- У него уже трудности, - сказала Клотильда с горечью. - Он не только хочет возвыситься надо всем, над всякой человеческой слабостью, он хочет, чтобы и мы карабкались за ним. Он хочет, чтобы все были хорошими, а так не бывает!
- Замолчите, мисс! Я не потерплю подобных разговоров в моем присутствии! Люди добры, пока могут быть добрыми. Все стремятся быть добрыми. Потому я не терплю, когда людей вынуждают быть скверными.
- Перед тем как они сюда вошли, - мстительно заметил дядюшка Шарль, - ты говорил о власти. Ты, если я не ошибаюсь, говорил, что король без власти - нонсенс. Если так, мой дорогой племянник, что ты нам скажешь по поводу прописной истины про власть, которая развращает, и абсолютную власть, которая развращает абсолютно?
- Власть не развращает, - отрезал король. - Развращает страх. Страх потери власти в том числе.
- Но разве власть не создает в людях как раз то, что порождает страх в носителе власти? Разве может власть существовать без страха, который и развращает? Можно ли получить одно без другого?
- Если б я знал! - ответил Пипин.
- Если ты получишь власть, - сказал дядюшка устало, - те самые люди, которые надели на тебя корону, захотят ее сорвать. Ты в этом сомневаешься?
- И ты советуешь мне успокоиться! Для тебя все это - только абстрактные идеи! А для меня… я дышу ими, ношу их на себе, я ем их, я сплю… Для меня этот разговор не просто игра умными словами. Это мука!
- Бедный мой мальчик, - сказал дядюшка со вздохом. - Я не хотел причинять тебе боль. Погоди! Я достану еще бутылку. На этот раз выпьем не разбавляя.
От коньяка щеки короля порозовели, а руки перестали дрожать. Пипин развалился в мягких глубинах бархатного кресла.
- Спасибо, - сказал он дядюшке Шарлю, - коньяк великолепный.
- Естественно - он набирался великолепия еще со времен Гентского договора. Хочешь еще? Заметь, этим простолюдинам я не предлагаю.
Тод Джонсон взял руку Клотильды, зажал в своих ладонях.
- Тут, в общем, есть одна проблема, - начал он смущенно. - Вы знаете, я встречаюсь с вашей дочерью. Она мне нравится. Если б все было как обычно, я бы… ну… в общем, как всегда в таких случаях, но, видите ли, сэр, вы мне тоже нравитесь, да, и потому я хочу спросить у вас…
Пипин улыбнулся:
- Спасибо. Одна из неприятных особенностей королевского положения - никто не может себе позволить любить короля, и король не может отважиться полюбить кого-нибудь. Вы обеспокоены тем, что Клотильда - принцесса крови, не так ли?
- В общем, да. Вы же знаете, сколько у англичан было хлопот с принцессой. Я не хочу навредить Клотильде, да и себе тоже.
- Тодди, - сердито перебила его Клотильда, - ты что, пятки смазываешь?
- Мне кажется, я не совсем понял, - сказал Пипин. - Пятки? Смазывать?
Тод засмеялся:
- Клотильда берет уроки по берлицевскому курсу американского сленга. Мне кажется, она не совсем точно выразилась. Она имеет в виду, что я навострил лыжи.
- Собирается сказать "адью", - вставил дядюшка Шарль.
- А вы и правда собираетесь? - вежливо спросил король.
- Этого-то я как раз и не могу решить. Я тут почитал немного. Сэр, ведь французские короли всегда соблюдали Салический закон, правда? А по этому закону женщины наследовать не могут, верно? И потому ведь не важно, за кого принцесса выйдет замуж. Ведь так?
- Все правильно, - Пипин одобрительно кивнул. - Кроме одного. К Салическому закону это не имеет никакого отношения. Женщины знатных родов всегда использовались в качестве приманки для других знатных родов - вместе с их земельными владениями и титулами.
- Типа канифоли для пайки, - заметил Тод.
- Но Салический закон - не закон, - вмешался дядюшка Шарль. - Это обычай, принесенный нам германцами. Он тут ни при чем.
