Следующий вопрос последовал от Хорсослава. Его круглое лицо излучало доброту и благожелательность.
- А ведаешь ли, юный княжич, что есть Женский Сонм?
- Женский Сонм - это богини наши, - ответствовал Святослав. - В коле Сварожьем есть дванадесять богов, ведающих своими месяцами, я их уже назвал. И каждый бог имеет жену-богиню: Лад имеет Ладу, Яро-бог - Живу весеннюю, Купало - Купальницу, Перун - Перуницу. Но в Женском Сонме тринадесять богинь. Каждые три Матери есть вместе Праноява, а каждая Праноява сложена из трёх богинь, и так составляют они четыре кола - весеннее, летнее, осеннее и зимнее. И лишь одна мать - мать Макошь мужа не ведает. Приходит она к нам каждый месяц полной луной и добавляет свой день к малому числу Яви, которое есть число двадесять девять. А Великое Число Яви есть дванадесять раз по тридесять, то есть триста шестьдесят дней.
Святослав, увлекшись образами, всплывающими из памяти, уже не обращал внимания, кто из кудесников задаёт вопрос.
- А отчего Макошь одна? - попросил уточнить кто-то из волхвов.
- Мать Макошь всегда одна с тех пор, как её муж - второй Месяц - упал на землю. И из того грохота, вздымания тверди и блистания молний родился сын их - Перун, самый грозный и справедливый бог, который стоит после самого Сварога. День Макоши мы отмечаем в Овсениче, она - покровительница женщин. В этот день славяне почитают матерей, приносят жертвы на Мольбище, просят Макошь, чтобы она дала мудрость и терпение, наделила щедростью и материнской лаской сирот, не оставила вдов, чьи мужья погибли на поле брани. Макошь также покровительница прядения и рукоделия, потому что в долгие осенние вечера женщины начинают прясть при свете луны. Сама Макошь тоже прядёт нити из озёрной мглы, которую собирают русалки, и из этой пряжи она творит нити человеческих судеб.
- А что есть седмица? - услышал он очередной вопрос.
- Дни седмицы называются: Сварог-день, Дива-день, Триглав-день, Перун-день, Ладо-день, Купал-день и Свентовиддень, - быстро ответил Святослав.
- А каковы празднества наши? - спросил тот же голос.
- Первое наше празднество - это весенний Великдень, когда день становится равен ночи. Второе - Богояров день, за ним Великий Триглав, потом Купало и Перун. А нынче у нас праздник Даждьбога, воплощением которого есть Сноп. Затем Великие Овсени, Макошь и Радогощ. Завершается и опять зачинается Сварогово коло празднованием Коляды, когда рождается новое Солнце. В скором времени после Коляды ещё празднуем день Велеса, который начинает прибавлять день "на волосок", а на рубеже зимы и весны отмечаем Масленицу.
Видно, быстрые и чёткие ответы Святослава раззадорили кудесников. Едва княжич отвечал на один вопрос, тут же следовал другой. Лоб отрока покрылся лёгкой испариной.
- Куда отправляемся мы после смерти? - вопрошал старый кудесник.
- После смерти мы идём в Ирий на поля Сварожьи, где вместе с богами пребывают наши Деды, Щуры и Пращуры. Те, кто жил по Прави, обретают жизнь вечную. Погибшие на поле брани воины становятся перуничами, а иные достойные люди - сварожичами. Живут они там, как на земле, так же трудятся на нивах, помогают сородичам. А в означенный час обретают иное тело и родятся вновь витязями и мудрецами.
- А что ведаешь о Чернобоге? - раздался чуть скрипучий голос аскетичного старца.
Святослав замешкался. О Чернобоге он знал немного.
