Он ждал увидеть человека одного из Сиятельных ханов, вестника из белого шатра, может, даже человека Божественного Угэдэ с изъявлениями недовольства. Вместо этого в юрту, кланяясь, вошел человек со странным лицом. Несколько мгновений он казался хорезмийцем, потом - кипчаком, а то и аланом. Поневоле вспомнился поход на дальний Запад, закончившийся позорной "Бараньей битвой".
- Да простит Непобедимый моё неурочное появление, - человек припал лбом к самому ковру, - я всего лишь скромный купец из далекой страны, завтра я уезжаю, но не мог покинуть ваш город, не предложив Непобедимому свой товар…
Купец?! Пришедший к Непобедимому?!! Посреди ночи?!! Не только Сиятельные ханы перебрали сегодня хмельной арзы! Похоже, нетрезвы сами Боги!
Впустивший его стражник пожалеет о дне, когда родился на свет. Но это подождёт. Стоит посмотреть, что принес этот гадючий выползень, прежде чем приказать удавить его и выкинуть вон.
- Показывай, - хмуро уронил Непобедимый.
В ответ незваный гость развернул свиток, который он держал в руках. Это была ткань с вышитым на ней странным узором - на зелёном поле было вышито синее дерево без листьев, там и здесь виднелись пуговицы, заключённые в круги красного бисера, бисерные линии - жёлтые и синие - соединяли их.
Непобедимый долго смотрел на изображение, силясь понять, что оно обозначает. Узор? Неровно и неряшливо, количество бусин везде разное, синее "дерево" сильно перекосило на один бок.
- Что здесь? - устав ломать голову, спросил Пёс-Людоед у смиренно улыбающегося и рассматривающего узоры ковра купца.
И не поверил ушам, услышав ответ:
- Это страна россов. Вы называете их урусутами.
Непобедимый не знал, что подумать. Этого не может быть! Такого просто не бывает!
Сон?
А ночной гость продолжал:
- Синими нитями вышита река, которую вы называете Идель. Пуговицы - города. Белые пуговицы - города, где сидят великие росские архонты… то есть ханы. Красные - там, где сидят младшие ханы. В городах, меченных черной пуговицей, ханов нет. Бисер вокруг городов - это войско, которое они могут выставить. Каждая бисеринка - сотня. Бисер между городов обозначает дни дороги, за которые ваше войско сможет пройти от одного к другому. Желтые бисеринки - летом, синие - зимой.
Непобедимый взял вышитый плат в руки. Сжал его так, что бисеринки вдавились в кожу.
Нет, это не сон.
- Кто ты? - глухо спросил он у торговца.
И услышал в ответ:
- Непобедимый может называть своего слугу Анапосопос.
- Повернись! - хрипло потребовал Непобедимый. - Повернись, покажи мне спину!
Называвший себя Анапосопосом ничем не выказал удивления, поднялся на ноги и повернулся вокруг оси. Спина была на месте, печень и потроха не просвечивали в огромную дыру, как то, говорят старики, бывает у иных ночных гостей, приходящих с дарами, что оборачиваются потом большой бедой.
- Сядь, - проговорил Непобедимый, не спуская глаза с ночного гостя. Тот опустился на кошму, глядя всё так же почтительно - только лицо текло и менялось, и Пёс-Людоед невольно подумал, что никогда не запомнит его, не узнает в толпе. - Что ты хочешь за свой товар?
- Пока - немного, - позволил себе улыбнуться странный торговец. - Ты еще не видел, будет ли тебе толк от этого. Поэтому я возьму всего лишь семь серебряных пай-дзе.
Непобедимый не колебался ни одного удара сердца. На этом полотне была вышита жизнь, победа и слава его воспитанника.
Неотлучный Найма явился на зов отца с сундучком в руках. Семь серебряных дощечек с одинаковой вязью уйгурских букв "Вечною силою неба, имя хана да будет свято. Кто не повинуется, должен быть убитым, умереть", с луной на одном боку и солнцем - на другом, перешли из толстых пальцев Пса-Людоеда в тонкие длинные пальцы ночного гостя.
Прибрав их за пазуху, человек, называвший себя Анапосопосом, поклонился:
- А теперь я прошу у Непобедимого дозволения удалиться. Когда небу будет угодно, мы встретимся вновь и продолжим нашу беседу.
