Немец великодушно согласился. Проверили караул и единственный пост. Полковник бранился, размахивал руками, грозил кому-то расстрелом. Горан поражался терпению подчиненных. Цинизм, наглость, с которой он поучал их, приводили его в негодование. "Вот они, завоеватели мира!" - думал Горан. Полковник хорошо знал, что эти люди нужны ему, что он до последней минуты должен держать их в состоянии боевой готовности.
Апостолов ждал Горана в дежурной комнате. Он был мрачен.
- Пока только четыре человека. Они ждут в кукурузном поле, прилегающем к аэродрому. Вооружены ножами и пистолетами.
Горан молча слушал его. Потом распорядился распустить людей.
- Завтра ровно в пять механики должны прийти сюда. Старший группы - Тончев. Нашим механикам позволено снять с самолетов чехлы, пока немцы будут завтракать. Все условлено с полковником Николом.
- Снять чехлы - это немного, - покачал головой Апостолов.
Горан продолжал:
- Самолеты под замками. Надо, чтобы у механиков был необходимый инструмент, ключи. Если часовой заметит что-то и попытается помешать - действовать осторожно, без шума. Взвод роты охранения в полном боевом снаряжении на всякий случай будет наготове. О полковнике Николе позабочусь я. К завтраку немцам дадут спиртного. Завтрак задержится - повара предупреждены. Утром на некоторое время отключат воду. Тончев должен все обдумать. Предлагаю начать работу одновременно с двух сторон. Когда немцы начнут выходить из столовой, все должно быть сделано.
С вылетом немцы опоздали на час. Златанов отдал распоряжение - три невзлетевших самолета зачехлить и закрепить. Участники операции, да и сам Горан, очень сожалели, что им не удалось сделать большего.
Полковник Никол был вне себя, но часовой убедил его, что болгары не причастны к этому. Самолеты были под замком, часовой не спускал с них глаз. Златанов высказал ему свое предположение, что неполадки произошли из-за чрезмерной влажности, а пригреет солнце - и моторы заработают.
- Вы демонстрируете техническую безграмотность, господин кандидат в офицеры, - уже не улыбаясь, заметил полковник. - Я должен - понимаете? - должен доставить в Софию десять самолетов! - Он был в ярости.
Фельдфебель Тончев был поблизости, Горан позвал его.
- Отличный механик, исключительно честный и преданный человек! - рекомендовал Златанов. - Он утверждает, что неполадки вызваны именно чрезмерной морской влажностью. Влага могла проникнуть в систему зажигания. Его мнение уважают большие специалисты.
Полковник окончательно взбесился. Он выхватил пистолет и ткнул им в грудь Тончева:
- Что вы сделали с самолетами?
- Спрячьте оружие! - решительно потребовал Горан. - Тончев - фельдфебель болгарской армии и отвечает перед своими командирами! Свое возмущение можете выразить мне - я представляю здесь болгарскую армию.
Полковник Никол оглянулся на своих солдат. Они понуро бродили около самолетов. Их вид не внушал ему готовности постоять за своего командира. Оглянувшись, он увидел взвод болгарских солдат, готовых по первому зову броситься в бой.
- Это еще что за демонстрация? - прошипел он.
- Ваши нервы, полковник, могут подвести вас, - заметил с иронией Горан. - Это всего лишь ритуальная часть.
Никол весь позеленел, но, оценив обстановку, овладел собой и дал приказ летчикам семи самолетов взлетать.
На софийском аэродроме уже целый час ожидали их прибытия. Полковника Никола ждала машина. Он немедленно отправился в немецкое посольство. Никол готовился к тому, что будет разжалован или наказан за невыполнение приказа.
В посольстве он застал неописуемый переполох. Все куда-то спешили, никого не интересовал полковник Никол. "Самолеты нужны, самолеты! Как можно больше самолетов!"- слышал он в ответ на попытку объясниться.
Семи самолетов было недостаточно для эвакуации архивов и персонала. Полковнику Николу было поручено пересмотреть архив и сжечь лишнее. И он безропотно повиновался приказу. Никол с ужасом думал о том, что весь этот круговорот может остановиться и кому-то придет в голову спросить с него отчет. Но атмосфера с каждым часом накалялась, и он успокоился - здесь сейчас каждому до себя, а о нем как будто забыли.
