Конно нанялся в дом Сиракава около года назад, рассчитывая, что служба в усадьбе позволит ему немного подзаработать и продолжить учёбу в вечернем фармакологическом колледже. Поначалу Конно, как и все в доме, называл Сугу "барышня Суга". Казалось, что Суга и в самом деле выполняет роль экономки. В отсутствие Томо, частенько отлучавшейся из дому, она рассеянно бродила по комнатам, заглядывала на кухню, передавая челяди инструкции Сиракавы и выполняя его прихоти. Когда ей решительно нечем было заняться, она садилась в гостиной у жаровни-хибати, курила длинную трубку или читала вслух для Юкитомо книгу или газеты. По ночам, она, разумеется, стелила себе в комнате Юкитомо. Одна деталь ярче прочих говорила о её особом положении в доме - рассадка во время трапезы членов семейства Сиракава.
Сам Юкитомо восседал на почётном месте, следом садились Томо с Такао, затем шли остальные. Даже Митимасе, Мие и их детям отводились свои места, когда они обедали в усадьбе. Перед каждым ставили маленький лакированный столик. Служанка выносила большую лакированную бадейку с варёным рисом, водружала её посреди комнаты и садилась подле. И только у Суги не было столика. Она сидела спиной к служанке, лицом к Юкитомо, за его столом, и прислуживала господину - накладывала в чашку рис, очищала от костей рыбу… Сама она тоже брала еду с хозяйского блюда.
Зрелище стареющего Юкитомо и молодой красавицы Суги, едящих с одной тарелки, говорило о странной близости, немыслимой даже между женой и мужем, между отцом и дочерью. Любой человек со стороны понял бы всё с первого взгляда.
Увидев впервые эту картину, Конно тотчас же догадался, какой подтекст вкладывают слуги и посетители в обращение "барышня Суга".
В большой семье Конно было девять детей. Сам он шёл третьим по старшинству и после школы какое-то время служил учеником в захудалой аптеке в Тибе, но честолюбие не давало ему покоя, и он возмечтал получить лицензию аптекаря. За этим он и приехал в Токио и за короткое время успел сменить несколько добропорядочных семейств, к которым успешно втирался в доверие. Человек он был мелочный, ограниченный, однако быстро соображал, кто в доме настоящий хозяин и за какие ниточки нужно дёргать, чтобы получить желаемое.
Едва попав в дом Сиракава, Конно тут же усвоил, что Юкитомо - непререкаемый авторитет и полновластный хозяин, а Томо отводится роль управительницы, что с мужем её ничего не связывает, а вот Суга и внук Такао - две самые большие привязанности Юкитомо.
В Такао дедушка и бабушка души не чаяли, Суга, видя это, тоже баловала Такао и потакала ему во всём, а потому, решил Конно, верный способ добиться расположения Юкитомо - это завести дружбу с мальчишкой. Кроме того, молодому холостяку иногда требуется помощь заботливых женских рук, например, починить одежду. Нужно упрашивать служанок, и вообще унижаться однако всё решается молниеносно, если за Конно просят Томо или Суга. Томо с её холодной чопорностью оставалась для Конно непостижимой загадкой, неприступной скалой, но вот Суга… За сомнамбулической медлительностью движений и вялостью речи угадывалась некая тень несбывшихся желаний, тщетных надежд и разбитых амбиций.
- Не понимаю, почему барышня Суга не съедет отсюда и не поселится в собственном доме, - заметил он как-то в разговоре с Маки. - Она бы осталась наложницей господина, но при этом стала госпожой и хозяйкой!
Маки только головой покачала.
- У нёс на такое не хватит духу. Она молчаливая, замкнутая, угрюмая… Что ни говори, она попала сюда пятнадцатилетней девчонкой и провела в этом доме без малого двадцать лет. У неё нет такой хватки, чтобы вить из хозяина верёвки. А кроме того наш хозяин всегда делает только то, что считает нужным. Вряд ли он отпустит женщину, которая столько лет была его собственностью. Особенно теперь, когда он начал стареть. Бедная барышня Суга, у неё нет ребёночка… Как подумаю о её будущем, просто сердце от жалости разрывается!
