"Что, - да, верно? Что он этим хотел сказать? Да, верно, ты мне не изменила? Либо - да, верно, ты мне изменила?" Его ответ окончательно поверг Лизу в смятение. Наклонившись к нему и еще не остыв после своего пламенного объяснения, она пристально посмотрела на него, пытаясь угадать по его лицу скрытый смысл его слов. Но Микеле оставался хмурым, равнодушным, в глазах была суровость. Казалось, будто он за все время вообще не проронил ни слова.
Лиза, глубоко разочарованная, выпрямилась в кресле. В голове у нее роились мысли, одна неприятнее другой. "Он мне не верит", - думала она и от отчаяния готова была до боли заломить руки. Так, в неловком молчании, прошло с минуту. Вдруг Лиза засмеялась.
- Бедный Лео! - воскликнула она. - Сегодня у него поистине несчастливый день… Поссорился с тобой и со мной… Не считая скандала с Мариаграцией, что, впрочем, в порядке вещей. Сколько неудач сразу! - Она посмеивалась, а сама искоса поглядывала на Микеле и видела, что взаимное непонимание не уменьшается, а растет. А она все смеялась; гостиная была погружена в полутьму, две лампочки на рояле, вставленные в две оплывшие искусственные свечи, освещали сверкающую крышку рояля и казались двумя восковыми свечами на крышке гроба. Лиза смеялась, но смех замирал в горле при взгляде на замкнутое лицо Микеле, смотревшего на нее с плохо скрываемой жалостью. Она словно читала отражавшиеся на нем мысли.
"Передо мной - сумасшедшая. Поневоле приходится ее слушать, поддакивать ей, а главное, стараться ее не рассердить". Для нее, с такой страстью мечтавшей о полном примирении, не было ничего страшнее этой холодной вежливости.
Наконец Микеле сказал:
- Конечно, все могло сложиться для него и получше.
Этот ответ лишил Лизу последних призрачных надежд. Ею овладело полнейшее, горчайшее разочарование. "Он мстит мне, - подумала она. - Решил, что я ему изменила, и теперь даже не хочет меня выслушать. Поэтому он и ответил так по-идиотски".
И все-таки перед ней сидел прежний Микеле - в этом не было никаких сомнений: та же чистота и честность во взгляде и на челе. Его увлечение ею было искренним, неподдельным. Ей вновь показалось, что если она отыщет нужные слова, то наверняка сумеет его убедить в своей искренности.
- Пойми, Микеле, - умоляюще сказала она, снова наклоняясь к нему. - Не моя вина, что ты застал меня с Лео… Он пришел… И потом, неужели ты способен поверить, что после того, что произошло между мной и тобой утром, я в полдень могла спокойно принять этого человека? И вообще, я при всем желании не могла любить Лео: он корыстный, суетный человек. Нет, ты плохо обо мне думаешь. Поверь, ты не прав, ты считаешь меня легкомысленной и - как бы это поточнее выразиться? - легко доступной женщиной. Но, уверяю тебя, это не так… Я совсем другая… Мне нужно нечто совсем иное, большее, чем красивая внешность и мужская сила… Я об этом дни и ночи мечтаю… Мне нужны еще… - Тут она внезапно умолкла и посмотрела Микеле в глаза. - В тебе, только в тебе, - медленно, тихим голосом договорила она, приблизив свое лицо к лицу Микеле, - соединилось все, что мне нужно. И поэтому я ценю и люблю тебя.
"Вот это, что называется, высказала все откровенно, в лоб", - подумал Микеле. Он ничего не ответил, откинул назад голову и скорее смущенно, чем презрительно, посмотрел на Лизу. Она всем телом клонилась к нему из своего низкого кресла. Узкое платье натянулось, обнажив мускулистое бедро с розовыми подвязками. Микеле поразило, какое оно упругое. "Лизой и в самом деле не стоит пренебрегать, - подумал он. - Лео прав". Но тут же, отчасти из-за фальши, звучавшей в ее голосе, отчасти из-за низости собственных мыслей, он почувствовал к ней такое отвращение, что у него дрогнули губы.
"Нет, не этого я жду от любви", - подумал он. Опустил глаза и откинулся назад в кресле.
