- В общем, нет. Но есть признаки: палитра, техника исполнения…
- Сэр, давайте начистоту. Я думал о подарке своему папаше. Понимаете, мне хочется еще немного проветриться подальше от семейного бизнеса, и хорошо бы задобрить старика. Шикарный подарок - то, что надо! Может, тогда старик пока обойдется без меня. Он не против надувательства - если игра ведется в открытую.
- Эти картины… - начал было дядюшка.
- Вы сказали, Буше. Что-то такое я припоминаю из краткого курса истории искусств. Знаете, что будет, если я привезу Буше без подписи? Папаша наймет экспертов. Он помешан на экспертах. А знаете, что будет со мной, если этот Буше окажется фальшивкой? Я, выходит, пытался провести своего старика?
- А подпись избавит вас от подобных затруднений?
- Наверное. Хотя трудно сказать. Моего папашу так просто на кривой кобыле не объедешь.
- Может, тогда стоит взглянуть на кое-что еще, - продолжил дядюшка. - Я знаю, как заполучить великолепного Матисса с подписью. А может, вы заинтересуетесь "Головой женщины" Руо - замечательная вещь. Или взглянете на подборку Паске - изысканный вкус. Через несколько лет они будут стоить целое состояние.
- Показывайте всё, - ответил Тод. - Крошка говорит, у вас что-то с мартини не выходит.
- Вкус получается разным.
- А вы хорошо охлаждаете? Маккрендлер как-то сказал мне, что настоящий мартини - холодный мартини. Если вы не против, я вам смешаю. Хотите, сир?
- Спасибо. Мне бы хотелось поговорить о вашем отце, короле…
- Яичном Короле.
- Именно. Давно он король?
- Со времен депрессии. Тогда он и пошел в гору. Еще до моего рождения.
- Свое королевство он создал сам?
- Можно сказать и так, сэр. Ему сейчас никто не указ и не помеха.
- Он единоличный владелец королевства?
- Ну, формально нет, это корпорация, вы понимаете, но это не имеет значения, когда все акции в кармане.
- Мой юный друг, надеюсь, вы навестите меня в самом скором будущем. Мне хотелось бы поговорить с вами о королевских делах.
- А где вы живете, сэр? Крошка мне не говорит. Я думал, она стесняется.
- Думаю, она действительно стесняется, - сказал король. - Я живу в Версальском дворце.
- Ох, ни черта себе! Представляю, что будет, когда об этом узнает мой старикан!
Будто в честь короля, во Францию пришло мягкое, солнечное лето.
Дожди терпеливо ждали, пока ветер стряхнет пыльцу с соцветий винограда, пока набухнут тугие, плотные завязи, и только тогда небесная влага поддержала их, напоила живительным соком. Лозы впитывали из земли силы, купаясь в теплом воздухе. Еще не вызрело ни единой виноградины, а все уже соглашались, что вина этого урожая станут лучшими из лучших - какие вспоминают старики, рассказывая о славных деньках молодости.
Пшеница наливалась тяжелым золотом. Масло и молоко впитывали нежность необыкновенно пышных, ароматных трав. Трюфели выдавливали друг дружку из-под земли. Счастливые гуси глотали корм, едва не лопаясь от упитанности. Фермеры, как всегда, жаловались - всякий фермер обязан жаловаться на жизнь, это его общественный долг, - но жалобы их звучали оптимистично и радостно.
Отовсюду нахлынули туристы, и каждый из них оказался добрым и щедрым, так что даже носильщики на вокзалах улыбались - хотите верьте, хотите нет. Таксисты матерились с поразительным добродушием, а кое-кто из них даже признался, что в этом году дела идут неплохо - а от таксиста такое едва ли когда услышишь.
Добродушие овладело даже партийными лидерами, прочно угнездившимися в королевском совете. Все всё видели в радужном свете: христианским христианам казалось, что церкви полны верующих, а христианским атеистам - что пусты. Социалисты с упоением ворковали над своим проектом французской конституции. Коммунисты без устали объясняли друг другу тонкости партийной политики, ведущей от монархии к истинно народной власти. Кремлевские власти не только официально поздравили Францию с реставрацией, но и предложили огромный заем.