Вскоре после этого разговора Конно начал обращаться к Суге как "госпожа Сиракава" и именовать её "молодой хозяйкой" в разговорах с домочадцами. Когда он, словно бы невзначай, впервые назвал её так, Суга обомлела от страха. Она широко распахнула глаза и открыла рот, словно хотела что-то сказать, но, судорожно сглотнув, не ответила ничего. От внимания Конно не ускользнула вспыхнувшая на её лице мгновенная радость.
- Конно-сан, хозяину не нравится ваше синее кимоно. Он говорит, что оно полиняло. Я и купила для вас отрез хлопковой ткани. Я велю Ёси сшить для вас новое кимоно, носите себе на здоровье!
Голос у Суги звучал уныло и удручённо, словно ей было в тягость исполнять волю хозяина, на самом же деле это она вложила идею в голову Юкитомо.
- Конно-сан очень часто выходит на улицу вместе с маленьким господином Такао. Он выглядит просто ужасно в этом поношенном кимоно… Оно даже на локтях протёрлось! Но ведь ничего не скажешь, верно? Ведь он всего лишь слуга… - посетовала она между делом, нахмурив брови.
- О чём ты только думаешь, женщина! - проворчал Юкитомо. - Сделай то, что считаешь нужным, - пусть выглядит прилично. Он живёт в нашем доме, и ты должна больше заботиться о репутации семьи.
То, что Конно стал величать Сугу хозяйкой, мало что изменило в её положении. Прочие слуги и приходящие торговцы по-прежнему обращались к ней "барышня Суга". Да она и сама понимала, что не должна допускать такого.
Тем не менее слово "хозяйка" в устах Конно ласкало слух, наполняя Сугу немыслимым счастьем. Да… Как ни лелеял её Юкитомо, до тех пор, пока она живёт под одной крышей с законной женой, не суждено ей открыто купаться в лучах любви и заботы. Она обречена быть в тени Томо, и следить за малейшим её движением.
Конечно, ни Юкитомо, ни даже Томо не подозревали, какая тоска, отчаяние и бессильная ярость сжигают Сугу. И лесть Конно, словно червь, проникала в самое сердце.
Видя, что Суга начинает оттаивать, Конно стал беззастенчиво говорить гадости о Томо, нашёптывая их на ухо Суге. Но чем яростней нападал на Томо Конно, тем упорней защищала её Суга. Она буквально упивалась собственным благородством и превосходством от мысли, что она не такая вздорная, как все наложницы. Это была увлекательная игра, и Суга даже не поняла, когда перешла черту, и дистанция между нею и Конно стала опасно сокращаться.
Поскольку первым и последним её мужчиной был человек, старше её почти на тридцать лет, Суга привыкла играть роль маленькой девочки. Вечная женщина-дитя не способна на материнское чувство к юноше, моложе её на десять лет. По сравнению с Юкитомо Конно был чересчур легковесным, несерьёзным, в нём не хватало мужской основательности. Поначалу он был ей так безразличен, что Суге и в голову не приходило сравнивать его с Юкитомо. Но постепенно Конно, откровенно недолюбливавший Томо, добился желаемого: его невзрачная физиономия и тщедушное тело стали необъяснимо притягивать Сугу. Конно знал, что Суга страдает хроническим геморроем, обострявшимся со сменой сезонов. Сугу лихорадило, eе мучили страшные боли, но ещё сильнее страдала она оттого, что не могла никому пожаловаться на мучения. Конно был на короткой ноге с соседским аптекарем и как-то принёс Суге сбор диковинных китайских трав, о которых та слыхом не слыхивала. Улучив момент, когда вокруг никого не было, Конно тайком сунул ей подарок. Сколько Суга ни пыталась отдать ему деньги, Конно так и не взял их, отталкивая купюры белыми пальцами.
