не от Юкитомо ли этот ребёнок?! Точно такие сомнения вечно терзали её, когда Мия была беременной.
Нет, не может быть! Суга понимала нелепость подобных предположений, однако мысль доставила Суге странное, мучительное наслаждение, - будто она дотронулась языком до больного зуба. Её буквально распирало от хохота - над обманутым Митимасой, а теперь ещё над Ивамото - холодного и прекрасного хохота ведьмы, терзающей животы беременных женщин…
Юкитомо же бодро вышагивал по дороге, опираясь на трость, - и даже не вслушивался в женскую болтовню. Он казался ужасно постаревшим, однако походка его оставалась по-юношески лёгкой, а спина идеально прямой.
На следующий год, летом, в последний день праздника Бон, Юми приехала в усадьбу Сиракава с младенцем. В тот же день по странному совпадению в усадьбу заявилась и Мия - тоже с ребёнком. Её Кадзуя был на два года моложе сводного брата Такао и на год старше первенца Юми, Наоити.
При виде гладкого, точёного личика Наоити Мия заулыбалась, сощурив глазки в щёлочки.
- Какой прелестный! - проворковала она. - Когда вырастет, отбоя не будет от девушек!
В её обворожительной улыбке было столько неподдельной теплоты, что даже осторожная Томо не могла сдержать ответной улыбки.
Не отрывая бдительного взгляда от Такао, игравшего с кормилицей в пятнашки, Томо с каким-то странным чувством разглядывала сыновей Мии и Юми, сидевших у матерей на коленях.
Такао, Кадзуя, Наоити… Когда-нибудь они вырастут, станут взрослыми мужчинами… Почему-то эта мысль испугала её. Неприятное, тревожное чувство… Никогда прежде она не испытывала такого ужаса, представляя себе Такао-юношу. Её даже передёрнуло от мысли, что когда-нибудь эти невинные существа, болтающие ручками, улыбающиеся и морщащие младенческие личики, станут такими же, как Юкитомо, как Митимаса, как Ивамото… Внезапно Томо с ошеломлением осознала, что только у одной из женщин на коленях нет ребёнка. У Суги… Томо невольно вздрогнула. Эта зияющая пустота была гораздо красноречивей, чем выражение лица Суги.
- А может, Суга завидует Юми, что та вышла замуж? - обронил несколько дней назад Юкитомо, гуляя с маленьким Такао у пруда. Он показывал ребёнку карпов. - Я бы и её выдал, подвернись подходящая партия…
От этого разговора на душе у Томо до сих пор оставался тяжёлый осадок. Суга последнее время вела себя как-то странно. Не обращала внимания на окружающих, сидела в какой-то прострации, устремив взор в пустоту. Нередко глаза у неё бывали красные и припухшие, словно Суга только что плакала у себя в комнате. Томо знала, что причин для уныния две - потеря Юми и боль, терзавшая Сугу при виде счастливой Мии, обласканной Юкитомо. Возможно, Юкитомо уже начинал уставать от этого безмолвного протеста, который Суга не решалась выказать открыто, но источала каждой клеточкой своего тела…
- Суга - не Юми, - ответила тогда Томо. - У неё нарушен месячный цикл. Если она и выйдет замуж, вряд ли сможет родить… Мне бы хотелось, чтобы она всегда оставалась здесь и заботилась о вас… - Тут Томо осеклась, покрывшись холодной испариной. Она вдруг запаниковала, испугавшись, что нотки осуждения, прозвучавшие в её словах, заденут Юкитомо. Но тот лишь как-то неопределённо кивнул головой, и, ничего не ответив, склонился над прудом.
- Смотри! Смотри! - Он хлопнул в ладоши. - Вон они - карпы! - Юкитомо положил руку на плечо Такао.
Томо ощутила душераздирающую жалость к Суге, - ведь супруг уже не нуждался в ней. Юми и Мия были другими. Брошенная Юми смогла выйти замуж и родить ребёнка. А Мия… О, та умела разжечь пламя страсти в любом мужчине, и эти забавы ей никогда не наскучат.
Некогда Юкитомо разрушил организм Суги. Теперь ей было за тридцать, и мало-помалу она начинала терять свежесть и красоту. Карьера гейши ей уже не светила, а замужество… Замужество не принесёт ей счастья, ведь при такой болезненной конституции у неё вряд ли всё сложится так же удачно, как у Юми.
Какая ужасная участь… Томо стало тошно. Этой несчастной суждено всегда оставаться в тени и медленно увядать в этих стенах, заботясь о Юкитомо на пару с законной женой… Но Томо не смела открыто выразить Суге сочувствие, ибо знала, что любые её слова будут истолковано ложно - как эгоистическая забота о собственном благополучии.
