- М-да. Что-то я кажется, увлекся. Так. Где телефон? Алло... Иван Петрович? Добрый день! Иван Петрович, сил моих больше нет! Обещаю, что ни капли больше пить не буду, ни в жизнь! Только возьмите обратно прозектором! Я и по субботам согласен вскрытия делать! А то здесь мне как-то не по себе – и народ вечно недовольный, не угодишь им!
ВОЗНЕСЕНИЕ
(апокрифический сценарий для нетрезвых актеров)
(Гефсиманский сад. Река Кедрон. Светает.)
ИИСУС: Хорош спать! За мной придут скоро, а они спят. Петр! Вставай!
СИМОН ПЕТР: А?... Э... Хр-р... Уф-ф...
ИИСУС: Братва! Трибунал проспите!
ИАКОВ ЗЕВЕДЕЕВ: Господи... Ну что ты орешь как больной слон? Ну дай поспать...
(ИИСУС замечает под ногами кувшин из-под неразбавленного вина.)
ИИСУС: "Вина же и сикера не пейте..." Так. Понятно. Как дети. Все приходится делать самому.
(Шум, свет факелов, входит отряд солдат. С ними СОТНИК и ИУДА ИСКАРИОТ.)
ИУДА: ...Короче, сотник, слушай меня. Сейчас я подойду к ним, и кого...хм... кого поцелую - того и берите. А то не разберетесь в куче.
СОТНИК: В каком смысле - берите?
ИУДА: В смысле - арестовывайте! Что непонятно?
СОТНИК: Ну так ты же его поцелуешь сначала, вот я и подумал... Странный ты все-таки, Иуда.
(СОТНИК и воины с отвращением смотрят на ИУДУ, поигрывая копьями.)
ИУДА (в сторону): Блин. Понаехали из провинции. Лимита римская!
(Они выходят на поляну. ИУДА озирается и замечает иронически глядящего на него ИИСУСА.)
ИУДА: О! Привет! Дай-ка я тебя поцелую!
ИИСУС: Я тебя, извращенец, сам поцелую. Потом. Если захочешь.
ИУДА: Нет! Я должен...
(Ожесточенно борются, шепотом ругаясь, наконец ИУДЕ удается поцеловать ИИСУСА в щеку.)
ИИСУС: Тьфу! Без этого никак?
СОТНИК: Уберите этого... от этого... Знаешь, Иуда, ты точно больной. Смотри внимательно - все спят, один он на ногах. Обязательно было целовать-то? И так ясно, кто есть кто. Мог бы пальцем показать!
ИУДА: Ты ничего не понимаешь... Это перформанс!
(Некоторое время СОТНИК задумчиво смотрит на ИУДУ, явно борясь с желанием ткнуть того мечом. Потом переводит взгляд на ИИСУСА.)
СОТНИК: Ты кто? Руки на ствол пальмы! Документы!
ИИСУС: Так руки или документы? Чем я их достану?
СОТНИК: Понятно. Шутник. Мы шутки любим, и шутников тоже. Эй, Малх!
(Появляется МАЛХ - солдат первого года службы.)
СОТНИК: Слышь, салага, бери веревку и вяжи его по рукам.
МАЛХ (радостно): И по ногам?
СОТНИК: Если "и по ногам" - понесешь в синедрион сам, ясно? Наградил Б-г идиотом...
(МАЛХ берет веревку и опасливо подходит к ИИСУСУ. Просыпается СИМОН ПЕТР.)
СИМОН ПЕТР (откашлявшись): Э! Это чего тут? Блин, ну и сушняк... Слышь, ты куда с веревкой
лезешь? А ну-ка, отскочил на три метра!
МАЛХ: Слово и дело Государево!
СИМОН ПЕТР: Чего?
СОТНИК: Чего?
ИИСУС: Чего-чего?
МАЛХ: Ну... то есть, я от Кесаря Императора!
СИМОН ПЕТР: : Лично? Из Тивериады, или откуда там? Сейчас я тебе... шлемазл!
(Со скрежетом вытаскивает меч, отрубает МАЛХУ правое ухо.)
МАЛХ: А-а-а-а-а!
СИМОН ПЕТР (передразнивая его): А-а-а-а! Что, больно? Интеллигент вшивый, а еще доспех нацепил!
ИИСУС: Петр, это уже слишком...
СИМОН ПЕТР: А я еще и так могу!