- Не нужно, не нужно, - твердил он, - а то узнает наша императрица, опять будет злиться, так что никому не рассказывайте!
Позволь себе кто-то другой подобную выходку, Суга бы непременно вспылила, потому что во фразе Конно содержался намёк на то, что Юкитомо недостаточно любит её. Однако Конно это сошло с рук. Суга бережно пересыпала травы в банку и принимала отвар, внимательно соблюдая инструкции.
- Как-то странно пахнет… - дразнил её Юкитомо. - А это, часом, не средство от женских болезней?
Суга наивно улыбалась и говорила:
- Мне это прислала жена брата, сказала, что хорошо помогает при моей болезни. Как же оно называется… Совсем запамятовала!
В такие моменты в уголках её рта проскальзывала мимолётная, призрачная улыбка, придававшая Суге почти зловещее обаяние. Это была самая страшная месть, которую она могла позволить себе в отношении Юкитомо.
Между тем в доме на Цунамати Мия почти каждый год производила на свет божий очередного младенца. Никто не мог с уверенностью сказать, что среди её пятерых детей нет отпрыска Юкитомо. Митимаса в своей невменяемости не задумывался о том, какие отношения связывают жену и собственного отца. Однако благодаря необходимости держать происходящее в тайне, на него золотым дождём изливались милости Юкитомо. Последние годы Юкитомо был великодушен, как никогда прежде, ведь дом в Цунамати стал для него тайным любовным гнёздышком.
Суга кривила губы в горькой усмешке, наблюдая в течение пяти лет, как вспыхивает в глазах Юкитомо жадный блеск вожделения. Суга опять становилась желанна! Но всякий раз приступ новой любви случался лишь после первого утреннего недомогания Мии и заканчивался с появлением на свет очередного младенца. Суга упорно пыталась убедить себя в том, что таковы все мужчины, однако не могла совладать с унынием. В результате её механизм защиты дал сбой, и она не смогла осадить Конно, к которому не испытывала никакого влечения.
- Ай! - стоявшая в зеленоватой тени дерева Суга съёжилась и потрясла головой.
- Что случилось? - па крик Суги подскочил Конно.
- Не знаю… Ой! На спине! Что-то по мне ползёт! Конно-сан, скорее, взгляните, что там такое!
- Может, букашка?
- Ужас! Гадость какая… Щекотно…
- Сейчас… Простите меня, пожалуйста… - Конно запустил руку за ворот кимоно Суги и провёл ладонью по пухлой белой спине. - Сейчас посмотрим… Где - здесь?
- Нет, ещё ниже… Жжёт! Да-да, вот здесь!
- О… Да это всего-навсего гусеница.
- Какая мерзость!
Не помня себя от отвращения, Суга оттолкнула руку Конно и передёрнула плечиками.
Конно со смехом бросил на землю гусеницу и раздавил ногой.
- Да на вас лица нет! Прямо побелели вся… Ну чего вы так испугались? Это всего лишь гусеница, подумаешь!
- Противно же… Говорят же - "мерзкий, как гусеница!" - Суга вскинула руки, поправляя причёску, словно страшась обнаружить на шее ещё одну гусеницу. По телу Конно пробежала чувственная дрожь. Его возбудила не столько болезненная красота лица Суги и глубина её глаз, в которых вспыхивали голубоватые искорки, сколько ощущение прохладной и влажной кожи.
- Всё ещё колет… Может, эта тварь меня укусила?
- Давайте посмотрим?
Конно снова протянул к ней руку, однако Суга плотнее запахнула ворот кимоно.
- Не стоит беспокоиться. Пойду в дом, пусть Ёси посмотрит. Может, надо смазать лекарством… - И Суга поспешно ретировалась.