- Дядюшка, - возразил Пипин, - но, по твоему же определению, наши предки Эристаль и Арнульф - германцы. Что касается вас, мой молодой друг, - он повернулся к Тоду, - я не знаю, как раз решится вопрос с наследованием. Клотильда - мое единственное дитя. Я не разведусь с женой ради рождения наследника, а моя жена уже миновала тот возраст, когда… Вы меня понимаете. Не исключено, что общественное мнение вынудит Клотильду стать матерью королей. Обычаи, особенно обычаи бессмысленные, намного сильнее законов. Вы согласитесь… не смазывать пятки до того, как дело не прояснится? Кстати, какое масло имеется в виду? Машинное? Или, возможно, касторовое?
- Провалиться мне, если я знаю, - ответил Тод. - В сленге пытаются разобраться только те, кто им никогда не пользуется. Вы имеете в виду, сэр, что мне пока не стоит делать ноги?
- Именно, - сказал король. - Знаете, вторая наиважнейшая обязанность привлекательной аристократки - добыча денег для семьи.
- Если вы о Петалуме, то на это не рассчитывайте. Я знаю своего старика - распоряжаться он назначит попечителей.
- С попечителями или нет, Петалума все равно делает вас завидным женихом, - сказал дядюшка Шарль. - Французы отнюдь не любят оставаться в дураках. Выйти за богача, кто бы он ни был, во Франции никогда не считалось глупостью.
- Понятно. Спасибо за поддержку. Значит, я вроде как член семьи - до поры до времени, конечно. Потому я и спрашивал. Я знаю, вы король и старше меня, но опыта королевского у вас вроде как-то не слишком. На руках куча козырей, и каких, но стоит сыграть не так - и все полетит к чертям собачьим.
- Такое случалось в прошлом, - Пипин вздохнул. - И не слишком давно.
- Я бы хотел поговорить об этом, сэр, раз я сейчас, если можно так выразиться, подмастерье вашего семейного дела.
- С меня хватит! - заявила Клотильда. - Политика! Надоело. Сплошное занудство.
- Правильно! - Тод рассмеялся. - Говорят, мы, американцы, всегда на работе треплемся про секс, а в спальне - про работу. О’кей, мы собрались прошвырнуться, и нам уже пора. Но, сэр, я бы хотел переговорить с вами.
- С удовольствием. Приезжайте в Версаль, поговорим.
- Был я там. Там всяких дармоедов как тараканов. Я вам вот что скажу, сэр: может, заглянете ко мне, в мой номер в "Георге Пятом"?
- Одна из главных сложностей моего положения в том, - ответил король, - что я не могу поехать куда хочу. Приходится заранее предупреждать управляющих, оповещать тайную полицию, сообщать о визите газетам. Ваш номер обыщут, по крышам окрестных домов расставят по лицейских. Быть королем - не такое уж большое удовольствие.
- В "Георге Пятом" французы не появляются годами, - возразил Тод. - К тому же сейчас там остановились Грейс Келли и Ава Гарднер. Туда мышь не проскользнет. Во всей Франции укромней места для короля не найти.
- Пожалуй. А то я уже подумывал о переодевании.
- Ради Бога, не надо, - сказал дядюшка Шарль. - Ты же начисто лишен актерского таланта.
Королева придвинула кресло поближе к шезлонгу, где сестра Гиацинта обычно предавалась благочестивым раздумьям.
- Я всегда говорила, что Пипин не от мира сего, - пожаловалась королева. - Он за своим телескопом мира не видел, а сейчас и того хуже. Бродит, уставившись в пол, и бормочет. Когда я обращаюсь к нему, не слышит. Он мучается, я же вижу. Поговори с ним, Сюзанна. Прошу тебя. Ты же хорошо знаешь мужчин.
- Знаю, - согласилась сестра Гиацинта, - но хорошо ли?.. И что я ему скажу?
- Попробуй выяснить, что его тревожит.
- Возможно, он просто не хочет быть королем.
- Чепуха! - отрезала королева. - Всякому хочется быть королем.
Мари втянула супруга в комнату сестры Гиацинты за рукав.
- Это моя лучшая подруга, - сказала королева и спохватилась: - Ох! Совсем забыла! Мне нужно бежать! Извини, ради Бога.
