На базе были припасены разные продукты - овечий сыр, брынза, три бидона меда, картошка, вяленое мясо, две кадушки сала. Но из-за Велко все пропало. Тайника он не знал, как не знали о нем и все остальные, кроме Димо, Мануша и Страхила. Но он, подлец, выследил, что с продуктами обычно возвращаются со стороны приозерных скал, и выдал... Ух, если бы ему попался этот Велко!.. А люди в лагере сейчас умирают от голода. Ерма боится спать, потому что во сне ее мучают кошмары. Ивайла плачет. Двигаться запрещено, и она не вытирает слез. И только Страхил - командир отряда - держится. Каждое утро он по-прежнему бреется. Потом тихо, с бесконечными длинными паузами начинает занятие.
"...Сегодня мы... рассмотрим вопрос о месте... и роли личности в истории..."
Место и роль личности в истории? Во-первых, уясним главное - могут ли быть личности среди врагов? Бесспорно, могут. Хорошо, но если это действительно личности, то как они могут опираться на насилие и подлость?.. Нет! Одного расстрела для Велко мало! В пещеру его. В ту самую пещеру, где партизаны прятали продукты.
...Раз приходит Антон в Тешово. Баба Янинка радостно встречает его, ведет в дом погреться.
"Господи боже мой, пресвятая богородица! Мать родная по нему плачет! Покарай злодеев, господи!"
Старушка совсем сгорбилась. Сухая и черная, она сделалась похожей на вербу, побитую градом. Янинка поклоняется своему богу и верит в силу своей ненависти. Антону худо, но тепло лечит, и он мужественно улыбается:
"Ничего, баба Янинка! Молись за нас, за партизан!"
Они вошли в кладовую: сало, мука, сахар... Не слишком много, но столько смогли собрать ремсисты. Молодцы, настоящие комсомольцы! Как те, что сражаются далеко отсюда, в русских степях. И хоть болгарские партизаны действуют в горах - враг у них общий. Но еще важнее, что он слышал по Московскому радио беседу, которая совпадала с мыслями их политкомиссара...
"Да тут целое богатство! Храни его, баба Янинка, пока не придут наши. Для девятерых на всю зиму хватит".
"Я тоже так считаю, сынок! Ты лучше подумай, как пойдешь в город. Будь осторожней. Неспокойно там, жандармы так и рыскают"...
Тропинки не было, значит, через поле под Лясками никто не проходил. На душе у Антона было спокойно. И вдруг он упал как подкошенный.
Веревка?! Проволока?..
Не успел подумать, как на него сзади набросились двое.
- Туда же полез, сопляк! - оскалился один.
- Против царя идти вздумал, да? - ударил его наотмашь другой.
- Засада! - успел крикнуть Антон и метнулся в сторону. Где-то впереди засверкал и запрыгал огненный смерч. Потом ударили из карабина.
Полицейский бросил гранату. По долине прокатился грохот. Потом все стихло. Антон отполз немного в сторону и попытался встать, но правая нога не слушалась. Потрогал - на руке кровь: прострелена икра. Страшного ничего нет, но идти будет трудно. Неужели он снова попадет в лапы полиции?
Подбежал провожатый. Поднял его и стал быстро спускаться вниз. Река оказалась более чем кстати. Теперь все вверх и вверх по течению. Ледок похрустывал под ногами. Полицейский перевел дыхание.
- Похоже, это были ваши, да... разбежались!
- Не может быть! Наши сейчас...
Антон замолчал. То, что из него пытались вырвать силой, теперь, непонятно почему, вдруг само чуть не сорвалось с языка. Но тут что-то его остановило, слова застряли в горле, и он закрыл глаза.
...Ивайла продолжает плакать, Страхил ее успокаивает, а Пецо, как всегда, пришивает пуговицы к своей одежде.
"Спокойно, товарищи! Прежде всего - дисциплина! - говорит бай Манол, подходя то к одному партизану, то к другому. - Надо во что бы то ни стало продержаться еще день-два... Мануш с Антоном обязательно придут, и тогда у нас будет праздник, наварим горячего супа! Бай Манол вас не обманывает! Разве был случай, чтобы я врал?"...
