- A-а… Вы тоже, значит, на лодке Дзимбэя сюда приплыли? - догадался бельмастый, - Мы обычно тоже с ним переправляемся. Но когда шторм, как сегодня, лодка не приходит. Тогда остаёмся здесь. Мы приплыли вчера после обеда, тайфун как раз утих. Переночевали, собрали бобы. Как раз стали сворачиваться, а тут и вы прибыли. Мы с поля вас видели. - Он указал подбородком в угол хижины, где на земляном полу стояли четыре большие корзины, полные бобов, - Пока вот решили выпить по капельке. С собой привезли.
На мой вопрос он так и не ответил. От этого я начал заводиться:
- Не будете же вы здесь сидеть, пока не уйдёт тайфун. Кто знает, когда он успокоится?
- Это точно. В волну Дзимбэй свою лодку ни за что не выведет. Побоится, - пробормотал бельмастый.
- А других лодок нет? - с надеждой поинтересовался Хатаяма.
Бельмастый поднял голову, переводя взгляд с одного на другого.
- Вы что, правда поскорее обратно хотите? Нагорит, что ли, как следует, если опоздаете?
- Да. В том-то и дело! - кивнули мы с Хатаямой.
Пунцовый Нос почему-то сделал своему приятелю знак глазами, как бы желая его заткнуть, но тот оставил его старания без внимания и продолжал:
- Ну, ещё самолёт имеется.
- Самолёт?! - В изумлении Хатаяма выпустил из носа заряд, приземлившийся на земляной пол, - Что? Здесь самолёты летают?
Бельмастый с большим интересом рассматривал произведённый Хатаямой продукт.
- Ого! Во-о-о даёт! Без рук сморкаться! - Он обернулся к Хатаяме и рассмеялся, - Может, научишь?
- Что-то я не помню в расписании таких рейсов, - засомневался я, - Какая компания здесь летает?
- Компания "Сиокава", - глядя на меня, сказал Пунцовый Нос, - В расписании её нет, потому что нет регулярных рейсов. Летает только в плохую погоду - когда лодки переправиться не могут и народ, который здесь застрял, хочет вернуться в Сиокаву.
- Что-о? Самолёт только туда и обратно? - Хатаяма отвесил низкий поклон, - Сердечно благодарим! Ну и где же приземляется этот самолёт? И когда?
Пунцовый Нос посмотрел на часы.
- Скоро уже должен быть, если вообще будет. Полосу видели недалеко от избушки? Вот на неё и приземляется.
"Коротковато для взлётной полосы", - подумал я.
- А может, сегодня не прилетит, - усмехнулся бельмастый, желая нас подразнить, - Я слышал, Горохати вчера гадюка укусила.
- Горохати - это кто? Пилот? - спросил я, одолеваемый дурным предчувствием, - А другого нет?
Пунцовый Нос и его товарищ переглянулись.
- Может, тогда жена прилетит?
- Не-е, какой из неё лётчик! Только Горо может.
- И сколько стоит? - нервно спросил скуповатый Хатаяма.
- Ну, сейчас… - призадумался бельмастый, - У местных - сезонки. Так что для нас дешевле. Но коли уж туристам сильно приспичит - тысячи три, пожалуй, попросят. Туда и обратно. Наверняка.
- Полторы тысячи в один конец? Круто. Отсюда до Сиокавы всего-то минут десять.
Я ткнул недовольного Хатаяму под ребро и поспешил вмешаться:
- Нет-нет. Полторы тысячи в самый раз. Но вы говорите, у "Сиокавы" только один самолёт и неместных, кто без сезонок, в принципе не сажают, если как следует не попросишь. Так?
- Ну да. Вроде того, - с неохотой протянул бельмастый.
Разволновавшись, я неосторожно брякнул:
- А лицензия у них есть?
Пунцовый Нос стрельнул в меня глазами:
- Ух ты! Не лезли бы вы с такими вопросами, если хотите скорее вернуться в Токио. И чтобы никому об этом ни слова. Ты журналист, говоришь? Потому я и не хотел про самолёт рассказывать - думал, возьмёшь да напишешь что-нибудь. Только потому сказал, что вы вроде как влипли.
- Я никому не скажу, - громко пообещал я, сникая под угрожающим взглядом Пунцового Носа, - Никому. И в журнале ничего не напишу.