И убежала.
Король равнодушно посмотрел на монахиню.
- Садитесь, сир, - предложила она.
- Боюсь, я не слишком хорошо исполнял свой христианский долг, - сказал он.
- В некотором смысле я тоже. Я двадцать лет провела на сцене.
- То-то мне показалось, я вас где-то видел.
- В этой сутане? Вы мне льстите, месье. Очень немногие, скажем так, обращали внимание на мое лицо.
- В таком случае, должно быть, вы обладаете несравненными прелестями…
- Под этой сутаной? Спасибо за комплимент. - Сестра Гиацинта засмеялась. - Я - школьная подруга Мари. Вы, наверное, слышали от нее рассказы про мадемуазель Леско. Вряд ли она упоминала о моей профессии. Мари принадлежит к числу тех счастливых людей, которые просто игнорируют то, к чему относятся с предубеждением. Я ей завидую.
- Моя жена - замечательная женщина. Но ни тонкость, ни хитрость к числу ее достоинств не относятся. Я иногда не догадываюсь, что именно у нее на уме, но есть у нее что-то на уме или нет, я всегда распознаю безошибочно.
Сюзанна откинула голову на спинку шезлонга и закрыла глаза.
- Вам интересно узнать, почему она привела вас сюда и оставила наедине со мной?
- Мне кажется, я догадываюсь.
- Она видит, что вы мучаетесь, не находите себе места. Что вас терзают сомнения.
- Меня часто мучили сомнения, а места я себе не нахожу почти всегда. Раньше это ее так не тревожило. Она противостояла этому с помощью соусов и всяких мелких вкусностей.
- Как всякая жена. Надеюсь, вам это помогало. Или по крайней мере вы говорили ей, что помогает.
- Не помню, наверное, говорил.
- Вы очень любезны, месье. Так скажите мне, что вас беспокоит? Чем мне успокоить Мари? Она тревожится за вас.
- Вряд ли я помогу вам успокоить Мари… Дело в том, что я не напрашивался в короли. Меня сорвали с места, как яблоко с ветки, и заставили играть роль, которую почти никто до меня не сумел сыграть хорошо, а некоторые играми из рук вон плохо.
- И вы не желаете покорно катиться, как сорванное яблоко?
- Да. К несчастью, я из тех, кто стремится все делать хорошо. Даже то, чего делать не хочется. Вы не поверите, сестра, но когда-то я мечтал научиться хорошо танцевать. Смешно, правда?
- Вы боитесь наделать ошибок?
- Ошибались даже лучшие из королей. Путь королей вымощен ошибками.
- Мне жаль вас.
- Не нужно меня жалеть. Мой дядя предложил мне перерезать вены в ванной. Я не воспользовался его советом.
- Некоторые предоставляли вести дела другим: министрам, совету, придворным. А сами наслаждались жизнью, - сказала сестра Гиацинта.
- Я думаю, это уже после того, как они сдавались. Королю трудно не быть королем. Цель его существования - править, а цель правления - заботиться о королевстве.
- Это ловушка, - сказала сестра Гиацинта. - Как и все благие намерения, это - ловушка. Руководствуясь ими, очень трудно сказать себе правду. Но благие намерения бывают двух видов. Первый - это страсть улучшать и исправлять. А второй - желание причинять как можно меньше хлопот.
- Вы очень верно это подметили, сестра, - заметил король. И та, заметив, как оживилось его лицо, поняла, что теперь он слушает ее по-настоящему внимательно.
- Мне это очень хорошо знакомо, - сказала она. - Я двадцать лет танцевала в "Фоли-Бержер" обнаженной - надеюсь, вдохновляя фантазии одиноких мужчин. А потом приняла постриг… Почему? Впечатляющих объяснений можно придумать много. Я их придумала и даже поверила им сама. Но на самом деле я просто устала.
- Вы так искренни.
- Не знаю. Поняв, что мое решение вызвано не такими уж высокими соображениями, я обнаружила в себе способность понимать и прощать, это оказалось не так трудно после того, как я перестала дрыгать ногами.
- А как же монашеские обязанности? Поклоны, молитвы, бдения?
- К этому быстро привыкаешь - это все равно что дышать. Легче делать, чем не делать.
