На острове не было ни телевидения, ни газет, поэтому о происшествии в Саппоро я понятия не имел. Доктор даёт показания в полиции, ему сейчас точно не до моего лекарства, даже если мне удастся до него дозвониться. Я решил больше не тратить на это время и положил трубку.
Новый день известий о чемодане не принёс. Следующий день тоже. На десятый день после того, как мы отправили чемодан, мне позвонила жена старосты и намекнула, что о поведении моей жены говорит вся деревня. Она пустилась в распутство и в открытую крутила с приезжими студентами.
Прошло ещё пять дней. Я забросил работу и целыми днями только и делал, что звонил по телефону. Терпение жены в конце концов лопнуло - ей опротивело выслушивать моё нытьё, жалобы и упрёки, она взяла сына и вернулась в Токио. Студенты уехали вместе с ней. На пароме.
Всякий раз, когда я начинал выяснять с кем-то отношения на повышенных тонах, мне казалось, что настаёт мой последний час. Восемь раз у меня было сильное сердцебиение, четырежды останавливалось дыхание, и трижды сердце пронзала такая острая боль, что я почти лишался чувств. И каждый раз я валился с ног и корчился на полу в страхе перед заглянувшей мне в глаза смертью.
На семнадцатый день раздался звонок из Симидзугавы: они получили мой чемодан! Я просил их позвонить, как только это случится.
- Ну как? Сегодня он будет здесь?
- Сегодня паром уже ушёл. Так что только завтра, - проскрипел голос в трубке.
- Почему же так долго?
- Потому что его отправили машиной.
- А почему не железной дорогой?
- Откуда мне знать? - На том конце бросили трубку.
На следующий день я появился на причале за час до прибытия парома. С Кюсю на запад, через Корейский пролив, прокатился тайфун, море штормило. Дождя не было, но ветер, пока я стоял на причале, всё набирал силу.
Наконец показался паром. Опоздал на полчаса.
- Ура! - При виде судна я начал приплясывать на самом краю пирса, - Вот он! На пароме моё лекарство!
- Вряд ли он к нам причалит, - произнёс у меня за спиной староста.
Он и ещё несколько деревенских пришли на причал, встревоженные ненастьем.
- П-почему это? - удивился я.
- Ветер, - отозвался один из местных.
- Точно. Вон какие волны. Попробуй-ка пришвартуйся. Как шибанёт о пирс! Так и перевернуться можно.
- Но это же чёрт знает что такое! - воскликнул я, - Я уже на пределе! Не могу я больше ждать! Ладно! Если он не может причалить - я сам туда поплыву! - С этими словами я скинул пиджак.
- Стой! Куда?! - Староста вместе с земляками поспешили остановить меня. - Ты что?! Утонешь! Нет, тебя раньше о берег расшибёт! Сердце откажет!
- Плевать! Сердце пусть как хочет! А я без этого лекарства не могу!
Я вырвался из державших меня рук и, подняв тучу брызг, нырнул в бушующие волны.
Так началось моё невероятное, безумное приключение. Я бросил семью, наплевал на работу, пересёк семь морей и шесть континентов в погоне за коробкой с лекарством. Переплыл Ла-Манш, пробежал босиком всю Сахару, спасался в непроходимых джунглях от аборигенов, плевавшихся ядовитыми стрелами, отбивался от белых медведей в арктических льдах, попал в перестрелку между секретными агентами сразу нескольких стран, которые устроили охоту за моим лекарством на Транссибирской железной дороге. И всё потому, что для меня это единственная возможность выжить.
Лекарства я пока не нашёл.
Сальмонельщики с планеты Порно
Известие, что шеф собирает на срочное совещание, принёс Ёхати. Он у нас был на подхвате, "подай-принеси". Оказалось, доктор Симадзаки, большой авторитет в ботанике и единственная женщина в нашем исследовательском отряде, беременна.
- И из-за этого надо совещание собирать? - спросил я Ёхати, отрываясь от микроскопа.