- Не смотри на меня так! - не дав ему заговорить, испуганно воскликнула она, увидев, что, воспламенившись было при виде ее оголенной ноги, он сразу же вновь отпрянул и застыл в неподвижности. - Не будь таким… замкнутым… Прошу тебя, ответь!.. Скажи искренне все, что ты думаешь. - Она умолкла.
Впервые с момента своего прихода Микеле услышал, как хлещет дождь по ставням, вспомнил о Лео, о сестре и матери, оставшихся в "Ритце".
- Что я думаю? - повторил он без тени иронии. - Думаю, что они все не возвращаются, что сегодня плохая погода, вот о чем я думаю.
Молчание. Лиза так и осталась сидеть, согнувшись вдвое. Больше говорить было не о чем и незачем. Все ее попытки безнадежно провалились, Она смотрела на туфли Микеле, а в душе была кромешная тьма. "Уж лучше было не отвергать Лео, - поймала она себя на мысли. - По крайней мере, сейчас у меня хоть он был бы".
В гостиной становилось все темнее. Тьма постепенно поглощала стены и мебель, она густела и мрачно опускалась на обоих, Лизу и Микеле. Слабый свет словно вырывал из темноты небольшую пещеру с низким дымным сводом. И в этом мертвенном свете две черные фигуры сидели у гроба, на крышке которого язычки пламени восковых свечей покачивались, мигали, все больше слабея, пока наконец не погасли вовсе.
- Что случилось? - с отчаянием спросила Лиза из ночной тьмы.
- Ничего особенного, - донесся до нее голос Микеле. - Из-за бури где-то, верно, порвались провода. Подождем.
Полнейшее молчание, тьма, шелест дождя. И вдруг Микеле почувствовал, что на руку ему легла рука Лизы, и безжалостно усмехнулся. "Самый удобный момент, чтобы простить, забыть все и в желанной темноте дать волю чувствам", - подумал он.
Но его измученная душа отвергала едкий сарказм, в своем воображении он видел иное, - он ищет Лизу в ночи, находит, прижимает к груди и целует, впервые искренне, крепко… Какие-то мгновения он еще боролся со своей слабостью, во тьме перед глазами мелькали совсем другие образы - мужчина и женщина, которых он увидел в роскошном автомобиле. И тут же вспоминал об обнаженной ноге Лизы, на которой сосредоточились все его желания. "Почему Лиза не та женщина, а я не тот мужчина?!" Слышно было, как ударяют капли дождя о стены виллы, тьма была непроглядной, глупая, нежная рука по-прежнему жадно ласкала его. Микеле не решался отбросить ее, потерять навсегда. Он отсчитывал секунды в надежде, что вот-вот загорится свет и разделит их. "О, рука, - молил он, - подожди немного… Ну хоть столько, чтобы можно было соблюсти приличия". Он попытался улыбнуться. Но свет не загорался. И тогда Микеле, сознавая, какой непростительной слабости он поддается, наклонился и поцеловал ей руку.
"Теперь все кончено, - подумал он с радостью и отвращением. - Сейчас я посажу ее к себе на колени и поцелую в губы". Он уже хотел так поступить, как вдруг из коридора донесся взрыв хохота, шум голосов. Дверь гостиной отворилась, колеблющийся свет свечи прорезал тьму, и сама комната словно покачнулась. К потолку взметнулись яркие языки пламени и гигантские тени. Первым вошел Лео, за ним - Карла и Мариаграция.
Они ступали осторожно, стараясь разглядеть тех двух, что сидели в креслах. Лео держал в руке свечу, и Микеле прекрасно видел его красное, залитое светом лицо. Мариаграция и Карла шли по бокам, и пламя свечи освещало их лишь наполовину. Они нерешительно приблизились в сопровождении своих гигантских теней, скользивших по потолку и стенам.
- А, это ты?! - воскликнула наконец Мариаграция, узнав Лизу.
- И давно вы тут сидите? - спросила Карла. - А когда погас свет?… Ну, а мы танцевали, веселились… А потом, представляешь, Лео уговорил маму станцевать чарльстон!
- И она его отлично станцевала, - сказал Лео, подойдя поближе.
- Ах, Мерумечи, не вспоминайте об этом чарльстоне, - со вздохом сказала Мариаграция. Она села в кресло и казалась очень усталой. - Вообрази только, - добавила она, повернувшись к Лизе. - Вдруг он меня закрутил, стал выделывать самые немыслимые па и говорит: "Повторяйте за мной". Я вначале не хотела, но потом стала подражать каждому его движению и уже минут через пять танцевала лучше всех в зале… Не такой уж трудный танец этот ваш чарльстон.