Антон чувствовал, что теряет силы и его начинает лихорадить. Он пытался сосредоточиться на одной мысли, как их учил Димо: даже в бессознательном состоянии, даже в бреду коммунист не должен говорить того, что на руку врагу, а о нашем деле... о нашем...
Полицейский едва плелся. Рана у Антона продолжала кровоточить, с каждой каплей унося частичку живого тепла.
Вот и лес. Пройдут его, и до раскидистой сосны всего минут двадцать-тридцать хода. Потом по склону чуть влево и прямо на мост. Оттуда шагов сто наверх, и они в спасительной избушке деда Косты. Если даже его там нет, они найдут чем подкрепиться.
Держись, Антон, осталось совсем немного! Совсем! Это твои горы, парень. Твои горы. Единственные во всем свете. По ним бродят разные люди, но горы привечают добрых. Для них берегут они свои тайные тропы и надежные убежища. Родные горы и этот лес, то густой, то прозрачный, то темный, то пронизанный солнцем. И в этих горах - твои боевые друзья. Они обязательно придут на выручку.
Ну а пока?
И тут полицейский остановился. Видно было, что он не притворяется. Ведь он тащил на спине свою живую ношу уже часа три. Да разве на него давил только этот груз? Лицо его плавало в поту. Тяжело дыша, он сел, положил Антона рядом. Вынул сигарету, чиркнул спичкой.
- Дальше пойдешь сам...
- Скажи, а ты настоящий полицейский?
- Ведь я тебе уже говорил, у каждого в жизни своя дорога! Только одни проходят ее до конца, а другие дотянут до какой-нибудь точки - и капут!
Время летело. Через час-другой дед Коста должен разгрузить мулов, и тогда Мануш его спросит:
"Почему Антон опаздывает?"
"Видно, заигрался где-нибудь, ребячья его душа! - проворчит дед Коста. - Да и вы хороши, разве в горах можно детей держать?"
"А кто же нам будет тогда лепить снеговиков?" - беззлобно ответит Мануш, а сам будет настороженно прислушиваться и в глубине души ругать себя за то, что отпустил Антона одного.
- Ты не похож на других. В тебе что-то есть. Иначе бы ты не волок меня столько времени.
- Хватит, вставай! А то замерзнешь. - Полицейский поднялся.
- Двинемся дальше с одним условием - ты меня понесешь.
- Моя дорога кончается здесь!
- Если будешь ломаться, она действительно здесь оборвется, - сказал Антон, вскинув пистолет. И устыдился. Человек его спас - причем дважды за эту ночь, а он ведет себя как глупый щенок. Если вспомнить - ведь этот полицейский ни разу не ударил его, конечно, не считая пощечин на первом допросе, причем пощечин несильных. Стоило ли принимать их во внимание? Потом он нес его на руках, как маленького. Так кто же этот человек: законспирированный свой или уже чужой, отвернувшийся от единомышленников? Можно такого привести в отряд? И что Антон скажет, если товарищи спросят, кого он к ним привел?.. Горы молчат. Горы ждут, чтобы Антон все разгадал и принял единственно правильное решение. Непроходимыми, зловещими становятся горы, если человек обманет их доверие.
Недаром Пецо любит повторять: "Не спрашивай старого, а спрашивай бывалого".
- Я уже привык к угрозам, поэтому не трать слов впустую! - огрызнулся полицейский. И даже сейчас он не походил на обычных полицейских, а грубость его казалась напускной.
- Смотри, как бы не пришлось истратить на тебя пулю!
В руках Антона сверкнул пистолет.
- Ишь ты... уже зубки показывает! - усмехнулся тот без тени удивления. - А я уж думал, что в тебе ошибся. Да ты подумай: если ты меня убьешь, то и сам погибнешь! Неблагодарный ты мальчишка! Нет, ума тебе явно не хватает...
- Сам видишь - без тебя двинуться не могу.
- А если откажусь?
- Откажешься - проиграешь!