- А я откуда знаю?
Потоптавшись в нерешительности в дверях лаборатории, он пошло хохотнул, показывая редкие зубы. Ему наверняка было не больше, чем мне, но выглядел он лет на десять старше.
- Скажи, сейчас приду, - проговорил я, оборачиваясь к окулярам прибора, и услышал безразличный голос Ёхати.
- Шеф сказал: если сразу не пойдёт, волоки его насильно, - нахально заявил он.
- Что это ему приспичило? - Я нехотя поднялся.
Лаборатория экосистем, служившая мне и жильём, представляла собой сборно-разборное сооружение площадью около тридцати метров. Она притулилась на самом краю научно-исследовательской базы, развёрнутой у подножия горы Ночного Плача, где рассыпалось с десяток похожих домиков. В центре располагался штаб - в два этажа и вдвое большей площади. Хотя какой штаб - одно название: самое простое строение, где помещались только жилой отсек шефа и комната для совещаний. Невысокая гора Ночного Плача состояла из тёмно-серого андезита. Такое название ей присвоила первая японская экспедиция на эту планету. По ночам, когда дул сильный ветер, впадины и выбоины на склонах горы рождали звуки, похожие на женский плач.
Я вышел наружу вслед за Ёхати, заперев лабораторию на ключ. Предосторожность не лишняя - не от воров (у нас их не водилось), а от кишевших вокруг диковинных растений и животных.
- От кого она залетела-то? - спросил я по дороге у Ёхати.
И без того невысокий, Ёхати при ходьбе выгибал колесом спину и от этого казался ещё ниже. Он покосился на меня и ухмыльнулся:
- А кто знает? Может, от вас?
- Не от меня, - серьёзно проговорил я и призадумался. Нет, точно, я ни при чём.
Оранжевый шарик солнца неудержимо катился за гору Ночного Плача. В это время года на планете день и ночь сменяли друг друга каждые два часа. Планета Накамура входила в солнечную систему Кабуки. Забавные названия. И планету, и систему открыл учёный японского происхождения Питер Накамура, большой поклонник театра кабуки. Но на Земле она была известна как планета Порно. Так её называли из-за аборигенов, живших в пятидесяти километрах к западу от базы в стране Мамардасии. Они как две капли воды походили на землян, только круглый год ходили голыми.
- Так вот от кого! - вдруг осенило меня, - От тебя, Ёхати.
Тот сразу переменился в лице. В уголках глаз появились скабрёзные морщинки, рот сладострастно скривился. Неприятная картина.
- Если бы так! - с невыразимой мукой отвечал Ёхати, - Я тебе скажу: она мне нравится. Эх, кабы от меня! - Судорожно дёрнулся, облизал толстые слюнявые губы и повторил чуть не плача: - Да! Кабы от меня!
О неистребимой тяге Ёхати к слабому полу знали на базе все. Ему кровь из носу нужна была женщина как минимум два раза в день. Свой крошечный "вигвам" он делил с дамой средних лет, которая приехала с Земли вместе с ним. Я всегда думал, что она его жена, но, видимо, ошибался. Ёхати ещё раз тяжело вздохнул:
- Кабы от меня!
- Значит, не от тебя?
- Если бы.
Если не Ёхати - тогда кто? От кого забеременела доктор Суйко Симадзаки - тридцатидвухлетняя, незамужняя, полная женственности, светлокожая пухленькая красотка? Не находя ответа на этот вопрос, я распахнул дверь штаба. Ёхати почему-то метнулся к своему домику.
- Я как раз занимался повадками многоухих кроликов. Почти разобрался с их питанием, - пожаловался я шефу, входя в комнату, где он нас собирал на совещания. - Мы что, будем теперь обсуждать подробности личной половой жизни членов экспедиции?
Кроме меня, пока больше никто не появился. Только шеф по обыкновению сидел во главе стола, его толстая шея тонула в плечах.
