Так рёк Святославу старый сотник Хорь - жилистый, загорелый до черноты воин с блестящим совершенно лысым черепом и белыми свисающими усами. Потом он поставил княжича в ряд с другими юношами и стал проводить обучение. Заставлял их седлать и рассёдлывать коней, скакать на них, держа строй, вместе останавливаться, поворачивать ошую и одесную.
Вечером, когда Свенельд приехал справиться, как дела у княжича, сотник похвалил Святослава:
- Днесь был шустр в научении, тяжко ему, но терпит, не жалуется. До зимы, думаю, кое-чему научится.
С этого дня княжич стал усердно учиться в Молодятинском полку воинскому ряду, построению, смыканию и размыканию, а позже - владению щитом, копьём и мечом.
После года суровой жизни в лесу княжич оказался не только не хуже остальных подлетков, а, напротив, одним из немногих, кто с истинным увлечением постигал воинские премудрости. Поэтому среди сверстников его скоро стали уважать не столько за княжеское происхождение, коим он, памятуя волховскую науку, не гордился попусту, а за силу, ловкость, выносливость и сноровку. Вспоминая слова старого Велесдара, что в учении чем больше сил и старания вложишь, тем больше и получишь, Святослав всякий раз, ежели выходило легко, намеренно усложнял упражнение. Если хорошо выходило правой рукой, начинал делать то же левою. Если получалась защита от одного "противника", брал себе двух или трёх. Только теперь Святослав начал понимать, что дало ему волховское учение. Княжич с удивлением отмечал, что оно совсем не противоречит ратной науке, а, напротив, является в ней очень важным подспорьем.
Старый сотник обучал их не только владению мечом, но и умению использовать всё, что случится под рукой, - вервь какую, палицу, шелом с шишаком, что лежит подле, кочергу, скамью, стол.
- Как говорится, тот возьмёт своё, кто разум имеет, - внушал он.
- Как это? - удивлялись юноши.
- А вот так. - Старый воин взял ковш с квасом, ибо дело было в послеобеденный час, подошёл к длинному столу, уселся за него и стал спокойно прихлёбывать питьё. - Вот я сытый, разморенный обедом, сижу себе, квас пью. А ты, скажем, - указал он на Святослава, - тайно прокрался в палаты и выскакиваешь на меня с мечом!
- Я безоружного рубить не стану! - насупился Святослав, не трогаясь с места.
- Да не о тебе речь, ты сейчас не княжич, а хазарин какой-нибудь, захватчик, что имеет злой умысел на русского человека, уразумел?
Святослав, поколебавшись, взял тренировочный деревянный меч, надел шелом и встал по другую сторону стола напротив сотника.
"И что он может сделать? - подумал княжич. - Стол на меня опрокинуть, - так он вкопан в землю, оружия никакого нет…" Ему стало интересно.
- Бей, княжич, ворог при случае раздумывать не станет! - подзадорил наставник.
Святослав взмахнул мечом, направляя удар сверху наискосок так, чтобы обозначить удар над самой головой сотника.
В тот самый миг, когда оружие уже двинулось по неотвратимой прямой, что-то ударило в лицо, ослепило и перехватило дыхание. Успев закрыть глаза, Святослав, всё же руководимый внутренним чутьём, отклонился, и липовый ковш, брошенный старым воином, лишь вскользь звякнул по шелому. Деревянный меч Святослава, закончив полёт, ударился о дубовую столешницу, но тут же неожиданный толчок в запястье заставил оружие отлететь далеко в сторону.
Открыв глаза и протерев их от остатков медового кваса, Святослав увидел поднимающегося с лавки наставника.
- Каково? - весело спросил старый дружинник. Отрок понял, что произошло. Хорь, плеснув квасом в лицо, ослепил его, а сам рухнул на лаву, избежав удара, при этом ещё и вышиб меч ногой, - всё очень просто, но здорово!
- А ты молодец, княжич, успел-таки от моего ковша уклониться, хотя ничего не видел, и удар нанёс точный, значит, есть в тебе воинское чутьё!
Святослав зарделся от похвалы.
