Лабрум? Феромоны? Столин затравленно вжался в кресло, но тотчас же, осознав, что подобная стратегия вряд ли защитит его от невменяемых сотрудников салона, вскочил, разбрасывая повсюду свои волосы, и ринулся к выходу. Пробежав несколько шагов, он остановился. Импульсивный страх исчез, уступив место холодной злости.
Повернувшись на каблуках, Столин окинул взглядом сотрудников, застывших в нелепых позах, будто стремясь воспроизвести известную немую сцену из легендарной пьесы; скрестил руки на груди и громко заявил:
- Я так понимаю, вы, - уперев обвиняющий перст в сторону Анжелики Борисовны, - и есть администратор, и судя по всему администратор из вас, как из меня счетовод, будь оно неладно! Дайте мне телефон хозяина заведения, и немедленно! - Последнее слово он выкрикнул, брызнув немного слюной в сторону женщины.
В тот же миг она раскрыла рот с хрустом и, выстрелив из глотки длинным розовым жгутом, поймала слюну Владимира Ефимовича на лету. Жгут свернулся и исчез во рту администратора так быстро, что все происходящее на секунду показалось Столину игрой его перегруженного рассудка, но спустя лишь миг ноги его сделались ватными, а по спине разлился холодный пот.
- Не надо… хозяина… - пробормотал он, пятясь. Сотрудники салона не делали попыток остановить его - они провожали его круглыми одинаковыми глазами, медленно развязывая тюрбаны. Грузный мужчина в противоположном конце зала выполз–таки из–под купола фена, и Столин смотрел, не в силах оторваться, на омерзительный конгломерат щетинистых коротких крючков и покрытых шерстью шипов, что росли на его лице. Из пустых глазниц его торчали длинные, покрытые ворсинками щупальца с маслянисто черными сгустками плоти на концах.
- Позорный негодяй! - ревел мужчина, однако выбраться из кресла не мог. С каким–то отстраненным любопытством Владимир Ефимович констатировал факт: ладони толстяка приклеились к ручкам кресла - за ними тянулась липкая и судя по всему очень прочная субстанция.
Анжелика Борисовна наконец размотала тюрбан и, ожесточенно отбросив его в сторону, устремила взгляд к потолку. Под тюрбаном на абсолютно безволосой голове вибрировали и извивались два черных сегментированных усика.
Мила никак не могла распутать узел на своем тюрбане, а рыхлая девица Люба уже вовсю шевелила щетинистыми усиками, при этом не переставая сверлить Столина свирепым и нахальным взглядом.
- Хозяина он захотел! - верещала Анжелика Борисовна. Голос ее все менее напоминал человеческий, изо рта то и дело показывался кончик омерзительного розового жгута. - Обслуживание ему не то! Уже и капнуть нельзя!
Владимир Ефимович продолжал пятиться по–рачьи, ощущая, как на губах его расцветает нелепая и совершенно не соответствующая происходящему улыбка. Ему оставалось лишь полшага до двери, когда жирный мужик, наконец, оторвал свою тушу от кресла с отчетливым плюхающим звуком и, переваливаясь, заковылял к Столину. В это же мгновение на лице у администратора появилось торжествующее выражение - она казенно улыбнулась и заявила:
- Вот, дозвонилась хозяйке! Извольте! Ее антенны образовали единое целое, переплетясь в некое подобие косы, нижняя челюсть отпала. Одновременно с нею и сотрудницы и даже жирный мужик широко раскрыли рты и исторгли какофонию скрежещущих, визжащих металлических звуков, чередующихся с пощелкиваниями и омерзительным треском.
Столин почувствовал, как его сердце замерло, словно при экстрасистолии, и ухнуло в желудок, горло схватил спазм, в глазах начало темнеть. "Господи, у меня сейчас будет инфаркт, инфаркт!" - слабо взвизгнул он мысленно и засеменил прочь, не в силах оторвать глаз от инфернальной картины, что разворачивалась перед ним.
- Куда же вы, клиент? - верещала Анжелика Борисовна. - Хозяйка на проводе! Она говорит, что от вашей маловразумительной туши еще толк может быть! Толк! Митя, держи эту мразь! Этого женоненавистника и педераста!