- Чернобог имеет свою рать злобных сил, - ответил он, - где впереди стоят Нежить, Неясыть, Лихо страшное и Тамолихо огромное, что всех давит, когда обрушится. За ними идут всякие Свары с Негодами и Перебранки с Наветами, вслед которым чёрные духи на мышиных крыльях летят. А боле говорить не смею, ибо само наименование тех богов страшит людей, а я ещё отрок…
Кудесник, задавший вопрос, помолчал, потом назидательно изрёк:
- Не может быть дня без ночи, весны без стужи, самой жизни без смерти не может быть. Оттого и Белобогу с его светлыми богами не быть без Чернобога с тёмной ратью, ибо они двое силой меряются, и на той непрестанной борьбе сама Сварга держится… Я почитаю всех богов наших, - продолжал старец, - но Чернобог, как тебе ведомо, наряду с прочими входит в сонм славянских божеств и имеет своих кудесников. И я молюсь ему и приношу требы оттого, что зло, признаваемое людьми, имеет различное толкование с божеским. Ибо, что есть сегодня зло, завтра может добром обернуться и наоборот. А порой одно и то же одновременно есть и добро, и зло, коих нельзя разделить. Потому ты должен знать, юный княжич, что Чернобог так же необходим Сварге, как и Белобог.
Святослав впервые видел настоящего "чёрного" кудесника и смотрел на него во все глаза. Он знал, что "черниги" имеют свои Мольбища в отдельных лесах, которые лежат к северу от Киева и именуются Черниговскими. Аскетичный старик между тем продолжал объяснять заблуждения Святослава в его одностороннем понимании добра и зла.
- Без худа и добро, и милосердие давно уснули бы и в прах рассыпались, - зло побуждает их к неусыпному бдению. В извечном противостоянии этих двух сил рождается и живёт всё поднебесное…
Святослав несколько растерялся и смутился. Видимо, желая смягчить суровость жреца Чернобога, кудесник Хорсослав мягко улыбнулся и обратился к отроку:
- А скажи нам, княжич, что есть наш мир и откуда он взялся? Ободрённый поддержкой, Святослав сосредоточился, чтобы точнее выразить мысль.
- Когда Сварог - Дед всех богов - думает свою Думу, тогда и есть божий мир, в котором всё происходит, - отвечал он. - Тогда появляется всё, что видимо и ощутимо, которое зовётся Явью. А всякая вещь к Яви Правью привязана. Когда же Сварог додумает свою Думу и ложится отдыхать, то исчезает и явский мир, который переходит в Навь. Наступает Ночь Сварога. А проснётся Сварог, или, иначе, Род-Рожанич, вновь начинает силой мысли творить мир и жизнь. Всё, что пребывало в Нави, переходит в Явь, и наступает День Сварога. И подобно тому как Оум божеский творит мир, так и мы, славяне, силой ума, данного нам богами, должны творить свою жизнь.
- Да хранит Сварог твой светлый ум! - воскликнул Хорсослав, весьма довольный ответом княжича.
- А что скажешь о боге Купале? - поинтересовался кудесник Избор, оглаживая пышную бороду.
- Купало есть бог чистоты, омовения и здравия. Всякий русич должен утром и вечером творить мовь, заботясь о чистоте душевной и телесной, дабы всегда пребывать в здравии, иметь бодрость духа, ясный ум и крепкое тело.
- А что знаешь о Радогоще? - спросил кудесник с густыми кустистыми бровями и крючковатым носом.
- Радогощ есть бог славянского гостеприимства, покровитель путников и гостей, бог согласия и совета меж людьми разных земель и стран, - быстро и заученно ответил отрок.
- В Киеве гости нынче греки, - заметил "чёрный" кудесник, - которые хитры и коварны, да и хазары с печенегами таковы, что ж нам, их привечать? Радогоща теперь только в Нов-граде да Моравии далёкой почитают, а в Киеве не вспоминают давно…
- Отчего ж юный княжич о нём ведает, а иные кудесники забыли? - с оттенком лёгкого недовольства, блеснув очами в сторону "чёрного" жреца, заметил горбоносый старец.
- Княжич дедом Велесдаром научен, а Велесдар когда-то пришёл с Полаби. На той Лабе-реке и Одре тоже славяне сидят, но вера их несколько иная, от норманнов да готов, что их окружают, искажённая. Те славяне чтут наших богов да возводят им храмины диковинные, серебром-златом украшенные. А богатство своё приращивают в основном не скотоводством и земледелием, а добычей от военных походов… И Сварог у них рогатый, в готском шеломе, и Радегаст воинственный тоже от готов пошёл…
- О чём речёшь, брате мой? - воскликнул крючконосый волхв. - Ещё со времён рыбоедов, молокан и костобоких все славяне Радогоща за великого бога почитали и славили.