Дни проносились быстро, как дуновения Стрибога. Прошли Великие и Малые Овсени, затем - Колядские святки. Преодолевать рвы, вода в которых теперь замёрзла, но зато нанесло доверху снега так, что лошади вязли в нём по грудь, скакать через частоколы, перебираться через жидкие мостки, в любую погоду упражняться на Ратном поле теперь приходилось почти ежедневно. Святослав подружился со многими юношами. Иным из них учёба давалась не так легко. Особо страдал сын богатого киевского купца Олеша, - тучный, не по-мальчишески грузный, он скоро выдыхался. Святослав с участием глядел, как пот катился градом с его раскрасневшегося лица даже в морозную погоду, а коли падала шапка, то от головы валил густой пар. Как мог, он помогал купчонку - то подпруги подтянет, иначе он либо себе ноги, либо лошади спину натрёт, то коня расседлает, когда Олеша, вконец обессиленный, беспомощно свалится на снег отдыхать. А в свободное время Олеша со своим другом Журавиным - боярским сыном - вдвоём часто ускользали куда-то из Стана. Однажды они позвали и Святослава.
- Пошли с нами! - заговорщицки подмигнул Олеша.
- Куда?
- Да к грекам. Там у них такую вкуснятину продают, язык проглотишь! Не то что у нас, каша да солонина…
Святослав пожал плечами, но, не желая обижать соратников, пошёл вместе с ними.
Прямо за Станом были ряды деревянных столов с навесами. На этих столах торговцы раскладывали для продажи всякую снедь, в основном для воинов, потому что горожане ходили на большое Торжище, расположенное в центре Киева. А здесь специально для пожилых дружинников предлагались перечные коренья, которые они любили жевать, а молодёжи - ягоды в меду, солёное и копчёное сало, подрумяненных в печи кур, уток, гусей, от которых в морозном воздухе разносился манящий дух. Особо ходко в зимнюю пору шла торговля горячим сбитнем. Были тут и яйца - свежие и вкрутую, и кислый творог, и коровье масло, хлеб печёный с мёдом и всякие прочие сласти, потому как торговцы знали, что киевские воины, когда пребывают в Стане, горазды премного есть.
Олеша с Журавиным и бегали сюда покупать за медные монеты маковые медовики и шапталы, шулики всякие, пироги с мясом, рыбой, творогом. Набрав изрядное количество, они пошли по рядам, глядя на другие товары. У Святослава монет не было, и Олеша великодушно ссудил ему пенязь, промолвив: "Ладно, завтра два отдашь!" Святослав тоже взял себе медовик.
У выхода они неожиданно столкнулись с проходившим мимо темником Издебой. Оглядев новобранцев, он лукаво прищурился:
- Что, юноши, тяжко в Стане без сладостей? А настоящие воины, реку вам, не едят медовых варений и маковых пирогов, а только конское мясо, сухую рыбу, хлеб, лук да чеснок. И пьют чистую родниковую воду, а не вино греческое. Поглядите сами на этих торговцев - одни толсты, иные худы, как жерди, какие из них воины? Вот и вы на медовиках да печёных курах такими же станете…
Святослав опустил голову. Откушенный кусок медовика застрял в горле. Княжич почувствовал, что краснеет. Не зная, что ответить, он несмело поднял глаза, но Издеба уже пошёл дальше, торопясь по своим делам. Не было видно и приятелей, - очевидно, испугавшись, что их накажут за самовольную отлучку, они поспешили скрыться.
Вернувшись в Стан, Святослав подоспел к полднику. Зимой дружинники жили в длинных бревенчатых постройках, похожих на конюшни. Только вместо стойл там были широкие лавы и полати. Святослав обитал в рубленом доме воеводы. Там же собирались на обед и на совет темники. Стременной уже накрыл стол и разложил на нём снедь, добавив к ней, как обычно, добрый шмат копчёного сала и мягких пышек.
- Убери! - приказал Святослав.
- Однако воевода Свенельд распорядился… - растерялся стременной.
- Что едят нынче на полдник все простые воины?
- Вяленую конину…
- Принеси и мне, - сурово сказал княжич. - И отныне давай только то, что едят все, уразумел?
