- С тобой разговаривать, Благодатский - себя не уважать. Опять ты за свое. Ладно, хуй с тобой, не хочешь - не слушай, мне по хую. Тебе же хуже, твой кусок пизды, не мой… Давай фотографироваться, писатель!..
Благодатский второй раз за день распускал хвост своих волос, прислонялся спиной к остатку треугольной крыши. Смотрел вверх, зацеплял пальцем одной руки карман джинсов. Серо-голубые глаза Благодатского становились совсем голубыми, направленные в высокую темнеющую голубизну ранневечернего неба, легкий ветер чуть дергал его за волосы: все это снимал Неумержицкий. Говорил:
- Повернись так, сделай - чтобы каблук во-он туда упирался. Лицо попроще, Благодатский, попроще, девок здесь еще пока что нету…
Сразу после этих слов - долетали издалека крики: приближалась по центральной аллее к Вампирскому склепу группа готов.
- Ну вот бля, готы! - радостно говорил Неумержицкий, делал еще несколько снимков, передавал фотоаппарат - Благодатскому: - Щелкни и меня тоже - тут, наверху. И давай спускаться, пока эти не пришли, а то - залезут сейчас все сюда: крыша рухнет на хуй!..
Благодатский делал несколько снимков, понимал: неудачные. Быстро спускались и прятали возле стены склепа, среди обрезков стройматериала - лестницу.
Приходили готы: знакомые и незнакомые, пьяные и не очень. Располагались возле Вампирского склепа, принимались пить и беседовать. Благодатский и Неумержицкий находили себе компанию: первый терся поближе к готочкам, второй - к чужому алкоголю. Занимались тем, чем любили заниматься: Благодатский - обращал на себя внимание, высказывал суждения по различным вопросам; Неумержицкий - незаметно глумился над бестолковыми готами, не забывая при этом расспрашивать их - как и что, а также - потреблять дармовой алкоголь.
Благодатский внимательно осматривал широко разместившихся по площадке возле склепа готов: Евочки среди них не наблюдалось. Наблюдалась Джелли: подходил к ней, начинал разговаривать. Говорил, что тусовался с Евочкой: хотел выяснить про "лов".
- Ева? - спрашивала Джелли своим вечно хрипловатым голосом и сильно затягивалась сигаретой, втиснутой в длинный черный мундштук. - Ой, я ее так люблю, она такая классная…
Как именно она ее любит - узнать не удавалось. Спросить напрямую стеснялся. Думал: "Может, когда выпьем как следует - тогда будет попроще, тогда спрошу…"
- А как вы тут вчера потусовались, нормально?
- Ой, мы тут бухали, бухали… Я прямо и не помню, чем все кончилось. Не могла даже потом через забор перелезть - пацаны помогали. Круто было… А один мудак так ваще нажрался: блевал тут, по земле ползал и во-он на том надгробии имя свое черным маркером написал! Ему пизды даже кто-то хотел дать, а потом передумали. Правильно, хули с него возьмешь, с такого бухого…
Благодатский подходил к надгробию: в углу, на темно-буром граните, повыше фамилии, имени и отчества какого-то советского инженера - красовалась надпись: "Necros" - большая, жирная и пьяно-неровная. На земле возле могилы четко виднелись следы впитавшейся в кладбищенскую землю рвоты: красновато-желтые разводы с крошечными кусочками недопереваренной пищи.
- А и мудак же этот Некрос! - возвращался к Джелли.
Джелли ничего не отвечала, только слегка кивала головой: сидела на невысоком ограждении околосклепной площадки и курила: маленькая, густо накрашенная, с блестящими, недавно выбритыми висками.
- Я в общем-то понимаю того, кто хотел ему пиздюлей взвесить. Не делают так ни хуя: пришел на кладбище, так и веди себя по-человечески…
- Ой, этому Некросу - только бы повыделываться! - реагировала Джелли. - У него денег до хера, он по жизни спонсором работает, а все на него забивают. Вот он и старается показать - какой он крутой: бухает по черному. А потом - то облюется, то штаны при всех спустит и хуем машет… А ты чего, с Евой - встречаешься, что ли?
- Да нет, не встречаюсь, так просто - потусовались. Она ничего, прикольная… У тебя все подруги - прикольные.
