Как-то изловчились, зажали замок в тиски, мужик буквой "зю", ножовку - тоже неудобно, не приладиться! Мучались, мучались - Двадцать Шестой уже не может, орёт: "Пили, едрена мать!" Стали пилить. Пока только риску делали - матюгов набралось с колхозное корыто, а потом? Пилят - дужка нагревается - жжет! Поливать, охлаждать, с торопыгу забортной водичкой - еще веселей.
Эпопея.
Отпилили-таки, конечно. Отпилить, однако ж, мало дело. Снять надо. Еще раз пилить - помрет не ровен час. Разгибать дужку пиленую-каленую? Чурками слезы катились.
Как наш герой переменился...О-о... Отшибло ему охоту на все эти прэлэсти.
Научили.
В жизни много такого, что и не придумаешь. Кто-то вроде выдумал, в кино, или писатель какой, а глядишь, в жизни покруче и повеселей.
Сюжет.
Отыграли уже почти, на коду вышли с уходами-возвращениями: сим гадом обычно объявляется "последний танец", после чего подразумевается, что дальше играть будут только по заказу, а если заказов нет - туши свет и дожевывайте без музыки - аут. А тут Коля Чих-Пых появился вдруг откуда ни возьмись.
Коля Чих-Пых в летопись нашу давно просится. Коля Чих-Пых - статья особая. О нем былины слагать надо, но сейчас недосуг. Скажем только, что у нашего Маныча, не говоря о Пистерюге, через одного в Пьяносранске братан или подруга дней веселых, а уж Коля Чих-Пых - друг не разлей водка.
Был Коля жизнью кидаем и в поднебесье и в тартарары и скатился, докатился, допрыгался до начальника бригады лифтеров-аварийщиков. Те, что сутки через трое. Плюс ГАЗ-53 с надписью на фургоне: "Аварийная служба". К любому винному с парадного входа подъедут и никакое ГАИ полсловечка не вякнет.
Хуй на скорой помощи, как его Маныч обзывает. У него ж на всех побасенки припасены. Вот и Коля удостоен: помидоры, помидоры, помидоры - овощи, пизда едет на телеге, хуй на скорой помощи.
Коля на ходу, пробегом, заказал - чих-пых всё у него; рюмаху дернул, салатик в дыру в бороде бросил, и к нам с налету, с развороту, не прожевав.
- Артух, - заорал Коля во всю рожу, - давай девок берем, у меня портвейну море.
- Ты бы, Коль, часика через два пришел, тогда бы точно: поцеловал пробой - и домой.
Девок - как назло. Последних шпатлевок минуту спустя по тачкам распихали, дрючить повезли.
Сидят, правда, какие-то семь на восемь, восемь на семь: легче перепрыгнуть, чем обойти. Да Коле была бы дырка, а жопень в три обхвата - самое то. Прошелся вприсядку, глаза повыпучивал на их осиные талии, гэкнул одну из марфуток по лошадиной спине и побежал с номерочками в гардероб.
Тётки - косые в сиську. Водки накушались по бровя. Хихикают - в пальто не залезть - рукав потерялся. Коля у них под ногами мотыльком вьется, торопит "девушек". "Девушкам" лет под сорок с гаком, и гак там приличный, с хвостиком. А может и не сорок, а тридцать, или даже двадцать - не разберешь: всё такое расползшееся, бесформенное, раскиселивается в разные стороны.
Поташшшшшшшшшшшыли разлюбезных в фургон. Под руки. Ноги сзади волокутся. Мы пока свернулись быстренько и тоже рысцой.
В обычных панельных девятиэтажках, улучшенной планировки, на первом этаже, сразу же прямиком с парадного, у лифтеров имеются что-то вроде однокомнатной квартирки для хранения инвентаря, инструментов и попоек. Интерьер разнообразием не балует: топчан, пару стульев, стол. Мебель из разряда "выкинуть не жалко". На столе три захватанных стакана да засохшая закуска, чтоб тараканам было из-за чего биться насмерть. Под столом галерея пустых пузырей. На топчане затруханная рвань. На стенке репродукция из "Огонька": там где положено у Данаи дырка гвоздем процарапана. В иной квартире телевизор допотопный в уголку, но обычно весь в паутине - не до него.