Да, Томо знала этот осуждающий, недобрый взгляд Суги. Он словно бы говорил:
"Это ты довела меня до такой жизни!" К горечи Томо примешивалась ирония: самого виновника "торжества", Юкитомо, Суга осуждала значительно меньше.
Наблюдая за тремя маленькими мужчинами, Томо вдруг испытала такое необоримое отвращение, что почти с умилением перевела взгляд на пустые колени Суги. "Зачем тебе дети? - хотелось сказать ей. - Лучше их не иметь… Они лишь сильнее приковывают нас к колеснице судьбы…"
Глава 3 НЕЗРЕЛЫЕ СЛИВЫ
Дом Сиракава стоял на вершине холма, а на западном его склоне, на полпути к вершине, когда-то была терраса, буйно заросшая сорняками. Сиракава купил этот дом у иностранного дипломата вскоре после японо-китайской войны. Въехав в усадьбу, он сразу же засадил пустошь саженцами фруктовых деревьев. Там были персики, мушмула, китайская слива, хурма… Сиракава считал, что обилие зелени оживляет пейзаж. За прошедшие годы саженцы превратились в большие деревья, и полудикий сад стал идеальной площадкой для игр всё прибавлявшихся внуков. Дети с раннего лета и до осени резвились в густых зарослях, карабкались на деревья, лакомились плодами.
Сиракава родился в семье незнатного самурая из клана Хосокава. Его отец ухаживал за плантацией восковых деревьев, обеспечивавших доходы всего клана. С раннего детства Сиракаве было любопытно, как добывается растительный воск. Возможно, поэтому ему были интересны и другие деревья, особенно плодоносящие, почему-то ассоциировавшиеся у него с богатством. В годы службы в префектуре Фукусима Сиракава превратил небольшой клочок земли за домом в пышный сад, где высаживал какие-то новомодные саженцы с запада, которые брал на опытной станции - европейские сорта вишен, яблонь, - и потом с восторгом следил, как в саду зреют, наливаются соками огромные черешни и ярко-алые яблоки.
Теперь, когда ему перевалило за шестьдесят, Сиракава по-прежнему испытывал ни с чем не сравнимое наслаждение от жизни в огромной усадьбе, где плодоносили деревья.
Больше всего в саду было терносливы. Сливам не давали дозреть до спелой желтизны и стряхивали ещё зелёными, тугими. Зелёные плоды мариновали в больших бочках, потом раскладывали по горшкам, к каждому горшку прикрепляли бумажку с годом урожая. Маринованными сливами одаривали всех многочисленных родственников, и всё равно на полках во множестве стояли кувшины урожаев предыдущих лет; сливы в горшках с течением времени начинали бродить, вызревать, как вино, обретая особую мягкость и изысканную сладость. Каждое утро Сиракаве на столик для еды ставили кувшин со сливами на завтрак - они считались полезными для здоровья.
Когда майские дожди временно прекратились и на небе проглянуло солнце, Сиракава решил, что пришла пора собирать урожай. Была как раз суббота, поэтому Такао, уже ходивший в начальную школу, носился по саду вместе со сводными младшими братьями Кадзуя и Томоя, помогая Суге pi служанкам трясти деревья и подносить корзины для слив. Сквозь зелёные кроны деревьев пробивались солнечные лучи, рассыпаясь по земле золотыми бликами.
В развилке ветвей самой большой терносливы стоял молодой человек. Снизу были видны только худые ноги, лицо скрывала густая листва.
- Конно-сан! Что, ещё много? Сколько же слив на этом дереве!.. - воскликнула Суга, пытаясь разглядеть хоть что-то в зелени раскачивающихся ветвей. Тёплое фланелевое кимоно в тёмно-синюю полоску мягко облегало её фигурку. Из листвы выглянуло худое лицо, блеснули очки в серебряной оправе.
- Нужно ещё потрясти! Пожалуй, ещё наберётся! - тонкие губы Конно раздвинулись в улыбке, обнажив белоснежные зубы.
- Да хватит уже! Мы и так набрали довольно! Нельзя же есть круглый год одни маринованные сливы!..
- Конно! Да спускайся же, хватит! Пойдём лучше играть в мяч на лужайку! - крикнул Такао.
- И верно, довольно, Конно-сан! - подхватил Кадзуя. - Уже надоело собирать эти сливы… Спускайтесь!
Разница в обращении детей к работнику чувствовалась мгновенно. Старший, Такао, вырос в большом доме с дедушкой и бабушкой, а Кадзуя воспитывала на Цунамати мать.
Конно даже не двинулся:
- Спущусь, спущусь, уже скоро. Мальчики, пока поиграйте сами. Если я не соберу все сливы, достанется мне от вашей бабушки! - отозвался он и снова принялся трясти ветви.