- Ну так это же я! - кобянилась Джелли, выпрямляясь и подымая голову. - Это же я - великий Джеллик!
"Такой уж прямо и великий…" - думал Благодатский, внимательно оглядывая собеседницу. - "Все вы: троечницы-десятиклассницы - великие". Вслух говорил:
- Ага. Ты меня, может, познакомишь во-он с той готочкой, что возле склепа сидит? Я вроде недавно ее с тобой видел.
- С Эльзой? Познакомлю. Только - у нее парень есть, Рыжий у него кликуха, знаешь его - наверное. Он тоже где-то на кладбище тут сейчас тусуется, - и не успевал Благодатский вежливо отказаться, узнав о Рыжем, а Джелли уже звала: - Эльза, солнышко, иди сюда! С тобой хотят познакомиться!
Эльза подходила: в ошейнике с длинными шипами, черными крашеными волосами до плеч, в тоненьком свитере - в обтяжку.
"Бля, охуенная!" - решал про себя Благодатский. - "Надо ее как-то выбить у этого Рыжего и выебать. Да, непременно нужно ее выебать!"
- Привет, - говорила ему Эльза и спокойно разглядывала Благодатского холодными серыми глазами.
- Привет, - терялся Благодатский и не знал - что сказать. Хотел сделать комплимент ее высокой, подчеркнутой свитером груди, но понимал, что - не стоит. Так стояли они и молчали некоторое время, пока Эльза не говорила вдруг:
- У вас бухать чего-нибудь есть?
- Не, ни хуя, - отвечала Джелли.
- Кончилось. Можно сходить, - приглашал ее Благодатский.
- Пошли. Мой Рыжий с каким-то готом бухает, а меня тут одну бросил. Так я тоже ведь хочу… - отправлялись. Перед уходом Благодатский успевал оглянуться, чтобы увидеть Неумержицкого: стоял, окруженный готами, пил из горла красное вино и с энтузиазмом рассказывал какую-то чушь. "Опять стебется", - решал Благодатский.
Шли к главному входу-выходу, который по непозднему времени должен еще был оставаться открытым. Разговаривали. Благодатский шел совсем рядом и чувствовал запах парфюмерии готочки: казалось, что пользуется она вместо туалетной воды - освежителем воздуха. "Странно… Хотя - какая хуй разница, что мне - детей с ней рожать, что ли…" - так размышлял Благодатский и расспрашивал свежую знакомую о том, как попала она в готскую тусовку.
- Девка в классе была, - рассказывала Эльза. - Она все время красилась жутко: лицо бледное, а глаза и губы - черные. И сама одевалась вся в черное. Такая блядища она была, ух… Во время уроков даже иногда с пацанами за школой ебалась. Она меня в первый раз и притащила с собой на кладбище. Я такая типа - скромная ходила все время, а хотелось стать - крутой. Вот вроде и стала. Как я тебе вообще, нравлюсь?
- Ну да, нравишься, - говорил Благодатский: чувствовал, что начинает несколько волноваться и старался скрыть это волнение. - А ты с этим, с Рыжим - давно встречаешься?
- Ты откуда про Рыжего знаешь? - удивлялась готочка.
- Да ты сама ведь только что говорила - мой Рыжий. Ну я и решил, что ты - с Рыжим.
- А-а, понятно. Обо мне любят готы попиздеть, слухи спускают всякие: то - что я лесбиянка, то - что наркоманка. И незнакомые иногда больше обо мне знают, чем я сама…
- Это чё - готы такие сплетники?
- А кто не сплетник? Все сплетники, все любят попиздеть о том, что их не касается…
- Я вот - не люблю.
- А на фига тогда - про Рыжего спрашиваешь?
- Ну так, общаемся… Не хочешь - не рассказывай.
- Не хочу. Хуево мне с ним, пацан. Алкаш он, этот Рыжий, и неврастеник. Скоро достанет меня, и я на него забью совсем…
- Чем же это он тебя так?..
- Да всем… У него, видите ли, депрессии постоянно - орет на меня, из окон бросается…
- В натуре?
- Да кто его разберет… Может так, дурака валяет, выпендривается, не знаю… Тебе-то это к чему?..