(Отрубает МАЛХУ левое ухо.)
МАЛХ: А-а-а! О-о-о-о!!!
СОТНИК (задумчиво): Хороший удар. А ты ничего, парень! В легион к нам не хочешь записаться? Жалованье - пять денариев в месяц, харчи, на всем готовом будешь... Покажи еще, а? Эй, вы, там, учитесь, как рубить надо! Вернемся в гарнизон - все у меня от чучел не отойдете неделю!
СИМОН ПЕТР (разгорячившись): И еще вот так могу! И вот так! И так! И вот! И - н-на! И р-раз!
(Отрубает МАЛХУ поочередно нос, правую и левую руку, потом ноги до колен.)
ИУДА: Люди добрые, да что ж это творится-то?!
ИИСУС (шепотом): Ты бы заткнулся, что ли. Не буди лихо... Петр! Эй, Петр! Симон!
(СИМОН ПЕТР останавливается и вытирает пот.)
СИМОН ПЕТР: Господи, как я его, а? Круто?
ИИСУС (обходя его по широкой дуге): Да, да... Только тише, Петя, тише... Все, все, уже все...
(Он подходит к стонущему МАЛХУ, присаживается перед ним на колени, и что-то делает в течение нескольких минут.)
ИИСУС: Это вот сюда, а это сюда. Поплюем... Ну вот и приросла. И эта нога как новенькая. Встань и иди!
(МАЛХ встает. У него все на месте.)
СОТНИК: Них... Ничего себе! Это как так?
ИИСУС (скромно): Ловкость рук и никакого мошенства.
СОТНИК: Малх! Ко мне! Хм, и впрямь. Ноги... Руки... Ухо... Дай-ка, дерну...
МАЛХ: А-а-а-а!
СОТНИК: Все, вижу, точно в порядке. Ну ты здоров лечить, парень! Не знаю, что ты такого в Иудее натворил, но я бы тебя к себе ротным лекарем взял! Пойдешь? Пятнадцать денариев плачу! Нет, стоп, надо еще раз убедиться.
(Хватает меч, отрубает МАЛХУ ногу, рубит ее на несколько кусков, топчется на них.)
МАЛХ: А-а-а-а!!!
СОТНИК: Хватит орать! За общее дело страдаешь! Слышь, Иисус, а так срастить сможешь? Чтобы как на поле боя, все по правде!
ИИСУС (брезгливо): Развели антисанитарию. Столбняк схватит, вот тогда попрыгаете, будете знать...
Смогу, не сомневайся. Вот. Вот. И вот. На тебе твою ногу, солдатик. Знаешь, мне кажется - зря ты в армию пошел, не твое это призвание.
МАЛХ: Господин сотник... Можно, я пойду?
СОТНИК: Ладно. Вали в казарму. Ну так что, парень, пойдешь к нам?
ИУДА: Это незаконно!
СОТНИК: Заткните ему глотку. И свяжите покрепче. Его этому индюку Кайафе и впарим. Ну что, ты с нами?
ИИСУС: Хм... Как-то это все неправильно...
СОТНИК: Да ты что, парень? На кресте висеть лучше? А тут - вступишь в экспедиционный корпус славного римского войска! Повидаешь далекие экзотические страны! Встретишь там интересных, необычных людей!
СИМОН ПЕТР: ... и убьешь их?
СОТНИК: Иисус, у тебя все двенадцать такие маньяки? Если да, то могу всех забрать.
ИИСУС: Да нет, только он, ну и еще Андрей, пожалуй. Ладно! По рукам!
(Он и СОТНИК хлопают по рукам. СИМОН ПЕТР радостно ухмыляется.)
СИМОН ПЕТР (указывает на спящих вповалку апостолов): Господи, а их будить?
ИИСУС: Нет, не надо. Пусть думают, что свершилось чудо. Пойдем, Петр.
СОТНИК: И кстати - я к тебе обращаюсь, Симон Петр! - научись обращаться грамотно, по уставу! Теперь ты в армии, понял? Не "Господи", а "господин ротный лекарь", ясно?
СИМОН ПЕТР: Ясно, господин сотник!
СОТНИК: То-то. Слушай, Иисус, а ты так все болячки можешь лечить, или только такие? Вот ревматизм - можешь...?
(Уходят, оживленно беседуя. Вслед за ними солдаты уносят мычащего ИУДУ и факелы. Становится темно.)