- Да… Но не станешь же ты утверждать, что умеешь танцевать его в совершенстве, - заметила Карла.
- Почему не стану? - обиделась Мариаграция. - Если хочешь, могу его повторить. Хоть сейчас… Это легче легкого.
- Но, мама, - не сдавалась Карла. - Новый танец нельзя разучить за один вечер!
- Ах вот как?! - воскликнула Мариаграция в крайнем возмущении и встала. - Так вот… сейчас сама увидишь. Тогда ты убедишься, что не в пример тебе я никогда не лгу.
Она сняла накидку, повесила ее на кресло.
- Лиза, сыграй, пожалуйста, чарльстон! - попросила она, повернувшись к приятельнице. - Ноты найдешь в сборнике танцев, который лежит на рояле.
Лиза поднялась, и Лео, держа в руках свечу, пошел за ней.
- Какой танец сыграть? - спросила Лиза. - "На океанском корабле"? или "Ночь в Нью-Йорке"?
- Отлично. Сыграй "Ночь в Нью-Йорке", - одобрила Мариаграция.
Лиза села за рояль и приготовилась играть. Лео стоял сбоку и освещал ноты. У противоположной стены стояли, окутанные тьмою, Микеле и Карла.
В тишине зазвучали легкие, стремительные звуки музыки.
- Ну, смелее же, - подбодрил Мариаграцию Лео.
Внимательно глядя на свои ноги, Мариаграция начала танцевать. Язычок пламени скупо освещал ее накрашенное, напряженное лицо, изрезанное мелкими морщинами. Серебристого цвета платье было слишком узким, и при каждом резком движении отчетливо обозначались полная грудь и бедра. Мариаграция резко вскидывала ноги, стараясь попасть в ритм танца, но, очевидно, она позабыла урок Лео, потому что внезапно остановилась и разочарованно поглядела на него.
- Не знаю… в "Ритце" играли другой танец. Этот у меня не получается, - сказала она.
- Вот видишь, мама! - воскликнула Карла, выйдя из тени. - Я была права.
- Нисколько! - Освещенное пламенем свечи лицо Мариаграции выразило величайшее недовольство. - Танец не тот.
- Но ведь ты сама его выбрала, - обернувшись, сказала Лиза.
Лео со свечой в руке подошел к Мариаграции, Карле и Микеле, которые стояли полукругом и обменивались враждебными взглядами.
- Не важно… не важно… - примирительно повторил он. - Не все сразу. В другой раз получится лучше.
Все пятеро на миг умолкли и посмотрели друг на друга. Должно быть, дождь усилился, слышно было, как он хлестал по ставням и как они вздрагивали от сильных порывов ветра.
Наконец Карла сказала:
- Надо пойти переодеться. Скоро ужин.
- Вы останетесь поужинать с нами, не правда ли, Мерумечи? - сказала Мариаграция, любой ценой желавшая встретиться с Лео на следующий день.
- Да нет. Хотя, пожалуй, останусь, - ответил Лео.
Один за другим они нетвердым шагом направились к двери. Мариаграция, держа в руке огарок свечи, объявила:
- Кто меня любит, тот последует за мной…
Карла засмеялась. Лео, прежде чем выйти, подошел к Микеле, который остался сидеть в кресле.
- Ну, - спросил он, - послушался моего совета? Не забывай, Лизой не стоит пренебрегать… Она, конечно, жирновата… но зато многоопытна.
После чего, подмигнув Микеле, который продолжал молча и равнодушно сидеть в кресле, поспешно догнал остальных. Пламя свечи в последний раз осветило притолоку двери и исчезло во тьме коридора. До Микеле донеслись голоса, он слышал, как мать говорила: "Карла, открой дверь". Микеле так и не встал с кресла и остался один сидеть в темноте.
Остальные четверо, сталкиваясь друг с другом, шумно поднимались по лестнице. На втором этаже Карла нашла в передней еще две свечи. Их взяла Мариаграция и увлекла Лизу за собой - показать новое платье.
- Воротник из золотистой парчи, - дважды повторила она, - сама увидишь. Это сейчас очень модно.
