Тою же ночью решал отправляться: ориентируясь на месте, сразу - выбирая могилу и раскапывая ее. Хотел поднапрячься и управиться за ночь, чтобы не оставлять на потом. Днем же - помогал родителям: работал с ними на приусадебном участке, разбитом сразу за их небольшим частным домиком. Там - убирался, приводил в порядок рабочий инвентарь. Помогал отцу поправлять скелет ежегодно обтягиваемой к лету полиэтиленовой пленкой теплицы. Много копал: готовил землю к будущим посадкам, которые совершала обыкновенно его мать. Формировал грядки, мелко разбивал граблями землю. Находил в одном месте возле забора - выросшее за несколько лет деревце: клен, семечко-вертушку которого принес откуда-то издалека и бросил на их участок ветер. Говорил родителям:
- Не хочу срубать дерево: жалко! Я его вырою и схожу посмотрю: где можно посадить. Хорошо бы перед домом, да - места нет…
- А ты - к новостройкам сходи! - советовал отец. - Там машинами повыворотили всю молодую поросль, а старые липы - порубили. Голо совсем, как в пустыне: только коробки домов.
Соглашался и поступал согласно совету отца: приходил с лопатой и аккуратно вырытым чтобы не повредить корневой системы деревом - к ближайшему многоэтажному дому: высокий, свежевыкрашенный, легко и светло блестел он в лучах весеннего солнца.
"Здесь жить!" - думалось Благодатскому. - "Такой дом, такие светлые квартиры! Кто, как? В чьих руках это? Сколько здесь будет происходить совокуплений, сколько родится и вырастет детей… И какими станут они, эти дети? Какая кровь вольется в них, какие чувства, какие мысли? Неужели - одна дрянь? Что сделать, как изменить… Хуй его знает… Вот здесь - посажу дерево, чтобы хватало ему солнца и не ездили рядом машины!" - подходил к газону напротив первого подъезда и втыкал лопату в мягкую влажную землю. - "А ведь - сколько лет растет дерево: и не дождешься, пока вырастет! Насколько быстрее - люди… Так что же - если медленно и незаметно, так и не сажать, что ли? И жить - словно на свалке, на окраине, в мертвом городе… Детям негде будет в прятки играть, как делал я, пацанам - некуда будет лазить, когда чуть подрастут. А я - я через несколько лет вообще неизвестно где буду и чем заниматься, но дерево - посажу: пускай растет, набирается сил. Отбрасывает тень и становится голым по осени, как это заведено у них. Приеду сюда лет через - сорок, и найду здесь свое дерево - среди незнакомых и вряд ли приятных мне людей. А и хуй с ними, хуй с ними! Зато я - я…" На этом месте прерывались мысли заканчивавшего готовить яму Благодатского оттого, что - подходил к нему рабочий: в перепачканной спецодежде и с красным лицом. Спрашивал:
- Это, бля, ты чего тут роешь? Тут газон.
- Дерево хочу посадить, - отвечал Благодатский и демонстрировал рабочему маленький клен.
- Дерево? - переспрашивал и шарил глазами под ногами у Благодатского, словно пытаясь отыскать еще что-то: иное. - Дерево - это можно. А я думал, ты - кошку закопать хочешь.
- Какую еще кошку? - поражался. - Просто - дерево.
Повторял:
- Дерево - это можно. А вот закапывать никого нельзя: кошек там, или собак мертвых. Потому что - газон.
- Хорошо, хорошо, - соглашался Благодатский. - Не буду.
Долго и удивленно смотрел вслед уходившему рабочему.
Готовился к ночи. Залезал на чердак, рылся там в старых вещах. Находил ящик со своими старыми игрушками, замечал среди них - любимого плюшевого медведя: черного, тяжелого, со смешным носом-пуговицей. Вспоминал, как возился с ним, шил ему одежду. Как таскал его с собой в детский сад - играть: вместо скучных глупых детей. Хотел даже - снести в дом и показать родителями, чтобы вспомнить вместе, но передумывал: "На хуй старое хламьё: из-за него - так ни хера толкового и не сделаешь! Подумаешь, детский сад, хуйня-муйня… Вперед, Благодатский, вперед!" Бросал медведя обратно и сразу следом за ним натыкался на искомое: старую покрытую слоем темно-серой пыли керосиновую лампу. Протирал ее куском подвернувшейся под руку тряпки, кашлял и чихал от попадавшего в нос. Крутил ржавую ручку фитиля, со скрипом выезжавшего из своего гнезда. Довольный найденным - спускался и уже дома домывал и заправлял керосином.