- Да когда те костобокие были… - махнул рукой Чернига.
- Давно, - согласился кудесник, - ещё за несколько веков до хазар, когда все славяне едиными Родами жили, одной речью говорили и обитали в лесах и горах, оберегая единую веру. Ты сам о том ведаешь, брат мой, отчего ж речёшь неразумное? Радогощ всегда был богом гостеприимства славянского, которое нам богами и Пращурами завещано. И покуда гость к нам с миром идёт, то и привечать его надобно хлебосольно…
- Довольно спорить, отцы! - остановил их Великий Могун. - Какой пример отроку подаёте?
Поднявшись, он подошёл к Святославу, который переминался с ноги на ногу, явно уставший от вопросов и стояния на одном месте. Могун за руку вывел княжича в центр кола.
- Будь благ, юный князь, ибо порадовал нас нынче ясным умом и знанием русских Вед! - торжественно и весомо произнёс он. - Дякуем тебе! - Могун, наклонившись, поцеловал отрока в чело. - Отныне ты будешь отмечен тайным знаком богов, которого люди убоятся и не смогут глядеть тебе в очи! - Могун поднял десницу и медленно опустил её, коснувшись лба княжича концами перстов.
Будто белесое облачко на миг окутало стан Святослава, он качнулся, почувствовав лёгкий удар, как от небольшой Перуновой молнии, а затем во всём теле наступила удивительная лёгкость.
- Прими благословение богов наших и неси святую славу земле русской! - прозвучали торжественные слова Могуна в полной тишине. - Иди, сынок, заждался, поди, тебя дед Велесдар, - отпустил он мальца, улыбнувшись.
Остальные кудесники также заулыбались, закивали, стали подниматься с колод, разминая спины после долгого сидения.
Обрадованный Святослав вбежал в избушку и возбуждённо стал рассказывать Велесдару, как он выдержал испытание, на какие вопросы отвечал и что теперь ему пора собираться в Ратный Стан.
- Когда Свенельд приедет? - нетерпеливо спрашивал он. Велесдар чуть дрожащими руками привлёк к себе ученика, поцеловал в бритую маковку.
- Вот и слава богам! Добре, что ответил на вопросы кудесников. Только настоящее испытание - жизнь человеческая, когда на её вопросы ответишь, тогда и будет видно, крепко ли стоишь на ногах. А в Стан поедешь, полагаю, через седмицу, когда Могун до Киева дойдёт и велит Свенельду забрать тебя. А сейчас пойдём попрощаемся с кудесниками.
- Они к Бел-камню пошли молитву творить, - сказал Святослав.
- Пойдём и мы, Святославушка, возблагодарим богов за науку! - И Велесдар поспешил вслед за своим быстроногим учеником.
Червонная Заря вставала в тот день над Киевом-градом, рассыпала повсюду свои самоцветные перлы, проливалась багрянцами в Непру, отражалась в золотых усах могучего Перуна и в ликах других богов, возле которых поднимался в небо дым от Вечного Огнища.
Пробудился Хорс, погнал своих легконогих коней по синей Сварге, озарил, согрел землю и высушил от росы жёлтые нивы за Киевом.
В высоком небе затрезвонили жаворонки, ласточки стали резвиться над полями, порой почти касаясь крыльями тугих колосьев ярой пшеницы, из которой то тут, то там синими очами выглядывали васильки-волошки, красовалась нарядом белая ромашка, пламенел красный мак, полевая гвоздика и розовый душистый горошек.
Благодать стояла над созревшими нивами, - в сей час бог Перун-Липич прощался со своим царствием и уступал место Даждьбогу-Серпеню.
Послышался весёлый смех, говор, и на тропке показались девушки - все ладные, пригожие, наряженные в новые одежды. А всех красивее была та, которую выбрали Даждьбожьей Боярыней. В венке из полевых цветов и колосков, увитых лентами, с тугой очень светлой, почти белой косой, в новой вышитой сорочке, она шла в окружении весёлых подруг, волнуясь и смущаясь, благодаря их за оказанную ей честь.