- Совершенно ни к чему, - отвечал довольный Благодатский и уводил разговор в другую сторону, решив про себя: "Нормальные шансы. Надо только подпоить ее и не дать встретиться с этим Рыжим. Пусть он там себе бухает с кем-то, а мы - с тобой…"
Выходили с кладбища, видели: все сильнее сгущался вечер, все темнее голубело сентябрьское небо, и совсем уже закатилось за многоэтажные дома красноватое солнце. Направлялись к магазину. Видели по пути, как подъехал к остановке - синий трамвай и высадил очередную порцию готов.
- Во: еще приехали! - радовалась Эльза и вместе с Благодатским - переходила дорогу. На другой стороне, в траве, тянувшейся вдоль обочины, чуть присыпанной редкими жухлыми листьями - видели мертвую кошку. Она лежала на самом виду, четко выделенная цветами невысокой травы и желтоватых листьев, а рядом - сидели две вороны: крупнокрылые, с грязными шелушащимися лапами и клювами, раздирали они внутренности кошки и дрались между собой из-за них. Злыми огнями вспыхивали черные бусины глаз, и неприятно вылетали в воздух резкие крики.
- Быр-р, дрянь какая! - показывала Эльза на кошку пальчиком с длинным, покрытым лаком ногтем. - А чего они дерутся? Им ведь такой кошки должно на неделю хватить, а в раз - десяток ворон накормить можно…
- Правильно все они делают: это инстинкты работают, - одобрял ворон Благодатский. - Сейчас у них - целая кошка, а завтра - ни хера, хлебная корка одна какая-нибудь, из-за которой драться нужно. Вот и дерутся из-за всего, чтобы соблюдать формы и не оставаться голодными. Не теряют бдительности. Это человеку дай жрачки вдосталь на полгода - так он работать разучится, пить начнет, а заново работать потом может и не начать никогда. Так что - мудро поступают, что пиздятся… - с удовольствием разглядывал, как долбили друг друга сильные птицы клювами, перепачканными внутренностями мертвой кошки.
- Вот ты как рассуждаешь… - тянула Эльза. - А по-моему, чушь все это: не теряют бдительности… Просто птицы тупые, нет бы - пожрать нормально, так они лучше друг друга искалечат. Тупые, тупые!
- Вороны - очень умные птицы. Голуби - тупые, а вороны очень умные, - спокойно говорил Благодатский, когда они входили в магазин.
Там - считали деньги, покупали спиртное. Эльза просила - покрепче, и Благодатский с радостью соглашался:
- Покрепче - это правильно! Чего всякую ерунду в себя лить, пить так уж пить…
- Напиться хочется… - признавалась Эльза, забирая у продавщицы бутылку.
При входе на кладбище Благодатский первым делом закуривал и спрашивал:
- Куда пойдем? На Вампирский переться без мазы, там придется делиться. Мне - не жалко, но напиться ты тогда точно не сможешь …
- Ага… Давай - свернем куда-нибудь, бухнем, а потом попрем к народу…
- Годится… - соглашался Благодатский, выбирал место на центральной аллее - чтобы свернуть. Сворачивали, отыскивали укромный уголок: лавочку внутри могильной оградки, прикрытой от большинства случайных взглядов - деревьями и высоким серым ангелом. Ангел стоял на коленях и плакал.
- Хороший, - говорила Эльза, пока Благодатский возился с бутылочной пробкой: подходила к ангелу и гладила его по широкому, сильно загаженному птицами крылу.
- Что ты его - как собаку… - ухмылялся Благодатский, чпокая пробкой и протягивая готочке бутылку.
- Почему - как собаку? Что, ангел - не человек, что ли? - принимала бутылку и делала несколько глотков. Морщилась и закуривала сигарету.
Благодатский не мог спорить с подобной железной логикой, и не спорил. Делал свое дело: пил, курил. Сидел на лавочке, дышал теплым воздухом: мерещился легкий, едва заметный запах тления, вспоминалась раздираемая воронами кошка. Наблюдал за готочкой, которая постепенно пьянела и погружалась в свои мысли, плохо реагируя на редкие высказывания Благодатского. Через некоторое время ни с того ни с сего - начинала жаловаться на Рыжего.
