Диана Осиповна решительными шагами удалилась в каптерку. Через пару минут послышалось:
- Афанасьев!
Гошка Афанасьев сделал скорбную мину, помахал рукой: прощайте, товарищи. И пошел… С минуту из-за двери слышались неразборчивые голоса. Потом Гошка появился с дневником и скорбно прочел:
- "Злостно нарушал дисциплину, отказался ехать в подшефный совхоз. Родителям явиться в школу!.." - И сообщил: - Вытащила у всех дневники, сложила стопкой и спрашивает: "Поедешь?! Нет?" И катает ручкой на полстраницы…
Кинтель не боялся неприятностей из-за отказа от поездки. Дед поймет. Но сердце нехорошо застукало, когда услышал, что Диана шарила в портфелях… А та вы-кликала: "Корабельников!.. Бражников!.. Левин!" И все шли в каптерку и выходили с одинаковым выражением лица. Пускай, мол, пишет, не пропадем…
Кинтель с тревогой и нетерпением ждал, когда и его позовут пред разгневанные очи. Чтобы получить запись и поскорее убедиться, что книжка на месте. Ждал и… не дождался…
Диана возникла в дверях:
- Всё! С теми, кто и на самом деле не поедет, разговор будет на родительском собрании. С директором и завучем!.. - И стук-стук каблуками к выходу.
- А я?! - сказал Кинтель. - Меня-то не вызывали!
Диана Осиповна с удовольствием сообщила:
- А ты, голубчик, после урока явишься в кабинет Зинаиды Тихоновны. И никуда не денешься. Потому что портфель твой уже там. У нас будет до-олгий разговор…
И как скверно стало Кинтелю. Сразу понял: это все-таки случилось.
СЛЕДСТВИЕ ВЕДУТ ЗНАТОКИ
Уже после, много времени спустя, Кинтель сообразил, как портфель попал в кабинет к завучу. Судя по всему, Диана открыла в каптерке тесное оконце и кого-то окликнула в школьном дворе: "Отнесите, пожалуйста, это к Зинаиде Тихоновне…"
А пока не кончился второй час труда, Кинтель маялся. Внешне он был спокоен, зачищал рукоятки и даже мурлыкал под нос. А внутри его поедом ела тревога. И полчаса показались ему тягучими, как жвачка.
Едва грянул звонок, он бросился на второй этаж, к двери с табличкой "Завуч".
Завучей в школе было несколько, но Зинаида Тихоновна - главная над ними. И даже над директоршей Таисией Дмитриевной - в тех вопросах, которые касались учебы. Потому что Таисия Дмитриевна по уши была занята хозяйственными делами, а школьные программы, уроки, дисциплина - все это на выносливых плечах Зинаиды Тихоновны. И тем не менее она была доброй теткой - это все признавали. Высокая, худая, с длинным складчатым лицом, в очках-колесах и с девчоночьим хвостиком на темени, она и на завуча-то не была похожа. А походила на моложавую бабушку из какого-то детского фильма - притворно-сердитую, но хорошую в душе. И если бы по какому-то другому вопросу, Кинтель шел бы к ней без всякой робости. Но сейчас понимал - книга…
Он стукнул в дверь, услышал "заходи", вошел. Встал у косяка.
- Здрасьте… - И глаза в окно. Однако успел разглядеть, что в комнате трое. Кроме Зинаиды Тихоновны и Дианы, еще незнакомый дядька - лысый, с кустиками рыжеватых волос над висками, но молодой. В модной куртке, в маленьких блестящих очках.
- Здравствуй, здравствуй, Рафалов… - Зинаида Тихоновна добродушно и в то же время сокрушенно закивала. - Ну, выкладывай, что натворил?
- А что? - сказал Кинтель. - Я и сам не понимаю! Всем прямо там, в мастерской, записи вляпали, а меня сюда…
- Не прикидывайся! Дело не в записи! - Диана водрузила на стол портфель и - конечно же! - достала из него "Морской устав". - Откуда у тебя это?
"Ох и дурак же ты, Салазкин! Догадался, притащил… Как теперь спасти тебя от беды?"
Кинтель понимал, что дело безнадежное, но все же произнес в пространство:
- Как откуда? Из портфеля. Сами вытащили…
- Рафалов, Рафалов… - укоризненно сказала Зинаида Тихоновна.
А Диана часто задышала:
- Не придуривайся! Ты прекрасно понимаешь мой вопрос!