- Но и ты не выиграешь! С такой ногой... по такому снегу...
- Решай! Или мы оба спасемся, или оба погибнем.
Другого выбора нет, - сказал Антон, вскинув парабеллум.
Это не было продиктовано ни страхом, ни смелостью, ни верой, ни безверием. Лишь волей и страстным желанием добраться до своих. Добраться любой ценой. И тогда...
- Напрасно ты надо мной измываешься! Хоть бы было за что. А ты - мертвец! - бормотал полицейский, снова взваливая на себя Антона. - Мертвец! Уже в кабинете начальника стал мертвецом!
- Молчи, не трать зря энергию!
- Думаешь, в отряде тебе поверят? Как бы не так! Начальник околийского управления полиции не дурак! Умеет рассчитать ходы. Так знаешь, что он сказал? Посей среди коммунистов недоверие и жди - головы сами покатятся к нашим ногам!
Агент торопливо закончил фразу и постарался сдержать дыхание, чтобы не пропустить из ответа парня ни одного слова, ни одной интонации.
- Несчастный человек ваш начальник! Не верит даже самому себе. Видно, поэтому он такой злой. Да он и тебе не верит. Он считает всех людей волками, но это не так! - проговорил Антон.
Люди бывают разные, думал он. Плохие и хорошие. Они могут смеяться или плакать, ликовать или грустить, покупать или продавать, ссориться или мириться, сгорать от ненависти и злобы или одаривать добротой, но у каждого должна быть святая, единственная вера и высокая любовь. И они - надо всем и во всем. Иначе к чему все это: физические страдания, леденящая стужа, кровь, чувство неловкости перед человеком, который тебя спас, - если впереди у тебя ничего нет? Человек живет, мучается, терзается или торжествует победу, но все это кажется пустым, незавершенным или бессмысленным, если он не знает, во имя чего он живет, ради чего одержана победа или благодаря какой силе твое сердце вынесло все испытания!
Антон догадывался, что возмужание не всегда происходит плавно, день за днем, год за годом, что иной раз одна ночь может стоить десятилетий. Он бы не сумел объяснить словами, откуда в нем такое упорство, но чувствовал, что в глубине его сознания живет постоянная тревога за судьбу товарищей, которые страдают от голода и жажды. А ведь он хочет снова видеть их сильными и бодрыми. Такие люди нужны и этим горам, и другим людям, и даже этому полицейскому, если, конечно, на его руках нет крови борцов и если он будет искренним в своем раскаянии.
- Хорошо! Тогда докажи, что ты не волк, и отпусти меня с миром!
Полицейский остановился.
- Да твой начальник понятия не имеет, сколько нас и как близка уже наша победа!..
- Не знаю, что известно моему начальнику, но я должен был бросить тебя еще в винограднике!
- Тогда бы и ты остался там же. Ведь твой пистолет был уже у меня.
- Скажи, что я тебе сделал? Избивал тебя? Нет! Нес на своем горбу... И за это ты играешь со мной, как кошка с мышкой?
- Если и отвечу, ты все равно не поймешь. Ну, хватит! Давай, двигай!
Антон приставил пистолет к виску полицейского - его отрезвит ледяное прикосновение металла. Но не ошибается ли он? "Человек потому и человек, что с самого рождения несет в себе риск и опасности" - так говорил политкомиссар Димо, и Антон ему верил. Но если этот полицейский на самом деле не полицейский и причастен к тому же делу, что и он? Только умнее и сильнее его? В противном случае зачем бы он столько времени тащил на себе партизана? Что заставляло его обходить засады и по снегам, сугробам и бездорожью тащить Антона? Ведь начальник полиции приказал: "Выведи его за город, и пусть катится!"
Полицейский ослушался приказа. Почему? Из сострадания к Антону? Или потому, что в его душе сохранилось что-то человеческое? Ведь человеческое свойственно каждому. Или он свой?..
И Антон решил действовать по-другому.
- Стой!
Полицейский остановился.
- Именем революции приговариваю тебя к смерти!
Полицейский даже не вздрогнул.