Багровый от натуги Митя взревел и ринулся вперед, прилипая к полу при каждом движении. От его шагов сотрясалась земля.
Теряя сознание, Владимир Ефимович все же нашел в себе силы сбросить чары, повернулся к кошмару спиной и ринулся к выходу. На бегу он ударился в дверь плечом, и снова, и еще! Дверь не поддавалась. Взвизгнув, Владимир Ефимович ухватился за липкую ручку и потянул дверь на себя, ощущая смрадное дыхание Мити за спиной.
Он выскочил на улицу и понесся в сторону гостиницы, не глядя по сторонам. На его счастье, на проезжей части было совершенно пусто. Дождь закончился, и мокрый, потрескавшийся асфальт неприятно скользил под ногами.
Перебежав через дорогу, Столин оглянулся и увидел, что весь коллектив салона сгрудился в дверях. Неистовый Митя, тяжело дыша, стоял у самой дороги, однако отчего–то не стремился продолжать преследование.
Почувствовав чей–то взгляд, Столин, посмотрел в том направлении - на втором этаже все так же стояла и сверлила его глазами грузная женщина. Рядом с нею торчали громадные головы двух кобелей. Увидев, что Столин заметил ее, женщина улыбнулась и что–то произнесла, обращаясь, по всей видимости, к собакам. Псы синхронно кивнули и мигом исчезли с балкона.
- Мать моя, да она спустила на меня собак! - догадался Владимир Ефимович. - Чертова сука спустила на меня своих ротвейлеров! Он повернулся и побежал к входным дверям гостиницы. Ухватившись за тяжелую ручку, он изо всех сил потянул дверь на себя и чуть не упал, когда она неожиданно легко поддалась.
Вбежав в полутемный холл, Владимир Ефимович в два шага одолел расстояние до стойки портье и принялся барабанить кулаками по столешнице. Звуки ударов разносились в гулкой тишине зала.
Дверь за стойкой распахнулась почти сразу, словно портье стоял прямо за ней и ждал… Чего?
Нелепая фигура в брезентовой куртке внушила Столину еще больший ужас. Однако, пристально вглядевшись в лицо портье и не обнаружив на нем никаких признаков мандибул и лабиума, он несколько расслабился и, стараясь совладать с дрожью в голосе, произнес:
- Ключ, будьте любезны.
Портье непонимающе уставился на него, надменно изогнув бровь.
- Ключ, молодой человек, я спешу! - Столин почти взвизгнул.
- Хм, - портье пожал плечами. - Вы же, хм-м… из триста шестнадцатого, верно? Ключ у вас! Так и есть!
Он подошел к столешнице, открыл тяжелый журнал и, поелозив грязным пальцем, остановился напротив номера 316.
- Вот! - Он торжествующе ткнул пальцем, - я же говорил! Ключ, разумеется, у вас! И еще, у вас автобус отправляется через полчаса, я бы на вашем месте поторопился. Он еще раз улыбнулся и попятился в сторону двери.
Столин онемел. "Бред! Бред! - кричал кто–то в его голове. - Потребуй выломать дверь! А впрочем, к черту дипломат, что там, в том дипломате, не стоит он того! Бежать, надо бежать!"
- Отдайте ключ! - заорал он истерично.
На улице раздался рев и лай.
Портье широко улыбнулся и развел руками.
- Зачем вам ключ, Владимир Ефимович? - пробулькал он. - Мы вас самого сейчас используем как дипломат! Делов на копейку!
Он вытянулся стрункой и завопил:
- Он здееееесь!
Столин повернулся было бежать, но запутался в ногах, споткнулся и вытянулся во весь рост, со всей силы приложившись подбородком и откусив себе кончик языка. Рот мгновенно заполнился горячей соленой кровью, он поперхнулся и взвыл от боли, уперся руками в пол, стараясь не потерять сознание, и попытался подняться. Но поскользнулся в какой–то липкой дряни, что обильно покрывала паркет, и снова упал, барахтаясь, как жук на булавке.
Дверь распахнулась, и в холл ворвались два огромных ротвейлера. Он рвался с цепи, намотанной на руку омерзительного Мити.