В передней остались Карла и Лео. Они взглянули друг на друга. Глаза Лео горели от едва сдерживаемого возбуждения. Он поставил свечу на стол и мягкими пальцами ласкал руку Карлы, руку, которая ему безумно нравилась, - она была белой, тонкой и холодной. Он смотрел на Карлу снизу вверх, с ленивым сладострастием и в то же время оценивающе, и представлял себе, на какие бесстыдные ласки способна эта холодная рука.
"Эти ручки кажутся цветами - такие они нежные, деликатные, - подумал он. - Но когда доходит до ласк, они способны на все". И чем больше он об этом думал, тем больше возбуждался. Внезапно лицо его помрачнело, он отпустил руку Карлы и обнял ее за талию.
Карла в этот момент явно думала о чем-то другом.
- Нет, Лео, нет, будь осторожнее, - отбиваясь, прошептала она, испуганно оглядываясь вокруг. Наконец она уступила.
И как раз в этот миг вошла Лиза.
Она увидела, что Лео и Карла застыли в объятии посреди комнаты, в окружении пяти бархатных портьер. Она отступила на шаг и спряталась. Слегка приоткрыла портьеру. Стоявшая на столе свеча выхватывала из тьмы две склоненные головы, губы, слившиеся в поцелуе, и две тени, взметнувшиеся в полной тишине к потолку. Она ни о чем не думала, сердце ее учащенно билось. На миг она перестала следить за влюбленными и застыла в нерешительности, испуганная, не зная, как быть дальше. Потом вновь осторожно посмотрела сквозь портьеру. Лео выпустил Карлу из объятий, и теперь они о чем-то шептались.
- Мне показалось, - донеслись до нее слова Лео, - что одна из портьер колыхнулась. - Дух, - с улыбкой воскликнул он, пародируя медиумов. - Если ты здесь, стукни об пол один раз, если тебя нет - два.
Карла нехотя засмеялась - ее полуосвещенное лицо прорезали морщинки. Лизе, притаившейся за портьерой, захотелось и в самом деле стукнуть об пол - посмотрела бы она, как они вскочат, потрясенные, испуганные, побагровевшие от страха.
- Сядь сюда, - сказал Лео. - Ко мне на колени.
- Но, Лео, - умоляюще проговорила Карла. - Если кто-нибудь нас застанет, Лео?!
- Не бойся.
Послышался шорох. Лиза широко раскрытыми глазами впилась в полутьму… Нет, это ей не пригрезилось. Карла сидела у Лео на коленях, головой прижимаясь к его голове. И он… целовал ее в шею.
- А теперь, Карла, - весело сказал Лео. - Если ты есть, поцелуй меня… если тебя нет - поцелуй дважды. - На секунду воцарилось молчание. Большая голова Карлы томно склонилась к плечу Лео. Внезапно Карла отпрянула назад.
- Нет, Лео, нет, - повторила она. - Это - нет.
И забилась в его объятиях. На потолке заколыхались две гигантские тени. Потом застыли. Пламя свечи становилось то коротким, то длинным. Эти двое не двигались и не говорили ни слова. Чуть-чуть слышно с равномерными паузами поскрипывал диван. Лиза поднялась и бесшумно проскользнула в комнату Мариаграции. Теперь изумление сменилось мстительной радостью. "Возьму Мариаграцию за руку, поведу в переднюю и покажу, что творит ее дорогой Лео", - подумала она. Но когда она вошла, вид Мариаграции, она и сама не знала почему, заставил ее отказаться от своего намерения.
Мариаграция прохаживалась по комнате, держа в руке свечу, и с гордостью поглядывала в зеркало на свое новое платье.
- Нравится тебе? - спросила она, озабоченная тем, что заметила маленький недостаток, - лишнюю складку чуть пониже пояса. - А не сшить ли мне поясок? - сказала она. - И, пожалуй, даже… Может, ты, Лиза, что-нибудь придумаешь?
Она беспрестанно вертелась перед зеркалом, неудовлетворенная производимым впечатлением. Лиза села в темном углу. Теперь, неизвестно почему, при воспоминании о поцелуе двух влюбленных у нее больно сжималось сердце. Она закрыла глаза.
- Право же, не знаю, - неопределенно ответила она.