Фактически, для разврата самая антисанитарная обстановка.
Лифтерам дай насрать - они и в фуфайке промасленной на кого угодно заберутся, и что интересно - не скучают в этом плане. Обычно у них сикухи пятнадцатилетние или, наоборот, бабищи в возрасте, когда они ягодки опять.
В фургоне Маныч уже ведет переговоры с кабиной, знай тумблером щелкает.
- Коля, прием! Табор на проводе!
- Артух! - вокзальный колин голос из кабины прорвался, - чих-пых, твою за ногу! Явка!?
- Студентов отвезем. В общагу.
- Вас понял. Полный вперед!
Едва залезли мы, водила уже форсаж врубил, с места на четвертой - кто в угол, кто под лавку. Лесовоз, бля.
Погромыхали. Больше газу, меньше ям.
Марамоек развезло, за лавочку вцепились, мотает их из стороны в сторону, как болванчиков, с лица сбледнули, того и гляди тигра сделают.
- Да давай их тут раком дёрнем, штукатурок! - рявкнул Минька, мотор перекрикивая. Попугать видно решил мочалок. - Эй, сисятая! Чё, лахудра, смотришь!?
- Не трогай их, - вмешался Маныч. - Чего дурака-то валять? Щас, девки, приедем, всё нормально будет, всё путем. И домой вас развезем, как цариц. Отдохнем качественно, расслабимся. Вы внимания не обращайте, у нас народ хороший: все свои, советские.
Девкам, по-видимому, всё равно. По роже - нечто хрюкорылое. Продавщицы, скорее всего. Разожрались до неприличия, девятая складка лезет, да и там-то всё жиром заплыло, не протолкнешь. Ну, сало!
Примчались к общаге. Мы вылезли, сделали ручкой. Коля Чих-Пых на холерин стал зазывать, на фургон кивает, подмигивает. Да ну его к лешему в болото ваш клопомор, да еще к тому же и с проблядями на десерт - тоже мне: Брейгель, Босх и компания. Может быть кому-то из-за стакана на край света тащится - та еще радость. Может и мы до этого доживем когда-нибудь. И до хрюкорылых. Тьфу через плечо три раза, чтоб не накаркать. А пока - себе дороже.
Дома, чайку откушавши, Миня стал планов громадьё строить: где что взять, где что достать и в каком количестве. Мясо на шашлыки - в кабаке, зелень - на базаре, из способствующих - коньяк и сухонькое. С каких только доходов - со стипухи что ли?
Я лежу молча - пусть себя потешит. Я ему для поддержки штанов нужен, больше не для чего. Потрепаться на пару мы с ним могём, позаливать телкам всякого разного: златые горы и реки полные вина - тут нас пирожными не корми - откуда что и берётся. В другой раз может бы и загорелся, а сейчас с поломанным ружом я не охотник, а пугало - только руками разводить, когда ноги разводят. Да и сумлевался я, по правде сказать, на этот счет.
А Миня старается, прелести ажурные расписывает, будто целочку уговаривает.
Хрен с тобой. Едем. Только я, мил друг, заготовками заниматься не буду. У меня со всеми этими делами курсовик по научному коммунизму огнем горит. Это не на вечернем, не набрехаешь, не разжалобишь.
С первого захода я на дневной пролетел, как ераплан "Илья Муромец". Схватил на вступительных банан за арифметику и на троечках вполз на вечерний. Днем на заводе мантулил, рашпилем стольник в месяц вышкрябывал, а вечером в альма-матер. Спать охота, в глаза хоть спички вставляй: не ученье - сумерки, так еще жилы тянут.
Было дело: срок подошел по начерталке. Чертежа, естественно, нет: в выходные спать охота, а по вечерам святое дело - на танцы в ДК или железку. В воскресенье раньше двух не ляжешь, в шесть - на любимый завод. Ломоносов давно бы от такой учебы загнулся.