В "Правде" появилась написанная Алексеем Крупским статья о гениальном ленинском предвидении: вождь, оказывается, не только предсказал французскую реставрацию, но и одобрил ее как очередной шаг на пути к социалистической революции. Статья заставила французских коммунистов не только терпеть, но и горячо поддержать монархию.
Лига налогонеплательщиков растерянно умолкла под угрозой роспуска: из-за русского и американского займов никто не собирал вообще никаких налогов. Немногочисленные пессимисты угрюмо предрекали неминуемый конец изобилия, но их высмеивала в статьях и карикатурах почти вся французская пресса.
Французский "Ротари-клуб" разросся до таких размеров, что приобрел вес и влиятельность политической партии.
Домовладельцы дружно запросили у правительства субсидии и одновременно подали петицию о повышении квартплаты.
Правые и левые центристы настолько уверовали в безоблачное будущее, что дерзко предложили повысить цены одновременно с понижением зарплат. Предложение прошло, не вызвав ни забастовок, ни бунтов, и все посчитали, что дни коммунистов сочтены.
Америка, умиляясь французской стабильности, предлагала один заем за другим. Наблюдая долларовый дождь по соседству, окрепли и набрались оптимизма роялисты Португалии, Испании и Италии.
Британия хмурилась.
В Версале аристократы с упоением ссорились за право оказаться в почетном списке четырех тысяч наизнатнейших. А тайный дворянский комитет вынашивал планы возвращения французских земель их древним, по-настоящему законным владельцам.
Мадам Мари одной из первых заметила: для всех реставрация свелась к появлению короля. Все только и говорили: король то, король это. И никто, никто не обратил внимания на то, каково приходится королеве. Быть королевой не просто, но разве мужчины способны это понять? У Мари были фрейлины, королева без фрейлин не королева, но попробуйте попросите их о чем-нибудь. И попробуйте дождитесь результата. А эти камергеры, эти постельничие и управители дворцовых покоев - они скорее потратят час на обсуждение своих привилегий, чем смахнут откуда-нибудь пыль, а потом еще жалуются королевскому советнику, который выхлопотал им место.
Вы только представьте себе, сколько пыли скапливается в Версале! Сколько сил надо, чтобы содержать его в чистоте! Бесчисленные залы, лестницы, канделябры, панели, лепнина собирают пыль как магнит. Во дворце ни нормальной канализации, ни водопровода, хотя в парке к фонтанам и прудам проложено огромное количество труб.
Кухни находятся почти в миле от королевских покоев. Попробуй заставь теперешних слуг пронести целую милю поднос в королевскую столовую! В трапезной обедать невозможно - сразу заполучишь две сотни официальных гостей, а королевская семья и так еле сводит концы с концами. При распределении королевских денег никому и в голову не пришло подумать о королеве. Мари суетилась от рассвета до заката и все равно не успевала навести порядок в дворцовом хозяйстве. Да любую нормальную француженку это уже сто раз свело бы с ума!
Кроме того, во дворце жила так называемая знать. От их поклонов, расшаркиваний, их церемонных жестов Мари тошнило. Они всегда осведомлялись о том, каково ее мнение, и переставали слушать, едва она открывала рот - особенно когда о чем-то просила, а ведь просила она по-хорошему. И просила всего-то навсего выключить свет, когда выходишь из комнаты, убрать за собой грязное белье и сполоснуть после себя ванну. Более того. Несмотря на ее протесты, цвет французского дворянства продолжал ломать мебель, жечь ее в каминах и выплескивать содержимое ночных горшков на газоны. Мари не понимала, как можно так себя вести и как эти люди могли жить, когда никто не убирал за ними.
А разве король прислушивался к ее словам? О, король есть король. Он витал в облаках - еще выше, чем во времена забав с телескопом. Тогда он всего-то воображал себя профессиональным астрономом.
