зонтик, Ванесса воспользовалась этим как поводом для того, чтобы прильнуть ко
мне всем телом и вцепиться в мою руку,
хотя я вовсе этого ей не предлагал. Мы дошли до конца улицы и очутились в самом
сердце Эшбернэмского треугольника,
спокойного и пользующегося большим спросом жилого квартала для миддл-класса,
ограниченного Хай-стрит, Саут-стрит и
Блэкхит-роуд. Я повернул налево на Эгертон-драйв, а затем снова налево на
Эшбернэм-гроув.
– Куда мы идем? – спросила Холт.
– Мы никуда не идем, – объяснил я. – Это просто магический ритуал, вот и
все.
Как только мы вновь очутились на Саут-стрит, мы повернули направо, а затем
еще раз направо – уже на Девоншир-драйв.
Мы остановились, чтобы полюбоваться бывшей Роунской школой для девочек,
прекрасным образцом викторианской готики,
построенным по проекту Томаса Динуидди. После того, как в 1984 году школа была
объединена с одноименной школой для
мальчиков, здание пребывало в запустении добрый десяток лет. Затем, когда здание
уже потеряло репутацию настолько, что
в нем начали гнездиться художники, "Уэсткомб Хоумз" приобрела его и перестроила
в жилой дом элитного класса.
Налюбовавшись вдоволь на этот архитектурный шедевр, мы дошли до церкви Святой
Троицы и Апостола Павла на углу
Эгертон-драйв. Местные историки расходятся во мнениях по поводу того, кто
проектировал это здание, хотя известно, что
оно официально было освящено как англиканская церковь Уильямом Милфордом
Тьюлоном, епископом Лондонским, в 1866
году. После того, как церковь простояла несколько лет заброшенной, ее приобрели
и обновили "Адвентисты Седьмого Дня".
– Заходите к нам в храм, – сказал какой-то хорошо одетый улыбчивый человек,
когда мы проходили мимо церковных
дверей. – Вы же насквозь промокнете.
Мы последовали за хозяином в прихожую, и поскольку дальше в церковь он,
судя по всем признакам, нас вести вовсе не
собирался, я попросил его, чтобы он показал нам алтарь. Пока я пытался смириться
с тем неприятным обстоятельством, что
вместо скамей для паствы в церкви были установлены складные стулья, к нам
примкнул еще один улыбчивый субъект. Один
из адвентистов объяснил, что помещение пребывало в запустении целых три года
перед тем, как они ее приобрели, другой
добавил, что выглядело оно так, словно запустение продолжалось лет пятьдесят. Со
всей очевидностью ни тот, ни другой
ничего не знали об истории здания. Реставрация судя по всему была выполнена
грамотно, однако гладкости линий и свежесть
лепнины явно недоставало подлинности, превращая эту недавно отремонтированную
церковь в полную противоположность
тех помещений, которые я обычно выбирал для моих сексуальных ритуалов.
– Вы женаты? – спросил тот из адвентистов, что был повыше.
– Нет, – ответил я.
– Вы можете пожениться у нас, – встрял второй сектант. – Но помните, что
субботняя служба у нас по воскресеньям, так
что приходите или в воскресенье или в будний день.
– Это будет очень мило, правда, дорогой? – сказала Ванесса, оборачиваясь ко
мне.
Я извинился и вышел, ведя под руку прильнувшую ко мне Холт. Я провел девицу
по Эгертон-роуд, затем вниз по
Гилфорд-роуд и назад на Гринвич-Саут-стрит. Мы добрели вместе до Блэкхит-роуд и
прошли весь Эгертон-драйв, свернув,
наконец, направо на Катерин-гроув, которая привела нас назад на Девоншир-драйв,
затем два раза подряд повернув налево
мы вышли по Гринвич-Хай-стрит к Бургос-гроув. Этот приятный тупичок ранее
именовался Веллингтон-гроув, но был
переименован в 1896 году какими-то остряками из местного совета, которые решили,
что будет забавно назвать его в честь
единственного поражения одержанного герцогом под испанским Бургосом в 1812 году.
Мы прошли назад вдоль по Гринвич-Хай-стрит до Лэнгдэйл-роуд и, перейдя на
другую ее сторону, зашли в станционное
кафе выпить пару каппуччино. Я знал, что мои магические способности чрезвычайно
сильны и что вскоре Ванесса
представит мне возможность завершить ритуал изгнания, в котором самым главным
были предпринятые нами блуждания, а
все остальное являлось не более, чем отвлекающими маневрами. Пока моя спутница
просматривала газету и лакомилась
куском шоколадного торта, который я заказал для нее, я рассматривал официанток.