- Во-первых, это вопрос далеко не личный. А во-вторых, мы ещё не можем утверждать, что в данном случае имел место половой контакт.
Обалдело глядя на него, я хотел было поинтересоваться, как можно забеременеть без полового контакта, но тут в комнату вошли доктор Фукада и бактериолог доктор Могамигава.
- Она с яичком. Это не ложная беременность, - отрапортовал Фукада. - Но что там - одним рентгеном не разберёшь. Четвёртый месяц.
- Что же, она четыре месяца не замечала, что беременна? Что за человек?! - Я почти кричал. - Может, она нарочно скрывала?
Не обращая никакого внимания на мои слова, доктор Могамигава, старик, сухой педант, не признававший ничего, кроме естествознания, с кислой гримасой выложил на стол несколько листьев, похожих на папоротник.
- Вот эта гадость была вместе с образцами растений, собранных доктором Симадзаки. Я это нашёл в её коробке для гербария.
- Что? Вдовье чрево?! - подскочил я, - Откуда здесь эта трава? Она растёт только к западу от Мамардасии!
- Должен вас поправить. К западу от озера Подлости. - Могамигава бросил на меня сердитый взгляд. - Доктор Симадзаки собирала растения, дошла до болота и, не обратив внимания, прихватила и эту дрянь. Её микроспоры проникли в организм. Как известно, андроспоры этого жуткого растения раздражают яйцеклетки высших позвоночных и вызывают непроизвольное развитие в утробе новых организмов.
- Но ведь доктор Симадзаки не вдова, - заметил шеф.
Могамигава пренебрежительно отвернулся, говоря всем своим видом: "При чём здесь это?" За него ответил доктор Фукада:
- Название "вдовье чрево" пошло от первой экспедиции. На самом деле не важно - вдова, не вдова. Это растение стремится к партеногенезу с любой женщиной, исключая девственниц. Вообще-то у партеногенеза есть ещё другое название - девственное размножение, но в данном случае мы имеем дело с явлением, которое, видимо, следует называть недевственным размножением. Почему оно не воздействует на яйцеклетки девственниц, пока не ясно. Возможно, это как-то связано с количеством вырабатываемого эстрогена. Что касается доктора Симадзаки, то это скорее естественно, что она не девственница. - Он иронически улыбнулся, - Всё-таки ей уже тридцать два. Было бы слишком строго обвинять её в легкомысленном поведении на том основании, что она не девушка.
- Что вы! Я же её ни в чём таком не обвиняю, - заёрзал в своём кресле шеф, - Ну что же, пока нас только четверо, но всё равно начнём. Сама доктор Симадзаки отказалась присутствовать на совещании. Конечно, она чувствует себя неловко - ведь мы знаем, какой это застенчивый и скромный человек. Геоминералогическая группа отправлена в район горы Арасатэ на перевал Хокомака для изучения жуткой липучей скалы.
- Дело не терпит отлагательств, нужно действовать немедленно. О! Что-то я повторяюсь. Неловко как-то! - сказал Фукада, кичившийся своей причастностью к литературе; в порядке хобби он накропал три десятка макулатурных романов, - Итак, переходим к основному вопросу. Беременность, вызванная вдовьим чревом, длится десять земных дней. Так что, Сона-сан, разрешите вас поправить: доктор Симадзаки не замечала беременности всего четыре дня, а не месяца. До сих пор имели место два подобных случая с земными женщинами: у одной участницы первой экспедиции на седьмой день случился выкидыш, а врачиха, которая была приписана к отряду, занимавшемуся устройством базы, на третий день, не задумываясь о последствиях, сама сделала себе аборт. Но в случае с доктором Симадзаки это уже не пройдёт, будет выкидыш или нет - мы тоже не знаем. Выходит, велика вероятность родов. Однако Симадзаки говорит, что не хочет рожать.
