В масштабах кабульской воздушной армии дело перелетов было поставлено хорошо, несмотря на весь набор "лучших традиций", включая качество связи и условия войны. Поэтому случившееся я отношу к казуальным законам, согласно которым один сломавшийся винтик выводит весь механизм из рабочего состояния…
О том, что я должен везти Бабрака Кармаля, мне сообщили за два дня. Более всего волновалось начальство. У Кармаля был свой самолет, но по каким-то причинам он перестал доверять своим летчикам. Маршрут полета держали в секрете. Подобную же задачу получили и в эскадрилье "советников", обслуживающих советский дипкорпус при правительстве.
"Скорее всего, полетит "советник", - рассудил я, - нас же привлекают на всякий случай, как дублеров. Нам дали на подготовку один день. На стоянку я шагал вместе с молодым особистом, уже успевшим получить капитана. Он напутствовал меня: "О Кармале - ни слова, даже своему экипажу. Обычный вылет…""
У самолета стояли Большаков, Санников и начальник политотдела Аратунян. Особист подошел первым, протянул руку командиру. Большаков не заметил его жеста, повернулся к Пал Палычу, что-то объясняя ему. Нагловатый капитан взял Большакова за локоть по-свойски, вроде они только что встали из-за стола: "Товарищ полковник…"
- Товарищ капитан, - перебил его командир полка. - Вас где-нибудь учили субординации? Старшему по званию руку не подают!
Потом повернулся ко мне:
- Дрозд. Сейчас подвозят комиссионное топливо, заправляешься и переруливаешь на дальнюю стоянку, за полосой… Там сдаешь самолет под охрану, а утром, в шесть ноль-ноль - взлет. В четыре часа быть на стоянке.
- Сколько брать топлива?
- На час полета. На Хост и обратно.
Хост - это рядом с Кабулом, расчетное время - тридцать минут полета.
Оставалось решить вопросы с посудой, с едой. Комбат заверил: утром все будет. Он сокрушался - единственная официантка, пригодная обслужить человека такого ранга, заболела.
- У меня есть кандидатура, - предложил я, - она работает медсестрой, когда-то была стюардессой (пришлось соврать). Сухачев возражать не будет…
- Хорошо, - согласился комбат.
Переделав все дела, я поспешил в деревню получить согласие Ани. Как всегда, дверь была закрыта, но сейчас колыхнется занавеска на окошке… Занавеска дрогнула, спустя минуту дверь открылась.
- Аня, ты опять в одиночестве, и опять с книжкой?
- С книжкой не бывает одиночества. А ты с неба спустился?
- Нет, хочу взлететь, и не один.
- А с кем?
- С тобой можно?
- Шутишь?
- Нет, серьезно. Я прибежал к тебе за этим. Нужна стюардесса. Завтра везем "высокое" лицо. Согласна? С Сухачевым обговорим.
- Я готова. Если это не розыгрыш…
- Нет, сейчас не до шуток. Туфли есть на каблуке?
- Есть.
- Ну и платьице какое-нибудь, соответствующее… В четыре утра забегу за тобой.
- Хорошо… Какой ты черный… Как араб.
- Еще бы. Весь сезон на пляже… Ну, до завтра.
Авиашоу, как назвал событие большой значимости для пятидесятого полка мой правый летчик, началось для нас с пяти утра. К этому времени самолет был готов к полету, укомплектован выпивкой, едой, стюардессой, экипажем. В пять часов подкатил на "Волге" "советник", генерал Сафонов. Живой и подвижный, словно мальчишка, в свои пятьдесят.
Жал руку, улыбался, расспрашивал… Но вот я вижу, как улыбка медленно сползает с его лица: "Хост, какой Хост? Мы должны лететь в Герат".
- Нам все равно, можно и в Герат, но тогда нужно больше топлива, и поскольку в Герате его нет, надо заливать по заглушку, - терпеливо объясняю генералу.
- Командир! Что за бардак! Какую вам поставили задачу?
- Хост, - коротко бросил я, - и обратно.