ОН?!
Лишь через мгновение мозг Владимира Ефимовича осознал то, что глаза увидели сразу. Ротвейлер чудовищных размеров, черный как смоль зверь, был один, однако о двух одинаково свирепых головах, растущих из груди. Головы клацали слюнявыми челюстями, вращали глазами и рвались, рвались в сторону Столина.
- Живым! - рявкнул портье, находясь на безопасном расстоянии от ротвейлера. - Хозяйка приказала брать живым!
Митя, взвыв от ярости, натянул цепь так, что омерзительная собака споткнулась и захрипела, выкатив глаза.
- Фу! - Митя еще раз дернул за поводок, и внезапно собака успокоилась, остановилась, тяжело дыша и роняя слюну.
- Сидеть!
Ротвейлер послушно сел.
Захлебываясь кровью, Столин пытался было отползти, но тело не слушалось его. Ему хотелось потерять сознание, раствориться в волнах спасительной темноты, однако ему было уготовано нечто иное.
- Ишь, штакетничек! - хихикнул портье. - Разлегся, мразь. Паркет изгадил! - он вышел из–за стойки и, приплясывая, направился к Столину, крепко ухватил его за ногу и с жуткой силой, выворачивая сустав, потащил по полу. Владимир Ефимович заскулил, цепляясь непослушными руками за паркет, но лишь сорвал себе ноготь с указательного пальца.
Новая вспышка боли несколько отрезвила его и, не сопротивляясь более, он позволил волочь себя, словно куль.
- Я бы его сожрал, - вожделенно проревел Митя издалека.
- Нельзя его жрать. Хозяйка не велела его жрать. Спрячь щупики, Митя, - фальцетом съязвил портье.
Митя судя по всему остался стоять в фойе. Портье же, без усилий, ничуть не запыхавшись, доволок Столина до двери, открыл ее и проворчал:
- Владимир Ефимович, милай. Дальше придется идти самому. Иначе не сдюжишь, боюсь… Протянул худую руку, будто клешнями, вцепился Столину в загривок и рывком поднял его на ноги.
- Давай, пшел!
Прямо за дверью начинался узкий проход, скорее, лаз, конец которого терялся в сумраке. Владимир Ефимович, спотыкаясь, протискивался между скользкими, вымазанными белесой слизью стенами. Пол, неровный и бугристый, неприятно пружинил под ногами, как созревший гнойник. Столин украдкой посмотрел вверх, стараясь найти источник неровного мутного света, но вместо потолка увидел лишь плотный туман. Он перевел взгляд на пол, сосредоточился на движении, стараясь не касаться руками омерзительных стен. Под ногами тут и там извивались тонконогие белые грибы. Они неровно мерцали в полутьме, подобно угасающим углям.
Туннель казался бесконечным. Владимир Ефимович изо всех сил старался идти ровно, но один раз все же поскользнулся и упал на колени, упершись руками в пол. Он почувствовал ровную пульсацию под ладонями. Слизкая жижа, покрывающая пол, обволокла его руки, и на мгновение он ощутил дикое желание упасть на пол и кататься по нему, размазывая слизь по телу.
Сильная рука ухватила его за шкирку и встряхнула, как щенка.
- Внимательней надо быть, - пробурчал портье, идущий сзади. - Здесь и не такие куклы ломаются.
Он гортанно взлаял, но голос его тотчас же утонул в вязкой тишине туннеля.
Через некоторое время Столин, приноровившись к монотонной ходьбе, свесил голову на грудь и даже немного успокоился. Видимо, его сознание перешло некий Рубикон ужаса, за которым лежит долина смирения и равнодушия. Ощущая вкус запекшейся крови во рту, он думал, что неплохо было бы попить и что он, возможно, до конца жизни будет шепелявить немного, и что автобус уже ушел. Он не задумывался ни о том, что ждет его в конце туннеля, ни о том, что за субстанция покрывает пол - все это более не интересовало его. Так, должно быть, чувствует себя осужденный на смерть, услышав шаги расстрельной команды, так покорно бредут по коридору скотобойни быки. Сумрак перед его глазами расступился и явил покрытую волдырями стену, по центру которой находилась обыкновенная узкая дверь красного цвета. На двери висела табличка: "Администрация". Механически Столин протянул руку, но услышав тихое рычание за спиной, замер.