- Я другого не понимаю. Почему вы по чужим портфелям лазите? У вас что, ордер на обыск есть?
- Рафалов! - Волосяной хвостик на темени завуча встал торчком, очки перекосились.
- А что "Рафалов"? - со звоном сказал Кинтель. - Во всех газетах и передачах о правах человека трубят, а на самом деле… беспредел какой-то! Мой портфель - моя собственность! А вы…
- А книга - тоже твоя собственность? - ехидно перебила Диана.
- А это не ваше дело!
- Рафалов! - С Зинаиды Тихоновны слетело добродушие. - Ты хочешь загреметь из школы?
- Во-во! - сказал Кинтель, ощущая, как наполняет его спасительная злость. - Я и говорю: права и демократия.
Диана воззрилась на лысого. Тот проговорил с ленцой:
- Никакие права не нарушены. Это был не обыск, а предварительный досмотр. Подтверждаю как юрист. И во избежание дальнейших недоразумений - вот, прошу…
Он вытащил из-за пазухи коричневые корочки, развернул перед Кинтелем. Тот увидел очкасто-лысую фотографию, лиловую печать, тушью написанное имя: "Глебов Андрей Андреевич". И мелкие слова: "Следователь… районного…" Корочки захлопнулись.
- Ну и что? - сказал Кинтель. А по жилкам растеклась противная слабость. Неужели это по правде? Успели вызвать из милиции? Ради такого дела?
- Как "ну и что"? - возмутилась Диана. - Ты не собираешься отвечать даже следователю?
- А чего отвечать-то?
Бесполезно все это было, но выдать Салазкина Кинтель не мог. Пусть хоть в тюрьму везут!
- Даня Рафалов! Тебя спрашивают: откуда у тебя эта книга? - с расстановкой произнесла Зинаида Тихоновна.
- Да мало ли откуда! - Злые слезы закипели в Кинтеле. Но пока глубоко внутри. Он ощетиненно глянул в блестящие стекляшки следователя ("Как у Берии!"). - Что вы меня допрашиваете?! Краденая она, что ли?! Вы меня вором считаете?! Сами залезли в чужой портфель, а теперь…
- Каждый учитель вправе посмотреть, нет ли в портфеле ученика посторонних предметов, - назидательно сообщила Зинаида Тихоновна. - Вон, в четырнадцатую школу недавно взрывпакет принесли…
- Это не взрывпакет! Что, нельзя в школу с книгой прийти?
- Это посторонняя книга, - сказала Диана. - Посторонние книги приносить незачем.
- Я и не приносил. Это мне принесли почитать…
- Кто? - увесисто сказал следователь Глебов.
- Не все ли равно… Почему я обязан говорить?!
- Потому что тебя спрашивает представитель следствия! - взвилась Диана.
- И все по закону, - ровным голосом разъяснил Глебов. - Тебя допрашивают в присутствии педагогов как несовершеннолетнего. Задают четкие, конкретные вопросы. А ты юлишь…
- Сначала скажите, в чем я виноват… - Слезы подло подошли к верхней черте.
- Книга очень ценная! - спокойно (видимо, подражая следователю) разъяснила Диана. - Раритет. То есть музейная редкость. И мы вправе знать, как она оказалась в школе…
- Мы отвечаем за все, что происходит в стенах школы, - вмешалась Зинаида Тихоновна. - Поэтому и хотим выяснить: кто тебе эту книгу дал? Неужели так трудно ответить?
Кинтель хрипло сказал:
- Чья книга, тот и дал…
- Не ври! - Диана хлопнула по столу. - На книге печать: "Библиотека профессора А.ЭМ. Денисова"! Профессор тебе ее дал? Денисов А.ЭМ.?
"Ну вот и все", - понял Кинтель. Но огрызнулся - из-за одного уже упрямства:
- Там еще написано: "Книга корабельного мастера Василiя Алексеева… сына Селянинова…"
- Видите, как он крутит нам мозги! - торжествующе заявила Диана. - Корабельный мастер тут, голубчик, ни при чем, царство ему небесное. Книга эта - профессора. И я уже звонила в университет, чтобы выяснить, откуда она у тебя. К сожалению, на кафедре сказали, что Александр Михайлович ушел и будет лишь через час.
- Неправда! Он в колхозе! - вырвалось у Кинтеля.