От Клотильды тоже не было никакого проку. Она влюбилась, и не как приличная, воспитанная французская девушка, а как сопливая американская студентка из Сорбонны. Она стала такой рассеянной и так вошла в роль принцессы, что перестала заправлять кровать и даже забывала стирать свое белье!
Наконец, бедняжке Мари даже не с кем было поговорить. Некому пожаловаться и не с кем посплетничать.
Не секрет - женщины не могут существовать друг без друга. Быть женщиной в одиночестве практически невыносимо. Мужчина всегда может выпустить пар: пойти на охоту и прикончить пару-тройку зверушек или поорать в восторге, глядя, как боксеры на ринге разбивают друг дружке носы. Мужчина может найти убежище в фантазиях и мечтах, в работе, в конце концов. А куда деваться домохозяйке? Можно пойти в церковь, можно излить душу на исповеди, но разве этого достаточно?
Женщине нужно общение с другой женщиной. Мари нужно было с кем-то поговорить. Не с фрейлинами, упаси Боже, и не с прилипчивой стаей расфуфыренных придворных. И не со старыми приятельницами по авеню де Мариньи - они не преминули бы использовать ее доверительность в интересах своих мужей.
Покопавшись в памяти, королева Мари в конце концов поняла, кому можно довериться: только старой школьной подруге Сюзанне Леско.
Сестра Гиацинта оказалась для королевы идеальной конфиденткой. Ее орден пошел на уступки и разрешил ей покинуть монастырь, понимая почетность и выгоды королевского предложения. Кроме того, приятно сознавать, что дражайшая королева - в надежных руках. Сестра Гиацинта переехала в Версаль, где ей выделили уютную комнатку с видом на клумбы и прудик с карпами - в нескольких шагах от королевских апартаментов.
Вряд ли кто-нибудь доподлинно узнает, насколько Франция обязана сестре Гиацинте миром и спокойствием. Вот пример того, с чем сестре приходилось справляться чуть ли не каждый день.
Королева плотно прикрыла за собой дверь, уперла руки в бока и сказала, едва сдерживая накипающее бешенство:
- Сюзанна, терпеть герцогиню П… терпеть эту - эту грязную, паскудную, склочную суку я больше не намерена! Знаешь, что она мне сказала?
- Успокойся, Мари, дорогая, - сказала сестра Гиацинта.
- Как я могу успокоиться? Мне что, терпеть ее грязные…
- Конечно нет. Об этом и речи быть не может… У тебя сигаретки не найдется?
- Что же мне делать?! - вскричала королева.
Сестра Гиацинта, чтобы уберечь пальцы от табачных пятен, зажала сигарету шпилькой, сложила губы сердечком и выдула колечко дыма.
- Спроси герцогиню, когда Гоги последний раз писал ей.
- Кто?
- Гоги. Нервный был мужчина. Очень симпатичный, но нервный. Как и все художники.
- Ага! - воскликнула Мари. - Я все поняла! Уж я спрошу, не сомневайся. Посмотрим тогда, как перекосится ее смазливое подтянутое личико.
- Ты имеешь в виду ее шрамы? Нет, дорогая, это не от подтяжек. Гоги был очень нервный мужчина.
Мари кинулась к дверям, сверкая глазами. Она рыскала по залам и бормотала сквозь зубы: "Ах, моя дорогая герцогиня, давно ли Гоги писал вам?"
А вот еще пример.
- Сюзанна, король опять заупрямился. Королевский совет обратился ко мне. Как быть с королевской любовницей? Ты не могла бы поговорить с ним об этом?
- У меня на примете есть идеальная кандидатура, - сказала сестра Гиацинта. - Внучатая племянница нашей настоятельницы. Спокойная, из хорошей семьи, слегка полновата, но, Мари, как она вышивает! Увидишь, она тебе понравится.
- Он и думать об этом не хочет, не то что говорить.
- Да ему и видеть-то ее не обязательно. Даже лучше, если он ее никогда не увидит.
Или:
- Не знаю, что делать с Клотильдой. Она все время в слезах и такая рассеянная. Одежду за собой не убирает. Эгоистка! И слушать ничего не хочет.