Наверняка самолёт частный, и лицензией тут и не пахнет.
- Ладно, не переживай, - с улыбкой успокоил меня бельмастый, - Горохати - лётчик классный, у него и права есть.
А как можно летать без прав?
- Ну что, полетим? - шепнул мне Хатаяма с опаской.
- Само собой! - кивнул я, - Время же идёт. Идиотами надо быть, чтобы такой возможностью не воспользоваться.
У меня были некоторые опасения насчёт того, что это будет за самолёт. Но гнева шефа я боялся больше. Задавать здесь лишние вопросы ни к чему.
- Хотя его вроде гадюка укусила, - продолжал бельмастый.
- Ну и что? Я слышал, его в нашей больничке вылечили. Так что он уже как огурчик, - сказал Пунцовый Нос. - У них в больничке всё есть.
Теперь, когда одежда высохла, можно было и подкрепиться. Мы с Хатаямой ополовинили захваченные с собой припасы. А самолёта всё не было. Дождь немного утих, однако ветер становился всё сильнее.
- Да не прилетит он. Держу пари, - заключил Хатаяма, испытывая явное облегчение от этой мысли.
Я понял, о чём он думает. Конечно, перспектива получить разгон от шефа его совершенно не прельщала, но всё-таки это лучше, чем разбиться на самолёте. И в этот момент откуда-то издалека, сквозь завывания ветра, донеслось еле слышное жужжание.
- А вот и он. - Крестьяне поднялись со своих мест.
Опережая их, мы бросились к двери - так нам хотелось увидеть этот самолёт, чтобы успокоиться. Со стороны Сиокавы приближался лёгонький аэроплан. Он летел низко, делая широкий круг над полями, где росли бобы. Самолёт был неизвестной марки, коротенький и пузатый, на каждом крыле по винту.
- Ну что? Самолёт вроде нормальный, более-менее. Может, обойдётся? Как думаешь, а? - пытался убедить самого себя Хатаяма.
- А какой он должен быть? - покосился я на него. - Не говори чепухи!
Закладывая вираж при заходе на полосу, самолёт затрясся как в лихорадке под резкими порывами ветра. Он летел прямо на нас, махая крыльями вверх-вниз, причём не по очереди, а одновременно.
- Разве самолёты крыльями машут? - тихим испуганным голосом спросил Хатаяма.
- Разумеется, нет, - бросил я раздражённо. - Это всё ветер.
- Стой! Куда? Он же не впишется в полосу! - взвизгнул Хатаяма.
Он стоял как заворожённый, глядя на приближающийся самолёт, который всё ещё не касался колёсами земли. Как далеко он прокатится по этой полосе? Хатаяма на всякий случай приготовился дать дёру.
Наконец самолёт коснулся земли и высоко подскочил. Я закрыл глаза.
- Нет! Это не Горохати! - заорал стоявший у нас за спиной бельмастый, - У того ловчей получается.
"Кто же тогда прилетел, если не Горохати?" - хотел спросить я и открыл глаза. Самолёт с рёвом нёсся прямо на нас, грозя разметать всю нашу компанию.
- Не-е-е-т! Сейчас он избушку снесёт!
Хатаяма со всех ног бросился от налетевшей с неба опасности. Метнувшись за ним, я очертя голову нырнул в бобовое поле.
Самолёт включил двигатели на реверс и, скрипя колёсами, замер в нескольких сантиметрах от давшей нам приют лачуги.
Не вылезая из зарослей бобовых, мы с Хатаямой посмотрели друг на друга.
- Вот дела! Ещё бы чуть-чуть - и нам кранты. А ещё в самолёт не садились, - проговорил Хатаяма; он так перепугался, что его зрачки съёжились и сделались не больше булавочной головки.
Подождав, пока винты остановятся, мы на четвереньках покинули своё укрытие. Приблизившись к самолёту, мы смогли убедиться, как мало ему не хватило, чтобы разнести в щепки крестьянскую хижину.
- Ты только погляди! Каких-то десять сантиметров! - воскликнул Хатаяма, измерив оставшуюся щель пальцами. Потом обернулся ко мне и саркастически добавил: - Высший класс!
Я нахмурился:
- Какой уж тут класс?