- Скажи хоть, какому богу приносить за тебя жертвы? - проворчал старый полководец.
По изменчивому лицу ночного гостя проскользнула улыбка:
- Непобедимый, твой слуга - христианин…
С этими словами он поклонился и исчез за пологом юрты. Растаял в жаркой ночной тьме.
Непобедимый смутно помнил, что каждый христианин носит имя в честь своего онгона-заступника. На следующий день, испросив аудиенции у той жены Джихангира, что, как знал Непобедимый, чтит распятого бога, он спросил у неё:
- Повелительница, не подскажешь ли, кто из ваших богов…
- Непобедимый! - строго прервал его юный голос. - Сколько раз я говорила тебе: нет никаких богов. Совсем. Те, кого ты зовешь нашими богами, - это святые. Они жили на земле простыми смертными людьми и умерли.
Дайн Дерхе, как верили многие, тоже когда-то был человеком. И Абай Гэсэр. А уж Священный Воитель и подавно. А теперь они - Боги. Но Пёс-Людоед смолчал, не став вдаваться в пустую игру словами.
- Да простит меня Повелительница, слуга её хотел узнать - в какой день и как чтят святого, - со старанием выговорил Непобедимый, - по имени Анапосопос?
Великая ханша изумленно распахнула огромные глаза.
- Такого имени нет, Непобедимый! И быть не может… ведь на языке страны Рум это значит - Тот, Кто Без Лица.
Тот, кто без лица… Ночной торговец выбрал себе на редкость меткое прозвище…
Одну из пай-дзе он увидел потом в руках большого чёрного жреца неподалеку от города Ре-зан. Несколько раз передовые дозоры докладывали о больших чёрных жрецах, которых приходилось отпускать, ибо они показали серебряную пай-дзе. А в городе Ула-Темир оставил след и сам Тот, Кто Без Лица. Перебившие чёрных жрецов этого города - единственного города, где чёрные жрецы отбивались вместе с воинами - цэреги уверяли, что сделали это по приказу человека с пай-дзе. А потом он же, пройдя по трупам в чёрных одеждах, извлек из одеяний большого жреца города Ула-Темир что-то, сверкнувшее серебром. Непобедимый не сомневался - то была табличка с солнцем и луной. Однако как странно! Отчего, владея ею, большой жрец Ула-Темир не попытался спастись? И для чего потребовалась смерть жрецов города Ула-Темир человеку, лицо которого, возраст и племя не смог припомнить ни один из видевших его цэрегов?
- Какая честь для меня! Непобедимый помнит имя недостойного.. - Тот, Кто Без Лица, почтительно поклонился.
- Ты! Это ты притащил нас в эту страну колдунов!
- Непобедимый забывает, он пришел в эту страну по воле своего базилевса… я хотел сказать, Эзен-Хана, да живет он тысячу лет, - укоризненно покачал шапочкой Анапосопос. - Я пришел снова помочь Непобедимому. Мне никогда, слава Господу, не доводилось видеть таких бойцов… но предания про них я в этой стране слышал. Они заговорены от железа - но не от камня.
- И что ты хочешь сказать, ночной нетопырь? Что наши цэреги должны кидать в урусутов камушками? Или, взяв большую глыбу, вдесятером подходить к урусуту и вежливо просить его нагнуться, чтоб они могли уронить ее ему на голову?!
С плавностью, достойной чжурчженьского придворного, Анапосопос указал на стоящие на телегах, укрытые холстинами камнеметы.
- Ведь россы, то есть урусуты, сейчас зажаты со всех сторон вашим войском и почти не двигаются… Отчего бы не обстрелять их из ваших замечательных баллист?
- Камнеметы? В поле?! - удивился Непобедимый.
- Отчего же нет? Великий хан и воитель моей страны, которого вы чтите под именем Гэсэра, рекомендовал снабжать такими каждый отряд - и не пренебрегать ими и в полевых сражениях!
- А твой знакомец, Непобедимый, говорит дело… - медленно проговорил Джихангир и махнул рукою: - Немедленно! Приказываем открыть, развернуть на урусутов и приготовить к стрельбе камнеметы!