Ждал в своей комнате сна родителей и только окончательно убедившись в нем - выходил на улицу. Майская ночь оказывалась нетемной, но беззвездной и безлунной. Благодатский укладывал в пакет заряженную керосиновую лампу и бутылку воды - на случай, если захочется пить. Брал лопату, закуривал и шел на кладбище улицами, на которых менее всего вероятна была встреча со случайными поздними прохожими. Приходил: спокойно и привычно пробирался межмогильными дорожками - на край, глубоко дышал неторопливо остывавшим воздухом ночного весеннего кладбища. Там, на месте, без малейшей суеты и намёка на страх и неловкость - выбирал сколько возможно скрытую по сторонам кустарником и рассыпавшимися от возраста деревьями могилу, едва приметным четырехугольником поднимавшуюся с черной земли. Доставал керосиновую лампу, снимал с нее колпак. Поджигал фитиль и светил: чтобы удостовериться.
Совершив выбор - ставил лампу на землю, делал совсем тихим огонь и брался за лопату. Сначала очерчивал ею необходимый для раскопок периметр, вспоминал, что - хоронят ногами на восток, а головою - на запад. Исходя из этого, принимался за работу: рыл.
Вскоре делалось жарко: скидывал тогда куртку и оставался в свитере. Легкая поначалу задача через некоторое время начинала показываться в ином свете: понимал, что за ночь - не управится. Зарывался постепенно - по колено, стоял уже в яме. Сильно вжимал в землю железо лопаты, старался захватывать побольше, но - не швырял далеко: чтобы не бросалось в глаза раскопанное. Пачкал ткань джинсов чуть влажной рассыпавшейся землей. Чувствовал страх, вслушивался в окружающую тишину: замечал в ней малейшие звуки - останавливался и старался понять их. Не находил ничего, стоившего действительного страха, но продолжал копать и бояться. Быстро уставал, устраивал себе перекуры. Пил захваченную из дома воду.
Так проходила ночь: лишь приблизительную треть необходимого удавалось выполнить Благодатскому. Не расстраивался, утешал себя тем, что - чем сложнее работа, тем приятнее результат. Радовался тому, что не увидал и не напридумывал себе никакой мистики: только помнил о спавших неподалеку после долгого трудового дня - грязных хачах, понимал - что и сам теперь не намного чище. Встречал на кладбище рассвет и тогда уже отправлялся домой: почти валился с ног от усталости. Лопату решал оставить там же, в кустах: дома были еще две, а ходить с ней по городу - не хотелось. Луна за всю ночь так ни разу и не появлялась.
Спал до обеда, потом вновь помогал родителям. Соображал вдруг, что может исполнять задуманное - днем: ничуть не хуже, чем ночью. Уходил тогда - после огорода, прихватывал с собой старое ведро.
Кладбище было тихим и пустым, только на самом краю, за акациями и глинистой канавой с ручьем - раздавались голоса хачей и принадлежавшая им бодрая музыка. "Ничего, так - еще злее и веселее будет!" - решал Благодатский. - "Я тут могилу раскапываю, а в двух шагах от меня - стадо хачей. Охуительно. Расскажешь ведь кому - не поверят…" Принимался за работу: доставал спрятанную в кустах лопату, собирал в ведро ссыпанную горкой на краю неглубокой еще ямы землю. Относил ее подальше, в сторону: вываливал так, чтобы несложно оказалось потом - перенести обратно и спрятать раскопанное. После - продолжал копать. Расширял яму, срезал пласты земли с ее стен. Не чувствовал ни малейшего страха: только - азарт. Углублялся. Напрягались мускулы рук, махавших без остановки лопатой и появлялся пот: стекал по лбу и по спине, пропитывал одежду; а высоко в голубом постепенно темневшем небе плыли ярко-белые облака, медленные и спокойные, и клонилось к закату солнце: бросало несильные лучи на окружавшее Благодатского: светило на миниатюрные, казавшиеся из-за этого - изумрудными листья, местами не полностью выбравшиеся из почек. И беспрерывно стучали невидимые молотки, скрипели пилы, жужжали станки - на фоне продолжавшей литься странной хачовской музыки.