Пришел к преподавателю побитой вороной. Где ваш чертеж, молодой человек? Поясняю ситуацию: будучи иногородним проживаю в общежитии, соседи по комнате - пьяницы запойные. Дома меня не было, сели они пить, а сковородку с яичницей на готовый чертеж поставили. Посмеялся он. Я отвертелся, получил зачет. А сейчас такой номер не пройдет. Вилы!
Ладно в годы нескромные, во времена золотые, ну, а теперь-то, с мокрым концом, куда ходить? Сухоты, ломоты и нету охоты. Самое время учебой заняться, ан нет, опять выходные забиты с этими профурсетками. Мне-то зачем это? - врал я самому себе, но остановиться не мог. - Если подумать хорошенько: мне - ни к чему. Мине что? Ему Верочка-второкурсница всё старательно срисовала - не зря он с ней лекции прогуливал. Хотя, у него в то время совсем другие помыслы были. Тогда он ей ночами проекции рисовал. Но жизнь - качели. Полкурса по девке убивается, а она ревет у меня на плече - выглядела, как Минька щупал какую-то в коридоре. Знала бы. Ничего-то не знает. Устроила ему Шекспира в двух актах с прологом и эпилогом, а под занавес пришла под дверь царапаться, на ночь глядя, зарёванная вся.
Простил Минька сам себя, оставил Верочку на черный день. И так она у нас, как Золушка: и пол помоет, и покормит, и Миньке стирнёт, и мне заодно. Хорошая девчонка, а вот влюбилась в дурака злоебучего. Я уж ее уговаривал Миньку бросить, намекая на толстые обстоятельства. Но нет, ни в какую. Люблю, говорит, и всё. Пусть он не любит, а я буду. Пойми ты их. Но и восемнадцать годов - Минька у нее первый. И последний пока. Этот злодей поэтов начитался, хохочет: пусть она поплачет, ей ничего не значит. Переживет, говорит. Молодо-зелено, стерпится - разлюбится. Его на сантименты не возьмешь. Минька свои неводы от берега до берега натягивает. Ни понизу, ни поверху не проскользнет. Подходцы не от печки, а от фундамента. Какой - анекдотец похабный из мати в мать, да за титьку, а какой стишок лирического содержания и руку из троллейбуса подаст.
Э-э, это как талант - или он есть, или отминьки подбирай.
К Верочке Лёлик пробовал клинья подбивать. Понятно, девка интересная, складненькая, симпатяшка просто. А Минька науськивал. У Миньки свои интересы - он наигрался, натешился, а теперь Верунчик инициативу сковывает, кобелиться мешает.
Споил Минька Верочку однажды, попользовал и вышел. Девица в полном отрубе, Лёлик втишка под одеяло забирается... Как она завизжит, как вскочит! Как почуяла? Минька ей "Мадеры" литру влил, не меньше.
И ведь простила засранца, хоть слез там было - все бы общежитие неделю умывалось. Ну, бабы. Ну, дуры. Минька ее уже боится. От любви до ненависти один шаг. Потом прирежет и всё. И не ойкнешь. "Так не доставайся же ты никому!" Или кислоты в рожу. Бывали такие случаи. Даже в газетах прописаны.
Минька и сам понимает, что слишком далеко зашел, тут неровен час и в ЗАГС поволокут. Сидит, на пальцах регульные дни считает, чтобы Верочка не залетела. А случись? Уговори ее на аборт. Заклинит у девки в мозгу - колом оттудова не выбьешь. Они ж длинным умишком думают: рожу ребятёночка, он ко мне и вернется, как же не вернется к своему ребятёночку? а потом и полюбит меня снова.
Дуры, дуры...
Скукожился Миня в душе, но виду не показывает. Только нет-нет, да и рявкнет. Верочка у него за девку-чернавку: тише воды, ниже травы, тенью ходит. Даже курить ее отучил. Одним движением бровей.
Сатрап.
Не пойму я их. Девок-то.