За самолётом тянулись глубокие параллельные борозды - два следа, пропаханные главными колёсами, и один посередине - от переднего колеса. Впечатление такое, будто гигантские кроты поработали. Лётчик тормозил по размякшей от дождя полосе, вот и получилась такая картина.
Отворилась дверца, и из кабины выпихнули простую деревянную лестницу, даже отдалённо не напоминающую пассажирский трап. По лестнице неуверенно спустилась пухлая женщина средних лет; за спиной у неё был пристёгнут маленький ребёнок.
- A-а! Ёнэ! - приветствовал женщину бельмастый, - Ты, значит, прилетела. Как там старик Горохати?
- Ха-а. Да ничего страшного. Но доктор сказал, ему надо поменьше двигаться, - засмеялась она, показывая полный рот почерневших зубов, - Горо переживал - знал, что вы здесь, и говорил: всё равно полечу и их заберу. Но доктор сказал: лежи, - вот я и прилетела вместо него.
- Давненько мы с тобой не летали, Ёнэ, - весело сказал бельмастый, - Вижу - не разучилась.
- Да как сказать… - Женщина рассмеялась, бросив на него кокетливый взгляд. Похоже, она была женой Горохати, - Полетела и сразу всё вспомнила.
Хатаяма сильно ткнул меня в зад:
- Эй! Эй!
- Чего тебе? - огрызнулся я, не оборачиваясь. И так было ясно, что он скажет.
- Э-э… Ты же не собираешься лететь на этом корыте, а?
Я обернулся и жёстко посмотрел ему в глаза, сделавшиеся совершенно круглыми:
- А почему бы и нет?
- Ты что, серьёзно? Хочешь лететь с этой толстухой крестьянкой с младенцем за спиной? Да она же крыла от элерона не отличит! Что это за самолёт, с деревянной лестницей? - Хатаяма, однако, понимал, что я от решения лететь, скорее всего, не откажусь. На его губах появилась трусливая полуулыбка: - Хорошо, давай! Всё-таки редкий шанс: полетать на такой табуретке в самый разгар тайфуна!
- Кончай трепаться. На нервы действуешь.
Я повернулся к нему спиной. На самом деле я только притворялся, что мне всё нипочём. Нет, надо, чтобы мы полетели вместе. Ведь в глубине души я тоже дрожал от страха.
Бельмастый болтал с женой Горохати и посматривал в нашу сторону. Кивнув, окликнул нас со смешком:
- Эй, путешественники! Везёт вам. Она говорит, что и вас захватит!
- Правда?
Я подошёл к жене Горохати, выражая всем своим видом благодарность, как и подобало случаю. В конце концов, мы ей свою жизнь доверяли. А жизнь у человека одна. Надо к ней подольститься. Хуже не будет.
- Спасибо, - сказал я, - Большое вам спасибо.
- Только заплатить придётся, - предупредила она, - В один конец. По паре тысяч с человека.
Бельмастый поспешил вмешаться:
- Слышишь, Ёнэ! Я им сказал: полторы, в один конец.
- Ладно, пусть будет полторы, - небрежно бросила она, нисколько не огорчившись. - Тогда давайте. Полезайте в кабину.
- Кажется, жена Горохати хороший человек, - сказал я Хатаяме, пока мы забирали из хижины наши вещи.
- Но это ещё не значит, что она умеет самолётом управлять, - испуганно промолвил Хатаяма.
Я поморщился, а он всё продолжал зудеть, поддерживая висевшую на плече камеру в водонепроницаемом чехле:
- Они говорили, что у Горохати есть лицензия пилота. Это я слышал. Но о жене-то ничего не было сказано. Хотя мы сейчас не в таком положении, чтобы вопросы задавать, скажи?
- Точно, - поспешил согласиться я. - Вот и не будем.
- Долетим нормально до этой Сиокавы, целы будем, скажи? Да, - Хатаяма нервно засмеялся и закивал, убеждая самого себя, - Всё же какой-то опыт у неё есть, скажи? Пусть без лицензии. Пусть даже она давно самолётом не управляла. Да. А эти крестьяне совсем не боятся, скажи? Пусть даже они тёмные и опасности не чувствуют. Всё будет о’кей, скажи?
Я молчал. Молви я ему хоть слово - потом его не заткнёшь.