- Ай-на-ны-ны-и-и-и… И-и-на-а-а-ны-и-и… - звучало в ушах у Благодатского.
Вновь не успевал завершить: несмотря на скорость и интенсивность. Уставший, возвращался домой вечером и приходил доделывать окончательно - утром следующего дня. Через час работы и перекуров чуть ниже места, где предполагалось наличие искомого - из земли начинали выглядывать кости: грудины и плеч. Чуть выше оказывался позвоночный столб: аккуратно, чтобы не повредить, подкапывался под него, разрыхлял со всех сторон землю. Не доверял железу лопаты: опускался на колени и уже руками - убирал последнее и доставал желтовато-серый настырно улыбавшийся череп: грязноватый и сильно облепленный влажной землей. Радостно поднимал его - на ладони, вылезал из ямы и подставлял лучам солнца: смотрел в пустые глазницы, счастливый сознанием удачи. Соображал, что - не имеет ни сумки, ни пакета, чтобы положить: решал тогда - нести в ведре. Забрасывал яму - большими ветками и отслоившимися от старых деревьев - частей: с корой и слоем древесины. Поверх - сваливал высившееся горкой возле, набирал ведром и возвращал ссыпанное на стороне: не полностью, а так - чтобы не было заметно. Справлялся достаточно быстро, взбодрившийся и воодушевленный.
Переворачивал ведро кверху дном, стучал по нему - чтобы очистить от налипшего. Укладывал туда - череп, понимал: нельзя так ходить по городу. Забирал лопату и уходил, отыскивая дорогой - чем накрыть. Падал взгляд на брошенную кем-то среди могил - городскую малотиражную газету: поднимал её, видел на первой полосе заметку о каком-то смотре-конкурсе юных талантов и фотографию сидящего перед микрофоном с баяном на коленях - маленького мальчика. Комкал, засовывал в ведро - поверх вырытого: спокойный и довольный возвращался домой.
Ненароком натыкался по пути на бывшую классную руководительницу: окликала его:
- Благодатский! - и догоняла.
Здоровался и улыбался, отмечал про себя, что - почти не постарела. Принималась расспрашивать об успехах учебы, о столичной жизни. Не говорила прямо, но звучало в речи, что - гордится казавшимся непутевым учеником, хулиганом и мечтателем, который поступил в институт, в который берут - не каждых. Спрашивала:
- А в театр, в театр ты - ходишь?
- Хожу, - признавался. - Не очень часто, но - бывает. Современного только - не люблю, а классику смотрю: с удовольствием.
- Молодец… - хвалила: вспоминал тогда - её сына, учившегося классом младше: большой, круглолицый, не отличался он остротою ума: с трудом даже поступал в плохенький институт и то - пришлось заплатить.
Чуть молчали, и уже собирался уходить - когда спрашивала:
- А ты откуда это - с ведром и лопатой?
- Ходил помогать там - одной… - врал Благодатский, не ожидавший вопроса, и, чтобы скрыть смущение - прибавлял: - А я вчера неподалеку от вашего дома - дерево посадил!
Прощалась с улыбкой, прежде чем уйти - снова хвалила и желала всего наилучшего. Искренне отвечал ей тем же, сочувствуя - за сына-гопника. Возвращался домой.
Дома, ночью и тихо - вымывал череп, протирал его тряпкой. Относил в комнату и ставил на стол: рядом с лампой и книгами. Что-то хитрое и одновременно серьезное виделось ему в пустых глазах черепа, странное и интересное: мелькала даже на секунду мысль о том, что - жалко будет с таким расстаться. Сразу осекался: старался представлять себе то, для чего совершал поступки последних дней. Обещал себе - непременно довести до конца и сделать: как задумано. Убирал со стола - в рюкзак: чтобы не смотреть. Читал и ложился спать.