22
ЕВА-НГЕЛИЕ ОТ ПРЯМОДУШНОГО
(продолжение)
Прямо пойдешь - убитым быть
Налево пойдешь - голову сложить
Направо пойдешь - женатым быть
Чем больше мы будем размышлять о том, что говорилось намедни, тем более будем убеждаться, что все это, так или иначе, сотни раз уже было сказано и что мы вносим разумлением нашим в данный предмет особый интерес, коего до сих пор в нем не находили.
Когда с самой известной степенью убежденности настаиваешь даже на самых обыкновенных понятиях, их всегда принимают за какие-то необычные новшества. Что касается меня, милостивые государи, на мой взгляд, времена парадоксов и систем, лишенных реального основания, миновали настолько безвозвратно, что теперь было бы всякой глупостью впадать в какие-то несуразные причуды человеческого разума. Несомненно, что в великие эпохи вдохновения, человеческий ум был особенно обширен, возвышен и плодовит, в чем мы ниже обязательно убедимся на величайших примерах, которые служат самой верной гарантией против безрассудности отдельных мнений, бытующих в наше время, и если, размышляя о воспоминаниях человечества, мы пришли к некоторым оригинальным взглядам, как это может быть определено нынешними схоластами, рядящимися в тогу прогрессиста и называющими огульно великие словоизречения предрассудками, то это потому, что пора с нынешнего постамента времени определить к данном у предмету свое искреннее отношение, без шор и бытующего лицемерия, как это было сделано в прошлых веках, то есть познать идею во всем ее рациональном идеализме, в эмпирической реальности.
Означает ли это, что мы, засучив рукава, примемся за работу, оперируя лишь фактами, представленными нам обществом и природой? Что мы снесем скучных идолов в чулан и вооружившись лишь чистотой помыслов и жаждой истины, наивно подставим свое горячее сердце колючему змеиному жалу? Ответ на это слишком очевиден. Да и если бы в этой области желали мы достигнуть достоверности или прийти к положительному знанию с помощью одних только фактов, то кто же не понял бы, что их никогда не наберется достаточно? Часто одна черта, удачно проливает больше света и больше доказывает, чем целая хроника.
Именно часть из целого и целое в своем многообразии дает нам истинную картину. Именно конструктивно-эмпирический подход к затронутой теме, обусловливает адекватное восприятие ее понимания в постулатах корифеев титанической мысли, невзирая на имеющие место быть общественно-экономические формации, нравы и обычаи, установленные правовые и моральные нормы, кодексы чести, рыцарский долг и джентльменские соглашения. Именно взгляд из Сегодня и дает нам возможность не обращать внимание на кривую усмешку обывателя, пренебрегающего мудростью веков, всем своим поступающим ходом подтверждающих не прозрение, нет - понимание и стойкую убежденность философской мысли в своей правоте.
К тому же, разве не может быть ничего поразительнее того обстоятельства, что мыслители, несмотря на величайшее различие стран, эпох и религий, вполне согласны друг с другом, и эта солидарность сопровождается незыблемой уверенностью и сердечным доверием, с какими они раскрывают содержание своего внутреннего опыта. Между тем, они, по большей части, ничего не знают друг о друге, мало того, древнегреческие, индусские, христианские, магометанские философы во всем разнятся между собою, - но только не во внутреннем смысле и духе, касательно именно тех истин, о которых мы сейчас говорим. А если отрешиться от тех форм, которые обусловлены внешними обстоятельствами, и посмотреть в корень вещей, мы убедимся, что все они проповедуют одно и тоже, но только одни имеют возможность высказать свои мысли прямо, тогда как последние свои мысли вынуждены облекать в покровы существующей традиции и приспособлять к ней свои выражения, представляющие собой священные сосуды, в которых хранится и передается от столетия к столетию великая истина, осознанная и высказанная уже несколько тысячелетий назад и, быть может, существующая даже с тех пор, как существует человеческий род, - истина, которая, однако, сама по себе, для человеческой массы всегда остается книгой за семью печатями и сообщается ей только в меру ее сил. Но так как все, что не состоит сплошь из нетленного материала чистейшей истины, подвержено смерти, то всякий раз, как она, смерть, грозит подобному сосуду, вследствие его соприкосновения с чуждой ему эпохой, - необходимо как-нибудь спасать его священное содержание и переливать в другой сосуд, для того, чтобы оно сохранилось для человечества. Задачей же является хранить это содержание, тожественное с чистейшей истиной, для всех, всегда немногих, кто способен мыслить, - хранить его во всей чистоте и невозмутимости.