Но вот поступил еще один приказ начальства. Николу предлагалось в качестве представителя английской фирмы остаться в Софии. Он должен был загримироваться, поменять костюм и говорить с этой минуты только на английском языке, которым владел в совершенстве. Ему поставили задачу - организовать разведку и диверсии в тылу Красной Армии, предоставили квартиру. Хозяин дома обязан был снабжать его необходимыми сведениями, организовывать связь.
Самолетам предстояло вылететь на следующий день. Полковнику Николу отдали распоряжение к часу ночи закончить все приготовления и переселиться на новую квартиру.
И вот он, загримированный, в штатском костюме, слегка сгорбившись, идет по безлюдным софийским улицам. Сворачивает к бульвару Евлогия Георгиева, выходит на улицу Гурко. Подойдя ближе к домам, рассматривает в темноте номера. Ищет нужный дом. Вот, кажется, нашел. Постучал в дверь - в прихожей горел свет. Увидел, как скользнула тень человека, следовавшего за ним, и исчезла в темном подъезде соседнего дома. Никол понял, что тот, кто шел за ним, хорошо знал улицу и планировку того дома, который был нужен ему, Николу. Незнакомец вошел в дом, из окон которого просматривались подъезд и окна квартиры, интересовавшей Никола. Человек спешил выполнить приказ. Он должен был убедиться, что Никол пришел на явку, видеть, как он принят хозяином.
В подвале появился свет и быстро исчез. Все было спокойно, новосел прошел благополучно. Немец оставил свой наблюдательный пункт и отправился собирать чемоданы. Ему надо было успеть к самолету на Берлин.
12
Как и предполагалось, эскадрилья расположилась недалеко от Софии. Знакомый аэродром, сады по склонам гор. И только другие цветы - каждый месяц они спешат на смену друг другу: теперь пора астр и хризантем.
Летчики жили ожиданием событий. Установившийся твердый порядок начинал давать трещины. Участились случаи нарушения дисциплины. Летчики и техники бродили по аэродрому, интерес к работе пропал. Все лихорадочно прислушивались к новостям. А они были самые неожиданные и невероятные.
Сегодня сообщили, что Советский Союз объявил войну Болгарии, и это событие было в центре всех обсуждений. Разумеется, эту весть каждый принял по-своему: одни в бессильной злобе скрежетали зубами, что переговоры в Каире об оккупации Болгарии западными силами не привели к успеху; другие по-настоящему радовались, понимая, что война с Советским Союзом ускорит завоевание свободы Болгарией. Некоторые воздерживались от высказываний и думали только о том, как бы выпутаться из этой ситуации.
Апостолов, Тончев и Златанов были твердо убеждены, что каждый день приближает их к победе, и горели нетерпением приблизить ее. Тончев хлопотал около самолета, как хозяйка перед большим праздником, - наводил на все лоск, заглядывал в каждую щелочку.
- Слышал? - увидев Златанова, спросил он. - В Бургасе приземлился советский летчик.
- Слышал. У Варны сброшен воздушный десант. Думаю, скоро будут у нас, - поделился в свою очередь новостью Горан.
- Правда, что фельдфебель Владимиров сбежал к немцам? - Златанов отвернулся. - А мы ему верили… - Тончева мучила совесть. Они с Апостоловым, как мальчишки, позволили Владимирову втянуть их в слежку за Гораном. Он все искал подходящий случай, чтобы рассказать товарищу о телеграмме, о том, как изменили ее содержание, но не решался бередить его рану, напоминать о тех днях унижения и страданий.
- Ты пишешь матери? - поинтересовался Тончев.
Горан молчал. Он не писал ей. Ждал, что заглянет в село и объяснится с ней, в письме всего не расскажешь.
Парализованная ожидаемой развязкой, жизнь аэродрома неудержимо катилась по наклонной. Офицеры прятались, солдаты занимались кто чем мог.
Два дня Апостолова не было на аэродроме. Он принес новое известие: бастуют шахтеры Перника, идет подготовка к всенародному восстанию. В Софии объявили забастовку служащие городского транспорта. С гор спускаются партизаны. Апостолов рассказал, что генерал Брадов уже несколько дней не появляется в штабе. "Или сбежал к немцам, или спрятался, как крыса в поре", - рассказывал он.
На аэродроме Апостолов находился недолго и снова уехал в Софию, наказав смотреть в оба и "оберегать" господ. И хотя Златанов обо всем этом уже знал, Тончев добросовестно рассказал ему все по порядку.