Мы взобрались по лестнице в кабину и увидели десяток полуразвалившихся кресел - по пять с каждой стороны прохода, застеленного соломенными циновками. Никакой перегородки между пассажирами и креслом пилота - штурвал и все ручки были на виду. Мы расположились на передних местах.
Только уселись - Хатаяма снова завёл свою песню. Ястребиным взором он разглядел камидана, прицепленный под потолком кабины, прямо над лобовым стеклом.
- Гляди-ка! - воскликнул он.
- В самом деле.
- На счастье, наверное.
- Точно.
- Вот почему этот гроб до сих пор летает. С божьей помощью!
- Может, заткнёшься, - Я зло покосился на Хатаяму.
Тот сконфуженно мотнул головой:
- Ну что ты к каждому слову цепляешься? Ничего сказать, что ли, нельзя?
Крестьяне тем временем затащили в самолёт четыре корзины с бобами, погрузили лопаты и мотыги. Жена Горохати втянула в кабину лестницу и захлопнула дверь.
- Тогда полетели!
Она откинула назад падавшие на лицо пряди волос, пристроила внушительных размеров зад в кресло пилота, одновременно пытаясь успокоить извивавшегося за спиной ребёнка. Обосновавшись на своём месте, защёлкала переключателями, задвигала рычагами и рукоятками. Мы с Хатаямой следили за её неуклюжими и тяжеловесными движениями, затаив дыхание. Крестьяне у нас за спиной между тем безмятежно обсуждали цены на бобы.
Самолёт медленно тронулся, развернулся хвостом к хижине и покатил по взлётной дорожке, вытрясая из нас душу и громко скрипя.
- Надо было сзади сесть, - простонал Хатаяма, подскакивая в своём кресле.
В кабине не было никакого намёка на пристежные ремни, и в первом ряду, куда мы сели, держаться было вообще не за что.
- Да заткнись ты! Язык откусишь! - заорал я.
Самолёт подпрыгнул и начал разгоняться. Его колотило как в лихорадке. Казалось, машина того и гляди развалится на части. И всё же она продолжала набирать ход.
- Не взлетит! - сжался от страха Хатаяма, - Сейчас разобьёмся!
Впереди полоса, по которой тарахтел самолёт, круто обрывалась в море. Обрыв приближался с угрожающей скоростью. Аэроплан подбросило ещё раз так, что мы чуть не пробили головами крышу.
Сорвавшуюся с обрыва машину ударил порыв ветра, она завалилась на бок и стала пикировать в море. В стекло кабины было видно, как белые гребешки волн несутся прямо на нас. Хатаяма слабо вскрикнул.
- Всё! Нам конец. Конец! - скулил он - Я так и знал.
- Ну давай же, ты, корыто! - ругнулась жена Горохати, резко потянув на себя штурвал; ребёнок громко заверещал.
Нос самолёта стал подниматься, машина более или менее выровнялась. Потом, не прекращая раскачиваться на ветру, начала набирать высоту. Мы одновременно расправили одеревеневшие от напряжения плечи и издали громкий вздох облегчения.
- Слышь, Ёнэ! - обратился к лётчице бельмастый, - Что-то малость нескладно получилось. Я даже струхнул, когда мы чуть в море не свалились. Или как?
- "Малость" - не то слово, - истерически прокудахтала в ответ жена Горохати, - Бог помог!
- Бог помог, - повторил за ней Хатаяма.
- Видел, какая у меня сила воли? - продолжала женщина, - Не то что у Горохати. Хорошо, что сегодня я за штурвалом.
- Самолёт летит на силе воли, - Хатаяма был готов разрыдаться, - Слышал? На силе воли!
- Да они просто потешаются над тобой, потому что ты как сопляк себя ведёшь.
Чёрные тучи обложили нас со всех сторон. Самолёт скрипел и трясся не переставая. Сквозь стык алюминиевого корпуса на крыше стали просачиваться капли, падавшие на постеленную в проходе циновку. Хатаяма уставился на меня. Боясь, как бы он снова не начал нытьё, я сделал вид, что не замечаю его. Тогда он придвинулся ко мне вплотную и зашептал прямо в ухо:
- Гляди, капает. Вода сочится.
- Ну и что с того?