Итак, вот наше правило: будем размышлять о фактах, которые нам известны и постараемся держать в уме больше живых образов.
Обратимся же к тем крупным историческим личностям, о которых столько говорилось выше. Начнем с Моисея, самой гигантской и величавой из всех исторических фигур.
Перечитайте Исход, Левит и Второзаконие и вы будете изумлены тем, какой свет прольется на вас. В каждом слове этого необыкновенного повествования мелодия в его старании выписать мужскую генеалогию. "И здравый смысл, - писал Петр Яковлевич Чаадаев, - при всей своей холодности, не может видеть в Моисее нечто большее, чем просто великого необыкновенного человека и вас станет ясным, что в духовной жизни мира этот человек несомненно был вполне непосредственным проявлением управляющего ею высшего закона и что его проявление соответствует тем великим эпохам физического порядка, которые время от времени преобразуют и обновляют природу".
Моисей будто ощущал, что в мужчине есть женское, но в женщине нет мужского (то же и в словах Соломона: "Нельзя найти следа птицы в небе, лодки в воде и мужчины в женщине"). Говоря генетическим языком, речь идет о половых хромосомах. В любой клетке женщины есть только женские половые хромосомы ХХ, а в мужской клетке - и женская и мужская ХY. Генетика, эта великая наука естествознания, живой пример, данный нам для всеобщего блага, и живейшая наша благодарность ей, что именно генетика открыла, что мужчина определяет пол потомства, передавая Х или Y хромосому.
Для собственной нашей пользы, пользуясь терминами догенетической эпохи, мы ныне вправе сказать, что только мужчина может родить мальчика, как бы ни смешно это звучало. И это чувство, полное убеждения, дает нам дерзость сказать, что только из ребра Адама можно сотворить Еву, а не наоборот - сделать Адама из ребра Евы. Миф о сотворении человечества предстает не таким уж и произвольным, как это кажется с первого взгляда, а вполне генетически обоснованным. Вот почему указание матери в мужской линии было бы хромосомно неуместным.
Так или иначе, библейская история, милостивые государи, это история мужской половой хромосомы. А непорочные зачатия Будды и Христа приоткрывают завесу и над половой ориентацией самого Господа Бога.
Вполне уместно, как нам кажется, упомянуть здесь о мифологическом поверии, которое существует в иезидских семьях, издавна проживающих в Армении: Адам и Ева, после спора, чье же семя важнее, положили каждый свое в чашу и через девять месяцев у Евы в чаше оказались скорпионы и гады, а у Адама два златокудрых голубка.
Совершенно закономерно, что культ мальчика свято чтится в иезидских семьях. И именно в отношении рождения мальчика шейх совершает обряд, называемый в иезидском вероучении "выск", при котором забивается священный баран и начинается веселый и торжественный праздник. Мы были бы не правы, не сказав о том, что такое радостное отношение к появлению на свет еще одного представителя сильных мира сего, царит на всем Востоке.
И если уж мы коснулись такой деликатной темы, как рождение младенца, стоит отметить, что по каноническим установкам церкви, женщина, родившая ребенка, считалась нечистой. При рождении сына она не имела права появляться в храме в течение сорока дней, а при рождении дочери этот срок удваивался. При крещении, младенец женского полу, в отличие от мальчика, не мог попасть за иконостас православной церкви к алтарю - святыне святынь, что недвусмысленно указывает на роль и место отведенные женщине в будущей жизни. Да и в священный сан, дающий возможность посвятить жизнь служению Господу, может быть рукоположен только христианин мужского пола. В этом установки церкви незыблемы и только еще раз подчеркивают ту главную идею о которой мы ведем речь.