На этот раз Анна нелегко обживалась в Суроже. С первых же дней на нее легла громадная ответственность - она ее сразу ощутила, а знаний, опыта, умения разбираться в обстановке было еще недостаточно Иногда она ловила себя на том, что смотрит Тарабрину в рот, как делают это ученики, чающие от учителя истины.
Двоякое впечатление производил на нее Тарабрин С одной стороны, опытный работник, умеющий принимать решения и разбираться в людях. С другой стороны, с каждым днем ей юсе заметнее в нем какое-то окостенение В районе он работал давно, к нему все привыкли, и он ко всем привык и, главное, привык быть для всех непререкаемым авторитетом. Он был умен, это было несомненно, но, к сожалению, сам-то он думал, что его окружают разве что только не дураки.
Бюро райкома состояло из очень разных людей, был здесь и председатель райисполкома Жуков, казавшийся Анне добродушным и весьма покладистым человеком, и директор леспромхоза Ванюшин, как говорили, "самый богатый человек в районе", державшийся несколько особняком - леспромхоз был в районе наиболее рентабельным предприятием, подчиненным непосредственно области, и редактор газеты Добровольский, молчаливый, не в пример большинству журналистов, и, кажется, очень добрый человек, и третий секретарь Щетинин, сочетавший в себе прилежание и суетливость…
Все они казались неплохими людьми, со всеми можно было работать, но Анне претило, что все они слишком послушны Тарабрину. Во всяком случае, никто не пытался спорить с Тарабриным, если даже держался, как замечала иногда Анна, иного мнения.
Но хотя Анна осуждала в других эту черту, сама она тоже не решалась спорить с Тарабриным, чувствовала себя еще ученицей, только присматривалась к делам.
Как часто Анна чувствовала теперь, что ей не хватает ума, знаний. Многое надо было понять, и она принялась искать, кто бы мог объяснить ей происходящее. Она обратилась к Ленину. Это был родник, к которому она стала приникать все чаще. Раньше она читала его по обязанности. В техникуме. Перед вступлением в партию Теперь она обращалась к нему с интересом человека, ищущего правильного решения, и с каждым днем интерес этот усиливался Должно быть, для того чтобы понимать Ленина, нужно приобрести какой-то собственный опыт. Опыт жизни. Теперь она жила, читая Ленина, и именно Ленин, Анна отчетливо это понимала, во многом помогал разбираться ей в обстановке, и работать, и жить.
Весной между Тарабриным и Анной произошло первое столкновение. Полгода Анна ни в чем не осмеливалась ему перечить. Разумеется, он не говорил ничего такого, что шло бы вразрез с ее убеждениями. Все было разумно, правильно. Тарабрин, как и все, впрочем, работники райкома, стремился к успеху, не к личному успеху, разумеется, а к успеху района.
Он собирался на пленум обкома. Укладывал в папку материалы.
- Нашли время, - ворчал он. - Сев на носу, а тут пленум. Надо по колхозам ехать, а нас в Пронск. Очередная накачка. Разве может обком без накачки…
Перед ним сидели Анна и Щетинин. Тарабрин собирался и давал последние наставления.
- Анна Андреевна, медлить больше нельзя Все внимание севу. Возьмите под свой личный контроль. Звоните мне в Пронск по телефону. Каждый вечер передавайте сводочку. Меня не будет дня три-четыре. Было бы хорошо, если бы я перед возвращением мог доложить Петру Кузьмичу наши показатели. Контролируйте вспашку. Впрочем, вас не учить, вы агроном… - Он повернулся к Щетинину: - А вы, Павел Григорьевич, помогайте Анне Андреевне. Она человек новый. Это первый ее сев. Следите за сводками. Чтобы наглядная агитация не отставала. Передовики. Пусть Добровольский в газете…
Обычные указания! Щетинин к ним привык, они только для Анны звучали боевым призывом.
Тарабрин уехал. Щетинин пришел к Анне.
- Анна Андреевна, я в вашем распоряжении. - Он протянул ей бумажку. - Я тут набросал список. Всех, кого следует послать по колхозам. Почти все члены бюро, прокурор, из райисполкома. Обыкновенно Иван Степанович собирал всех перед отъездом, давал, так сказать.