Горан рассеянно слушал его и думал о том, что ему некого ждать с гор. Без Славки и Сашо было очень плохо, встреча с ними приносила ему огромную радость. Они до конца верили друг другу, знали, что участвуют в большом общем деле. Эти люди тоже верят ему - он имел в виду Апостолова, Тончева и других товарищей, - но не настолько, чтобы он чувствовал себя полноправным членом их организации, а она явно существовала.
Ему преподносили готовые решения, старались поменьше посвящать в свои планы. Это беспокоило его, но предстоящие события отодвигали эти его мысли на второй план.
- Вот и порядок! - любовался самолетом Тончев. - Эта машина еще пригодится. Летчик без самолета что рыба без воды. Не знаю, - он повернулся к Горану, - как будут вести себя наши господа офицеры - выучка у них германская.
Горан тоже бывал дважды в Германии. Он хотел сказать Тончеву, что именно там он понял, что такое фашизм, там зародилась в нем ненависть к фашизму, но подумал, что его слова прозвучат сейчас как желание подчеркнуть свою преданность болгарскому народу. Слишком много за последнее время ему приходилось слышать подобных заявлений от тех людей, в преданности которых он сомневался, и от тех, кто старался замести свои грехи. Златанов собрался уходить.
- Я бы тоже пошел с тобой, но мне надо быть у самолетов. А ты иди к летчикам, твое место там. Попытайся понять, чем они живут, что собираются делать. Рядом с казино есть телефон. Оттуда ты можешь услышать, о чем толкуют господа, - посоветовал ему на прощание Тончев.
Горан всегда держался в стороне от "господ". И сейчас, войдя в казино, он облюбовал столик в уединенном уголке. Офицеры группами сидели за столиками, объединяясь по чинам и политическим настроениям. Они не заметили вошедшего. За одним столом непринужденно острили, за другим чувствовалось желание скрыть тревогу, не выдать волнение. Поняв, что его обособленность может обратить на себя внимание, Горан перешел за другой стол и сел рядом с капитаном, известным всем своим буйным нравом. Капитан гордился своей независимостью, нейтральностью, как любил говорить он. За ним не было никаких "грехов", и он счастливо наслаждался жизнью. Готовый в любую минуту постоять за себя, капитан держал руку на кобуре, будто предупреждая, что с ним шутки плохи.
- Вы не расстаетесь с оружием, капитан? - спросил его Златанов.
Капитан смерил его взглядом.
- В такое время, парень, оружие - лучший друг человека. С ним ты можешь защищаться и достойно умереть, а можешь на радости выпустить всю обойму в воздух.
- Мне кажется, вы слишком узко понимаете назначение своего оружия. Им можно не только защищаться, но и нападать.
- Я могу вам смело сказать: русским я сдам свое оружие, если это понадобится. Если власти всех мастей, как бы они там ни назывались - Отечественный фронт, Коммунистическая…, будут служить интересам моей родины - я с ними. Если они задумают вилять, - капитан выругался, - я не позволю!
- А если с нашими союзниками начнем воевать, с немцами? - подлил масла в огонь Горан.
- Мои союзники те, кто не обесчестит моей родины.
- Мы с вами одинаково думаем, господин капитан. Я рад, что услышал от вас эти слова.
За разговором Горан не упускал случая следить за соседними столами. Совет Тончева он принял как поручение и теперь ловил каждое слово, старался угадать настроение охваченного волнением офицерства.
День 9 сентября начинался обычно. В четыре часа утра Горан спешил к дежурному по аэродрому Тончеву. Он застал его у телефона. Тончев держал в руке трубку в ожидании разговора. Наконец он услышал голос Апостолова. Тот звонил из Софии. Слышимость была плохой, все время вмешивались посторонние голоса. Горан догадывался по выражению лица техника о каком-то важном событии. Лицо его было радостным, он нетерпеливо теребил телефонный провод.
- Да?! Наконец-то! - кричал он. - Здесь все спокойно! - Тончев положил трубку. Повернувшись, он увидел Горана и солдат.
- Вооруженное восстание болгарского народа началось, товарищи!
Солдаты с криком "ура" подняли на руки Тончева и Златанова и понесли на улицу.