ПОНИМАНИЕ
За окном шел ливень, да такой, что протяни руку - и не увидишь кончиков пальцев.
На лестничной площадке послышался визг, рычание и протестующие крики. Я лениво выглянул в дверь, стряхивая пепел на резиновый коврик.
Так я и знал.
Соседский породистый доберман, уперевшись лапами в дверной косяк, выталкивал из квартиры хозяйку, в домашнем халате и бигудях.
- Что ж ты делаешь? - визжала та, пытаясь пробраться обратно. - В такую погоду хорошая собака хозяина на улицу не выгонит!
Но доберман был плохой собакой.
Его хозяйка наконец-то обратила взгляд на меня.
- Помогите! - обрадовалась она. - Сделайте что-нибудь!
- Знаете, что? - заговорщически обратился я к ней. - А вы ведь многого не понимаете. Давайте-ка, я вам кое-что объясню...
Когда истерический крик хозяйки и шлепанье ее босых ног потерялись за струями дождя, я поглядел на добермана. Мы долго смотрели друг другу в глаза, потом понимающе улыбнулись, и каждый захлопнул свою дверь.
ДТП
- И как это случилось? - лениво спросил гаишник, чиркая что-то в записной книжке.
- Вот ей-богу, командир... Я ехал как положено, на зеленый. А она вдруг откуда ни возьмись – перед самым бампером! Еще секунду назад там этой старухи не было! Вот честное слово, командир... Как на духу... Я ехал...
- Ладно, понятно, - перебил шофера гаишник, - дыхни-ка вот сюда.
Мужик послушно дунул в трубочку, продолжая ошарашенно оглядываться по сторонам. Глаза его были огромными и круглыми, как у филина.
- Кто свидетели? - спросил гаишник, задумчиво посмотрев на чистый индикатор.
- Я! - подскочил помятый, небритый мужичонка с полиэтиленовым пакетом, в котором позванивало что-то - наверно, пустые бутылки. Видно было, что мужичонке скучно, а тут хоть какое-то развлечение.
- Я, значит, иду, значит, по тротуару, - зачастил он, - а тут она, бабка эта, значит. Вся в черном такая, значит, и откуда только взялась, не было ее рядом, гадом буду, значит... И вдруг как остановится и, это, значит, как засмеется. "Давно тебя ждала!" - прошипела так, значит, тихо - и бегом прямо к этой машине, значит. И, это, тут, короче, он как раз на зеленый газанул...
- Документы, - перебил его сержант и принялся изучать помятый и засаленный паспорт. Мужичонка продолжал бормотать что-то про старуху, появившуюся непонятно откуда. Вдалеке послышалось завывание "скорой".
- Легки на помине, соколики, - подвел итог гаишник и сунул паспорт обратно в дрожащую с похмелья руку "свидетеля".
- Кого забирать-то? Ее, что ли? - здоровенный санитар был не в духе.
- Еще кого-то здесь видишь? - огрызнулся на него сержант. - Ее, конечно! С водителем порядок. Распишись в протоколе...
- Ладно, как скажешь, - устало отмахнулся санитар, - Коля, понесли. Тя-яжелая какая!
Носилки скрипнули под грузом невесомой с виду старухи, закутанной в странный, заплата на заплате, черный балахон.
- Стоп! А это что? - растерянно спросил санитар Коля.
На земле валялась длинная ржавая коса на переломившемся пополам деревянном черенке, до блеска отполированном ладонями.
- Ого! - сержант сдвинул фуражку на затылок. Он обвел взглядом собравшихся и решительно рубанул воздух ладонью:
- Так. Оформлю, как вещдок. Сектантка, что ли, какая-то, непонятно... Несите ее, несите, чего встали? Очухается бабка - в больнице поговорим с ней. Хотя какое там - очухается... Кости одни да кожа. Вылитая Смерть.
Испитой мужичонка вдруг побледнел и резво юркнул в толпу.
- Стоять! - дернулся к нему гаишник, но было поздно - пропал, растворился, словно кусок рафинада в чае.
"Скорая" тронулась и, завывая, унеслась прочь, увозя жертву. Водитель обессиленно прислонился к дверце своего "жигуленка".
- Я уж думал - смерть пришла, как занесло да завертело... а гляди ты, ни царапинки.
- Ничего, - ободрил его сержант, продолжая писать, - это ничего. Везучий, значит, долго жить будешь.