- Накачивал?
Щетинин улыбнулся:
- Да, накачивал. И все разъезжались. До победного конца.
- Хорошо, - сказала Анна. - Оставьте у меня список.
- Медлить нельзя, Анна Андреевна. Собрать вечером или утром и пусть разъезжаются.
- Хорошо, Павел Григорьевич. Я хочу подумать Мы вернемся к этому через час…
Гончарова отличалась странностями. Все ясно, все шло заведенным порядком из года в год. Думать тут нечего Щетинин пожал бы плечами, но это было неуважительно, Анна Андреевна замещала Тарабрина, она могла пожимать плечами, а не Щетинин.
Анна осталась одна. Она позвонила. Она уже научилась вызывать звонком Клашу.
- Вот что… - сказала она. - Не пускайте ко мне никого. Я хочу подумать.
Это и Клашу удивило. Тарабрин запирался, чтобы писать доклад, готовить решение, говорить по телефону с Костровым. Но запираться, чтобы думать… Так он не говорил никогда.
Анна прошлась по комнате. Взад-вперед. За окном бушевал апрель Постукивал в окно. Падающими льдинками. Каплями. Воробьями. Скоро можно выставить зимние рамы…
Как она не любила, когда к ней в "Рассвет" приезжали всякие уполномоченные. "Товарищ Гончарова, пора сеять…" А она не знала, что пора сеять! "Анна Андреевна, пора косить…" А она не знала, что надо косить! Прокурор шел в поле и металлической линеечкой для черчения украдкой, чтобы не обидеть Анну, измерял глубину вспашки Точно она хотела кого-то обмануть и запахать свое поле на два-три сантиметра мельче, чем полагается! Точно она не была заинтересована в урожае! И вместо того, чтобы находиться в поле, она преподавала прокурору элементарные правила агротехники.
Нет, она никого не пошлет в колхозы. Ни Жукова, ни Щетинина. И не поедет сама. Зачем, например, приедет она сейчас к Поспелову? Да он оскорбится. Не доверяет, приехала проверять Челушкин и Кучеров в лепешку расшибутся, а докажут, что они и без Гончаровой умеют работать…
Но не все умеют работать. Хотят все, а умеют не все. По-настоящему, по-умному, по-научному умеют не все. Суть в этом, и этому ни Щетинин, ни она сама никогда и никого не научат. Ходить по пятам за бригадами - это еще не значит учить.
Нет, она никого не будет гонять по району Для чего Щетинину ночевать одетым в колхозе, помятым и невыспавшимся слоняться целый день по полям, а вечером передавать по телефону в райком, сколько засеяно га? Поспелов сделает это и без Щетинина.
Она опять вызвала Клашу.
- Клашенька, попросите Павла Григорьевича.
Он только и ждал приглашения.
- Когда же собирать, Анна Андреевна?
- Кого?
- Уполномоченных.
- Мы не будем их собирать…
Лицо Щетинина выразило полное недоумение.
- Я попрошу, Павел Григорьевич, срочно вызвать в райком полеводов и бригадиров из всех колхозов и совхозов, - твердо сказала Анна. - Скажем, на завтра утром.
- Сорвать их перед севом?
- Почему сорвать?
- А вы взвесили, Анна Андреевна?
- Павел Григорьевич, я ведь агроном и жила не в Москве, а в Мазилове, и я подумала о том, что было бы для меня полезно, продолжай я работать в колхозе…
Гончарова не отличалась опрометчивостью. Даже наоборот Щетинин не стал спорить.
Анна пригласила на совещание и Жукова, и Добровольского, она не хотела обособляться от других членов бюро, но она не хотела топтаться вместе с ними на месте.
Людей собрали в райком. Их было не так уж много. Полеводы, бригадиры да председатели некоторых колхозов, которые не удержались, явились без приглашения, хотели лично узнать, что нужно райкому от полеводов.