- Стреляй! Теперь мне все едино - смерть белая или смерть черная!..
- Врешь! Не все равно! - Антон уже начинал терять веру в то предположение. У своего не нашлось бы столько желчи и безразличия.
- Дурак! Ведь я знаю, что ты меня не убьешь!
- Почему ты так думаешь? - спросил Антон, уже окончательно убедившись, что этот господин в полушубке не может быть своим.
- Твой напарник убит, и только я могу подтвердить, что ты его не предавал.
- Мерзавец! - выдохнул Антон, и грудь его сдавила незнакомая боль. Мануш... Мануш мертв? Нет, это невозможно. Мануша убить нельзя! Это очередная уловка в бесконечной цепи устраиваемых им засад и провокаций.
Полицейский снова пошел, сгибаясь под тяжестью раненого парня. Снег хрустел под ногами. И Антон представил себе, как они подходят к землянкам и он приводит полицейского к своим товарищам, едва-едва живым от голода... Нет! Пусть летит время, он должен все обдумать, взвесить и найти выход. Но удастся ли это? Успеет ли он? Продукты, спасительные продукты! Если Мануш жив, он уже отогнал груженых мулов. А если погиб... Мануш, с большими, закрученными кверху усами и веселыми задорными глазами... Мануш! Никто из ятаков не знает, где партизанские землянки. Если бы Антон мог двигаться самостоятельно... Тогда бы он оставил полицейского и пошел сам. А теперь? Послать его на Кременскую лесопилку? Но это значит - в него поверить.
- Другого выхода у нас нет. Ты прав! Пойдешь в отряд, а там... - неожиданно решил Антон.
- Ну уж нет! Лучше пристрели на месте, но в отряд я не пойду!
Полицейский спотыкался, задыхаясь, ловил ртом воздух. Быть может, он не выдержал бы и трети этого страшного, бесконечного пути, если бы был соткан из одних только мускулов. Безусловно, была еще и воля. И все же открыть ему дорогу в отряд - дело рискованное. Антон хочет помочь товарищам, но кому он в итоге поможет? А если Мануш действительно лежит где-то в снегу и неподвижно смотрит в холодное небо?
Эта мучительно длинная ночь, казалось, никогда не кончится. Там, в полиции, было легче. Тебя бьют - ты молчишь. Грозят смертью - молчишь. А тут? Кому верить? Где границы риска? Если разобраться, то нет страшнее положения, когда не знаешь, почему не веришь человеку и почему хочешь ему поверить. Кругом снега, горы. И над белым безмолвием возвышается могучая сосна.
Да, уже близко. Лесопилка на расстоянии пистолетного выстрела. Ждут ли еще ятаки?
Полицейский упал.
- Не могу больше!.. Конец! - бормотал он, зарываясь в снег.
Антон оцепенел. Ледяное дыхание гор - он чувствует его. Обливаясь потом, полицейский лижет снег, прерывисто дышит. Ясно, что у него нет больше сил нести даже самого себя. Сказать, что до лесопилки осталось не больше трехсот шагов? Послать его? Там ждут ятаки. Полицейский не ранен, как-нибудь доберется, а там подоспеют товарищи...
- Теперь я понимаю, почему полиция с ног сбилась, а найти вас не может!
- Почему?
- Да потому, что есть еще такие полицейские, как я...
Что за этим - сожаление, гордость или угроза?
- Скоро месяц покажется, - сказал Антон.
- А ты слыхал что-нибудь про белую смерть?
Сказать, что место встречи с Манушем и ятаками - совсем рядом? Сказать? А если это провокатор, хорошо разыгравший роль спасителя?
..."Обманул меня, подлец, а я поверил. Откуда я знал, что за мной следили и узнали наш пароль..." - оправдывался Чавдар, которому удалось бежать из полиции. Он был прав, но лишь наполовину. Ведь неважно, что он думал и что считал, а важно, что в конце концов получилось. Результат определяет суть поступков...
- Послушай! - сказал Антон. - Я знаю, что иду на риск, но хочу открыть тебе пароль! Пойдешь в отряд один, расскажешь всю правду...