Следующим днем - возвращался в Москву, решал заехать в институт. Заезжал, удивлялся - встретив там Неумержицкого и Леопардова: оба одновременно с ним прибывали на занятия. Отводил их в угол институтского двора, доставал и демонстрировал.
- Ни хуя себе… - качали головами пацаны: разглядывали, пытались глумиться, но не выходило: чувствовалось уважение, оказываемое Благодатскому за его лихость и верность слову.
- А, бля! Сомневался… - довольный, толкал в плечо - Неумержицкого. - Другим - слабо, а мне нет, мне по хую!
- Страшно-то было? - интересовался Леопардов. - Ночью ведь рыл небось?
- Ночь и два дня, - отвечал и честно признавался: - Ночью - страшно, каждого шума шугаешься, коленки трясутся: чем глубже закапываешься, тем сильнее. Да еще - света почти нет и не видно ни хуя. Поначалу думал - не выдержу, брошу лопату и убегу. Только - через полчаса втянулся и не мог уже: жалко было сделанного, да и вообще - хули я, лох, что ли? Сказал - вырою, так надо рыть. Ну и вырыл…
- А повторить - сможешь? - интересовались.
Задумывался и решал:
- Навряд ли… Если только - не скоро, совсем не скоро: через год, скажем. Это, пацаны, действительно страшно. Бля буду…
На этом расходились: Благодатский решал не откладывать и - сразу звонил состоятельному готу. Предполагал, что тот - станет затягивать процесс, сначала разглядывать товар и искать деньги. К удивлению - оказывалось не так: на вопрос:
- Берешь за две сотни? - получал моментальный ответ:
- Беру, куда подъехать…
Договаривались встретиться через полчаса возле памятника Пушкину.
Встречались.
- Показывай, - говорил.
- Вот, - Благодатский растягивал завязки рюкзака, демонстрировал.
- Настоящий? - спрашивал глупость гот.
- Нет, блядь, из папье-маше! Всю ночь клеил! - возмущался. - Ты лучше сам-то - деньги покажи…
Показывал. Спрашивал:
- Слушай, нельзя же ведь - тут? У меня и пакета нету никакого, да и - ваще…
- Ну хули, давай - забуримся куда-нибудь… - предлагал и отмечал про себя: - "Ого, да гот-то - крутой и здоровый, а - ссыт! Я вот средненький, скромненький, однако же - спокойный, как танк, а он - ссыт!"
- В Макдоналдс? - спрашивал гот.
- Ага, в Макдоналдс, заебись! - ржал Благодатский. - Самое место - для такого… Пацан, мы с тобой - на продавца и покупателя наркотиков похожи, тебе не кажется?
- Че, бля? - не понимал: дорогой к Макдоналдсу - искал взглядом по сторонам место, чтобы купить пакет. Находил и покупал: розовый и с фотографией девки, из-под коротких шорт которой смешно выглядывали округлости ягодиц.
"Бред", - комментировал про себя Благодатский: при входе - сразу находил место в дальнем углу, направлялся туда и вел за собой гота. Усаживались за столик.
- Может, сожрем чего - для приличия? - спрашивал Благодатский, замечая любопытно разглядывавших их, волосатых, небритых и ругавшихся матом - двух девочек в светлом. - На нас вон таращатся какие-то, типа мы выглядим странно…
- Пива бы, бля… - говорил металлист и провожал взглядом проходившего мимо - охранника в синей форме. - Я тутошней жрачки не люблю, меня пучит с нее.
- Ну хуй с ней, со жрачкой: давай хоть - колы выпьем: типа, отметим сделку. Чтобы уж совсем как в фильме…
Металлист не понимал, но соглашался. Заметно нервничал. Благодатский отходил к кассам, приобретал два стакана кока-колы со льдом - средних размеров: с неудовольствием смотрел на покрытые красной сыпью руки подававшей ему - девушки кассирши и на её же нехорошее лицо, наглое и глупое. Прочитывал на приколотой к форменной рубашке табличке имя: "Оля" и думал про себя: "А и мерзкая же ты, Оля!" Возвращался к металлисту.
Стягивали с верхов стаканов - пластиковые крышки с дырочками, чокались. Благодатский - поздравлял с удачной покупкой, металлист говорил, что - бля ваще и реально. Находили таким образом общий язык, выпивали коричневатые гремящие кусками льда напитки, чувствовали - запах хлора.