- Стучать надо, - просипел портье. - Чай, у себя в мегаполисах стучите?
- Я не… - начал было Владимир Ефимович, но тяжелая волна равнодушия снова накрыла его, и он запнулся. Поднял левую руку, автоматически отметив неестественный, как от ожога, оттенок кожи, и постучал.
- Войдите! - раздался высокий женский голос из–за двери.
Он повернул ручку и …
… Начал кричать почти сразу, ослепленный мгновенным осознанием существования таких форм страха, перед которыми бессилен любой барьер равнодушия, воздвигаемый человеческим мозгом. Такого ужаса, рядом с которым сама смерть кажется лишь послеобеденной прогулкой в парке, смертельная болезнь - не более чем легкой простудой, утрата близких - шуткой телевизионного комика.
Он орал, ощущая, как набухли вены у него на шее, как приливает кровь к голове, и надеялся, искренне надеялся на то, что с ним случится удар и он умрет на месте и провалится в вечную тьму, и не воскреснет никогда, и не вспомнит ту мерзость, что улыбалась ему.
Он пытался закрыть глаза, но не смог, парализованный зрелищем, пытался выцарапать их, но осознал, что его руки более не повинуются ему. Крик, рвущийся из легких, угасал, поглощаемый густым мраком, и вот он - дрожащий и окровавленный, стоит, широко раскрыв рот, и внемлет.
- Ты… пилигрим при дворе Хаоса, - прошелестел монстр.
В неровном гнилом свете, источаемом мириадами извивающихся белых грибов, черные, блестящие стены пещеры, казалось, уходили в бесконечность. Гигантские колонны, поддерживающие невидимый потолок, были испещрены пульсирующими венами.
Гноистая, жирная почва вспучивалась и опадала в такт биению сердца гиганта. Повсюду: по стенам, по колоннам, по земле - неистово сновали существа; некоторые из которых были антропоморфны; иные, бледные, безглазые, с мощными челюстями, о шести и более ногах, лишь отдаленно напоминали людей. Они ползали, ведомые неизъяснимой логикой, сновали, натыкаясь друг на друга, огрызались, переползали через тела своих товарищей, падали и пропадали под ногами других существ. В двух шагах от Столина пожилой мужчина в спецовке, припадая на четвереньки, тащил в зубах огромный кусок металлической рельсы. Чуть поодаль женщина в цветастой юбке, ухватив руками холодильник с отсутствующей дверцей, подпрыгнула и легко взлетела, расправив за спиной прозрачные крылья. Слева, по колонне, спускалась омерзительная многоножка чудовищных размеров - каждый сегмент ее тела состоял из обезглавленного человеческого тела, в пасти вместо зубов торчали головы - они синхронно открывали рты и исторгали из себя пронзительный полуписк–полурев.
Жилистое белесое тело гигантского существа в центре зала напоминало огромных размеров мешок. Под бледной кожей сетью разбегались сосуды и вены. Туловище, надутое, как живот умирающего от холеры, было размером с пятиэтажный дом. На поверхности тела то и дело вспучивались и лопались гнойники, орошая живот существа слоем сероватой слизи. По бокам омерзительного мешка свешивались многочисленные конечности различных размеров и форм - некоторые из них напоминали щупальца, тогда как другие более походили на руки или клешни краба. Конечности существа находились в постоянном движении. Вокруг твари суетились похожие на гигантских муравьев создания. Высунув языки, они старательно слизывали субстанцию с тела существа и, будто получив приказ, уносились прочь. Некоторые в неистовом возбуждении вгрызались в плоть монстра. Тогда тварь медленно поднимала клешнеподобную конечность и размазывала их по себе. Существо было словно вмуровано в зал. Многочисленные черные жгуты и трубочки, исходящие из его тела, сплавились с поверхностью стен и пола. Монстр был недвижим. В верхней части туловища твари, над россыпью толстых щупалец, извивался подвижный гибкий отросток длиною не менее пятидесяти метров. Он расширялся в конце, оканчиваясь ЖЕНСКИМ ТЕЛОМ, облаченным в бесформенный халат.