Мальчишки ещё постояли под деревом, тщетно взывая к Конно. Но потом сдались.
- Ну ладно, приходи попозже!
- Мы будем на лужайке! - крикнули они и помчались вверх по склону.
- Конно-сан, в самом деле, достаточно! Хватит уже, спуститесь и отдохните. Вы же сами говорили, что вам сегодня ещё готовиться к экзамену…
- Да… Но экзамен начинается только в шесть.
- Вот я и говорю, перед экзаменом лучше отдохнуть, настроиться и спокойно повторить материал, - заметила Суга.
- Не беспокойтесь, всё будет хорошо! - рассмеялся Конно и стал спускаться, переступая с ветки на ветку - затем легко спрыгнул на землю.
- Нобу! Ёси! Отнесите сливы на кухню и хорошенько промойте, - приказала Суга служанкам. Те с усилием подняли корзину и, сгорбившись под её тяжестью, побрели вверх по холму.
- Посмотрите, сколько листьев нападало! Какой свежий запах… - вздохнула Суга, потом взяла в руки метлу и принялась сметать в кучу палые листья.
- Остановитесь, госпожа! Я сам подмету…
- Нет-нет, вам нужно отдохнуть!
- Пустяки. Несколько дней назад вы лежали с мигренью! Хотите, чтобы вам опять стало плохо, госпожа? - Конно выхватил метлу из рук Суги и принялся сгребать листья.
Некоторое время Суга стояла неподвижно, молча глядя в землю, от которой поднимался густой аромат травы, потревоженной резкими движениями Конно, затем тихо сказала, не поднимая глаз:
- Вы опять за своё, Конно-сан… Не нужно называть меня госпожой.
Конно смущённо крякнул и опустил метлу.
- О, простите меня, простите великодушно! Это я по привычке… Как-то само вырвалось. Но ведь вокруг никого нет, так что ничего страшного не случилось!
- Никого, говорите… А потом кто-нибудь непременно напомнит об этом! Мне это очень неприятно…
- Скажут, наверное, что в доме не может быть две госпожи… Кто-то назвал хозяйку китайской императрицей… До чего отвратительная старуха!
- Как вы можете говорить так о нашей хозяйке?! Конно-сан… Она же госпожа!
- В этом доме есть только один хозяин - Сиракава-сан. Меня просто бешенство душит, когда она обращается к вам так фамильярно, будто вы - простая служанка! Все, конечно, величают её "госпожой", но что связывает её с господином? Как ни взгляни, настоящая госпожа здесь - вы! Разве нет?
Суга стояла, опершись рукой о ствол сливы, небрежно двигая садовые гэта белыми пальчиками ног. Она молча слушала пылкие излияния Конно. Слова студента наполняли её сердце сладкой болью.
- Вы не должны говорить такое. Госпожа очень сильная личность, она даже сильнее хозяина. И он её глубоко уважает, что бы там ни казалось со стороны. Если она вас невзлюбит, недолго вам быть в этом доме…
- А мне наплевать! - Конно раздражённо швырнул метлу в сторону. - Слишком уж вы покорны, барышня Суга! Нужно только нашептать господину на ушко нужные слова, и поставить старую каргу на место!
- Какие ужасные вещи вы говорите… да разве я смогу сделать такое? - пробормотала Суга, распахнув свои огромные, мрачные глаза. В чёрной радужной оболочке мерцали голубые крапинки.
Пару дней назад Томо отправила Конно в районную управу за какими-то бумагами. Поскольку самой её дома не оказалось, по возвращении Конно сунул бумаги Суге вместо того, чтобы вручить их лично Томо. Спустя какое-то время Томо окликнула Конно, встретившись с ним в коридоре.
- Конно-сан… Вы принесли бумаги из районной управы?
- Да, я принёс документы, но вас не было дома, я и отдал их госпоже Суге.
Конно всегда чувствовал себя не в своей тарелке в присутствии Томо. Вот и сейчас он ссутулился и втянул голову в плечи, соблюдая официальный тон.
- Вот как… Выходит, вы отдали Суге…
- Ну да… - Конно пошёл было дальше, однако Томо кашлянула, давая понять, что разговор не окончен.
- Постойте-ка, Конно-сан. Я хочу обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Прекратите называть Сугу госпожой. В этом доме лишь одна госпожа - это я. Если кто-то и впредь будет позволять себе вольности, то вскоре все домочадцы отобьются от рук.
Томо говорила мягко, почти ласково, но Конно показалось, что его ударили по голове молотком. Он подобострастно поклонился и ретировался. Бросив украдкой взгляд на Томо, он отметил, что её гладкое желтоватое лицо осталось совершенно бесстрастным. Выражения глаз было не разобрать под тяжёлыми, немного припухшими веками.