Король встал, прошелся по комнате, почесал локоть, снова сел.
- Длинный получился прыжок, - сказал он. - Из грешниц - в святые.
Сестра Гиацинта рассмеялась:
- В себе грех рассмотреть трудно. Вот в других - легче легкого. Сам себя всегда оправдываешь необходимостью или благими намерениями. Только, прошу вас, не говорите этого Мари.
- Что?.. Хм, это мне и в голову бы не пришло.
- Мари - жена. Жены по-другому смотрят на такие вещи.
- Она очень добра ко мне, - сказал король.
Сестра Гиацинта посмотрела на него с удивлением:
- Надеюсь, вы это сказали из вежливости. Вы ведь так не считаете?
- Не понимаю, о чем вы.
- В женщинах нет доброты. Есть любовь, но для каждой это значит свое. Если бы я вышла замуж, возможно, я бы думала иначе. Скажите, сир, что было самым лучшим в вашей жизни?
- Зачем вам это знать?
- Если вы мне скажете, то, может быть, я скажу, чего вам не хватает, что вас мучит.
- Наверное… наверное, та комета. Когда я понял, что заметил ее первым, раньше всех на Земле! Меня захлестнуло ощущение чуда!
- …Они не имели права девать вас королем. Короли всего лишь повторяют старые ошибки. Даже если знают о них заранее… Теперь я понимаю вас, сир. Но помочь вам… Тогда вы не покончили с собой, а сейчас уже поздно. Комета. Да, я понимаю.
- Вы мне нравитесь, сестра, - сказал король. - Вы позволите иногда навещать вас?
- Если б я была уверена, что ваше чувство сугубо духовно…
- Но, сестра…
- То я запретила бы вам. - Сестра Гиацинта рассмеялась, как смеялась в женской гримерной за сценой "Фоли-Бержер". - Вы добрый человек, сир, а доброта привлекает женщин, как сыр - мышей.
Чуть ли не хуже всего действовало на короля постоянное навязчивое внимание. За ним следовали по пятам, перед ним заискивали, его обхаживали, на него глазели. Пипин даже подумывал о переодевании - на манер Гаруна аль-Рашида. Временами Пипин запирался в своей комнате, чтобы хоть немного побыть в одиночестве, не слышать и не видеть тех, кто постоянно вился вокруг него.
И однажды ему повезло. Королева, решив, что в кабинете супруга нужно прибрать, велела королю прогуляться, пока она подметет и вымоет полы. Пипин так и вышел в вельветовой куртке, потертой на локтях, в мятых фланелевых брюках и сандалетах на босу ногу. Бумаги он засунул в портфель, надеясь закончить работу с ними в саду. Как только он примостился на ограде пруда, появился садовник.
- Месье, - сказал садовник, - здесь сидеть воспрещается.
Король перебрался в тенек у парадной лестницы. И тут же его тронул за локоть жандарм:
- Месье, посетителям разрешено находиться здесь только с двух до пяти. Пожалуйста, пройдите ко входу во дворец и подождите экскурсовода там.
Пипин изумленно посмотрел на жандарма, а потом собрал бумаги и поплелся ко входу. Купил билет на экскурсию, открытки, потом вместе с толпой глазел на комнаты, огороженные бархатными канатами.
По всему дворцу сновали слуги и знать, и никто даже не глянул на человека в вельветовой куртке и сандалетах. Мимо деловито просеменила королева, не заметив мужа, а вся экскурсия пялилась на нее.
Не веря своему счастью, Пипин вместе с туристами прошел к выходу и сел в автобус, идущий в Париж. Король ликовал. Он не мог поверить своему счастью: у всех на виду он прогуливался по Елисейским полям и никто не узнавал его!
В "Кафе Селект" он заказал рюмку абсента и воду. Он сидел за столиком, радостно глядя на прохожих, слушал болтовню туристов, и свобода пьянила его.
Он ввязался в антимонархический спор с корреспондентом "Лайф". Корреспондент ехидно заметил, что король явно так и не смог очистить Францию от коммунистов. Пипин ухмыльнулся, стрельнул у корреспондента сигарету и пошел по Елисейским полям - мимо отеля "Принц Галлии" к отелю "Георг Пятый". В фойе короля остановил швейцар:
- Что вам угодно?