- Где командир полка? Срочно вызывайте заправщик…
Представление начиналось. Через пятнадцать минут прибывает заправщик, но топливо в нем - не "комиссионное", то есть не прошедшее проверку в лаборатории. Большаков, прискочивший на "газике", сам отправляется в автопарк, прихватив с собой водителя с заправщика. Рассвет, подсвечивая охлажденный за ночь воздух, рисует силуэты машин, выплывающих из дымки: это "кэпээмки". Проволочными катками они чистят стоянку. Песок и пыль летят из-под них, делая воздух вокруг серовато-пепельным… Какой идиот дал команду убирать стоянку именно в это время?
Вчера нашу "пятерку" полдня скребли и мыли мылом… Но это еще полбеды. В такое время водитель мог уснуть за рулем, а в плохую видимость наехать на самолет можно не засыпая, как это случилось совсем недавно на стоянке: разворотили носовой капот вместе с локатором. Две машины уже прошли в опасной близости, и третью я принимаю решение остановить. Солдатик увидел меня перед собой в каких-то десяти метрах. Удивляясь, кто это там кричит, размахивает руками, тормознул. Машина стала как вкопанная, в следующий миг я стою с ног до головы мокрый: люк наверху водовозки открыт, и из бочки, подчиняясь законам инерции, вылетела сотня литров освежающей воды.
- Разбумбай-мамай губастый, кто тебя учил так ездить? - кричу я на солдата, появившегося из кабины, и наконец до меня доходит, какое жалкое зрелище я представляю со стороны. Замолкаю. Продолжать приходится ровным голосом:
- Забирай все до одной машины и отправляйтесь в автопарк. Ясно? Скажешь, приказал командир полка Большаков. Выполняй!
Сухой комбинезон мне притащили через пять минут, но под носом самолета, прямо возле входной двери, растекалась громадная лужа, как раз в том месте, где от катков образовался небольшой бруствер пыли… В результате среди сухого материка стоянки - единственное болото с грязью, через которое нельзя переступить в туфельках. На циферблате двадцать минут шестого. Подкатывает "комиссионное" топливо. Заливать предстоит 10–15 минут. Еще 7–8 минут - слить отстой…
А Кармаль может появиться и в половине. Что делать с лужей? Застелить ее чехлами? Снова подает голос Сафонов. Оказывается, он паникер.
- Провалили! Все провалили… Ребята, вы же везете генсека НДПА, ведь, если что - доложат Брежневу! Неужели непонятно?
- После разберетесь, товарищ генерал, - буркнул я, неизвестно откуда набравшись храбрости (наверное, после холодного душа). - Лучше давайте своих людей, толкаем самолет назад.
Собрав водителей и провожавших, мы облепили "антон" и уперлись в него. Небольшой уклон в сторону хвоста позволил нам раскачать самолет и сдвинуть его с места. Уже заправленные, мы откатились назад. В этот момент вдалеке показался кортеж черных машин. На часах было пять часов сорок пять минут…
Кармаль выходит из машины и со своей свитой направляется к нам. Я никогда не видел его: небольшой щупленький человек в черном костюме приближался уверенной походкой.
- Равняйсь! Смирно! - командую я экипажу. - Товарищ Генеральный секретарь Народно-Демократической партии Афганистана! Экипаж и самолет к вылету готов!
- Здравствуйте, спасибо, - сказал Кармаль и протянул мне свою сухую, маленькую ручку…
В салоне поджидает генсека Аня, здесь она встретит его и усадит. В буфете готовы цыплята, водка, коньяк, минералка. За Кармалем в самолет поднимаются афганский министр обороны, министр безопасности, женщина - член НДПА и соратник Бабрака, телохранители. Последние - рязанские парни в афганской форме, с короткими автоматами в руках.
Мы занимаем места в кабине. Первым запускается самолет "советников". Мы взлетим за ним следом, с тем чтобы самолет-лидер, без пассажиров, садился в Герате перед нами.