Как и большинство посетителей, они
явно искали кого приголубить. Обе носили белые блузки, короткие черные юбки и
черные чулки, которые демонстрировали
их ноги и задницы во всей красе. Мне понравилась та, что помоложе. Ей было лет
двадцать пять-двадцать семь и у нее были
ухоженные длинные черные волосы. Поймав восхищенные взгляды, которые я бросал в
ее сторону, она несколько раз
улыбнулась мне.
– Ты меня любишь? – спросила Холт, оторвавшись от номера "Дейли Мэйл".
– Любить ли жрец своих богов? – загадочно ответствовал я.
– Что ты хочешь этим сказать? – удивилась Ванесса.
– Что мы сейчас отправимся на верфь Пэйна и немного позанимаемся
сексуальной магией! – возвестил я на все кафе.
– За кого ты меня принимаешь? – посетовала Холт.
– Для меня, – взревел я, – ты – всего лишь архетип, идея женщины, лишенной
всякой субстанции, отрицающей сам принцип
телесности. Покуда я думаю о тебе в этом духе, не забывая при этом, что ты была
запрограммирована, чтобы носить в себе
личность прекрасной молодой женщины зверски убитой своим отцом, я не могу время
от времени удержаться от искушения
повторять вслед за тобой все твои движения, точно также как ты, в свою очередь,
имитируешь поведение той самой мертвой
девушки, о которой я только что упомянул!
– Ты – псих! – вскрикнула Пенелопа и вылетела из кафе, тем самым подтвердив
могущество моей сексуальной магии.
Ритуал изгнания завершился полным, стопроцентным успехом.
Я купил каппуччино навынос, и, проклиная то обстоятельство, что в этом
случае его наливают в чашку из полистирола,
прошел через здание вокзала к поездам. Все шло наилучшим образом, пока я не
вышел для пересадки в Чарлтоне, лишь для
того, чтобы обнаружить на платформе таинственным образом материализовавшуюся
Пенессу. Она уселась рядом со мной,
мы стали ждать на пронзительном ветру прибытия поезда на Грэйвзенд, и я каким-то
образом умудрился вылить на ее
перчатки остатки моего кофе. Зайдя в вагон, я повелел Бролт, чтобы она положила
свои рукавицы на пышущий жаром
радиатор, чтобы они высохли. У меня к тому моменту уже свербело в ушах от ее
бесконечного нытья по поводу того, что у
нее промокли руки. В пути ничего интересного не произошло, хотя, признаюсь, я
ощутил некоторый психический трепет,
когда мы проезжали Эбби Вуд.
Прибыв в Грэйвзенд, я повел Пенелопу прямо через центр города к причалу
паромов. Я приобрел два билета туда и
обратно, и на палубе, пока посудина пересекала эстуарий Темзы, Ванесса снова
прижалась ко мне. Когда мы проходили
мимо паба "Край Света", Пенелопа захотела остановиться и чего-нибудь выпить, но
я заставил ее дойти до самого форта. Я
заплатил за два плеера-путеводителя, а затем сообщил Ванессе, что мы пройдем
экскурсию в обратном направлении. Я был
полон решительности защитить себя от методов управления сознанием, которые
использует Общество охраны памятников
старины.
Пока голос, записанный на ленте, повествовал нам о часовне и казармах, мы с
Несс изучали подземные склады в Западном
Бастионе. В то время, как лента рассказывала о достопримечательностях Западного
Бастиона, мы осматривали офицерские
казармы. Когда нас бомбардировали информацией касательно пороховых складов, мы
разглядывали северо-восточный
бастион и так далее. Пенни постоянно жаловалась на ледяной ветер, и ее скулеж
стал особенно невыносимым, когда мы
поднялись на Ландпортские ворота, чтобы полюбоваться видом на внутренний и
внешний рвы, отделявшие форт от
проклятых вересковых пустошей Эссекса. Пенесса хотела надеть мои перчатки, но я
велел ей засунуть руки в карманы своего
пальто, которые были намного глубже моих карманов.
– О чем ты думаешь? – спросила Несс, пока мы взирали на плоские равнины
Эссекса.
– Найму я многочисленное войско
И, князя Пармского изгнав из края,
Над всеми областями воцарюсь!
‹Кристофер Марло "Трагическая история доктора Фауста" Акт I, сцена I
(перевод Е. Бирюковой)›
– Что ты сделаешь? – изумилась Пенесса.
– Ты что совсем не знаешь истории твоей родины? – пожурил я ее. – Именно
поражение Великой Армады в июле 1588 года
положило основание Британской империи. Оно стало тем самым основанием, на
котором Джону Ди удалось осуществить
самые великолепные свои заклинания, превратив Лиз из заурядной королевы-
девственницы в намного более значительную
фигуру и направить нашу нацию на путь строительства империи!
– Я все еще не до конца тебя понимаю! – промяукала Пенелопа.
– Елизавета I посетила Тильбюри восьмого августа 1588 года для того чтобы
поднять англичан на последний бой! Но
через девять дней герцог Пармский вывел свои войска с голландских берегов!
– К чему ты мне рассказываешь всю эту христианскую белиберду? – захныкала
Несс.
Я понял, что этой девице ничего не втолкуешь и провел ее через маленький
музей на пороховые склады, где обо всем этом
можно было прочитать на больших стендах в такой ясной форме, что даже самый
примитивный разум усвоил бы эту великую
повесть, этот основополагающий миф того самого общества, которое я поклялся
стереть с лица земли! Затем я провел
Пенелопу через плац к западному бастиону, где она снова принялась жаловаться на
холод. Тогда в отчаянии я предложил
моей спутнице зайти в кирпичную часовню, отличавшуюся обветшавшим убранством,
черепичной крышей с коньком и
карнизом-модильоном. В часовне я велел Пенелопе улечься на скамью, чтобы я смог
ввести ее в транс. Сделав это, я начал
выпытывать у глупой девки кем она была в своих прошлых существованиях.
– Берег каменистого острова оказался таким крутым, что на расстоянии полета
стрелы от него море все еще оставалось
глубиною в семь морских саженей, – бормотала Несс. – Затем днище ударилось о
скалы, и корабль тут же раскололся, причем
форштевень зацепился за рифы, палубные же надстройки буквально вышвырнуло на
берег, так что все трюмы заполнила
вода, и корпус полностью ушел под волны; только верхняя палуба и выступающие
части по-прежнему оставались над
уровнем моря, но штормовые валы перекатывались через них так часто и с такою
яростию, что те, кто чаял найти там
спасение, очутились в немногим лучшем положении, нежели очутившиеся в иных
частях корабля, и посему каждый пытался
удержаться, уцепившись за что-нибудь, там, где его настигло крушение, надеясь,
что волнами нас рано или поздно вынесет
на берег, в то время как со всех сторон раздавались испуганные крики, ибо все мы
в один голос взывали к милосердию небес.
– Продолжай! – приказал я Пенелопе, когда та на мгновение замолчала.
– И поскольку большинство людей обнаружили бочки или доски, плавающие по
соседству, или иные средства в том же
роде, при помощи которых они надеялись выплыть на берег, а также поскольку
корабль явно погружался все глубже и
глубже, они один за другим устремлялись в волны; но те, кто плохо плавали и по-
прежнему оставались на палубе, заметили,
что мачта, кренясь под порывами шторма, грозит опрокинуть судно, и приняли
решение спилить ее, для чего подрезали
ванты с наветренной стороны, и тогда мачта рухнула в сторону суши, к которой они
находились так близко, что в падении
конец ее чуть не коснулась берега. Поскольку каждый ждал только наилучшей
возможности, дабы спастись самому, а мачта
легла так, что напоминала мост, по которому, мнилось, можно достичь суши почти
не замочив ног, все, кто был в состоянии,
ринулись к мачте, и вскоре люди уже усеивали ее на всем ее протяжении. Но в тот
же миг три или четыре больших волны
налетели на мачту и подняли ее с такою силою, что те, кто цеплялись за нее, были
унесены откатившими волнами в открытое
море, где запутались в сорванном парусе, словно в сети, так что никому из
предпринявших эту отчаянную попытку, не
удалось добраться до берега ни живым, ни мертвым.
– Не останавливайся! – взмолился я, как только Ванесса вновь смолкла на
миг.
– Теперь все море было усеяно сундуками, копьями, бочками и многими иными
вещами, сопутствующими горестному
зрелищу гибели судна, которые плавали вперемешку с людьми, тщащимися добраться
до спасительного берега. Картина сия
была печальна для взора и трудно пересказать все страдания, коим бушующее море
подвергало несчастных, ибо повсюду
глаз натыкался то на беднягу, который несколько раз взмахнув руками, сразу же,
захлебнувшись соленой водою, отправлялся
к рыбам; иные же, чувствуя, что силы их убывают, препоручали себя воле Божией и
тоже шли ко дну; были и такие, кто,
раненые обломками или оглушенные волнами, отпускались от спасительного предмета,
и тогда их швыряло на скалы, или же
такие, кого пронзали плавающие в волнах в изобилии копья или доски, усеянные
корабельными гвоздями, так что по воде во
многих местах расплывались красные пятна крови, пролитой теми, кто принял свою
смерть от острой стали.