- И это понятно, - отозвался я, - Ещё бы: признать, что отец ребёнка - какой-то сорняк, да ещё с таким названием - вдовье чрево, - значит опозорить всю семью, несколько поколений выдающихся учёных.
- Давайте всё-таки пользоваться научным языком. - Могамигава бросил на меня недовольный взгляд. - Невозможно представить, чтобы андроспоры вдовьего чрева, проникнув в организм дыхательным путём, прямиком попали в матку. Скорее они просто каким-то образом - например, путём кислотного воздействия - сыграли роль возбудителя неоплодотворенной яйцеклетки и вызвали рост нового организма. То есть оплодотворения доктора Симадзаки вдовьим чревом не было, поэтому как можно говорить, что она зачала от этого растения?! Надо подождать родов, но я считаю, что у нового организма будут только хромосомы матери. Как пишет в своей "Истории транспарентных эмбриогенов человека" профессор Ёсинович Сано, отсутствие репродуктивной функции у индивидуума, рождённого в результате партеногенеза, - это норма.
- Ну, по идее так и должно быть, - решил возразить доктор Фукада, - Однако на этой планете далеко не всегда происходит так, как должно быть. Точнее, у неё такая особенность, если хотите: здесь часто происходят дикие вещи, выходящие за рамки здравого смысла. Споры вдовьего чрева вполне могли достичь матки - через дыхательную, пищеварительную или кровеносную систему, - не утратив при этом своих качеств, и каким-то образом проникнуть в неё. Партеногенез - весьма распространённый способ воспроизводства в животном мире, даже на Земле. Тем более нельзя исключать, что на пресловутой планете Порно мы можем столкнуться с такими невероятными и абсурдными явлениями, как оплодотворение спорами растений. Говоря о "яичке" в матке доктора Симадзаки, я не имел в виду, что это должен быть непременно человеческий эмбрион.
Гримаса будто приклеилась к лицу Могамигавы.
- Вы называете эту планету дикой. В принципе согласен. Но о выкидыше, случившемся у женщины из первой экспедиции, я слышал, что плод был человеческий.
- Однако…
- Однако, - вмешался я, чтобы придать ускорение завязавшейся дискуссии, - проблема не в природе беременности доктора Симадзаки и не в том, кто у неё родится, а в том, как предотвратить роды. Разве нет?
- Я так скажу, - кивнул в мою сторону шеф, - Думаю, есть два пути. Первый: извлечь это - кем или чем оно бы ни было - из матки кесаревым сечением.
- У нас нет для этого оборудования, - тяжело вздохнул Фукада, - Не скажу, что это невозможно, но мне бы не хотелось делать такую операцию. Вскрывать брюшную полость у доктора Симадзаки… Слишком велика ответственность.
Фукада, как обычно, уходил от ответственности. Одарив его пренебрежительным взглядом, Могамигава обратился ко мне:
- Не знаете ли вы, как мамардасийцы предохраняются от беременности, вызываемой вдовьим чревом? И какие меры они принимают, если беременности избежать не удалось? Ведь они наверняка тоже страдают от вдовьего чрева.
- Думаю, да. В районе Мамардасии очень много вдовьего чрева. Целые колонии. Но поскольку доступ человеку в Мамардасию закрыт, нам пока не известно, как они справляются с этой проблемой.
Шеф подался вперёд:
- Так вот, второй путь, о котором я думал, - послать туда кого-нибудь, чтобы выяснить у аборигенов, что они делают в таких случаях. От этого будет и научная польза, так что сможем убить как бы двух зайцев.
- Так они к себе и пустят! - покачал головой я, вспоминая, как мамардасийцы в прошлый раз наотрез отказались пропустить нашу экспедицию, - Если только ты не человек с приемлемым для них устройством психики. Они же здорово читают наши мысли, - Я повернулся к Фукаде: - Быстрее вам будет кесарево сечение сделать.