"Советник" выполняет роль подсадной утки. Кармаля ждут в Герате не только друзья, и если готовится жаркая встреча, то она будет не по адресу.
Все проходит без сучка и задоринки. Через два часа мы заруливаем за лидером на стоянку Герата. Кармаля встречают строй пионеров в галстуках, седобородые аксакалы.
Когда отрепетированные приветствия заканчиваются, Бабрак садится в машину, трогается. Взлетает пара боевых вертолетов, они будут сопровождать машины до города.
Около четырех часов нам предстоит торчать на сорокаградусной жаре. Местность здесь равнинная, продуваемая сухими, жаркими ветрами.
Толпы встречающих исчезают, маленькое здание аэропорта пустеет. Появляются два афганца в советских комбинезонах и в армейских афганских фуражках. Один из них несет большой поднос с нарезанной дыней. Рядом с золотистыми ломтиками лежат гроздья винограда, алеют разломанные на дольки гранаты…
- Ребята, - обращаюсь я к экипажу после того, как наши друзья уходят, - угощения употреблять строго-настрого запретили… Так что слюни наматывайте на кулачок.
- Командир, так давай отнесем подальше и выбросим мухам… Неужели все это время будем глазеть на поднос? - предлагает Игорь.
Веня стоит возле рампы, смотрит на стайку воробышков, забавно купающихся в пыли.
- Постойте! - кричит он, забирает с подноса ломтик дыни и аккуратно раскладывает его за рампой.
Воробьи весело нападают на лакомство. Где бы еще их так угощали? Разве что на базаре Герата. К дыне присоединяются виноградинки, потом кусочки граната.
Проходит минут пятнадцать, прежде чем Веня авторитетно заявляет: "Можно". Что может в жару сравниться с этим пиршеством?
…Мы с Аней сидим в кабине, и она засыпает меня вопросами: "А это что? А это зачем?"
- Послушай, у вас тут столько всего, как можно все это запомнить?
- Когда я был курсантом, нам инструктор говорил: "Ко сну готовясь и ото сна восстав - учи инструкцию, читай устав…" Всего, конечно, запомнить невозможно, но вот этот наш талмуд всегда под рукой.
Я протянул девушке толстенную "Инструкцию по технике пилотирования и летной эксплуатации самолета "Ан-26"".
- Очень интересная книга… Аня, тебе самой пришла в голову идея с коньяком?
- Нет, мне ваш механик сказал: "Командир когда глаз направит - посадка получается".
Аня появилась в кабине на высоте восьми тысяч метров с двумя фужерами коньяка и дымящимся кофе на подносе. Мы с Юрой взяли кофе, переглянулись и засмеялись. Анна растерянно моргала глазами.
- И куда же фужеры делись? Механик знал, что с ними делать?
- Да, он сказал: "Не пропадать же!"
Только сейчас медсестра, мечтавшая стать стюардессой, поняла, что ее разыграли. Она покраснела и пролепетала: "Командир, ты не ругай Игоря, теперь получится, что я подставила его…"
- Не волнуйся, - успокоил я девушку, - ничего страшного не произошло - стандартный ход "Е-2 - Е-4". Я их за сутки достаю десятки раз, им же такая возможность предоставляется реже…
Шутки шуточками, но один раз два моих "корешка" достали меня до печени… В Шинданте подошла ко мне девица с сумками, ей позарез нужно было в Кабул, хотя в списках, утвержденных начальником штаба, ее не было.
Уже в который раз я объяснял ей существующий порядок, и, кажется, она отстала, но потом я увидел, как она внимательно выслушивает Игоря и Веню…
Еще раз мне пришлось убедиться в том, что женщина носит в себе для мужчин один сокровенный смысл, и война, как ничто другое, срывает покровы и ломает все, чем в обычной, мирной жизни женщина прикрыта. Есть два варианта - или избежать трудностей, предлагая себя мужикам за льготы, или тянуть лямку, маяться, как все, раз и навсегда обрубив домогательства сильной половины, как это сделала Аня. Но Анна имеет на вооружении свою внешность. Она иногда достигает большего одной улыбкой.