Приказание Повелителя было исполнено так стремительно, как только позволяла людская природа. Огромные самострелы с двойными дугами снимали с телег, устанавливали, разворачивая к тому месту, где увязал в колышущемся вареве орды полк урусутских колдунов и их живых и мёртвых прислужников. Несколько рук сразу вцепились в каждый ворот, проворачивая его, натягивая тетивы обоих луков до упора, а другие руки уже поднимали в потных ладонях каменное ядро, готовясь пристроить его на желоб-ложе.
…Первых выстрелов он даже не заметил. Хотя бы оттого, что пришлись они не по нему, даже не по полку его - каменные ядра ушли в орду, прибавив истошных воплей и оставив за собою страшные борозды из покалеченных тел.
Третье или четвертое упало в глубь полка, где и так уж на ногах оставались едва ль не одни бывшие гридни да ратники городских полков - лесные охотники и селяне полегли мало не все.
- Камни! - рявкнул Догада. - Из пороков лупят, паскуды!
- Честь нам! - оскалился воевода - За детинец ходячий, значит, почитают!
Стоявший по другую руку Златко открыл рот засмеяться. Свист камня они услышали едва ли не в один миг с глухим влажным ударом, снесшим золотоголового гридня вместе с конем в толпу утыканных стрелами поднятых. Коловрат ощерился, половиня ударом наскочившего чужака. Не в первый раз при нем валился наземь гридень, валился, чтоб спустя пару ударов сердца вскочить невредимым - разве что разозленным пуще прежнего. Еще один пришелец сунулся в конскую гриву, пятная ее красным и серым из разрубленного шишака. Третий свалился наземь. Четвертый ушел от удара - на руке воеводы повис волк с белыми от страха глазами. Оторвав и швырнув в лицо врагу воющего зверя, воевода кинул взгляд через плечо.
Златко лежал неподвижно, раскидав руки. По золотистой бороде текла из носа и губ густая кровь. А на промятой камнем груди таял чёрный коловрат.
Воронов Златко не было видно. Перепуганные и озлобленные волки метались под копытами, набрасывались, не разбирая больше своих и чужих. Двое грызли, сбивши с ног, поднятых, третий вцепился в бедро воевод иному скакуну.
- Догада! Перенимай серых! - крикнул Коловрат.
Пять камней прочертили воздух - и теперь уже ни один не лег мимо полка. Трое пришлись в толпу поднятых и сторонников. Двое… двое достались навьим. Побратимам по Пертову угору. Поднятые, которых они держали, колодами повалились наземь - и в прорехи с восторженным визгом рванулись вражьи конники.
Что же это? Кончился, наконец, запас наварившегося на их кости в Котле Хозяина непрожитого? Или…
Коловрат застонал, посылая клинок в глазницу хвалисского шлема.
Камни! Он много раз слышал, что воины Велеса были заговорены от железа - но не от камня!
Теперь уже ударила дюжина камней. И четыре побратима рухнули наземь.
- Вот теперь, Догада, нам и славу споют! - выговорил Коловрат, снося руку замахнувшегося на Догаду копьем чужака.
- Поглядим… - проговорил Догада, скаля из бороды, которой оброс еще с безумной и напрасной скачки от Чернигова к родному городу, волчьи зубы…
Темное облако собралось над ним - и сквозь метель рванулось туда, где стояли, изрыгая смерть, камнебойные машины чужаков.
Чернокосый тангут с визгом выронил каменное ядро и схватился ладонями за залитое кровью лицо. Загудела втуне спущенная тетива - стрелки разбегались от воротов, размахивая руками над головой. Туча чёрных птиц обрушилась на камнеметы, на тех, кто стоял вокруг них.
- Защищать Повелителя! - раненым тигром заревел Непобедимый, сухой рукой заслоняя здоровый глаз и вслепую размахивая саблей. - Защищайте Повелителя! Лучников сюда!
И с несказанной радостью услышал пение тетив грозных монгольских луков. Даже с гордостью - луки били от черной юрты! Его нукеры успели первыми! Почти сразу же радующий сердце звук раздался от белого шатра - синие нукеры тоже принялись расстреливать клубящееся над камнеметами облако.