- Перестань, Беляна, ты взаправду самая лепая из нас, тебе и Первый Сноп жать!
Подойдя к золотому полю, девушки запели песню, славящую Великого Даждьбога за то, что нынешним летом уродило доброе жито-пшеница, и, расступившись, подали избраннице ритуальный серп с отполированный до блеска костяной рукоятью. Девица, названная Беляной, взволновавшись ещё больше, сделала под пение подруг несколько плавных скользящих шагов по полю, захватила пучок колосьев и коротким привычным движением отделила его от стеблей блеснувшим на ярком солнце серпом. Всё так же плавно, в такт песне, подняла над головой только что срезанный пучок колосьев и серп, горящий серебром в лучах Хорса, прося всевышних богов благословить жатву и главное её орудие - серп. Песня смолкла.
- Слава Даждьбогу, пресветлому Хорсу и Перуну, согревавшим посевы и посылавшим на нивы дожди благодатные! - звонко провозгласила девица.
- Слава! Слава! Слава! - троекратно воскликнули подружки.
Беляна опять наклонилась и стала пучок за пучком срезать новые колосья. Снова зазвучала торжественная песня. Когда Даждьбожья Боярыня срезала последний пучок, к ней подошёл статный, с литыми плечами юноша, держа в загорелой руке пук колосьев. Это был старший из сыновей огнищанина-однодворца Лемеша, чья усадьба и нива находились прямо через дорогу от киевских угодий. На ланитах юноши сквозь смуглую кожу пробивался румянец, глаза были широко открыты и зачарованно глядели на девицу. Запинаясь от волнения, он произнёс молодым баском:
- Прими, красавица, то есть Боярыня Даждьбожья, и нашего огнищанского поля толику в священный Даждьбожий Сноп. - Он ещё хотел что-то сказать, но вновь запнулся.
Девица, передав подругам серп и приняв у молодого огнищанина колосья, принялась ловкими красивыми движениями собирать Сноп. Сноровисто сплела перевясло и, туго увязав, осторожно, словно младенца, передала Сноп подругам. Те украсили его цветами и лентами, бережно уложили на повозку и повезли в град. Вслед за повозкой с песнями последовали и девицы с юношами. Юноши встретили Даждьбожью Боярыню с музыкальными инструментами у края поля и, наигрывая, сопровождали её. Молодой огнищанин, будто завороженный, пошёл за праздничной гурьбой.
- Вышеслав! Вышеслав, ты куда? - окликали его два младших брата, но Вышеслав не слышал. Он только смотрел во все глаза на Даждьбожью Боярыню и чувствовал, как меж ним и ею протянулась невидимая нить, и не желал прерывать эту волшебную связь единения, блаженства, счастья, восторга и ещё чего-то неизъяснимого и колдовского.
- Младоборушка, Овсенислав, подите сюда, не замайте братца. - Голос матери заставил озадаченных отроков вернуться к родителям и деду, что стояли у края своего поля, напротив того места, где только что был сжат священный Сноп.
Киевляне, слыша весёлое пение, звуки кимвал и гудение дудок, выходили из домов встречать Первый Сноп, который везла красивая, как сама Лада, девушка. Вокруг повозки шли её подружки и юноши, которые на ходу плясали и подпевали.
Киевский люд встречал их с ликованием и провожал к Мольбищу. Подъехав к Перуновой горе, девушки сняли Сноп, отнесли к кумирам и, кланяясь ему, стали петь:
Здравствуй, Сноп ты наш, Батюшка!
А и как тебя, Сноп, называть,
А и как тебя, Сноп, величать?
Так начнём же, братья и сёстры,
Нашего Снопа наряжать,
Песнями его прославлять.
А как его звать - боги скажут,
А как величать - знает жрец.
Мы же нынче будем петь и плясать,
Потому что Даждьбог, сын Сварога,
Рано утром в поле ходил,
Золотое жито косил,
И нам Первый Сноп приносил.
Мы священный дар принимали,
И Даждьбога все восхваляли,
И запели Славу богам!
Стоявшие рядом волхвы и их молодые ученики дружно подхватили:
Слава богам нашим! Слава Сварогу!
Слава вечная Земнобогу!