- Мы не будем посылать в этом году уполномоченных по колхозам, - сказала Гончарова. - Вы не дети и не нуждаетесь в погонщиках. Хотя для вас, может быть, хуже, что не будет уполномоченных. Ведь часть ответственности всегда перекладывалась на опекунов, а теперь вы будете отвечать за все сами. Но суть не в том, для чего вам повторять: сейте, сейте… Точно вы этого не знаете. Важно, как сеять В "Рассвете" в прошлом году собрали приличный урожай, в "Ленинском пути" еще лучше, а в "Красном партизане", извините, лапу сосут. Почему так? Не хотели сеять? Не умели сеять! У одних хорошо уродилось просо, у других - клевер, а в "Красном партизане" вообще ничего не уродилось. Но, я думаю, если мы пришлем туда в качестве погоняльщика прокурора, вряд ли от этого повысится урожай. Привлечь к ответственности он, конечно, кого-нибудь сумеет, но хлеба от этого не прибавится. Не лучше ли тем, кто чему-нибудь научился и умеет что-то делать, рассказать остальным, как он это делает. Почему кукуруза в "Рассвете" уродилась лучше, чем в "Ленинском пути"? Когда сеяли, как, какими семенами? Как обрабатывали посевы? Как, как… Вот чем надо делиться друг с другом. А не докладывать: засеяли столько-то и столько-то и обязуемся засеять к такому-то столько-то. Другим от того не легче, что вы засеяли. Мы просим всех, кто имеет какой-то полезный опыт, поделиться этим опытом с другими. И обсудить его. Каждую крупицу опыта вложить в общий котел. Речей не нужно. Считайте, что у вас агросеминар…
Анна озадачила приглашенных Некоторые пытались было доложить… о готовности к севу. Анна оборвала их.
- Вы это потом доложите. Лично мне, в кабинете.
Она не позволяла рапортовать. Она завела агрономический разговор. Хороша у вас кукуруза? А как лунку делаете? По скольку зерен кладете? Как заделываете? Объясните, объясните другим…
Жуков тоже вошел во вкус разговора. Анна советовалась с ним перед совещанием, изложила ему свой план беседы. Он жался, но согласился. А потом увлекся, стал спрашивать, рассказывать, где что видел…
"Вы записывайте, - твердила Анна собравшимся. - Не надейтесь на память. Потом расскажете дома В бригадах. В звеньях. Учитесь! Учитесь друг у друга…"
Получился деловой разговор. Люди не пошли даже обедать. Порядок нарушился. Спорили, расспрашивали, ссорились. Но это были добрые ссоры…
Когда все разъехались и они остались втроем, Анна, Щетинин и Жуков, она, сама не доверяя себе, с беспокойством обратилась к обоим:
- Получилось?
- Поживем - увидим, - осторожно ответил Жуков.
- Непривычно, - пожаловался Щетинин. - Будет нам от Ивана Степановича.
Анне и самой было непривычно, но на этот раз она готова была спорить с Тарабриным.
Он вернулся на пятый день. Сводку о ходе сева ему передавали в Пронск ежедневно, но никто не осмелился сказать, что на этот раз сев проходит без уполномоченных. Тарабрин узнал об этом по возвращении.
Он явился утром в райком, прошел к себе и только тогда вызвал Гончарову.
- Что это вы тут без меня натворили?
- Но ведь сев идет не хуже, чем в прошлом году, Иван Степанович.
- Почему не послали уполномоченных?
Анна набралась решимости.
- Целее будут.
Тарабрин вспыхнул.
- Оторвали полеводов от сева. Устроили какой-то семинар…
- Но ведь так лучше, Иван Степанович. Я сама агроном…
Он сухо поглядел на Анну.
- Здесь вам не сельхозотдел. Здесь райком, и вы прежде всего партработник.
- Иван Степанович…
- Вам было сказано?
- Я все взвесила, прежде чем принять решение.
Тарабрин откинулся на спинку кресла.
- Анна Андреевна, я задам вам лишь один вопрос: кто здесь первый секретарь - вы или я?
Анне не хотелось ответить так, как хотелось Тарабрину. Не хотела она отвечать, как школьница, что, мол, вы, конечно, а я только старалась…
- А я здесь что - пешка? - вызывающе ответила Анна. - Я вас уважаю, Иван Степанович, но ведь и я тоже.