Он аккуратно обернул косу тряпкой и запихнул ее на заднее сиденье дежурной машины. Потом вдруг замер на месте и задумался о чем-то, глядя на ржавое, но с остро отточенным краем, лезвие.
ТУМАН
...Зловещий туман, гнилостная стена которого колыхалась, точно раздутое брюхо чудовища, катился по мокрой земле, подбираясь все ближе и ближе к моему дому.
Вот он скрыл деревья на опушке леса, замолчавшего, словно в ожидании чего-то ужасного. Листья зашумели, точно перед грозой - и снова все стихло. Соседский дом утонул в густом, сером, болотном мареве, волнами затопившем жухлую лужайку перед крыльцом... вход... поглотившем окна и островерхую крышу. Изо всех сил напрягая слух, я расслышал слабый отчаянный крик, и мне показалось, что я узнал голос соседа, полный боли. Грохнул одиночный выстрел, будто детская хлопушка - эха не было, губка тумана жадно поглотила звук.
Что-то проскрежетало по двери, и мои ноздри уловили запах тления. Первые щупальца белесой мути уже тянулись ко мне, омерзительным могильным холодом обвиваясь вокруг тела. Тогда, с бешенством отчаяния, я сорвал с крюка дробовик и широко распахнул дверь. Собравшись с духом и сделав последний глоток свежего воздуха, я с головой бросился в проклятый туман.
И там меня съели.
ПРОСТАЯ ПТИЦА
Попугай, сидя в клетке, скверно ругался и грыз поржавевшие прутья кривым черным клювом.
- Понимаешь, - доверительно наклонился ко мне Джон "Окорок" Сильвер, поправляя треуголку и пристукнув в выщербленный пол таверны своим увестистым костылем, отделанным костяными кольцами, - эта бедная, старая невинная птица ругается, как тысяча чертей, но она не понимает, что говорит...
- Пиастры, пиастры! - орал попугай так, что уши закладывало.
- Да, - задумчиво покачал головой Сильвер и одним махом осушил кружку эля, - разве только дьявол повидал больше зла, чем эта птица. А ну-ка, Флинт, предскажи нам удачу!
- Пиастры! - снова заголосил попугай. Тут внутри него что-то щелкнуло, и усталый голос произнес:
- Осточертели они мне со своими золотовалютными бреднями. Итак, сегодня, 14 июля, торги на Лондонской бирже показали, что индекс "голубых фишек"...
Джон Сильвер поспешно набросил на клетку свой большой фуляровый платок. Руки его тряслись. Я недоуменно посмотрел на него, а он, встретив мой взгляд, заговорщически подмигнул и хрипло прошептал:
- Ты же не думал, что это простая птица, Джим?
* * *
...Когда луна показалась снова, индеец Джо стоял над двумя распростертыми телами, созерцая их. Доктор пробормотал что-то невнятное, вздохнул раза два и затих. Метис проворчал:
- С этим счеты покончены, черт бы его взял. Нашел время читать свои заклятья, придурок. Ведь смыслил в магии меньше распоследнего черномазого, а туда же... Лучше бы лечил людишек, не занимаясь некромантией.
И он обобрал убитого. Потом вложил предательский нож в раскрытую правую ладонь Гарри Поттера и сел на взломанный гроб. Прошло три, четыре, пять минут, Поттер зашевелился и начал стонать. Его рука крепко стиснула нож; он поднес его к глазам, оглядел и, вздрогнув, уронил снова. Он сел, оттолкнул от себя труп, взглянул на него, потом осмотрелся по сторонам, еще ничего не понимая, и встретился взглядом с Джо.
- Господи, как это случилось? - спросил он.
- Нехорошо вышло, - сказал Джо, не двигаясь с места. - Для чего ты это сделал? Зачем убил этого маггла? Ну и порядки у вас в Хогвартсе, сразу видно, сколько лет ты там провел!
- Я? Нет, это не я!
- Ну, знаешь ли! Эти разговоры тебе уже не помогут.
Гарри Поттер задрожал и весь побелел.
- Я думал, что успею протрезвиться. И для чего только я пил сегодня! И сейчас в голове неладно - хуже, чем когда мы сюда пошли. Скажи мне, Джо, - только по чистой совести, старик, - неужели это я сделал? Я как в тумане; ничего не помню. Джо, я не хотел, - честное слово, не хотел, Джо. Скажи мне, как это вышло, Джо? Ох, какая беда - такой молодой, способный человек.