Томо сидела вместе с другими прихожанками в филиале храма Ниси Хонгандзи в Цукидзи и жадно слушала проповедь. Прихожанок было сорок-пятьдесят. Проповедь читал учёный монах, присланный из Главного храма в Киото, - бритоголовый мрачный человек в очках с толстыми линзами, скрывавшими близорукие глаза. Поверх дорожного хаори из тонкого чёрного шёлка была накинута буддийская риза.
Проповедник говорил о благочестивой Вайдэи. Это ей Будда первой открыл учение Истинной школы Чистой земли.
Согласно легенде, Вайдэи и её супруг, индийский царь Бимбисара, не имели детей. Правитель возносил молитвы богам, чтобы они ниспослали ребёнка, и однажды боги явили милость. Бимбисаре была весть, что некий святой отшельник, на которого снизошло божественное откровение, возродится в образе принца. Но сначала он должен уйти из жизни. Бимбисара долгие годы ждал, когда преставится святой старец, но тот всё не умирал. Тогда Бимбисара, не в силах больше терпеть, втайне от жены послал своего слугу убить старца. Вайдэи тотчас же понесла и в должный срок родила младенца.
Царь души не чаял в сыне, которого он нарёк Аджаташатру, но мальчик рос злым и жестоким. Родного отца он ненавидел, словно врага. С годами нрав Аджаташатру становился всё более диким и необузданным. Наконец он заточил отца в темницу и обрёк на голодную смерть.
Велики были страдания Бимбисары, но ещё больше терзалась его супруга Вайдэи, беспомощно наблюдавшая, как сын тиранит отца. В её жилах текла царская кровь, к тому же она была матерью молодого царя, так что имела всё, что только душа пожелает. Однако сердце её терзалось денно и нощно, Вайдэи взывала к богам, пытаясь узнать, почему её сын, плоть от плоти и кровь от крови, так не похож на неё.
Дабы спасти от голодной смерти супруга, Вайдэи обмазалась мёдом и под покровом ночи пробралась в пещеру, где томился Бимбисара. Бимбисара, истощённый голодом и болезнями, лёжа слизывал мёд с тела жены. Так продолжалось недолго, вскоре всё раскрылось, и Аджаташатру запер мать в самой дальней темнице дворца.
Вайдэи больше не могла противостоять злу и лишь скорбела о собственном бессилии. Она погружалась в ад, в бездонную пучину мрака и ужаса, где рассыпались в прах идеалы гармонии и справедливости. Вперив взор во тьму каменного колодца, Вайдэи молилась, собрав угасающие силы. Она жаждала света. И воззвала со всей страстью своей души к Будде, пребывавшему в далёкой Земле:
- О Всемогущий! Помоги мне! Зачем мне жить и бороться в этом уродливом мире людей?
Молитва её достигла Будды, и он явил Вайдэи свой лучезарный лик. Будда поведал умирающей, обессилевшей женщине о роковых обстоятельствах рождения её сына Аджаташатру. А также о сверкающем великолепии Чистой земли, которая вскоре откроется ей за то, что она, несмотря на тяжкое бремя кармы, веровала истово и глубоко. То, что поведал ей Будда, ныне известно как "Амитаюрдхьяна сутра".
Страдания благочестивой Вайдэи были предопределены жестокой кармой, которую люди, при всех их мудрости и могуществе, изменить не в силах. Проницательная и сострадательная Вайдэи выносила в своём чреве зло. Её сын был воплощением кармы её супруга, теперь и она не могла не избегнуть мук, что принесёт рождённый ею дух зла. Проще было смириться и уподобиться закосневшему во зле Аджаташатру. Но эта мысль была противна Вайдэи, хотя борьба сулила ей чудовищные страдания.
- И благочестивая Вайдэи поняла, - сказал проповедник, - что власть, богатство, мудрость, - всё то, чего так жаждут люди, есть мирская тщета и суета сует. Осознав это, Вайдеи так страстно возжелала спастись, что воззвала к Шакьямуни. Он молилась за всех простых женщин, которые не умеют обрести истинную веру. И Будда услышал её стенания и открыл ей Путь к спасению.