- Как это, не знаешь?! - удивилась Мариаграция, снова глядя в зеркало. - Я тут мучаюсь, а ты отвечаешь - не знаю… Что же ты тогда знаешь?
"Я много чего знаю", - хотелось Лизе ответить. Но теперь у нее пропало всякое желание рассказать Мариаграции о новых проделках Лео. Ее удерживало какое-то странное чувство, вернее, даже обостренное чувство собственного достоинства. Она боялась, что подумают, будто она поступает, так из низменного желания отомстить Лео за измену, а не из-за искреннего отвращения к поступку Лео и чувства привязанности к Карле. Поэтому она промолчала.
- Как ты думаешь, может, прикрепить к груди золотую розочку? - спросила Мариаграция. Свеча, которую она держала в руке, осветила ее озабоченное дряблое лицо.
- Да, конечно, - поспешно согласилась Лиза.
А перед глазами стояли те двое, их склоненные головы. И ей хотелось плакать. Такое случилось с ней впервые. Она испытывала физическую боль, точно произошло нечто очень печальное и даже страшное.
- Ну, а как насчет пояса? - не унималась Мариаграция. - Тоненький золотой поясок сюда подошел бы?
Она еще раз посмотрелась в зеркало и, кажется, осталась довольна.
- Очень красивое платье, - сказала она. - Вот только эта складочка… Эта проклятая складка… - На ее раскрашенном лице снова отразилось сомнение. - Может, я неаккуратно надела комбинацию? - сказала она. Поставила огарок свечи на пол, обеими руками подняла подол платья и стала расправлять шелковую комбинацию. Язычок пламени колебался, покачивался, и к потолку, змеясь, вздымались струйки копоти.
Сидя на стуле в темном углу, Лиза не шевелилась и не говорила ни слова. Ее взгляд перебегал с толстых голых ног Мариаграции на дверь, за которой сейчас обнимались в передней Лео и Карла. Она испытывала гнетущее чувство омерзения. И это чувство было для нее новым - она ясно и трезво видела, что эта любовная интрижка приведет Карлу к полному падению, что она погубит свою молодость. Удивления или гнева к обоим она не испытывала, о нет! Да и как она могла, при ее-то собственной бурной жизни! Но она испытывала какую-то смутную жалость к Мариаграции, Лео, Карле, всем сразу, да и к себе самой. Необычность этих чувств испугала Лизу. Она вдруг ощутила странную усталость. И ей до слез захотелось сейчас же уйти, обдумать в одиночестве все события этого дня. Она встала.
- Я ухожу, - сказала она.
Мариаграция, которая тем временем сняла платье, подбежала к ней в одной комбинации и трусиках.
- Как, уже?! - воскликнула она. Но удерживать ее не стала, обняла на прощание и пошла посветить ей до дверей. - Что будешь делать сегодня вечером? - спросила она на пороге.
- Лягу спать, - самым естественным тоном ответила Лиза.
Мариаграция испытующе поглядела на нее.
- Ну, до свидания, - сказала Лиза и, громко хлопнув дверью, чтобы предупредить влюбленных, вышла.
Карла мгновенно встала с дивана и пошла ей навстречу.
- Я провожу тебя, Лиза, - сказала Карла. - А ты, Лео, пять минут побудешь один в темноте.
Пламя свечи ярко освещало круглое лицо девушки. Лиза заметила, что глаза у нее усталые, припухшие, а щеки бледнее, чем обычно. Лизе вдруг захотелось поговорить с ней, рассказать, что она все видела. Но Карла уже повернулась к ней спиной и стала спускаться по лестнице.
Все время, пока они спускались, Лиза на каждой ступеньке лихорадочно спрашивала себя: "Должна я с ней поговорить или нет?" Она смотрела на детские щеки Карлы, на ее большую голову, и ей становилось еще больше жаль девушку. "Во всем виновата Мариаграция, - думала она. - Это из-за нее Карла, бедняжка, очутилась в таком тяжелом положении". Они дошли до холла. Завести разговор или промолчать? Лиза никогда еще не испытывала такой неуверенности и такой жалости - чувства, прежде почти незнакомого ей. "Это не ее вина", - все время повторяла она про себя. Ей хотелось каким-нибудь жестом или взглядом, без слов, дать понять Карле, что ей известна ее постыдная тайна. Но это ей никак не удавалось.