- Собирались вместе сходить на готик-парти в субботу, я хотела открытое платье надеть - с туфлями и с ошейником. А он, пидор, в обед нажраться успел, приехал ко мне откуда-то злой и отпиздил меня… По спине все время бил, я как жираф - вся в пятнах стала…
- И что, накрылась вечеринка? - сочувствовал Благодатский.
- Не, почему накрылась? Мы ведь помирились потом сразу. Пришлось только вместо платья - кофту напяливать. По лицу-то он мне, слава богу, обычно не бьет.
- Почему?
- Не любит синяки целовать, видимо… Я вот покажу тебе сейчас, - поворачивалась спиной и неожиданно резко - задирала свитер. Благодатский видел фиолетовые отметины на бледной коже, но не интересовался ими: останавливал взгляд на черной ленте с застежкой - на бюстгальтере готочки. Чувствовал, как оживает в джинсах и наливается кровью член. Машинально поправлял его - придавал вертикальное положение, чтобы не торчал в сторону.
- Круто? - спрашивала Эльза - не поворачиваясь: брала стоявшую перед ней на земле бутылку и, запрокинув голову, лила в рот алкоголь.
- Да уж, ничего себе…
- А он еще все время обещает, что если я уйду от него - он с собой покончит, а я буду виновата. Он вообще постоянно хочет с собой покончить.
- Если б хотел покончить - покончил бы. А те, которые много говорят про это, ничего обычно с собой не делают. Да, не повезло тебе. Бедненькая готочка, - заметив, что Эльза собирается опустить свитер - поднимался с лавочки, приближался к ней: укладывал правую руку ей на бедро, левой - осторожно касался пятен на спине. Вплотную прижимался к ней и отстранялся торсом. Принимался тихо целовать ее незажившие ушибы, приподняв повыше левой рукой свитер и переместив руку под ним - на плечо. Правой - пробегал от бедра вверх, до полоски бюстгальтера: легко поглаживая кожу, двигался к груди.
- Что, что ты делаешь? - с легким придыханием и притворным возмущением говорила уже порядком пьяная готочка: хватала и тянула вниз своей ладошкой - ладонь Благодатского, начавшую изучать ее грудь. Крепко держала ее: чуть заметно - сжимала и разжимала.
Благодатский не отвечал и продолжал то же. Видел, что левая рука Эльзы - занята бутылкой. Направлял тогда ниже левую руку и пробирался к груди: безнаказанно мял и гладил ее, приподняв чашечку бюстгальтера. Кололся об острый шип окружавшего шею Эльзы ошейника. Все сильнее и сильнее упирался крепким членом в зад готочки, терся о него. Сквозь ткань двоих джинсов, разделявших их, - чувствовал исходящее от тела тепло. "Она должна быть уже совсем - мокрая…" - так думал тяжело дышавший Благодатский и слышал вдруг звонок сотового телефона.
- Это - мой, - тихо говорила Эльза: освобождала правую руку, отделялась от Благодатского и опускала свитер. Доставала из кармана маленький телефон и разговаривала по нему.
"Сейчас она поговорит, потом - допьем, посидим-подождем, чтобы совсем темно сделалось, и тогда…" - мечтал Благодатский. Мечтания прерывал неприятный вскрик Эльзы, ее испуганный голос и слова:
- Разрезал вены… Сука… Что делать…
Понимал: гот Рыжий, судя по всему, все-таки выполнил так или иначе свое обещание: совершил попытку покончить с собой. Это обстоятельство грозило расстроить планы Благодатского. Сильно ухудшало своим появлением его радужные настроения. "Нужно брать ситуацию в свои руки, а иначе - кроме дрочки в общажном сортире перед сном рассчитывать не на что: новую готку охмурять поздно…" - с неудовольствием думал Благодатский и ждал, пока Эльза закончит говорить по телефону.
- Это все я, все из-за меня! - запричитала она, спрятав в карман телефон и сделав несколько больших глотков из бутылки. - Ему кто-то сказал, что я с другим пацаном за бухлом ушла и не вернулась, а он сам - пьяный в доску… Пошел и вскрыл себе вены ножиком… Это все ты, все из-за тебя! - неожиданно подошла к Благодатскому и ударила его по плечу кулачком, не прекращая плакать.
- Не ори, - спокойно реагировал Благодатский и протягивал готочке сигарету. - Ничего с ним не случится, чтобы сдохнуть - надо вены на обеих руках в ванне с горячей водой разрезать, а так - ни хуя не будет. Испачкается только. Где он?