- Основатель нашей школы, пресвятой Синран, в своём трактате "Таннисё" писал так, - заключил проповедник. - "Даже праведник смертен. Что ж говорить о грешниках?" Это следует толковать следующим образом. Человеком могут двигать самые благие намерения, но стоит лишь оглядеться, и становится ясно, что над всеми людьми тяготеет неотвратимый закон причины и следствия. Каждый постоянно творит зло, даже не сознавая того… Человек ничего не в силах изменить сам, и только Свет, приходящий извне, только молитва милосердному Будде Амиде может спасти его. Вот в чём суть учения нашей школы.
Проповедник привёл ещё пару примеров чудесного спасения верой, подобных истории благочестивой Вайдэи, и закончил проповедь. Даже во время проповеди некоторые прихожанки беспрестанно твердили "Наму Амида Буцу, Наму Амида Буцу!"
После того как проповедник покинул храм, всем поднесли чай и сладости. С благоговением вкушая угощение, прихожанки вели тихую беседу не столько на тему прослушанной проповеди, сколько о своих семейных делах. Эти сборища носили название "Женская церковь". Прихожанки были женщины из зажиточных и богатых семейств. Они собирались регулярно, раз в месяц. Иногда кто-то приводил с собой незамужнюю дочь или молодую подругу, но в основном это были дамы выше среднего возраста. Иногда на проповедь приходила сестра настоятеля храма - женщина, известная своей высокой учёностью. Она сидела, выпрямив спину и вытянув, словно журавль, длинную шею.
Томо обменялась несколькими фразами со знакомыми жёнами богатых дельцов, взяла сумочку-мешочек и покинула храм раньше других. Ей предстояла встреча с агентом по недвижимости семьи Сиракава в Кодэмматё. Речь шла о повышении арендной платы.
Проходя через главный зал, Томо молитвенно сложила руки. Миновав огромную территорию храма, Томо вышла за ворота и направилась в сторону Кодэмматё, всё ещё поглощённая мыслями об истории благочестивой Вайдэи.
Она познакомилась с учением "Чистой земли" по настоянию покойной матери больше десяти лет назад, незадолго до её смерти. Тогда мать жила в доме старшего сына в Кумамото. Томо совершила путешествие на далёкий остров Кюсю, взяв с собой совсем ещё молоденькую Сугу. Узнав о том, что Юкитомо привёл в дом наложницу, мать пришла в ужас. Томо хотелось успокоить её, предъявив ей Сугу. Пусть мать своими глазами увидит, что девушка больше похожа на застенчивую невесту, нежели на ужасную и дерзкую любовницу.
Увидев Сугу, мать действительно успокоилась, даже быстрее, чем ожидала Томо, но материнское сердце чуяло, как тяжко дочери жить под одной крышей с такой юной красавицей, ублажавшей мужа.
- Человек не в силах переделать свою жизнь сообразно своим желаниям, как бы он ни тщился. Прими свою участь и смирись. Уповай на милосердие Будды Амиды, - повторяла мать. Снова и снова она возвращалась к разговору о том, что Томо, вернувшись домой, непременно должна посетить храм Хоигандзи и обрести утешение в учении "Чистой земли".
Лишь после смерти матери Томо вспомнила этот завет. Она оправдывала себя тем, что заботы о доме не оставляют свободного времени, но потом Эцуко выдали замуж, Митимасу тоже худо-бедно женили, даже внуки родились, - и теперь она уже не могла не исполнить последнюю волю матери.
Первое время Томо ходила в храм и слушала проповеди скорее из чувства долга, и никакие молитвы Будде Амиде не могли пролить бальзам на её истерзанное сердце. И только когда стало известно о тайной связи мужа с собственной невесткой, в её душе проклюнулись первые ростки веры…