- Уразумел, - буркнул стременной, не посмев ослушаться. Святослав принялся за трапезу.
Он не успел одолеть и половины куска жёсткого тёмного конского мяса, как чуткое ухо его уловило какие-то посторонние звуки, вплетающиеся в привычный шум и гомон Ратного Стана.
Княжич перестал жевать и вытянул шею, прислушиваясь. Потом, как был, без тулупа, выскочил наружу. В ворота въезжал отряд усталых, но довольных дружинников. Из заиндевевших конских ноздрей на морозном воздухе клубился пар, крепкие копыта взбивали истолчённый снег на дороге. А следом показались и знакомые сани с резной деревянной будочкой, обитой изнутри, как было ведомо Святославу, мягким войлоком и шкурами.
- Мать княгиня вернулась с полюдья! - мигом разнеслось по Стану.
Из дома навстречу поспешил воевода Свенельд. Собрались темники, приветствуя Ольгу.
- Здравствуй, воевода! Здравы будьте, темники, дружина и рать! Нынче воротилась я с доброй данью, по сему случаю велю завтра дать праздничную трапезу и сверх того каждому воину по ковшу хмельной браги!
- Слава княгине! - загремело над Станом.
Ольга подошла к сыну, обняла его, прижав к груди бритую голову.
- Здравствуй, сынок! Совсем ты от дома отбился, в тереме сказывают, днюешь и ночуешь тут. Я вон тебе яств заморских привезла, посласти язычок-то…
Дюжий гридень принёс расписной короб. Воевода, несколько темников и Ольга с сыном прошли в терем к Свенельду, и гридень стал выставлять на стол красивые сосуды. То в виде раковин, то чудные узкогорлые кувшины, а также золотые и серебряные блюдца и ковшики, в которых находились душистые и тягучие, как мёд, или насыпанные горкой кусочки лакомств, некоторые уже известные - восточный шербет, земляной орех в меду, рассыпчатая халва, - а иные виденные впервые.
Святослав обеспокоенно оглядел сладости и метнул быстрый взгляд в сторону темников. Ему показалось, что Издеба что-то рассказывает Горицвету с Притыкой, и те прячут снисходительно-насмешливые улыбки. "Верно, про нашу вылазку к греческим торговцам поведал, - решил княжич. - А теперь ещё эти сласти… Подумают, что я чревоугодник…"
Отрок поднял глаза на мать, которая смотрела на него любящим и внимательным взором, ожидая, как он похвалит её гостинцы.
Тяжело вздохнув про себя, Святослав нехотя ковырнул в одном, другом блюде, съел пару кусочков, не разобрав чего, и поспешил поблагодарить.
- Да что ты, - удивилась Ольга, - и не ел ведь ничего!
- Дякую, мамо, я сыт. Всё, что нужно, тут есть…
Ольга взглянула на недогрызенный кусок вяленой конины на столе и помрачнела. Как всякая мать, она не понимала, что предложение лакомств и проявление нежной заботы при людях унижало мужское достоинство её взрослеющего сына, поэтому отказ Святослава обидел её.
- Ладно, нечего время попусту тратить, - произнесла она, плохо сдерживая чувства, - приезжай, сынок, со Свенельдом вечером в терем, побудь с матерью хоть немного…
Опираясь на крепкую руку воеводы, она взошла в сани, напомнив, чтоб непременно привёз Святослава.
Вечером, дав Свенельду распоряжение, что выдать дружине из княжеских запасов, Ольга затем стала высказывать недовольным, даже раздражённым голосом:
- Что ж это ты, воевода, обучение княжича невесть кому перепоручил, или у самого руки уже не доходят? Святослав с грубыми мужиками сам час от часу грубеет. То в лесу старые колядуны его сухим хлебом да травой потчевали, в Киев вернулся, глядишь - одной жёсткой кониной питается, будто пастух какой…
Свенельд молчал, зная, что княгине лучше не перечить, надо перетерпеть, а потом уж высказывать свои соображения.
Подождав, когда раздражение Ольги выплеснется, он осторожно напомнил, что обучение дружинников - даже самых знатных - всегда так велось, начиная с пути простого воина.