- В нашем монастыре такое случается. Особенно с молодыми послушницами, которые путают любовь к Богу с чувствами иного рода.
- И что тогда?
- Я спокойно подхожу и щелкаю по носу.
- Помогает?
- Да, прогнать рассеянность.
Королева ни на минуту не пожалела о том, что пригласила в Версаль старую подругу. И сварливая придворная братия занервничала, ощутив присутствие у трона железной, непреклонной воли, влияние, которое оказалось невозможным ни проигнорировать, ни высмеять.
На день рождения Мари сделала подруге королевский подарок: пригласила лучшего парижского массажиста, и он каждый день мял и растирал ей ноги. Заказала Мари и высокий экран с двумя отверстиями снизу, сквозь которые Сюзанна могла просовывать наружу ноги до колен.
- Не знаю, что бы я без нее делала, - говорила королева.
- Что? - рассеянно спрашивал король.
После неожиданного превращения в короля Пипин долго не мог опомниться. Он говорил себе, удивляясь и ужасаясь: "Я - король, а ведь я не имею представления о том, каким должен быть король". Он читал историю своих предшественников и не находил ответа. "Они хотели быть королями, - рассуждал он, - По крайней мере большинство из них. А некоторые хотели даже большего. В том-то и дело. Если бы я только сумел найти смысл своего призвания, ощутить, ради какой высшей цели надевают корону".
Во время очередного визита к дядюшке он спросил:
- Поправь меня, если я ошибаюсь: не будь ты в родстве со мной, ты чувствовал бы себя гораздо лучше?
- Ты преувеличиваешь, - ответил дядюшка Шарль.
- Ты уходишь от ответа.
- Да. Извини. Вы знаете, сир, я - ваш верноподданный.
- А если вдруг случится бунт? Переворот?
- Тебе нужна правда или верноподданничество?
- Не знаю. И то и другое, наверное.
- Не скрою, родство с тобой - существенная поддержка для моего скромного бизнеса. Дела у меня идут прекрасно, особенно с туристами.
- Значит, твоя верность питается твоими доходами. А если бы твои дела пошатнулись?
Дядюшка скрылся за ширмой и вернулся с бутылкой коньяка.
- Разбавить? - спросил он.
- А коньяк хороший?
- Хороший я бы не предложил разбавить… Ты хочешь перевернуть камень и посмотреть на ползучих тварей под ним. Ну что ж. Человек всегда надеется оказаться в трудную минуту сильным и честным. А когда эта трудная минута настает… Я надеюсь быть бок о бок с тобой до конца. Но и также надеюсь примкнуть к оппозиции за несколько мгновений до того, как станет очевидна ее победа.
- Спасибо за откровенность, дядюшка.
- Так будь и ты откровенным. Что тебя тревожит?
Пипин, потягивая разбавленный коньяк из бокала, сказал нерешительно:
- Король должен править. Чтобы править, нужно иметь власть. А чтобы иметь власть, нужно ее взять.
- Продолжай, мой мальчик.
- Люди, напялившие на меня корону, отдавать ничего не хотят.
- Ага, я вижу, ты учишься! Становишься, как говорят напуганные повседневной реальностью, циником. Чувствуешь себя пятым колесом в телеге Франции?
- Что-то в этом роде. Король без власти - абсурд, самоотрицание. А король с настоящей властью - чудовище.
- Извини, - прервал его дядюшка, - мышки спешат в мышеловку.
Он откинул занавес и вышел в магазин.
- Да? - услышал Пипин. - Да-да, она прелестна. Я подозреваю, чья это работа… да, может быть, его. Но должен предупредить вас: я в этом не уверен. Хотя, конечно, стиль, мазки… Взгляните, например, вот сюда - какая устремленность ввысь! Какой размах кисти! А костюмы… Сколько? Да пустяк! Ее нашли среди мусора в подвале старого замка. Я пока не изучал ее как следует. Конечно, вы можете купить, но стоит ли торопиться?… Эксперты? Услуги экспертов плюс очистки обойдутся в двести тысяч франков. Нет-нет, подумайте. У меня есть настоящий, несомненный Руо…
Тут собеседники перешли на шепот, а через пару минут послышался умоляющий голос дядюшки Шарля:
- Но вы хоть позвольте мне стереть с нее пыль! Говорю вам, я даже не изучил ее как следует!