Фукада тут же всполошился:
- Раньше, в эпоху варварства, такие операции делали голыми руками, а теперь только на современном оборудовании, с компьютерными системами. То есть я… как врач… в университете нас не особенно этому учили.
Могамигава закатил глаза к потолку, будто хотел сказать: "Не можешь, значит?" Я тоже был разочарован.
- Несколько участников первой экспедиции проникли в Мамардасию и видели, что это такое. Есть доклад на эту тему, - проговорил шеф, чтобы оживить разговор. - Как им удалось?
- Ну, это же были первые земляне. Наверное, аборигены не предполагали, что мы такая дикая раса, и расслабились - пустили. Дикая - с точки зрения мамардасийцев, конечно.
- Это мы дикие? Вот они-то настоящие дикари! - сморщился Могамигава. - Как я слышал, они совокупляются в открытую, средь бела дня. Им всё равно с кем - с мужчиной, женщиной… где - на улице, на площади, в общественном месте. Где угодно, и одновременно несколько пар!
- Вот именно! - кивнул я, ткнув пальцем в его сторону. - Вот это и кажется им диким. Что мы так к этому относимся: считаем секс дикостью, думаем, что с этим делом надо куда-то прятаться. Мне кажется, они смущаются от такого отношения, это их отвлекает, не даёт сосредоточиться.
- Уж не хотите ли сказать, что вы это дикостью не считаете? - Могамигава с неприязнью уставился на меня.
Я почувствовал, что краснею:
- Нет, не считаю.
- В таком случае почему вы не можете получить туда доступ?
- Потому что я сам дикий. Э… лично мне было бы интересно и приятно наблюдать за такими вещами со стороны. Назовите это как хотите - извращением, страстью к подглядыванию… Но если у меня спросят, смогу ли я заниматься тем же самым на людях… Не смогу. То ли из-за стеснительности, то ли из-за неумения быть естественным, а может, самосознание не позволяет… Не знаю. Но мамардасийцы сразу просканируют, что у меня в голове, и не пустят к себе.
- Другими словами, - задумчиво проговорил шеф, - в Мамардасию может попасть лишь тот, у кого самые прогрессивные взгляды на секс?
- Ну… как сказать? Может статься, аборигенам эти прогрессивные взгляды покажутся вовсе не прогрессивными. То есть люди, о которых говорят, что у них прогрессивные взгляды на секс, связывают сексуальную свободу с борьбой против существующей системы, восстанием против "старой власти", критикой правительства и полиции. Похоже, что с точки зрения мамардасийцев такие люди на самом деле совершенно не стремятся к сексу и не превозносят его, он для них не предмет поклонения. Говорят, в составе первой экспедиции была одна женщина - активистка Союза за сексуальное раскрепощение. Она хотела было использовать поведенческий стереотип аборигенов для поддержки заурядного общественного движения, но это им не совсем понравилось. Как я слышал, дело кончилось тем, что активистка бежала оттуда со всех ног, когда какой-то медвежьего облика мамардасиец подошёл к ней.
- Так кто же всё-таки может к ним проникнуть? - небрежно бросил шеф.
- Тот, кто не воспринимает секс как нечто метафизическое и в то же время испытывает неиссякаемое сексуальное влечение, причём бескорыстное.
- Это что же получается? - округлив глаза, с нескрываемым отвращением рявкнул Могамигава. - Нужен тип, которому только бы потрахаться. Всё равно с кем?! - Он ожесточённо поскрёб голову. - Что это я так разорался? Вот до чего меня довела эта планета!
Шеф вдруг подскочил в кресле и поглядел в потолок:
- Хм! Есть у нас такой человек.
Я кинул на шефа изумлённый взгляд:
- Вы что, хотите Ёхати послать?
- А кого ещё? - уставился на меня шеф, - Кто ещё подходит к мамардасийскому менталитету?
- Ну, это не вариант! - тряхнул головой Могамигава, показывая, что тут и разговора быть не может, - Он же тупой. Даже если проберётся, что он сможет разузнать?