- Нет, правда! А вот ты лжешь и крутишься!
"Врет? Или в самом деле звонила? Значит, Салазкин придумал, что отец на картошке? Или…"
- Постойте, постойте, Диана Осиповна! - Зинаида Тихоновна, кажется, обрадовалась. - Ведь у нас учится сын профессора Денисова, я вспомнила! В этом году поступил, в пятый "Б"!.. Даня, это он дал тебе книгу?
Это была уже развязка, никуда не денешься. Но Кинтель молчал. Во-первых, в горле застряла шероховатая пробка, а во-вторых… нет, не будет такого, чтобы он, Кинтель, выдал Салазкина своим собственным языком.
- Это он тебе дал? - повторила Зинаида Тихоновна.
Кинтель сжал губы. Диана подошла к нему вплотную:
- Ну?
Следователь Глебов сидел на стуле у стены, положив ногу на ногу. С любопытством поглядывал на всех и словно ждал чего-то. И вот наконец он снисходительно проговорил:
- Я уже беседовал с сыном профессора Денисова. Тот утверждает, что никогда не давал никаких книг этому… Рафалову.
Пол буквально поехал из-под ног Кинтеля! Как во сне! Правда, на один миг… Кинтель затылком прижался к дверному косяку. "Салазкин… неужели он мог такое?"
Как живого увидел Кинтель Саньку Денисова перед собой. Беззащитного и отважного, с зеленью честных глаз… Кинтель откашлялся и с великим облегчением сказал Глебову:
- Я думал, вы по правде следователь. А вы проходимец…
- Негодяй!
Диана взвизгнула и дала Кинтелю оплеуху. Вернее, хотела дать. Кинтель откачнулся, и она врезала пальцами по косяку. Тонко заскулила, прижала к губам мизинец. Кинтель отскочил. Глебов подбежал:
- Дианочка, что с тобой?.. Кожа содрана! Зинаида Тихоновна, у вас есть йод?
Та засуетилась, запричитала что-то, полезла в ящик стола.
Кинтель отошел на два шага. Сказал оттуда, ощущая удивительную смелость:
- Если вы следователь, что же вы закон не защищаете? Когда ученика в школе бьют!
Завуч с коричневым пузырьком выбралась из-за стола.
- Ты, Рафалов, сам спровоцировал… И никто тебя не задел, Диана Осиповна сама пострадала… Ничего страшного, ссадинка…
- А если бы я не уклонился? - непримиримо сказал Кинтель.
Глебов дул на пальцы "Дианочки". Та глянула на него из-за плеча - глаза мокрые, щеки пятнисто-розовые.
- Как ты, мерзавец, смеешь оскорблять взрослого человека? Сопляк!.. Зинаида Тихоновна, этого… уголовника у меня в классе не будет! Я его давно знаю! Помню! Он еще в шестилетнем возрасте… позволял себе поливать взрослых… отборными словами!.. Или я сама… откажусь от классного руководства!..
- Ладно, ладно… - Зинаида Тихоновна обрела спокойствие. - Нам всем следует остыть. И разобраться, наконец, с этим делом. - Она мимо Дианы и Глебова высунулась в дверь: - Кто-нибудь… О, Геннадий Романович, помогите нам, пожалуйста! Попросите кого-нибудь узнать в пятом "Б", нет ли там Саши Денисова. Если еще не разошлись… Это новичок.
- Да знаю я! - послышался веселый голос Геночки. - Он пасется рядышком. Пытал меня, куда девался после уроков Рафалов, а я говорю: повлекли в геенну… Кстати, не понимаю, чего Диана взъелась на него… Ох, пардон, Диана Осиповна, я вас не заметил. Мое почтение, Андрей Андреевич… Эй, Денисов! Давай сюда, тут тобой тоже интересуются…
Салазкин шагнул в кабинет (Геннадий Романович - за ним, встал у двери). Глебов быстро сел на прежнее место. Завуч и Диана отошли к окну, Диана все еще дула на мизинец.
Салазкин интеллигентно сказал "здравствуйте" и теперь слегка испуганно смотрел на Кинтеля.
Зинаида Тихоновна ровностью тона попыталась показать, что ничего особенного не произошло:
- Саша, будь добр, подойди к столу, надо решить один вопрос. Пожалуйста.
Салазкин поправил косое крыло прически и сделал несколько широких шагов. Увидел книгу, замер…
- Саша, скажи, ты давал эту книгу Дане Рафалову?