- Что ж, значит, надо менять порядки, - сухо сказала Ольга. - Негоже князю Руси в окружении мужицком воспитываться. Ты вот что сделай, Свенельд, - уже спокойней сказала она. - Отбери-ка отдельно детей тысяцких, боярских и купеческих сыновей, и пусть княжич вместе с ними, а не огнищанскими отроками науку воинскую постигает…
Слова Ольги пришлись Свенельду по душе.
- Светлую мысль изрекаешь, мать княгиня, - отвечал он, - собрать детей начальников и сделать из них особую дружину будущих тысяцких и темников - воистину велик твой замысел! В такую дружину я своего сына Гарольда первым готов отдать!
- Вот и добре, завтра с утра и начни…
Ольга махнула рукой, отпуская воеводу, и поспешила в светлицу, где её дожидался сын.
На следующее утро у ворот Ратного Стана собрались первые два десятка боярских и темницких сыновей. Был тут Путята, боярский сын, малый Издеба - серьёзный отрок, сыновья Притыки и Мечислава, темника Горицвета - такой же чернявый и весёлый юноша - точная копия отца, уже знакомые купеческий сын Олеша, боярич Журавин и другие юноши. Свенельд, как и обещал, привёл Гарольда - долговязого отрока чуть постарше Святослава. В отличие от Свенельда он был темноволосым и кареглазым, однако конопушки на носу и очень светлая кожа показывали смесь восточных материнских кровей с северными норманнскими. В характере его преобладали напористость и деловитость.
А ещё через три дня Малая Дружина, как окрестили её старшие ратники, вместе с юным княжичем, под надзором самого воеводы и опытных темников приступила к воинскому обучению: стрелять из луков, метать копья, рубить и колоть мечом, держать строй. А ещё, как будущие начальники, учились они управлять войском и проводить различные перестроения: как на Ратном поле, рассеявшись, вновь смыкаться, какие подавать команды. Свенельд, глядя на них, довольно рёк:
- Скоро юные научатся управляться не хуже моих темников!
За весну Малая Дружина окрепла, и Святослав как-то сказал Свенельду:
- Вуйко! Ты речёшь, что мы уже строй и порядок знаем, только как нам учиться быть темниками без войска?
Задумался Свенельд. Не ставить же безусых юнцов командовать старыми воинами, даже если они простые огнищане, нехорошо то будет…
- А что, ежели набрать огнищанских детей? - подумал он вслух.
Святослав обрадовался:
- Верно, дядько! Дозволь нам набрать огнищанских детей! А ещё дай нам под начало тот полк, в котором я начинал обучение, там добрые юноши, я знаю, и уже многое умеют, будут настоящие Перуничи!
Вскоре было собрано два полка огнищанских детей, и Святослав с будущими темниками уже сам помалу начал проводить обучение, чтобы Малая Дружина умела стройно ходить и быть послушной указу начальников.
И старые ратники, на них глядючи, говорили:
- Добрые вои будут из отроков, княжич вон как старается. Можно только подивиться, как ладно у него выходит, а сам же ещё дитя!
Подольский кузнец Молотило сквозь стук молота о наковальню услыхал, как залаял пёс. Может, за заказом пришли, решил он и выглянул из открытых дверей кузни. Никого у калитки не было, да и пёс почему-то лаял в сторону от улицы. Кузнецу показалось, что чья-то небольшая, но быстрая фигура промелькнула за угол курятника. Молотило в три огромных прыжка выскочил с другой стороны - и чернявый оборванец с селезнем в руках едва не налетел на него. Бросив птицу, отрок попытался дать дёру через огород, но кузнец семимильными шагами настиг его и ухватил своими железными ручищами-клещами.
"Ведь убьёт же, убьёт!" - мыслил перепуганный отрок, со страху стараясь сжаться в комок и спрятать голову, поняв, что ему не вырваться. Разве ж можно было ожидать, что хозяин вдруг явится, да к тому же такой жилистый, с литыми плечами дядька окажется столь быстрым в движении. Изо всех сил, сопротивляясь, отрок вертелся ужом и верещал поросёнком. Только могучая рука ремесленника даже не вздрагивала от отчаянных рывков и прыжков, будто принадлежала не живому человеку, а кованному из меди истукану. Когда же мрачный хозяин треклятого селезня повёл лихоимца в дом, то сердце виновника и вовсе оборвалось, дыхание остановилось, а перед глазами поплыли тёмные круги, как в омуте. Теперь точно насмерть зашибёт!