Вскоре камнеметы заговорили опять…
Поднятых больше почти не было. Он истратил их всех, бросив в отчаянную попытку прорваться к белому шатру и порокам. Навьи сомкнулись вокруг редеющего отряда сторонников, большая часть - уже пешие. Даже от поднятых коней с отрубленными или поломанными ногами проку мало. Но меч в его руке - уже третий - продолжал рубить. Рубить, хотя красный туман уже развеялся.
Тот, до кого он дотянется, уже никогда не убьет русича. Не сожжет русского дома. Не протянет смуглых лап к русой косе.
И когда свет пасмурного дня, для глаз навьего почти нестерпимо-яркий, заслонило каменное ядро, он успел подумать только: "Жаль"…
А камни летели. Летели и падали.
Чурыню било на его кресте, било страшно. Что-то испуганно кричали соратники снизу, о чем-то спрашивал Роман, ворвался и убежал чужак в чёрном. Это он хотя бы видел - хотя слышать уже ничего не мог. Потом накатила тьма.
Сквозь неё, как сквозь сон, почувствовал, как отцепляют от креста запястья, перевязывая толстенной веревкой, как в обвисшее тело упираются острия копий. Выволокли во двор. Тьма перед глазами медленно расходилась.
Зря. Лучше б не расходилась, лучше бы он так и остался в той тьме.
Воевода лежал на снегу. Вместо груди - страшная вмятина-чаша, полная крови. И дивно спокойное лицо, сомкнутые веки, стальная борода, сталью отливают рассыпавшиеся волосы. Из стиснутой руки так и не выдрали рукоять широкого кривого клинка с иззубрившимся в сече лезвием.
Как сквозь сон услышал голос спрашивавшего о чем-то Батыя. Словно на том же невнятном языке окликали сзади соратники. Чёрные нукеры попятились, сторожа наставленными копьями каждое его движение.
Чурыня упал на колени.
Всё.
Это всё. Если б хоть трое наших остались на ногах - он не лежал бы здесь.
Чурыня-черниговец поднял голову. И увидел, как расступаются тучи.
Самое время. Он даже не стал закрывать глаз, готовясь подставить лицо беспощадной белизне.
Ничего не случилось. Зимнее солнце больше не слепило. Не жгло.
Ты больше не нежить, Чурыня. Ты не навий.
Ты рад?
И тогда он заплакал.
Что-то снова прозудел над ухом толмач, и осмелевший нукер шагнул вперед, ударить непонятливого пленника древком копья, но движение руки Джихангира остановило его, принудив с поклоном отступить.
Нет смысла бить пленного мангуса - или уже бывшего мангуса?
И так все ясно.
- Хороший пир он устроил нам, Непобедимый, - сказал Джихангир, не оборачиваясь. - У нас не хватит войска, чтобы идти дальше. Надо поворачивать на полдень, к степи.
- Да, о Повелитель… - Пёс-Людоед угрюмо кивнул. Действительно, пора возвращаться. А жаль, о большом городе на полуночи пленные рассказывали много завлекательного… но войска действительно осталось мало. Слишком мало. Пожалуй, только и хватит, чтобы добраться до степи живыми - и не настолько слабыми, чтобы в Каракоруме сочли, что улус Джучи стал легкой добычей.
- Тысячники. Сиятельные братья мои, - без выражения проговорил Джихангир. Названные приблизились. Брезгливо ступал Хархасун, Гуюк, уже начавший отмечать победу, двигался валкими, неверными шагами, за ним шел Орду, затем - остальные Сиятельные ханы и тысячники - уцелевшие в битве и новоназначенные.
- Смотрите! - сказал Джихангир, протягивая руку к лежащему у его ног богатырю. - Смотрите, как надо быть преданным своему Повелителю! Этот человек ради своего уже мёртвого хана стал колдуном, научился поднимать мёртвых, отдал свою душу тьме! Кто из вас способен на такое ради меня?! Вечное Синее Небо, почему у меня нет такого воина? Клянусь, я держал бы его возле самого сердца…
В голосе Джихангира прозвучала лютая, как здешняя зима, тоска. Он замолчал. Молчали и слушавшие.
- Где назвавшийся Анапосопосом? - равнодушно вопросил в пространство Джихангир.