Самолёт вдруг резко клюнул носом.
- О-о, нет! - завыл Хатаяма.
Мои крепко сжатые кулаки стали липкими от пота, по спине сбегали холодные ручейки.
Я выглянул в иллюминатор и увидел парящую рядом с самолётом чайку.
- Это, должно быть, Джонатан Ливингстон, - громко сказал Хатаяма. - Единственная чайка, которая может угнаться за самолётом.
- Ха! Не она такая быстрая, а мы такие медленные, - заметила жена Горохати, - Ветер встречный.
Хатаяма перепугался всерьёз:
- Но самолёт может потерять скорость, если будет лететь так медленно. Нет?
Женщина рассмеялась:
- Ха! Хочешь сказать, падать будем? В последнее время у нас таких случаев не было.
- А до этого, значит, были?! Так, что ли? - Хатаяма высморкался прямо на пол.
- Ну ты мастак! - снова восхитился бельмастый, - Научил бы.
- Уже вроде на месте должны быть, - сказал я, - Где мы?
- Вот именно: где мы? - Жена Горохати наклонила голову, - Давно уже надо было сесть. Но я из-за туч земли не вижу. С курса, что ли, сбились?
- Она говорит: с курса сбились, - вытаращил глаза Хатаяма.
- Замолчишь ты или нет? - гаркнула жена Горохати, подтягивая лямки, на которых висел младенец.
Хатаяма втянул голову в плечи, приняв эту реплику на свой счёт.
- Эй, подержите руль кто-нибудь. Мне ребёнка покормить надо, - заявила жена Горохати.
- Давай я, - откликнулся Пунцовый Нос, невозмутимо поднимаясь со своего места.
Хатаяма снова высморкался и заголосил:
- Выпустите меня отсюда! Я хочу выйти! Где тут у вас парашюты?
- Чего нет - того нет. Хочешь сломанный зонтик? Вон, в углу валяется, - жизнерадостно рассмеялся бельмастый.
Жена Горохати передала штурвал Пунцовому Носу и примостилась на одном из пассажирских сидений. Распахнув что-то вроде халата, достала грудь размером с мячик для софтбола и сунула младенцу в рот шоколадный сосок.
- Ты опять психанешь, если я скажу что-нибудь? - спросил Хатаяма со слезами на глазах.
- Можешь не сомневаться, - ответил я и обжёг его взглядом, чтобы он не вздумал больше грузить своей болтовнёй, - Так что лучше молчи.
- Ничего сказать нельзя! - Хатаяма заелозил в своём кресле, - Сразу орать начинаешь. Боишься, как бы шеф тебе пистон не вставил? Ты всё время об этом думаешь, чтобы о страхе забыть. Что? Не так? - Он смотрел на меня налитыми кровью глазами, - Скажи, ведь страшно тебе? Страшно?
- А если и так? - проорал я, - Что изменится-то?
- На шефа мне наплевать. Мне жизнь дороже. Пусть говорит что хочет. Вот так! - пронзительно кричал Хатаяма. - Потому что я - фотограф! Понятно? Если что - не пропаду. Как-нибудь на жизнь заработаю. Мне бояться нечего! Пускай шеф с ума сходит, пускай увольняет к чёртовой матери. Но ты - другое дело. Ты что, работу любишь? Да ни фига подобного! Шефа ты боишься, вот что. Работу не хочешь потерять, вот и боишься.
- Заткнись! - крикнул я, вскакивая. - Ещё слово, и я тебе в морду дам!
Задрожав под моим грозным взглядом, Хатаяма схватился за промежность.
- Мне отлить надо.
- Удобства в хвосте, - сказала жена Горохати, не отрываясь от ребёнка, - Только там барахло. Он у нас заместо шкафа. Так что там не получится.
- А где тогда?
Бельмастый топнул по лежавшей в проходе циновке:
- Тут в полу дырка есть. Лей в неё, чего там.
Сидевший вместо пилота Пунцовый Нос обернулся:
- Погодите вы. Вдруг мы сейчас над горой Инари пролетаем. На неё ссать - к несчастью.
- А я не могу больше терпеть! - завопил Хатаяма. Он отодвинул циновку и быстро высунул в дырку свой прибор, - Извините.
Перед кем он извинялся, я так и не понял.