- Хотели с Хозяйкой поговорить - извольте! - заверещал кто–то в самое ухо Столину.
Он повернулся механически и встретился взглядом с администратором салона "Фигаро". Женщина нелепо размахивала руками, будто стремясь взлететь, ее лицо было искажено, из полуоткрытого рта то и дело показывался кончик розового жгута–язычка.
- Вот и жалуйтесь ей! - прошипела она и действительно со стрекотом взмыла в воздух.
Столин почувствовал, что земля уходит у него из–под ног, и начал падать в блаженную яму забытья, но не успел он коснуться земли, как что–то липкое и омерзительно влажное, спеленало его и оторвало от земли.
"Сейчас оно меня раздавит" - спокойно и даже радостно подумал он и наконец зажмурился.
- Откройте глаза!
Его встряхнули сильно, потом на мгновение хватка ослабла, его подбросили в воздух и снова поймали.
- Откройте глаза!
Владимир Ефимович открыл глаза. Прямо пред ним, заслоняя богомерзкую громаду чудовищного зала, покачивалась на гибкой шее женщина в бесформенном халате. Щупальце, оканчивающееся ее фигурой, уходило под халат и там, очевидно, сросталось с телом. Другое мускулистое щупальце, несколько раз обернувшись вокруг торса Владимира Ефимовича, держало его на весу. Ему достаточно было мига, чтобы узнать в Хозяйке женщину, что наблюдала за ним стоя на балконе пятиэтажки, в которой находилась злосчастная парикмахерская.
Вечность тому он глядел на нее, и тогда ее лицо показалось ему непривлекательным, даже отталкивающим. Но это было не так. Женщина, которая спеленала его, словно младенца, обладала простыми, мягкими чертами, несущими печать зрелой красоты. В ее лице не было уродства, напротив, оно вызывало необъяснимую приязнь. Столину было покойно и уютно в ее объятиях. Помимо воли он почувствовал, как улыбка раздвигает его губы.
Лишь посмотрев в ее глаза, он ощутил некоторое беспокойство - настолько пустыми казались они, словно нарисованными на лице. Но успокаивающая вибрация щупальца, сжимающего его, особый ЗАПАХ Хозяйки притупили ужас. Теперь он ощущал страх сквозь призму той несомненной симпатии, что испытывал по отношению к монстру.
- Вот вы говорите - сервис у нас не тот, - тихий спокойный голос Хозяйки возник у него в голове - ее губы, сложившиеся в улыбку, пронизанную материнской заботой, не шевелились. - Так ведь война, Владимир Ефимович. В каждом доме, в каждой пятиэтажке, в каждом ЧЕЛОВЕТНИКЕ - война.
- Ы-ы.., - замычал Столин, но к его лицу метнулось тонкое щупальце и прижалось нежно к губам, запечатав их.
- Крысы! - лицо Хозяйки скривилось в гримасе отвращения. - А мы страсть как не любим Крыс! И надо же нашим властям так решить и сделать их не просто полноправными Гражданами, а и членами Парламента! И потом, они же совершенно не заботятся о простых гражданах, даже о своих простых гражданах, не говоря уже о Рое! (Столина качнуло в сторону, и далеко внизу он узрел множество крошечных мельтешащих фигурок.)
Теперь, мало того, что они благоволят крысам, так они же лезут и в другие города! А нас скоро будут запирать в трудовых лагерях, так я понимаю? А потом - что потом? Фумигация? Триоксид мышьяка? Ведь нас и так мало! Не хватает Рабочих, чтобы рыть туннели - подумайте сами, у меня есть выход лишь на балконы второго этажа, а ведь я могла бы дотянуться и выше! Мои подданные страдают, не видя меня, а я вынуждена прозябать здесь, опасаясь шарахаясь каждого от любого шороха, в нелепой надежде, что следующий Крысиный рейд не окажется для меня последним! Мы - миролюбивый народ, и мы заслуживаем жизни, мы вправе надеяться на счастье! Нам нет места здесь - рано или поздно наши права будут попраны и наш род исчезнет. Но Вы, Владимир Ефимович! Что привело вас в Олиум?