- Слуга Повелителя здесь.
- Подойди к нам. Какой награды ты желаешь за помощь?
Тот, Кто Без Лица, приблизился.
- У народа слуги моего Повелителя есть три сильных врага. Народ сельджук и народ болгар отняли наши земли. Народ франков - вы зовете его ференги - отнял наш самый главный город. Ничтожный слуга не мечтает ни о чем, кроме того, чтоб всем этим врагам было нанесено столько ущерба, сколько сможет несокрушимое воинство Повелителя. Твой полководец, возможно, поведает тебе, если еще не поведал - награда, которой осмеливается просить ничтожный, велика, но соразмерна…
- Мы подумаем, - тем же безразлично-усталым голосом посулил повелитель и повернулся к белому скакуну, у стремени которого четверо синих нукеров уже сложились в живую лестницу.
- Что прикажет мой Джихангир делать с пленными?
Повелитель замер на середине восхождения. Все - кроме разве что склонившихся под ногами Повелителя нукеров - уставились на того пленника, кто привел их сюда. Бывший мангус сидел рядом с телом мертвого вождя, равнодушный ко всему, даже к шипящему звуку, с которым за его спиной наполовину покинула ножны сабля синего нукера.
- Мы оставляем им свободу и жизнь. Пусть похоронят своего предводителя по своему обычаю.
- Внимание и повиновение! - склонил голову Пёс-Людоед. Если Повелителю угодно оставить этих пятерых в живых, что ж - пятеро уже не представляют угрозы для тысяч. Даже мангус, похоже, лишился колдовской силы. Непобедимый проследил, как синий нукер разрезал стягивавшие запястья пленника кожаные ремни. Тот остался почти безучастным, только что растер запястья, но головы так и не повернул.
К Чурыне подошли те, что были воинами в его дружине. Роман положил руку на плечо, усевшись рядом. Подошел, нетвердо ставя всё еще слабые ноги в кабаньих поршнях, Налист, которого с двух сторон поддерживали Игамас и Перегуда…
Коловрат открыл глаза. Серое низкое небо сыпало снегом.
Жив, что ли? Коснулся груди, туда, где ударил камень.
Цел. Ни раны, ни крови.
Превозмогая боль, сел. Огляделся.
Вокруг простиралась снежная долина. Не было тел врагов, не было тел сторонников. Рядом завозился, поднимаясь, Догада, за спиною хрустнул снег под чьими-то ногами. Воевода не оглянулся. Он смотрел туда, где заснеженную долину рассекала черная полоса незамерзшей реки. За рекою темнел ельник - насколько хватало глаз.
У реки появились человеческие фигуры - отсюда не разобрать, кто. И по черной глади реки к ним сразу мелькнула лодка. А потом отошла назад, к лесу, от вновь опустевшего берега.
- Ну что, воевода, туда нам, что ли? - спросил подошедший Златко.
Воевода не успел ответить. Рядом заржали кони.
Они стояли рядом с дружиной, поднимавшейся со снега. Вороные статные красавцы. Только со спин свисало что-то, показавшееся сперва седельными торбами. Стоявший ближе всех жеребец вновь заржал - и "торбы" распахнулись парусами кожистых крыльев. В раскрытой пасти коня блеснули волчьи клыки.
- Ай да коняшки! - восхитился за спиной Златко. - Нам бы таких, когда с погаными рубились!
- В отроках вы у меня уже отслужили. Пора пришла и коней получить.
Из-за табуна крылатых жеребцов показался Хозяин. Здесь он не казался старцем - скорее, муж в самом возрасте, в косматой шубе, в богатой шапке. Только одинокое око знакомо отсвечивало волчьим янтарем.
- Погоди, Хозяин! - Коловрат вскинул руку. - Не рано ли? Мы не успели…
- Ты позабыл, чего просил у Меня на Пертовом угоре? - брови Хозяина нахмурились. - Разве ты просил избавления от чужеземцев? Или победы? Ты просил мести. Мести за свой город. Каждый из жителей вашего города отомщен, и не раз. Это всё, что Я обещал.
- Не всё, Хозяин… - тихо проговорил воевода.
Хозяин гулко вдохнул: