- Вот преподша удивится! Она меня - не любит, а я ей принесу такое… Обязательно вызовусь: вслух прочту…
- Ну, если бы время было - я бы и круче сочинил, это ведь так: первое, что пришло в голову, - кобянился Благодатский и вздрагивал вдруг от странного прикосновения: поворачивал голову и видел пса Белки: стоял рядом с ним и облизывал руку длинным шершавым языком. Глаза пса были полузакрыты, а из уголков рта текла густая белая слюна.
- Блядь! - отдергивал Благодатский руку. - А он у тебя ничем не болеет?..
- Ха-ха, предупреждала! - смеялась Белка. - Нет, здоров как бык. Пойдем ко мне в комнату: я его туда не пускаю.
Шли. Благодатский смотрел ей в спину: странно-непропорциональной казалась ему фигура свежей знакомой - в черных брюках и длинной футболке. Мелькала мысль: спрашивал:
- Слушай, а ты, случаем, - никогда спортом не занималась?
- Занималась, - кивала Белка и усаживала Благодатского рядом с собой - на диван. - Плавала… Вовремя не успела остановиться: у меня теперь спина - во какая!
Неожиданно вставала, задирала футболку и демонстрировала спину с неестественно развитыми мускулами. Но Благодатский почти не обращал на них внимания: разглядывал черную полоску бюстгальтера, въевшуюся в гладкую белую кожу. Всплывала перед внутренним взором картинка кладбища, где - другая готочка показывала ему подобным образом - следы побоев. Думал: "Вот везет мне на удивительные совпадения! Не успеешь с девкой познакомиться, а она уже - спину перед тобой оголяет… Нужно - выебать: она, вроде бы - не против".
Опускала футболку, садилась обратно на диван - рядом с Благодатским: молчала и внимательно смотрела на него. Казалось: поняла каким-то образом - о чем думает. Отводил взгляд и спрашивал, для того - чтобы спросить что-нибудь:
- Как тебе вообще - в центре жить? Круто, наверное?.. Я вот - ни одного человека не знаю, который в центре живет…
- Теперь - знаешь, - говорила Белка с непонятной интонацией. - У меня дедушка - архитектор был, сталинские высотки строил. Вот ему и дали квартиру в таком месте. А жить тут - так, ничего особенного, как везде. Шумно только очень, день и ночь машины гудят под окнами… Ко мне вот недавно - парень знакомый заходил. Мы с ним это, спим иногда. Он за тем и приходил, в общем. Легли мы с ним - а расслабиться не можем: гудит за окном и гудит, ужас просто… В собственном доме спокойно потрахаться невозможно, представляешь? А ты говоришь - центр.
- Да уж, - кивал Благодатский и отмечал про себя: "Вот как ты это рассказываешь!" Снова всматривался в ее лицо: наблюдал за тем, как смешно кривила губы, морщила нос и поправляла прядку волос, спадавшую со лба - на глаза. Ждал, что будет дальше.
Вставала с дивана, включала магнитофон: узнавал голос Виле Вало, пацана из группы "ХИМ". Садилась обратно, еще ближе к Благодатскому и говорила:
- Представляешь, мне недавно снилось - что мы с тобой: занимались любовью!
- Да? - почти не удивлялся ее словам Благодатский. - Ну и как оно?
- Так, ничего, - прижимала к себе острые и тонкие локти и помахивала в воздухе пальцами и ногтями. - Ты как-то весь съеживался, странно так…
"Пиздит", - решал Благодатский: клал ладони ей на плечи: приближал к себе и целовал. Закрывала глаза, отвечала на поцелуй. Почти сразу же прерывала его, отстранялась и говорила:
- Не могу сегодня - месячные…
- Ничего, - выдавливал из себя Благодатский и старался сесть так, чтобы не видно было крепко стоявшего уже члена. - Ничего…
Про себя же - ругал вздорную девку и думал, что нет никаких месячных: подозревал у нее какие-то неясные цели, пытался определить их. Ничего не выходило. Рассуждал: "Выебу ее как-нибудь разок - из спортивного интереса, а потом - ну ее на хуй… Хитрая какая-то, все что-то крутится, елозит. Суетится. И глаза - злые. Ну ее - на хуй… А может я ей с близи не понравился? Это непонятно, но вполне может быть. Да, пожалуй - не стану теперь звонить ей, пускай сама звонит". Вставал, извинялся. Говорил, что - пора идти. Шел в коридор, обувался.
Извинялась, спрашивала - не обиделся ли. Услышав - что нет, сообщала:
- Я с тобой постараюсь поскорее встретиться, правда. Спасибо за помощь…
- Не за что, - хмуро отвечал Благодатский. - Захочешь увидеться - звони, телефон мой знаешь.
На прощание - целовала, одной рукой придерживала пытавшегося пробраться к двери - пса.
Выходил под серое небо осеннего дня и шел, не зная - куда поехать и чем себя занять: чувствовал себя потерянным и никому не нужным.
- Что, опять хандришь? - спрашивал Неумержицкий у хмурого Благодатского.
- Хандрю, - отвечал. - Тебя это удивляет разве? Хоть немного удивляет? Ты вот - ебался сегодня ночью…
- Ебался, - соглашался Неумержицкий. - А ты, наверное, книгу читал. Читал?
- Читал.
- Ну вот, тоже с пользой проводил время…
- С пользой, конечно… Только я бы тоже предпочел - ебаться, а - не сидеть тут пнем… Никто не звонит, самому знакомиться - без толку, в общагу никого не притащишь. У меня, Неумержицкий, замыслы есть всякие, я писать хочу. Может быть даже - большое произведение писать. А у меня - ни компьютера, ни денег, ни физической возможности. И ебаться все время хочется, я без этого - не могу ни писать, ни думать.
- Кто ж тебе виноват? Иди работать: обзаведешься техникой, девку найдешь…
- Это только кажется так складно и ладно. А я знаю: только впрягись пахать - и о любом творчестве забыть можно. Придется слушать умных взрослых дядей и делать то - что скажут. Нет уж, я свою свободу на стабильную зарплату пока менять не хочу: тогда и писать-то не о чем будет. Про служебные будни, что ли, романтические рассказы сочинять? Нет уж, нет… Да и чем толковым можно сейчас заниматься? Есть у нас в стране сейчас хоть что-нибудь, приносящее одновременно доход и пользу? Торговля одна всякой хуйней!..
- Деваться некуда: иначе не будет.
- Это почему?
- Ой, Благодатский, такой вроде взрослый и умный, а задаешь подобные вопросы… Страна загибается, и русские загибаются. Помнишь, у Гумилева про пассионарность как написано было? Этнос рождается, достигает высшей точки развития и катится вниз, - умничал Неумержицкий. - Вот у нас сейчас как раз и есть такое состояние - вроде пенсионного возраста: с палочкой ковылять кое-как и не высовываться особенно, а то - молодые наваляют.
- Поэтому и хачей у нас столько развелось? - понимал друга Благодатский. - Они - наглые, энергичные: прут напролом, живут как скотина и работают так же… А русские - только водку жрут да возле телевизоров сидят!..
- Типа того… Лет через сто у нас тут узбекское царство будет, и ничего не сделаешь: природная, можно сказать, закономерность. Менты будут, хачи и гопники, а больше никого не будет: не выживут.
- Радужная перспектива… Не хочется, чтобы мои дети в таком раю жили. Может, революция случится? Ну, чтобы уменьшить поголовье хачей и ментов?
- Маловероятно. Хотя, если таких придурков как ты, Благодатский, соберется побольше… Нет, не думаю. Сейчас даже - на промышленных предприятиях, я недавно слышал, начали так называемые "антитеррористические группировки" формировать. Зачем в провинции нашей - такие группировки, откуда там террористы? От доморощенных революционеров, не иначе… Мало, бля, армии ментов и чиновников - так надо еще завести тружеников на гособеспечение!
- Но революции ведь и в еще более хуевых условиях делались…
- Делались. Да и вообще - возможно все что угодно. Только я бы тебе порекомендовал - по-дружески: не лезть пока в эту хрень. Менты отпиздят, а может и посадят - большего вряд ли добьешься. Вырастешь большой, писателем станешь - если станешь, вот тогда - как Герцен там или Чернышевский: попробуешь. Только знаешь ведь, чем у них кончилось…
- А может, меня еще в ссылку пошлют - как их? Представляешь? - в восторге кричал Благодатский.
- Ага, представляю. И повторяю - не торопись…
- Конечно. Сначала нужно человеком стать, а там уж видно будет: может и не захочется уже тогда никаких революций… Ты сам-то как?
- Никак. Скептически. Ни хуя хорошего не жду. Да и вообще - романы писать и музыку сочинять я не умею и не хочу, а работать в этой стране мерзко… Съебу, наверное, куда-нибудь: доучусь и съебу. В Канаду, например: там народу мало и требуются молодые специалисты…
- Как-то - непатриотично.
- Непатриотично… Меня вот в прошлом году менты без документов забрали и так отмудохали, что я чуть копыта не отбросил. Это как, патриотично? Да и правильно ты сказал: детей рожать в таком гадюшнике - не улыбается мне совсем. Страна гопников, блядь…
- А мне кажется - страна на таких, как мы с тобой - держится. На странных беспокойных пацанах. Мы и ленивые, и распиздяи, но ведь если начнем работать - будем делать это творчески и хорошо. Какой-то источник энергии у нас внутри есть, что ли…
- Может ты и прав. А может - нет, и страна держится на выкачиваемой безумными тоннами нефти. По хую, на самом деле. Я считаю, что тут без меня - прекрасно обходятся. А я уж и подавно обойдусь… Не теряйся, Благодатский, ищи деньги. Изобретешь себе компьютер какой-нибудь и не будешь мучаться как сейчас оттого, что силы девать некуда. К сочинительству у тебя, кажется, талант - есть. Надо только как следует за него взяться…
- Спасибо на добром слове. Только когда я возьмусь - не подъебывай меня, ладно?
- Не подъебывать? - ржал Неумержицкий. - Не подъебывать? Ладно, не буду…
Заканчивали разговаривать и принимались за свои дела.
Благодатский читал книгу: следил за движениями, переживаниями и отношениями персонажа. Дочитывал до - сцены: приезжал там герой к своей бывшей жене, с которой развелся неделей раньше: ради другой, и вдруг неожиданно - укладывал ее на пол и принимался раздевать. Член за ширинкой Благодатского - вздрагивал и медленно поднимался, когда персонаж стягивал с женщины остатки белья, просил лечь - на живот, и прямо на полу с силой входил в нее сзади.
Представлял себе сцену в деталях - с собой в роли главного персонажа: ощущал бархат женской кожи и проступающий на нем первый пот, вдыхал знакомые, переворачивающие всё внутри - запахи. Ни на секунду не покидал чужое воображаемое тело: отводил женщину в ванную комнату, где продолжал: прижимая её к голубому кафелю стен и не переставая сжимать ладонями крупный упругий зад. Кончал внутрь и ждал, пока она - вымоется после произошедшего, сходит наверх и пригласит соседку: чтобы они могли уже втроем пить вино, танцевать и смеяться. Новоприбывшая вскоре - укладывалась на скатерть стола, разводила свисавшие с него ноги и подавалась вперед: входил в нее и начинал двигаться: чувствовал, как сзади - пытается его бывшая жена добраться языком до - органа. Помогал, расставляя пошире ноги.
Сквозь ткань джинсов Благодатский мял незаметно для Неумержицкого - член, думал: "Дочитаю - пойду в туалет…" Вдруг Неумержицкий вставал и уходил куда-то.
- Ты - куда? - равнодушным голосом спрашивал Благодатский.
- Да мне там нужно было сходить - к одной. Забыл совсем. Через пятнадцать минут - приду… - уходил, хлопал дверью.
Сразу почти вставал с кровати Благодатский, подходил к двери и запирал её. Возвращался к книге и в то же время - освобождал член: большой, нервно подрагивающий. Скользил по нему рукой, стягивая и натягивая кожу. Не прекращал чтения: продолжал двигаться между ног извивавшейся и кричавшей на столе, чувствовал легкие прикосновения языка к незадействованной части члена. Задирал футболку и, одновременно с персонажем, - плескал спермой: только не в горячую женскую глубину, а - на свой живот. Закрывал и клал на стол книгу, отворачивал покрывало и одеяло: выправлял из-под матраса простынь и углом её - стирал бледные крупные капли со смуглой кожи живота и нежной красной - головки члена.
К приходу Неумержицкого - кровать была уже аккуратно заправлена, а Благодатский - стоял скрестив на груди руки возле окна и смотрел сквозь него. Там, за окном, - полным ходом катился по улицам города октябрь. Вовсю сыпали с деревьев желто-коричневые листья: валились в разлитую тут и там по дворам и дорогам жидкую грязь, которой брызгали машины и пешеходы: пачкали колеса и обувь. Высоко в сером небе плавали тяжелые тучи, готовые ежечасно проливаться дождями, и беспокойные черные птицы: нервно кричали, метались из стороны в сторону и улетали куда-то.
- Осень, - грустно говорил Благодатский.
- Осень, - понимающе соглашался с ним Неумержицкий.
А вечером, когда темнело, Благодатский не сдерживался - вновь отправлялся к тому дому. Злой и грустный, одетый в черное, дорогой заходил он в магазин: покупал спиртное. Пил маленькими глотками, закуривал сигаретой.
Доходил до разрушенного взрывом дома: высокий и страшный, продолжал он стоять и смотреть на прохожих пустыми черными окнами без стекол. Оказывался вдруг завешенным: строительной зеленой сеткой, сквозь которую - еще страннее, еще объемнее казались трехстенные комнаты-декорации. Замечал в собравшейся кое-где складками сетке - мертвые листья. Шел дальше.
Видел знакомые окна, видел серебристый силуэт Останкинской телебашни: как ни в чем не бывало, высилась она в темное небо, освещенная сильным светом прожекторов. Хмуро смотрел на нее Благодатский, вспоминал свой сон. Допивал и выбрасывал в сторону бутылку, курил. Чувствовал, как поднимается внутри волной тепла опьянение и путаются в голове мысли. Понимал: опять не сможет войти в подъезд и подняться лестницей на третий этаж: вжать кнопку звонка и попасть после удивленного приглашения - в квартиру. "Блядь, что же я за урод такой?" - возмущался про себя. - "Подумаешь: пришел в гости к девке, с которой давно знаком - помириться… Она, может, сама этого давно уже хочет и ждет, просто не знает - хочу ли я… А какого черта в таком случае - трубку не брала и на мои звонки не отвечала? Может, оттого - что у них на автоответчике номера сотовых и таксофонов не отображаются, они ведь вечно шифруются от кого-то…" Крепкая злоба вдруг побеждала все прочие чувства и ощущения: но - не бросал уже камнями в стекла, просто - смотрел по сторонам в поисках того, на кого можно вылить возросший негатив. Видел - двух маленьких гопников: шли в стороне дорогой, курили и громко ржали. Думал: "Нет, нельзя - маленькие, не смогут нормально ответить… Нехорошо". Видел с другой стороны - взрослого здорового мужика с целлофановым пакетом и в шляпе. Отказывался и от этой кандидатуры: "Взрослый мужик, серьезный наверное - а я к нему с бычкой полезу… Хули я - гопарь, что ли…" Решал - возвращаться, бросал напоследок взгляд на всё: на окна, на Останкинскую башню, на разрушенный взрывом дом. Шел к огороженному с двух сторон высокими заборами проулку через густо покрытую грязью территорию стройки надземной линии метрополитена.
Заходил на доски под несколькометровым навесом: видел вдруг - мента. Мент казался совершенно пьяным: маленький, коренастый, с круглым красным лицом и съехавшей на лоб фуражкой, стоял он - неровно покачиваясь, и - мочился на забор, за которым тянулась стройка. Благодатский видел, как вилял из стороны в сторону освещенный свисавшей с крыши навеса и спрятанной от дождя ржавым абажуром лампочкой - ментовский член: щедро брызгал он на штаны и на темные ботинки с высокой шнуровкой крупными каплями. Решал: "Достойный противник… Менту уебать - святое дело, опасно, правда: так этот, кажется, не то что - сопротивление оказать, но даже - разглядеть меня толком не сможет. Правда, у него практики много, а я - пиздиться не умею почти: надо его сразу повалить, ебнуть куда-то посильнее: в солнечное сплетение или - по яйцам. Лучше - по яйцам: надежнее… Тут грязно, следов - до хуя: мои среди них никто не сможет найти, да и не станет искать. Разве будет мент рассказывать кому-то, что его, бухого, пацан отпиздил… Нужно подождать, пока - закончит и с досок выйдет в проулок, там - места больше. Блядь, да он ведь меня в упор, с трех шагов не видит! Мерзкий ебаный мент!.." Так и делал: ждал, а когда мент убирал в штаны член, не сумев до конца застегнуть ширинку, - тихо следовал за ним: пониже надвигал капюшон куртки: на всякий случай. Мента качало: почти заваливался на стену и бормотал что-то невнятное себе под нос. Почувствовав вокруг себя достаточно пространства, Благодатский окрикивал:
- Эй ты, бля! - и быстро догонял мента: приближался вплотную.
Мент медленно и не сразу разворачивался, пытался понять - что происходит и зачем его окрикнули. По привычке - разгибал сутулость, расправлял плечи и тянулся рукой - к поясу, на котором болталась резиновая дубинка. Пытался вытащить ее. Не получалось: не мог сразу отстегнуть застежку, а пока делал это - сгибался от сильного удара Благодатским - в пах: охал, хватался руками и оседал в грязь.
- Ах ты - сука! Ах ты - ебаный мент! - приговаривал Благодатский: ослепленный злобой, уже не глядя и не думая - наносил по крючившемуся серому телу удары: куда попало. Вскрикивал от боли мент, и хлюпала, брызгая в стороны, - грязь, задеваемая ногами Благодатского. - Убью на хуй! Убью, сука!
Слышал, как звучит в октябрьской темноте слово "убью" и вдруг - останавливался. Отходил на шаг назад, смотрел на мента: с открывшейся под упавшей с головы фуражкой - ранней лысиной, противный, извивался он в жидкой грязи, хрипел и продолжал держать руки в области паха. "Может, все-таки - нехорошо сделал?" - думал Благодатский. - "Он ведь беспомощный был, как дитё, а я его - так… Нет, ни хуя не нехорошо, хорошо! Он ведь - мент, а кто заставлял его быть ментом? А если мент - значит, говно, сука и пидор! И хуй с ним, с ублюдком, пускай корчится тут в грязи - будет в следующий раз думать, прежде чем гулять, нажравшись на пизженные деньги!.. Очень хорошо я сделал!"
Прежде чем совсем уйти - подбирал ментовскую фуражку: не понимая сам - для чего. Бросался бежать с места происшествия, испуганный и удивленный тем, что сдавленные крики мента не привлекли до сих пор к месту происшествия никого из случайных близких прохожих. "Зассали, наверное, просто… Зассали… Зассали…" - думал на бегу Благодатский и слушал, как гулко колотится внутри большое от радости и страха сердце.
В общаге - падал на кровать: вспотевший, в забрызганной грязью одежде. Дышал глубоко и часто.
- Опять пизды получил? - интересовался поднявший из-за книги глаза Неумержицкий.
- Не получил - дал… - отвечал Благодатский.
- Ага, заливай… Поэтому - грязный такой… Бля, а это у тебя откуда?! - замечал крепко сжатую рукой Благодатского - ментовскую фуражку, коричневую от жидкой, чуть подсохшей за время бега грязью.
- Скальп противника… - чуть подумав и посмотрев на неожиданный им самим головной убор, отвечал Благодатский. - Я, Неумержицкий, имел сегодня удивительную встречу с представителем правоохранительных органов…
- Хочешь сказать - мента отпиздил? - поражался.
- Именно…
- Да за что? Да как так получилось? - требовал объяснений Неумержицкий.
- Так… Просто так, - улыбался Благодатский. - Потом расскажу, сил нет…
Вытягивался на кровати - как был: в грязной одежде, скидывал только на пол кеды. Засыпал.