Пассажирка-неудачница откровенно предлагала себя возле самолета… Украинка, видимо из деревни, с сильным акцентом и трогательной непосредственностью в глазах и без тени смущения: "Та, товарищ командир, та я ж на все согласная…" А метрах в пятнадцати от себя я видел две плутоватые рожи, корчившиеся от смеха. Ну кто, как не они, могли надоумить эту простоватую душу?..
- Да перестаньте вы, в самом деле. Черт бы вас подрал с вашим Кабулом! - заорал я. - Почему ваш начальник штаба не соизволил внести вас в списки?
- Та откуда ж я знаю? Пока я доберусь до этого начальника, вы улетите. А у меня отпуск сегодня начался…
Девицу я забрал под личную ответственность. В Кабуле мы устроили ее на транспортник, который летел в Союз. Думаю, что она добралась домой благополучно.
Но Веньке с Игорем я чертей навешал.
- А чего ты, командир, расстроился? - успокаивал меня Веня. - Как-то две у нас сидят в самолете, разговаривают, громко, не стесняются… Одна спрашивает: "За сколько дубленку покупала?" Вторая отвечает: "Хороший знакомый подарил. Фик-фик - и дубленка".
Таких шустрых здесь называли "чекистками", говорят, что некоторые из них зарабатывали прилично, уезжали в Союз, покупали дома, машины…
- О чем думаешь, командир? - Аня знакомилась с инструкцией и теперь захлопнула ее. Неужели ей интересна эта проза?
- О том, как людей приспосабливает жизнь, как странно они могут решать проблему выживания… У летчиков есть даже специальный предмет, который называется "Выживание". Например, в глухой тайге или пустыне - тут целая наука.
- А вот я не хочу выживать. Я хочу просто жить. Верь или не верь, но если бы я не была здесь - то так и не узнала бы ничего о жизни…
- Мне кажется, что это я понял, как только увидел тебя.
- Когда, в самолете?
- Я видел тебя раньше…
* * *
Цирковое представление окончилось только после того, как последняя машина из кортежа Кармаля исчезла из поля нашего зрения. Генсек опять сказал "спасибо" по-русски, сунул на прощание свою птичью лапку и скрылся в машине вместе с худенькой женщиной, членом НДПА, однажды прикрывшей Бабрака своим телом. Чем там было прикрывать? Говорят, из нее извлекли две пули…
Какая притягательная сила скрывается в этом маленьком человеке, сумевшем увлечь за собой часть афганского народа?
Кармаль отказался от коньяка, но несколько рюмочек русской водки, пока мы летели, выпил.
Сафонов бегал возле самолета в состоянии радостного возбуждения. Все окончилось благополучно.
Подошел к нам. "Командир, все отлично, молодцы. Дайте, я вас фотоаппаратом по морде щелкну", - лихо шутил он.
Мы собрались возле крыла, он "щелкнул" нас и исчез в "газике".
Нам оставалось зарулить на свою стоянку, вымыться в душе, и можно было допивать коньяк и водку - остатки с барского стола.
Что же произошло на командном пункте, почему подготовка к ответственному вылету была превращена в цирковое представление?
Оказывается, план полета на Хост - не ошибка, а дезинформация для противника, выдуманная каким-то дальновидным умом. Оповестить же командира полка должен был накануне вылета офицер, по какой-то причине так и не доехавший до аэродрома…
* * *
Вечером в коридоре модуля мы столкнулись с Володей Дружковым.
- Пойдем, Дрозд ко мне, по пятнадцать капель, за наш день рождения…
- Какой день рождения?
- Забыл? А я помню.
Мы сели за их дощатый стол, и я заметил, что Вовка, как мы выражались, уже солидно "принял на грудь". Он наклонился к моему уху и стал по секрету сообщать, что его "пасут" в Джелалабаде и что, в конце концов, обязательно там завалят. Об этом он повторял мне уже в который раз, и я подумал, что это - его конек. Каждый садится на свою "лошадь", когда переберет. Я постарался перевести разговор на другую тему и сказал ему, что я больше не шеф-пилот…
- Как? - удивился Володя. - Да у тебя на лице написано: шеф, значит, быть тебе им всю жизнь.