- Видеть мистера Тода Джонсона.
- Вы посыльный? Оставьте у…
- У меня его портфель, - соврал король. - Он просил отдать лично ему в руки.
- Портье может гарантировать… - начал было швейцар, не отрывая взгляда от королевских сандалет.
- Прошу вас, позвоните мистеру Джонсону в номер. Скажите, что мистер король принес его портфель из галереи дядюшки Шарля.
Тод встретил короля у дверей номера, сунул чаевые подозрительно поглядывающему на короля швейцару и похлопал короля по плечу.
- Ну вот, черт возьми! - сказал Тод.
- Пришлось попотеть, пока я сюда прорвался, - сообщил король.
- Один мой приятель говорил: если хочешь залечь на дно по-настоящему, устройся официантом в дорогой ресторан. Там никто никогда на официантов внимания не обращает. Присаживайтесь, сэр. Хотите выпить?
- О да, этот, как его, мар… март…
- Мартини?
- Точно, мартини, - радостно закивал король. - Знаете, один турист чуть не сдал меня в полицию за оскорбление королевской персоны.
- Вас, наверное, уже ищут.
- Надеюсь. Но сюда они вряд ли заглянут. Вы сами сказали - сюда французы не заглядывают… О, мой юный друг, у вас получается намного лучше, чем у моего дядюшки.
- Он никак не научится класть льда сколько надо.
- Моя собственная охрана выпроводила меня из моего же сада, - сказал король, сияя.
- Люди видят то, что привыкли видеть. А они не привыкли узнавать Их Величество в человеке без шляпы, да еще и с плешью на макушке. А как вы до такого додумались, сэр?
- По чистой случайности. Мари вдруг взбрело в голову убрать в моем кабинете. А потом садовник согнал меня с ограды.
- И вы не оскорбились?
- Что значит "оскорбился"? Да я был просто счастлив!
- Ну, я знаю голливудских знаменитостей, которые любят маскироваться: нацепят на нос черные очки, шляпу надвинут до бровей. Однако им не по нутру, когда их не узнают. Взять, к примеру, владельца трех крупнейших наших журналов. Он ненавидит паблисити, Постоянно про это говорит, но почему-то его все время случайно фотографируют. А мой отец…
- Я как раз хотел поговорить с вами о вашем отце, - перебил его Пипин.
- Я получил от него сегодня длиннющее письмо. Он не в восторге от моих встреч с Крошкой.
- Почему?
- Он сноб. Понимаете, он - человек, который сам себя сделал, а это самые жуткие снобы. Такие только на небо не смотрят свысока. Их отпрыски, правда, уже могут чуток расслабиться. Быть подемократичней. Мой папаша серьезно заинтересовался здешними делами. Он просил сказать вам, что расклад у вас хороший. И если правильно играть, есть шанс здорово подняться. Но он не верит, что у вас это получится.
- Как вы думаете, он смог бы приехать и помочь?
- Нет конечно! Он же сноб. Если и приедет, то потом - чтоб сказать, где и почему вы ошиблись. И уж точно оказаться правым.
Тод налил королю мартини.
- Это правда, что вначале ваш отец сам выращивал цыплят? - спросил король.
- Само собой. Он их ненавидит.
- И что, многие из ваших миллионеров, хозяев корпораций, начинали с самых низов?
- Ну да. Кнудсен начинал литейщиком. Бен Честнолих кочегарил, если не ошибаюсь. Да еще много кто. Чарли Вильсон, к примеру. Но от этого демократами они не стали. Скорее наоборот.
- Никогда не понимал Америку, - сказал король.
- Мы тоже, сэр. Можно сказать, у нас два правительства, и одно переходит в другое. Первое мы выбираем сами. Оно демократическое или республиканское, разницы почти никакой. А второе - это корпорации.
- И как они уживаются?
- Сам не знаю. Те, кого мы выбираем, они якобы демократы, но на самом деле автократы. Корпорации - по убеждению автократы, они все время друг дружку обвиняют в социализме. Социализм они ненавидят.