- Около второго входа, на скамейке возле сортира… Эти там все собрались и не знают, что делать: боятся подходить к нему - обещал ножиком пырнуть. А сам - рычит… Бля-я… Чего делать-то…
- Разберемся. Главное - спокойно и без истерик. Пошли на централку, - брал в одну руку бутылку с остатками, в другую - ладошку готки и уверенно двигался вперед.
Всю дорогу до второго входа Эльза испуганно и пьяно ныла и допивала остатки. Благодатский пытался покрикиванием и уговорами успокоить ее: понимал, что это - в его интересах. Неподалеку от Вампирского склепа видели на низком могильном камне - страшно пьяного гота: затянутый в кожу, с большим анком на шее и в высоких ботинках с пряжками по бокам - сидел он и блевал на эти ботинки и на дорожку возле могилы. Сидел скрючившись, с перекошенным лицом, сильно сжимал руками - колени.
- Это же Джейкоб! - узнавала гота Эльза. - Эй, Джейкоб! Нам нужна твоя помощь…
- Блядь, хули ты несешь? Какая помощь?.. - злился Благодатский, тянул оглядывавшуюся готочку за руку и ускорял шаг. - Дура пьяная… Этому пацану самому помощь нужна, а мы и так разберемся… Успокойся, тебя заносить начинает.
- Я думала - он поможет… - продолжала плакать Эльза.
Подходили к куче готов, стоявших на почтительном расстоянии от лавочки, на которой сидел Рыжий.
- Суки… Убью… - слышался его голос, низкий и грубый, напоминавший - рык.
- Так… - Благодатский первым делом высматривал среди толпившихся и обсуждавших происходящее готов - Неумержицкого. Он стоял ближе прочих к лавочке, пил пиво и разговаривал с двумя незнакомыми пацанами. Подходил к нему, спрашивал:
- Какие дела?
- Такие дела, - поворачивался Неумержицкий и протягивал пиво. - Ты с девкой этого чувака прогуливался, а он пока ножиком веняки себе расковырял…
- Серьезно? Или - так? - глотал пиво Благодатский.
- Да хуйня, много ли складным тупым ножом наковыряешь… Да и не дурак он - сильно ковырять, хотя и пьянющий… А девка его - тоже пьяная, что ли?
Смотрели на Эльзу, которая причитала рядом, отталкивая пытавшихся приобнять ее подружек-готочек, и глотала что-то из большой бутылки.
- Это все он, он! - показывала на Благодатского.
- Пьяная, - соглашался Благодатский, подходил к Эльзе. - Успокойся, хули ты как маленькая… - понимал: у готочки - начинается истерика.
Принимался действовать: просил носовой платок, брал его. Подходил к Рыжему. Не видел: в руках ли у него нож, или же - нет. Прочие не приближались, издалека сквозь темноту следили за действиями Благодатского.
Рыжий сидел, откинувшись на спинку кованой лавки: широкоплечий, с шариком сережки-гвоздика под губой и густыми вьющимися волосами цвета ржавчины, висевшими ниже плеч. Благодатский видел нож, который валялся возле лавочки, и неестественно отставленную в сторону руку Рыжего - словно бы вывернутую. Запястье руки было выпачкано темным: капало. Приблизился, сел на корточки. Дотронулся до кисти руки Рыжего - чуть приподнял ее вверх, рассмотрел. Рана оказалась небольшой и, по всей видимости, никакой опасности собой не представляла. Рыжий почувствовал прикосновение, открыл глаз и взглянул на Благодатского.
- Ну что, пацан, - тихо и торжественно выговорил Благодатский. - Пиздец тебе!
Оба глаза Рыжего открылись полностью: взгляд сделался испуганным.
- Хули смотришь? Побаловался? Типа поцарапаюсь - девкам показать, да? Все, крови до хуя утекло уже, сдохнешь без крови…
- А-а-а-р-р! - взрыкнул Рыжий и неловко дернулся, смещаясь в горизонтальное положение. Толпа готов, не слышавших тихие слова Благодатского, испуганно отшатнулась назад.
- Порядок, - сообщил им Благодатский. - А ты, пацан, веди себя тихо и не дергайся. Будем тебя спасать.