- Я вас слушаю, слушаю, - холодно произнес Тарабрин. - Объясняйтесь.
- Я привыкла доверять людям, вот мое объяснение, - сказала Анна.
- Доверять, но и проверять, - поправил Тарабрин. - Вы забыли это партийное правило.
- Не каждый день и не по всякому поводу, - отрезала Анна. - Недоверие к людям меня не устраивает.
Тарабрин побледнел. От удивления и от возмущения Вот как она заговорила! Вот тебе и скромный, уступчивый агроном из "Рассвета"…
- Вас? - иронически переспросил Тарабрин.
- Не меня лично… - Анна спохватилась. - По-моему, это не устраивает партию…
Тарабрин не повышал голоса, не менял позы.
- Рано вы стали говорить за партию!
- А я всегда за нее говорила, - тихо сказала Анна. - Вы не помните, а я помню, как вы у меня, у беспартийной, грозились отнять партбилет.
Тарабрин с интересом посмотрел на собеседницу.
- Кажется, я ошибся в вас…
- Нет, - ответила Анна. - Ни я в вас, ни вы во мне не ошиблись, дело у нас с вами одно.
XXXVII
Второе столкновение с Тарабриным у Анны произошло из-за масла, из-за коровьего масла, которого сурожцы не видели в продаже уже несколько месяцев.
Анна пришла на работу, развернула районную газету и так и ахнула! Полугодовой план по сдаче молока выполнен! Июнь еще не кончился, а план выполнен. Сто процентов. Даже с какими-то десятыми. Анна знала положение дел в районе. С кормами на фермах не густо, надои невелики, район не мог выполнить план. К концу июня должны были набрать девяносто пять, девяносто шесть процентов. И то хорошо. А тут - на тебе!
Анна принялась изучать сводку.
"Красный партизан" - на последнем месте. Семьдесят процентов. Правильно. У них ни кормов, ни голов… За чей же счет выполнен план? На первом месте "Ленинский путь". Сто двадцать. Ну, допустим, там люди оборотистые. Впрочем, у них с кормами лучше, чем у других. "Рассвет"… Сто девять… Враки! Что касается "Рассвета", Гончарову не проведешь, Анна не хуже Мосолкиной знает положение дел в "Рассвете". С кормами там уже весною было туговато. Не могли они выполнить…
Анна позвонила в "Рассвет". Вызвала Челушкина. Челушкин сменил ее на посту секретаря парторганизации.
- Григорий Федорович, откуда вы столько молока взяли?
Он замялся.
- Марья Филипповна надоила.
- Нет, серьезно.
Челушкин задал дипломатический вопрос:
- А вы для чего - хвалить или ругать?
- Ну как же хвалить, когда это невозможно?
Она почувствовала, ее собеседник задумался.
- Анна Андреевна, я итоги не подбивал. По-видимому, набрали. Василий Кузьмич с Малининым считали. Я ведь надои не проверяю…
Раздражение все сильнее овладевало Анной.
- Позовите-ка к телефону Мосолкину. Найдите ее, и пусть она мне позвонит. Впрочем, нет… - Анна передумала. - Григорий Федорович, не говорите, что я звонила. Я сама приеду…
Она еще не очень-то ясно отдавала себе отчет, почему сообщение о выполнении полугодового плана по молоку привело ее в такое раздражение. Очень уж кстати была эта сводка. Дела в районе шли не блестяще. Район, правда, не числился в отстающих, но и хвастаться было нечем. В области давно поговаривали, что Тарабрин засиделся в Суроже. Сводка по молоку на какое-то время затыкала критикам рты.
На войне малейший самообман нередко приводил людей к гибели. Обман нарастает, как лавина. Ложь ложью погоняет. Сводка о молоке была фальшивой. Анна еще не знала подробностей, но это-то она знала. Не упоминайся в сводке "Рассвет", она, может быть, прошла бы мимо, но "Рассвет" не мог выполнить план на сто девять процентов…
Она позвонила Тарабрину.
- Иван Степанович, хочу съездить в "Рассвет".
Тарабрин даже не спросил - зачем.
- Пожалуйста. Можете взять машину. Я буду в городе.