- Как видишь… Чем-то не пришелся командарму. Прошлый раз в Ташкенте опоздали, приехали в Тузель уже после него. Большаков заставил написать объяснительную. Теперь я на "двадцатке", на "грузовике".
- А кто на "пятерке"?
- Ахметшин Шамиль… достойный хлопец.
- Достойный?
- А как же!
- А что он может?
- Молитву может читать мусульманскую: "Бесмиляр рахман-рахим…"
- Тащи его сюда. Хочу молитву…
Я тащу Шамиля, а он и не сопротивляется - удивительный парень. Никогда ни от чего не отказывается. И все время молчит. Улыбается. Лицом - скорее рязанский, не скажешь, что сын оренбургских степей… Он начинает учить Володю молитве, тот повторяет, страшно коверкая слова, и я тихонько выползаю из-за стола…
Пойду, пройдусь, заскочу к Ане. Может быть, еще не спит? Я зачастил к ней. Как в той песне: "Куда ни поеду, куда ни пойду…" Кажется, еще вчера я сравнивал женскую красоту с ловко расставленными силками…
Что же ты скажешь теперь, Дрозд, когда ноги сами поворачивают в сторону маленького кунга? Или тебе всласть трепыхаться в этих сетях? В сущности, она - совсем девчонка, а ты считал себя взрослым, пожившим… А ведь нет и малейшего намека с ее стороны на то, что наша дружба может перейти во что-то более серьезное.
Видел я красивых женщин… Нет, это не то. В присутствии Ани я начинал чувствовать себя спокойно, будто шел без остановки всю жизнь и наконец пришел туда, где есть все, и больше ничего не надо.
Мои глаза, как голодные хищники, поедали ее не уставая, и я, насколько мог, прятал их, боясь выдать явное… Видел ли я в этой девушке женщину, или это было безмерное любопытство к существу, которым я восхищался? И все же мне всегда хотелось прикоснуться к этим губам, глазам, волосам: а реальное ли все это?
За ней пытались приударить многие воины, и она с каким-то изящным жестом, с улыбкой умела уходить, не обижая. Ко мне она привыкла, как к подружке, наверное, потому, что я ни словом, ни поступком не дал ей понять, что претендую на что-то большее, чем дружба. И так было на самом деле. Мне достаточно видеть ее.
Теперь, когда я летал на "грузовике", работать приходилось каждый день. Мы возили раненых, боеприпасы, грузы, почту, летали на "комара". "Комар" - это завербованный человек, идущий в караване с оружием из Пакистана. Он имеет передатчик, работающий на фиксированной волне. По этому передатчику двое наших пассажиров, с аппаратурой в аккуратных чемоданчиках, определяли с воздуха местонахождение каравана.
Три раза в день мы взлетали и брали курс к пакистанской границе. Маршрут был один и тот же, но главное - не пересечь границу. В один из полетов я взял с собой Анну. Она проявляла любопытство, как подросток, - ее интересовало все, что связано с полетами.
Полчаса упражнений - и она научилась держать горизонт в воздухе и разворачиваться на заданный угол. После посадки мы выписали ей свидетельство пилота и приняли в экипаж, облив шампанским, каким-то чудом уцелевшим в одном из тайников на самолете.
…Идти к Анне с пустыми руками я не мог, поэтому решил завернуть к Фире - у нее всегда найдется что-нибудь вкусненькое. Фиры дома не оказалось, но дверь была открыта. На столе стоял букет темно-красных, будто только что срезанных роз… Какой же я болван, ведь, кажется, у Фиры день рождения! Розы могли быть с "Ан-12", только что прилетевшего из Ташкента. Я вытащил две розы, и поспешил скрыться. Одну розу я воткнул по дороге в колючую проволоку. Все равно я вернусь сегодня пораньше, и мы придумаем, как поздравить Фиру.