- Без тебя?
- Не перебивай! Надо трижды постучать камнем о камень, каждый раз по три удара.
- Зря стараешься! Никуда я не пойду! Мне здесь так хорошо... Все кругом белое, белое... И покачивает...
- Очнись! Слышишь! Спать нельзя! - Антон испуганно стал трясти полицейского за плечи. - Слышишь? Это белая смерть! Прогони ее! Вставай!
- Я что, бредил? - Полицейский поднял голову. Посмотрел вокруг бессмысленно и отрешенно.
- Подтащи меня еще немного, чтобы я видел горизонт, и тогда пойдешь...
Полицейский застонал от непосильной тяжести, из последних сил волоча за собой Антона.
- Хватит, - сказал парень, когда понял, что тот на пределе. - Теперь действуй! Пойдешь по гребню до каменной развалюхи. Потом бери прямо на восток. Потом вдоль ущелья до большого бука - того, что грозой расколот. Постучишь камнем о камень, как я сказал. Там тебя спросят: "Кто ты?" Ответишь: "Я - Орбел!"
Парень умолчал, что есть прямая короткая дорога - те триста заветных шагов. Пусть поплутает у него на виду. В случае чего Антон успеет выстрелить.
- Это все?
- Остальное на месте. У старой лесопилки стоят восемь подвод с хлебом... И запомни! Ты спасаешь отряд... товарищей... и себя.
- А если там никого не будет?
- Четверо ятаков должны ждать!
- А вдруг не ждут? - давился кашлем полицейский.
- Если Мануш действительно убит, они там! Им некуда идти. Ведь дорогу к землянкам никто из них не знает. Ну, давай!
- Один и шагу не сделаю! Мы повязаны одной веревочкой, неужели не понимаешь? Разделимся - оба погибнем! Меня прикончат твои, а тебя - мороз.
- Дело не во мне!
- Глупости! Во всей этой истории нет ни капли здравого смысла...
- О смысле потом поговорим, а сейчас иди!
Имею ли я право ему верить? Допустим, право есть, но если все же... Антон кусал губы, в груди что-то больно сжалось. Его избивали - он молчал, даже имени своего не назвал. А сейчас? Зачем он все разболтал? Не предал ли этим своих товарищей?
..."Клянусь хранить в чистоте и высоко нести великое знамя коммунизма, - торжественно произносил Страхил, командир отряда, и все дружно повторяли за ним слова партизанской клятвы. - А если случайно попаду живым в руки врага и невольно стану предателем, пусть меня расстреляют из того же оружия, которому сейчас присягаю"...
- Подойди сюда, - упавшим голосом сказал Антон. - Целуй пистолет!.. И запомни! Заклинаю тебя именем революции!
Полицейский наклонился. Сталь обожгла ему губы.
- А теперь слушай! Пусть мы оба погибнем, продукты необходимо спасти, люди в землянках должны жить. Сейчас все зависит от тебя. Обманешь - я убью тебя!.. Не я, так мои товарищи!
Антон посмотрел на восток. Небо над потемневшими Родопами румянилось и розовело. Антон задумался, уже который раз за эту ночь. Потом резко повернул голову.
- От лесопилки вместе с ятаками поднимешься выше. Держитесь ущелья. Там есть тропка, в снегу разглядите. Дойдете до поляны с источником - Долгий Чучур называется - и сворачиваете строго на север. Не доходя до леса шагов двадцать, увидишь высокую скалу - похожа на присевшего медведя. Пройдешь мимо и там увидишь следы - мои и Мануша. Подашь сигнал, только постучи камнем о камень не три раза, а четыре - каждый раз по три удара.
- А если не ответят?
- Тогда иди прямо к землянкам!
Полицейский агент встал. Задумался. Стоит ли идти? А что делать с парнем - ему еще нет и восемнадцати... вроде бы бессмысленно его... Он обернулся, измерив Антона взглядом, и по его сжатым губам проползла тяжелая усмешка.
- Долго же ты мне не верил!.. Спасибо за пароли.