Салазкин шевельнул головой, словно хотел оглянуться на Кинтеля. Не оглянулся. Сказал, глядя на завуча:
- Естественно… А что здесь плохого?
- Видишь ли… Книга крайне редкая, мы встревожились. Мало ли что…
- Извините, я не понимаю, - тихо, но отчетливо сказал Салазкин. - Что вас встревожило?
- Я же объясняю. Приносить такие ценности в школу не следует.
Кинтель увидел, как под клетчатой рубашкой шевельнулись и затвердели Санькины колючие лопатки.
- Извините, я не так спросил. Как вы узнали, что эта книга у Дани? - И он в конце концов оглянулся на Кинтеля.
Кинтель сказал ему:
- Шмон устроили по портфелям. Такие у нас в школе порядки… Да еще по уху попробовали врезать.
- Рафалов! - Это завуч.
- Если тебе порядки не нравятся, можешь выметаться! - вмиг завелась опять Диана.
А Глебов сообщил опять от стенки:
- С такими задатками спецшкола для трудных была бы, конечно, уместнее.
И тогда вдруг выступил Геночка:
- А что, Диана Осиповна, ваш жених приходит в школу не просто навещать вас? Осуществляет еще и правовое воспитание? На общественных началах?
Вот оно в чем дело!
Кинтель и Салазкин смотрели друг на друга, и стремительно разматывался между ними молчаливый разговор-объяснение:
"Видишь, как получилось! Я же не зря боялся… Я не виноват…"
"Мы оба не виноваты!"
"А что тебе теперь будет?"
"Не бойся…"
"Я не говорил, что это ты дал книгу!"
"Я понимаю".
Диана Осиповна между тем вознегодовала на Геночку:
- А вас, Геннадий Романович, я просила бы не вмешиваться!
- Отчего же, уважаемая Диана Осиповна? Рафалов, он ведь и мой ученик тоже. Когда вы сегодня пришли в мастерскую и устроили… гм… воспитательную беседу, я ведь не протестовал… Впрочем, "шмон" в портфелях я не санкционировал. Зинаида Тихоновна, заявляю это официально.
- Товарищи, товарищи… Оставим наши педагогические проблемы на потом, здесь дети…
- С которыми Геннадий Романович всегда запани-брата! И распустил! - не унималась Диана.
- Наверно, потому, что по уху никого не бью…
- То-ва-ри-щи! - возвысила командирский голос завуч.
Все примолкли на миг. И в этой тишине Салазкин звонко спросил:
- Можно я теперь возьму книгу и мы пойдем?
- Нет! - Диана метнулась к столу. Видимо, терпеть поражение по всем статьям ей не хотелось. - Книгу получит отец! Когда придет!.. Зинаида Тихоновна, разве можно доверять детям такую… реликвию?
- Но папа в отъезде!
- Вот поэтому ты и взял книгу без спросу… - с упреком заметила Зинаида Тихоновна.
Салазкин сказал медленно и очень вежливо:
- Простите, но мы с папой сами решим этот вопрос. Вдвоем.
- Вы решите его здесь! При нас! - объявила Диана. - Тем более, что ты лжешь! Отец вовсе не в отъезде! Я звонила на кафедру, и мне сказали, что он на работе! Только вышел куда-то!
Салазкин опять оглянулся на Кинтеля. Тот пожал плечами. Диана торжествующе сказала:
- Ты можешь сам позвонить и убедиться. Тем более, что отец уже, наверно, вернулся.
- Правда, можно позвонить? - Салазкин посмотрел на завуча.
Та, кажется, обрадовалась:
- Да! И… попроси папу прийти сюда. - Она повернула к Салазкину красный блестящий телефон.
Салазкин снял трубку. Потянулся к диску пальцем, замер на миг, будто вспоминая номер. Быстро завертел. И…
- Это Саня. Добрый день… Да, я так сказал… В своей школе, в кабинете завуча. Знаешь адрес? Хорошо… Я дал Дане Рафалову, я тебе говорил о нем, книгу "Морской устав". Ту самую… Надо было, об этом после!.. Его портфель обыскала учительница, книгу отняла. Теперь нас в чем-то обвиняют… Чуть ли не в краже! Даню ударили… Да! - И положил трубку.
- Что такое?! - Зинаида Тихоновна затрясла волосяным хвостиком. - Зачем ты так?! Ты… это папе звонил?