– Не смей останавливаться! – вновь воскликнул я.
– Между тем остов корабля раскололся на две части, так что ахтерштевень
оказался на одной, а ют, на котором нашли
спасение не умевшие плавать, и посему не решившие довериться ни мачте, ни волнам
(ибо печальную участь своих
товарищей они видели собственными глазами) – на другой. Как только судно
окончательно распалось, море принялось за его
обломки с удесятеренной яростью, и волны начали нести их к берегу, то утягивая
под воду, то подбрасывая вверх, швыряя из
стороны в сторону, и мы плыли вместе с ними, пока господу не стало угодно
выкинуть нас на берег в таком отдалении от
моря, что откатывающие валы уже не могли вновь утянуть нас в кипение прибоя, и
таким образом все, кто еще оставался жив
к тому времени, были спасены.
– Что тут происходит? – спросил вошедший в часовню служитель из Общества
охраны памятников старины.
– Ничего, – сказал я. – Ровным счетом ничего.
Пенесса очнулась от транса и я повел ее из форта в "Край Света", где
заказал виски со льдом для нас обоих. Паб оказался
довольно странным местом и я отчетливо почувствовал недоброжелательность местных
жителей, толпившихся у бара, ко мне
и к Пенелопе. Я вспомнил о том, что один книготорговец как-то рассказывал мне,
что в Тильбюри вообще творятся странные
дела. Этот тучный мужчина вообще-то происходил по прямой линии от принца
Нормандского Генриха Сент-Клэра.
Несмотря на текшую в его жилах благородную кровь, этот книготорговец находил
местных жителей такими же
негостеприимными как и я, но зайдя в паб в более шумной компании, он сумел
продержаться там больше, чем один стакан.
Когда мы вернулись на пароме обратно в Грэйвзенд, я отвел Пенессу в
"Комптон" – пролетарскую забегаловку на берегу
Темзы. Это одно из тех мест, где с вас берут десять пенсов за пакетик с
коричневым соусом. Несс жевала гамбургер, в то
время как я по непростительной оплошности заказал омлет. Мы пили чай, который
оказался крепким и хорошим, поскольку в
подобных местах я никогда не рискую заказывать кофе. Я наслаждался, рассматривая
жующую Пенелопу: она явно начинала
прибавлять в весе. Еще пара месяцев и личико у нее округлится. Перекусив, мы
направились к станции. Сделав пересадку в
Чарлтоне, мы вернулись в Гринвич. Вместо того, чтобы направиться прямо домой, я
отвел мою спутницу в "Тай Вон Мэйн",
где заказал себе "овощную смесь с лапшей в супе", а ей – "лапшу с цыпленком".
Пенелопа заявила, что не голодна, но я дал ей понять, что ей нечего и
мечтать о стакане "красного домашнего", пока она
не начнет есть. На этикетке было написано, что Дунг Хуан использует только
лучшие сорта винограда для приготовления
вина. На самом деле это явно было болгарское вино английское разлива, но за
?6.80 в ресторане трудно ожидать чего-нибудь
лучшего. Пока Несс вылизывала свою тарелку, я допил свой "Дунг Хуан" и принялся
изучать меню. Несмотря на то, что мы
находились в китайском ресторане, меню было на японском и на английском – скорее
всего, из-за того, что Гринвич
посещали туристы в основном этих двух национальностей. Пенесса пожаловалась на
то, что объелась. После того, как я
объяснил Несс, что согласен переспать с ней только в том случае, если она
сделает так, чтобы ее вырвало в тот момент, когда
я испытаю оргазм, она обиделась и ушла. Ритуал изгнания все же удалось
завершить, хотя и со второй попытки.
***
Сайида Нафишах встретила меня в аэропорту; она приехала в Хитроу на машине,
а я – на метро. Зарегистрировавшись, мы
незамедлительно направились к паспортному контролю, чтобы скорее насладиться
всеми удобствами расположенного в зоне
дьюти-фри паба. Здесь мы начали шумно выпивать в компании барменов, пьянчуг,
алкоголиков, дебоширов, бухариков,
выпивох, буйных пьяниц, тихих пьяниц, запойных пьяниц, вакхантов, дионисийцев,
дипсоманов, любителей залить за
воротник, пропустить по маленькой, принять на грудь, дерябнуть, дернуть,
опрокинуть, всосать, поддатых, нажравшихся,
нализавшихся, накативших, набузгавшихся вдрызг, до зеленых соплей, до белых
тапочек, до поросячьего визга спиртолюбов,
алконавтов и прочих членов нашего славного братства.
– Любитель эля, – провозгласил я, предварительно взобравшись на удобно
расположенный столик с кружкой в руке, -