Железная рука вовлекла маленького татя в дом и плюхнула у большого стола на дубовую лаву. Стальные клещи пальцев, удерживавшие рубаху за шиворот, разжались, и оборванец ещё пуще скукожился, как засохший стручок гороха, и закрыл глаза, ожидая удара огромного кулачища. Но прошёл миг, другой, третий… удара не было. Оборванец несмело приоткрыл один глаз, потом второй. Перед ним на столе появились миски со снедью.
- Ешь! - кратко повелел кузнец.
Отрок, отказываясь, замотал понурой головой.
- Не хочешь, значит… А кто только что агнцем блеял, мол, я сирота, от голоду злодейство совершил… Ты чей же будешь?
- Мо…Мор…Моржиных… - еле выдавил отрок.
- Каких таких Моржиных? Где живут? Тебя-то как прозывают?
- Его Блудом кличут, - подсказала невесть откуда вдруг появившаяся дочка кузнеца Овсена. Она глядела на неухоженного лохматого пленника с жалостью.
- Утопли в Непре, когда паводок большой был. А дед мой Ладзимир пьянствовать начал, - по-прежнему не поднимая глаз, сказал отрок.
- Знавал я родителей твоих, по Прави жили, и дед добрым перевозчиком на Непре был, а ты что ж? Эх ты, "сирота", нет голодных сирот на Киевщине. Есть захочешь, приходи, разве кто у нас смеет сироте отказать? Только не воруй, как хазарин бесчестный, не лги, как византиец лукавый, за что Блудом тебя и прозвали. Или честно на хлеб зарабатывать своими руками до сих пор не научился? Помни, свершишь отныне что непотребное, сам прибью! - Тяжеленный кулак опустился так, что посуда на дубовом столе подпрыгнула.
- Не надо, тато! - испуганно вскрикнула Овсена. Молотило посмотрел на дочку, потом на Блуда. Тяжёлая тишина повисла в доме, видно, хозяин обдумывал вид наказания. Потом коротко обронил:
- Пойдём! - и снова крепко взял отрока, на сей раз за руку.
- Куда ты его, тато? - спросила Овсена.
- К надёжным людям, дитятко. Там дурь-то из головы его блудливой выбьют. - Глядя, как со страху ещё более округлились глаза Овсены, кузнец постарался её успокоить: - Не бойся, милая, худа ему не будет, молотом своим клянусь! - Закопчённой дланью Молотило нежно погладил дочь по голове.
"Куда это он меня ещё надумал тащить, а вдруг про вчерашнюю татьбу мою у златокузнеца прознал? Коли так, то мне и вовсе конец". Снова тревожные мысли холодными ужами вползли в душу Блуда, когда они двинулись по Подолу.
Точно, так и есть, вот уже и дом златокузнеца рядом, ноги отрока сами собой подломились, он упал бы в дорожную пыль, если бы не могучая рука кузнеца, на которой он повис, как тулуп на вбитом в стену гвозде.
- Ты чего это? - сдвинул недоумённо брови кузнец. - Спишь на ходу, что ли? - Он для порядка встряхнул обмершего от страха мальца. И - о, великая радость для Блуда - прошли мимо калитки златокузнеца.
Так миновали ещё несколько дворов, где успел набедокурить отрок, и всякий раз сердце его сжималось от предчувствия скорой развязки. Но прошли пять, десять дворов, потом всю улицу… "Что за притча, куда этот осилок меня всё-таки ведёт?" - думал вконец растерявшийся Блуд.
Они пришли к самому Ратному Стану, где у ворот седоусый дружинник с уважением приветствовал кузнеца, известного всему Киеву своей силой и мастерством.
- А скажи, брат Божедар, под чьим началом ныне отроки, что учатся постигать ратное дело? - спросил могучий Молотило.