С незнакомым тяжелым спокойствием Саня Денисов сказал:
- Я звонил кому следует… Можно я пока сяду? У меня болит нога… Придется подождать… - он глянул на круглые настенные часы, - шесть минут. Нет, теперь уже пять…
- Ты папе звонил?
- Сейчас приедет, - уклончиво ответил Салазкин. Прихрамывая, отошел от стола. Спиной вперед. Опять посмотрел на Кинтеля. Решительно так, незнакомо.
- Сядь… - Зинаида Тихоновна забеспокоилась. - Что у тебя с ногой?
- Пустяки. С дерева прыгнул, чуть подвернул… - Салазкин отступил к стене, где стояли четыре стула. На ближнем к столу сидел Глебов. Салазкин сел на самый дальний. Потрогал на коленке бородавку. Опять стрельнул глазами в Кинтеля - уже с веселыми искорками. Вскинул глаза на часы. Он явно не боялся.
А Кинтель боялся. Вновь. Вот появится отец, будет Саньке на орехи! Если не здесь, то дома. И конечно: "Не смей связываться с этим…" Как Диана сказала? "С уголовником".
А завуч все тревожилась:
- Может быть, показать ногу медсестре?
Салазкин сказал беззаботно:
- Не стоит, у меня ступня то и дело подворачивается, слабые связки. С возрастом пройдет… - Он согнулся, потер щиколотку. Волосы упали на лицо. Сквозь них он опять посмотрел на Кинтеля.
- Здесь калечат, здесь и лечат, - сказал Геночка. - Целых две травмы, не считая моральных.
- Геннадий Романович…
Зинаида Тихоновна не договорила. С вежливым "Разрешите?" шагнул в открытую дверь, мимо Геночки, человек в черной болоньевой куртке, с красным мотошлемом в руке. Молодой, с тускло-медным ежиком волос и пыльно-коричневым лицом. Сквозь этот налет или загар проступали темные веснушки. И глаза на таком лице казались пронзительно синими, с очень яркими белками.
Человек прошелся этими глазами по всем, кто был в кабинете. Сказал ровно и уверенно:
- Здравствуйте… Я не спрашиваю, сюда ли я попал, поскольку вижу Саню Денисова. Позвольте представиться. Вострецов Даниил Корнеевич, представитель конфликтной комиссии при областном Детском фонде. Так сказать, группа быстрого реагирования… Могу я поинтересоваться, что произошло?
С четверть минуты продолжалось общее удивление, обалделость даже. У всех, кроме Салазкина. Он поднялся со стула и не то чтобы заулыбался, а засветился весь. И Кинтель, глядя на него, тоже ощутил радость. Ничего еще он не понимал, но почуял, что дело, кажется, может обойтись без отца.
Первой пришла в себя Зинаида Тихоновна. Оно и понятно: будучи завучем, нервы натренировала она, как летчик-испытатель.
- Насколько могу судить, у нас ничего не произо-шло. По крайней мере, такого, что требовало бы присутствия… столь ответственных представителей.
- Боюсь, что здесь мы разойдемся во мнениях, - учтиво сообщил Даниил Корнеевич Вострецов. - Саня…
- Да! - звонко откликнулся Салазкин. - Почему нас допрашивают, как воров? И книгу отобрали! И… Даня говорит, что его ударили!.. Я принес ему из дому папину книжку почитать, а они… - У Салазкина со слезным дрожанием сорвался голос.
В наступившей тишине Вострецов раздельно про-изнес:
- Прошу прощения, но мне хотелось бы задать несколько вопросов.
- По какому праву?! - вскинулась Диана. - Кто вы такой?!
- Я ведь уже объяснил, кто я такой. Если угодно, вот удостоверения… члена комиссии Детфонда, нештатного корреспондента "Молодежной смены"…
- А вы нас не пугайте, молодой человек, - величественно произнесла завуч.
- О Господи!.. Ну почему, как начинаешь разговаривать с педагогами, сразу "не пугайте"? - В голосе Вострецова еле заметно заискрилась насмешка. - Я не пугаю, а выполняю свои обязанности, уважаемая Зинаида Тихоновна… Я ведь правильно назвал ваше имя? Я помню вас по выступлению на президиуме, вы очень убедительно говорили, что необходимо всегда соблюдать интересы детей…
- Вот об этом бы и написали в своей газете!