- Ты на себя был не похож, просто вылитый Волан Де Морт какой-то. Вы с ним подрались, он хватил тебя доской, ты растянулся на земле, потом вскочил, а сам шатаешься, едва на ногах держишься, бормочешь какие-то рифмованные слова. Потом выхватил нож и всадил в него в ту самую минуту, как он ударил тебя во второй раз, - и тут вы оба повалились и все это время лежали, как мертвые. Играл бы ты в квиддич почаще, а не пил - сроду бы ему тебя не одолеть. А сейчас посмотри на себя - пьянь и рвань, даже очки пропил за несколько медяков. Вспомни-ка, за что тебя выгнали из Хогвартса? А? Ну да не бойся, индеец Джо тебя не выдаст, я не какой-нибудь белый пройдоха...
Марк Твен. Из первых черновиков "Приключений Тома Сойера"
ПИАНИСТ
Пианист вышел на сцену и издевательски хихикнул, перелистав партитуру.
Деликатно переговаривавшаяся публика, блестя драгоценностями, недоуменно замерла, уставившись на него во все глаза.
Элегантно откинув назад длинные волосы, пианист подошел к стоящему посреди светового круга роялю "Беккер" и несколько раз постучал по крышке пальцем, вопросительно прислушиваясь. Потом снял фрак и повесил его на спинку стула. Криво улыбаясь, обошел вокруг рояля, поднял крышку, запустил руки внутрь и принялся, сопя, копаться в музыкальных внутренностях.
Публика безмолвствовала.
- Ага! - довольно сказал маэстро и достал откуда-то изнутри початую бутылку с прозрачной жидкостью. Откупорил пробку, принюхался и поморщился. По залу разнесся резкий запах керосина. В тишине кто-то судорожно не то рассмеялся, не то всхлипнул. Пианист выразительно посмотрел за кулисы и махнул рукой. Фигура в черном вынесла ведро и небольшой мешок, поклонилась оторопевшей публике и вновь исчезла в темноте.
Маэстро развязал мешок и высыпал его содержимое - древесный уголь - прямо в рояль. Поднялось облако черной пыли. Он чихнул, сосредоточенно помахал ладонью, вытер руки о белоснежную манишку и принялся брызгать на угли керосином из бутылки.
- Боже мой! - выкрикнул кто-то на галерке. Но публика сидела, точно завороженная и только тихо дышала в такт.
- Пора, - задумчиво сказал пианист. Чиркнул спичкой и бросил ее в рояль.
Пламя, взметнувшееся вверх, было хорошим - ровным и сильным. Некоторое время маэстро отрешенно глядел на языки огня.
Потом наклонился к ведру и стал меланхолично нанизывать мясо на шампуры.
КАЗАЛОСЬ
Вечерело.
Потом привычно смеркалось.
За окном смерзался в ледяной ком бесконечный промышленный пейзаж. Сонм ангелов сварливо умещался на острие иглы - причем, некоторые еще ухитрялись там танцевать. Птицы, улетевшие на юг, удивленно возвращались с востока, сдав в аренду внутренний компас. Черепаха, несущая на себе земную твердь, ушла в отпуск, оставив вместо себя слонов, которые не справлялись. Всем был вынесен строгий выговор.
Казалось, что все как-то не так.
Казалось, что это казалось.
Но оказалось, что и это лишь казалось.
Поэтому конец света никого не удивил, оставшись лишь эпизодом между раздачей сухих пайков и купанием красного коня. Впрочем, когда красного коня хорошенько отмыли, он оказался бледным, а всадник на нем - и того хуже. Никто не успел испугаться, как все уже закончилось, и лев обреченно отправился возлежать рядом с недовольным ягненком. Ключи от рая были перекованы на мечи, мечи переплавлены на орала, а потом их потеряли. В долине Армагеддон, несмотря на протесты высшего командования, шло незапланированное братание противостоящих армий, закончившееся дискотекой и игрой в фанты на раздевание.
На второй день кто-то сказал: да будет уже, в конце концов, свет. Но света не было, поэтому вечеринка состоялась в ненадежном сиянии ядерных взрывов, отчего у некоторых гостей заболели глаза и отказали часы. Все посовещались, и решили, что света не надо, и чтобы было пусто и пустынно.
Тогда стала тьма, разверзлись хляби небесные, и все открыли зонтики.