Дядюшка вернулся, потирая руки.
- Мне стыдно за тебя, - сказал король.
Дядюшка подошел к наваленной в углу груде грязных, выдранных из рам полотен.
- Надо это перенести куда-нибудь. Из кожи вон лезу, чтобы разубедить их. Наверное, мучился бы угрызениями совести, если бы не знал они-то думают, что надувают меня.
Он понес пыльные полотна за полог.
- А, Клотильда! Заходи, отец здесь… - И крикнул: - Тут твоя дочь с яичным принцем!
Все трое появились из-за занавеса, подняв облачко пыли.
- Добрый вечер, сэр, - сказал Тод. - Ваш дядя учит меня бизнесу. Мы собираемся открыть галереи в Далласе, Цинциннати и Беверли-Хиллз.
- Мне стыдно за него!
- Я изо всех сил пытаюсь их разубедить, - начал было дядюшка Шарль.
- Очень ловко, - сказал король. - Но не ты ли сам внушаешь им то, в чем их разубеждаешь?
- Сэр, тут все по-честному, - сказал Тод. - Первое дело в бизнесе - создать спрос. Подумайте, сколько вещей людям и в голову не взбрело бы покупать, если бы их не убедили, что им это надо. Всякие средства от прыщей, косметика, дезодоранты. Я бы сказал, сэр, и автомобиль-то, по большому счету, без надобности - он заставляет людей ехать куда-то, куда им совсем не нужно. Но ведь желающим купить авто такого не скажешь.
- Во всем есть свой смысл, - сказал Пипин. - Нам мой милый дядюшка не рассказывал, почему украли "Мону Лизу"?
- Погоди-погоди, дражайший племянник! - возмущенно воскликнул дядюшка.
- Обычно он начинает эту историю так: я не могу назвать имен, но я слышал… М-да, он слышал…
- Никогда не мог понять, - вмешался Тод. - Ее украли из Лувра. И через год вернули. Так что, вернули подделку?
- Вовсе нет, - ответил король. - В Лувр вернули настоящую "Мону Лизу".
- Может, мы наконец поговорим о делах? - обиженно спросила Клотильда.
- Подожди, Крошка, я хочу послушать.
- Продолжай, дядюшка, - сказал король, - раз это твоя история. Верно?
- Не могу сказать, что мне она нравится, - заметил дядюшка. - Но ведь ни один честный человек не пострадал.
- Рассказывайте скорее, и покончим с этим, - сказала Клотильда нетерпеливо.
- Хорошо. Я, конечно, не могу назвать имен, но пока "Мона Лиза" отсутствовала, восемь ее копий купили очень богатые люди.
- И откуда были эти люди?
- Откуда обычно появляются богатые люди? Из Бразилии, Аргентины, Техаса, Нью-Йорка, Голливуда…
- Но почему вернули оригинал?
- Когда нашли картину, перестали искать вора
- Ага! - воскликнул Тод. - А как насчет купивших подделки?
- Покупка краденого шедевра - преступление, - сказал дядюшка веско. - А эти люди, судя по всему, умеют скрываться и скрывать. Когда обнаружилось, что купленное - это, мягко говоря, копия, никто не захотел поднимать шум. Полагаю, не ошибусь, если замечу, что никому не хочется выставлять себя дураком.
Тод расхохотался:
- Значит, если бы они были честными…
- Именно, - сказал дядюшка Шарль.
- Так что королю не нравится?
- У него чувствительная совесть.
- Я знаю, - сказал Пипин медленно, - все люди честные, пока их не начинают искушать выгодой. Я знаю, что не все могут устоять. Но отыскивать в человеке слабые места - бесчестно.
- Сэр, у вас, наверное, будут трудности с вашим королевским бизнесом, - сказал Тод.