Слава Яру, Ладу с Купалою,
Свентовиду великому
И Перуну, хранителю Прави,
И Всевышнему богу Триглаву!
Всем богам киевским
Слава! Слава! Слава великая!
Люди несли на Мольбище цветы и колосья, а наместник Великого Могуна правил требы богам. И у каждого в этот Даждьбожий день был колос в руке, люди ходили наряженные, а девушки украшали волосы ромашками или венками, сплетёнными из колосков с васильками, маками и полевым горошком.
Принеся жертвы богам, и прежде всего Даждьбогу, люди шли по улицам, собирались на площадях и Торжище, где уже звучало обращение Киевского тиуна к горожанам помочь в уборке жита-пшеницы.
- Люд киевский, не мне вам говорить, что день жатвы год кормит, потому надо помочь огнищанам. Завтра все, кто может послужить Даждьбожьему делу, идите на поля, не дайте ни зерну из даров щедрых пропасть!
Тиуны Подола и городских окраин также собирали жителей на сходы и решали, кто будет жать, кто готовить еду для жнецов, кто возить с поля снопы, кто доставлять еду и воду в поле. Привычно порешив все дела, расходились праздновать да готовиться к завтрашнему святому трудовому дню. Греки, зная, как любят кияне повеселиться, открывали свои винные дома.
В Ильинской церкви в тот день были отворены двери, слышались молитвы и пение, - христианские пасторы также освящали Первый Сноп. Там стояли варяги, византийцы и другие христиане. Некоторые кияне заходили из любопытства, смотрели, слушали, а потом опять шли на Торжище.
Целый день ходили кияне, пили, гуляли, радовались, и было на Руси веселье всю ночь напролёт до самого восхода Хорса.
Утром люди опять собрались на Мольбище, чтобы встретить огненного бога славой и пением:
Благословен еси, боже наш,
Иже светишь на поля наши,
И житу даёшь созревать!
Тебе славу поём мы нынче,
Яко дал еси лик твой зреть
И к радости приобщаться!
Пребудь и ты с нами, Велес-бог!
Не покинь нас, Сварог великий!
Славу поём мы вам,
Иже греете нас и кормите.
Мы же за Дар тот хвалим вас,
Да пребудете с нами навеки!
И только потом расходились по домам и ложились спать. А с обеда уже было радостное оживление и вжиканье серпов по точильным камням - все готовились к жатве.
На другой день выходили работать в поле и жали до полудня, потом обедали, отдыхали и вновь продолжали трудиться. Маленькая Овсена вместе с такими же и постарше ребятишками с Подола, нагруженные узелками да горшками с едой и холодным - из погреба - квасом, деловито по-взрослому рассуждая о погоде и жатве, спешили в поле, гордые своей причастностью к столь большому и важному делу.
- А мой тато, - говорил с важностью худощавый и долговязый мальчишка, - вот такой огромный воз снопов повёз, ни у кого столько на один воз не поместится, вот!
- Была бы у моего татки лошадь такая сильная, как у твоего, так он бы и больше увёз, - возразил второй, поменьше ростом, весь в конопушках, с рыжими, будто огонь, волосами.
- А мой тато зато в кузнице серпы куёт, возы ладит и коней подковывает, без него вообще никто не мог бы жать и снопы возить, - отвечала маленькая Овсена.
Дорога пошла вверх, и дети, прекратив спор, с пыхтением стали одолевать подъём.
Весело катились возы со снопами, весело звенели в поле песни, и с ними трудная работа ладилась, и усталость тела была приятной, рождая в душе светлую радость. Ибо нет для славянина большего счастья, чем мирный труд на своей земле!
Когда кудесники разошлись и они остались одни, Святослав тоскливо взглянул на пустую тропу.
- Ждать целую седмицу, это так долго! - вздохнул он.
- Может, Свенельд и раньше приедет, - отозвался Велесдар.
- А как мы узнаем, что он приехал, надо будет к Перунову дубу наведываться?
- Нет, никуда ходить не надо, Великий Могун пояснит ему дорогу прямо сюда. А мы с тобой давай пока крышу на избушке подправим, навес для дров подновим, а то одному мне не справиться, да и время незаметно пройдёт.