- Это они воду из-под крана замораживают, очистить не могут даже! - возмущались. - Лед у них потом - хлоркой воняет, блядь!
И удивленно смотрели на них сидевшие рядом девочки.
Наконец решали, что - пора. Благодатский брал у металлиста пакет, раскрывал свой рюкзак. Совал пакет туда, осторожно укладывал в него череп. Заматывал пакет поверху и передавал под столом - металлисту. Тот принимал, укладывал на колени. Разворачивал и смотрел, трогал пальцем. Говорил:
- Во бля ваще, пиздец на хуй…
Казалось: не верил в то, что делалось, но - доставал уже демонстрированные деньги, отсчитывал сумму и, также под столом, - совал в руку Благодатскому. Рекомендовал - пересчитать. Пересчитывал и оставался доволен. Металлист же - вдруг интересовался:
- Бля, а если менты с этой хуйней заметут? Это же - бля ваще?
- Ничего не бля ваще, - успокаивал. - Скажешь, что это - твоей бабушки, которая завещала ее черепушку сохранить и поставить в сервант. Хули думаешь, эти мудаки проверять станут? Поведутся…
- А-а, поведутся… - странно выговаривал металлист и продолжал нервничать. Звал - уходить.
Перед уходом - заходили в туалет, вставали рядом у привернутых к стене писсуаров: Благодатскому доставался нормальный, а металлисту - детский и низкий. Дружно мочились на комки синего вещества, лежавшего там, внутри на белой решетке и освежавшего воздух: расползалась от них по внутренностям писсуаров сине-зеленая пена.
Шли к метро, заходили и уезжали: Благодатский долго не мог оторвать взгляда от переходившего на другую станцию, аккуратно державшего в руках розовый пакет с ценностью и испуганно оглядывавшегося по сторонам металлиста.
Вечером того же дня решал сразу съездить в указанное знакомыми место, в котором - можно было недорого приобрести находившийся уже в употреблении ноутбук: именно такой, как требовалось. Прибывал на станцию метро, шел от нее к торговым точкам бетонной кишкой подземного коридора. Видел на выходе торговавшего дисками порнографии - ближнего иностранца: низкий, с огромным перегнутым носом и страшной щетиной до воротника свитера - стоял он и расхваливал свой товар менту.
- Небось - хуйня какая-нибудь, для детей, бля… - недоверчиво вертел в руках диски и качал головою мент.
- Нет! Хорошая! Хорошая! - разубеждал его хач и выговаривал первую "о" как "а" и "ш" - как "щ".
Уже оставив их позади, слышал задаваемый ментом вопрос:
- А с мальчиками - ничего нет?
Проходил рядами набитых аппаратурой палаток, отыскивал через несколько времени нужную. Сидели там продавцы среди множества складных переносных компьютеров с жидкокристаллическими экранами: расслабленные и усталые по позднему часу - пили водку.
"Хуя дают - на рабочем месте и в рабочее время!" - поражался Благодатский и выкладывал им свою надобность: ноутбук - чтобы работал печатной машинкой и не более. Те сразу подскакивали: начинали подбирать - согласно указанной покупателем суммы.
Предлагали несколько вариантов. Благодатский разглядывал, поднимал и опускал крышки ноутбуков: выбирал один: небольшой, совсем недорого стоящий, с аккуратным экранчиком и - похожий на широкоформатную серую книгу в пластиковом переплете. Сообщал:
- Возьму - вот этот!
- Ага, - суетились в ответ продавцы. - Сейчас мы его тестанём: на всякий случай и - две недели гарантии. Да и вообще: приходи, если что.
Щелкали кнопками, включали. Показывали, как обращаться и куда нажимать. Запускали какую-то программу, проверявшую системные файлы, в которых Благодатский не понимал ничего.
- А тебе он - зачем? - спрашивал один. - Печатать-то что собрался?
- Писатель я, писать буду, - бурчал Благодатский.
- О, писатель - это я люблю… А чего пишешь? - наливал вдруг - высокую рюмку водки и тянул её к Благодатскому: - На, выпей - за покупку!