В Мазилове Анна проехала прямо на ферму.
- Ну как, девочки, дела?
Дневная дойка только что кончилась. Зоя Черемисина, одна из лучших доярок, откинула с ведер марлю.
- Смотрите. Это от всей моей группы.
- Маловато.
- Кормим слабо.
- А вас премировать собираются.
- Не откажемся…
Анна нашла Мосолкину.
- Марья Филипповна, как у вас план?
- Что-то около ста.
- А в Кузовлеве?
- Поменьше.
- А как же в сводке?
- А это уж вы Василия Кузьмича спрашивайте…
Василий Кузьмич был где-то на сенокосе, его нашли, привели, он вошел обрадованный, улыбающийся. Он уважал Анну, считал ее чуть ли не представителем "Рассвета" в райкоме.
- Василий Кузьмич, откуда такие проценты?
Поспелов невозмутим.
- А это мы немножко вперед. Перестраховываемся.
- Да, но откуда их взяли?
В глазах Поспелова мелькнула лукавая улыбка.
- Ловкость рук, и никакого мошенства. Резервы, резервы, Анна Андреевна…
Анна нахмурилась.
- Я серьезно спрашиваю. Спрашиваю вас как секретарь райкома. Откуда вы взяли молоко? Было молоко или это приписка?
Поспелов вдруг понял, что Анна не шутит, что она рассержена, и заерзал на стуле, как грешник на сковороде.
- Было, Анна Андреевна, было. Честное слово, - как-то невнятно пробормотал он. - Купили. Купили и сдали в счет плана.
Анна окончательно помрачнела.
- У кого? Где? Вы объясните, Василий Кузьмич. Меня очень интересует это молоко.
Поспелов потупился.
- Это не молоко. Это масло. Мы маслом сдали.
Анна пристально посмотрела на Поспелова.
- Вы меня не обманываете?
- Анна Андреевна! Купили масло и сдали.
- Где?
- В райпотребсоюзе.
- Как же вы до этого додумались?
- Подсказали.
- Кто?
- Ну, это я не скажу.
- Много купили?
- Весь излишек.
- А деньги откуда взяли?
- Сами знаете, деньги у нас есть.
- Не ожидала я этого от вас, Василий Кузьмич…
Анна вернулась в город. Поехала на склад райпотребсоюза.
- Масло получали в этом месяце с маслозавода?
- Получали.
- Где оно?
- Продано.
- Кому?
- Населению.
- Врете. В магазины масло не поступало.
Легкое замешательство.
- Продавали со склада.
- Кому?
- Ну… Кто обращался.
- А кто обращался?
- А мы не знаем…
Здесь трудно подкопаться. Масло получено и продано. Может быть, даже в одни руки. Но деньги получены. За все масло. Все в порядке.
Анна поехала на маслозавод. Дудаков, директор завода, считался хорошим хозяйственником. Вежливый товарищ, с незаметным лицом, в недорогом зеленом венгерском костюмчике.
- "Рассвет" в этом месяце много масла сдал?
- Порядочно.
- А сколько именно?
- Сейчас уточним… Алексей Ильич!
Перед Анною предстал собственный муж.
- Сколько молока "Рассвет" сдал в июне, Алексей Ильич?
Алексей взял счеты.
- Сейчас сочтем.
Он защелкал костяшками.
- Это ты что пересчитываешь? - догадалась Анна. - Масло в молоко?
Он не ответил ей, закончил подсчет, назвал количество молока в литрах.
Анна гневно посмотрела на Дудакова.
- Вам "Рассвет" сдавал молоком или маслом?
- Молоком.
- А они говорят, маслом.
Дудаков невозмутимо смотрел на Анну.
- Они что-то путают.
Анна попросила показать квитанции. Сдаточные ведомости оформлены на молоко. По документам все везде правильно. Она ни с чем вернулась в райком. Не так-то легко опровергнуть сводку.
С Алексеем они встретились за ужином.
- Чего это тебя понесло на завод? - сразу обратился он к жене.
- Да, понимаешь, Алеша, молока не было и молоко сдали, - доверчиво объяснила она. - Нельзя же такие вещи допускать.