13
Новое событие взволновало всех: на аэродроме приземлился советский истребительный полк. Солдаты с криком "ура" бросали в воздух головные уборы. К советским летчикам невозможно было протолкнуться, их подбрасывали на руках, обнимали, поздравляли. И снова буря оваций, возгласы одобрений - получено сообщение: Болгария объявила войну гитлеровской Германии, болгарские войска готовы сражаться плечом к плечу с Красной Армией.
Авиация начала выполнять боевые задания в Югославии. В штабе происходила спешная реорганизация. Генерал Брадов был обнаружен и арестован. Апостолов возвратился из Софии. Теперь он уже был без курьерской сумки. Он заступил на новую должность, которая была не предусмотрена старым уставом. Солдаты и техники обращались к нему с вопросами, просили совета.
Утро стояло ясное, безоблачное. Только над Люлином и Витошей стелилась тонкая дымка осеннего тумана. Она медленно таяла под лучами солнца.
Две эскадрильи, болгарская и советская, возвращались с учебного задания. Неожиданно один болгарский самолет отделился от строя и стремительно направился на юг.
- Ах этот Горан! - досадовал кто-то. - Что он, с ума сошел?
Но вот и советский самолет оторвался от своей группы и пошел на север.
- Молодец Толя! - крикнул кто-то из советских летчиков, следивших за происходящим. Видно было, что для большинства собравшихся это не было неожиданностью. Они ждали, что будет дальше.
Командиры еще не знали о происшедшем. Командир болгарского полка полковник Ножов увидел, что в воздухе творится что-то неладное. Он поднес ладонь козырьком ко лбу и стал вглядываться, стараясь разобраться, что происходит.
Оба самолета набрали высоту и пошли на сближение. Первым атаковал Горан. Великолепным иммельманом, в боевом развороте, Анатолий вышел из угрожающего положения и начал активно атаковывать. Соперники мастерски выполняли хорошо продуманные маневры, демонстрируя фигуры высшего пилотажа. Бой становился все напряженнее - стремительные атаки, боевые развороты, сложнейшие фигуры сменяли одна другую. Над аэродромом стоял страшный рев моторов. После каждой атаки раздавались радостные крики одобрения болельщиков - они усиливались то в болгарской группе, то в советской, в зависимости от того, на чьей стороне было преимущество. Полковник Ножов потрясал кулаками, грозил наказать виновников. Увидев подполковника Ефимова - командира советского полка, который тоже наблюдал за воздушным боем, он решительно направился к нему.
- Позвольте, что же это такое? Соревнование по технике пилотирования? - обратился к нему Ножов.
- Воздушное хулиганство на базе болгаро-советской дружбы, - не переставая наблюдать, ответил Ефимов.
Самолеты приземлились в паре, один за другим подрулили к своим стоянкам. Летчики вышли из кабины, сбросили парашюты и направились друг к другу. Под шум аплодисментов они обнялись и расцеловались.
Все бросились к ним и стали их качать. Командиры молча наблюдали эту сцену чествования двух нарушителей летной дисциплины.
Но что же все-таки произошло?
Болгарские летчики еще в первый день решили отметить встречу с советским полком. Они пригласили своих коллег в корчму, неподалеку от аэродрома. Выпили за встречу. Один из болгарских летчиков, поднимая стакан, сказал:
- Ваши летчики хороши, нет слов, но они так молоды. Почему они, коллега, все молодые?
- У этих молодых, - ответил ему собеседник, - не грех поучиться кое-кому из стариков. Вот этот, например. - Он указал на русоволосого паренька.
- Вот и я о нем! - обрадовался болгарин. - Он же совсем мальчишка!
- Мальчишка? Анатолий? Да на его счету десять отличных побед. Не так давно, под Кишиневом, этот "мальчишка" сбил немецкого майора с тремя Железными крестами. Он и ваших старых за пояс заткнет, - горячился советский летчик.
- Э-э-э, братушка, - поймал его на слове болгарин, - не заткнет! У нас есть ему соперник - Златанов Горан. Виртуоз!
- Хотел бы я посмотреть на вашего виртуоза, - усомнился советский летчик. - И померяться с ним сипами.
- Пусть ваш Анатолий померяется с ним!
В разговор ввязались и другие летчики, разгорелся спор.
- Держу пари, - послышался голос болгарина. Он устремил свой взгляд на русского летчика, ожидая его ответа. - Даю всю зарплату на угощение, если твой Анатолий одолеет Горана!
- Принимаю условие! - Под одобрительные возгласы они пожали друг другу руки.
- Да, еще уговор. - Болгарин посмотрел по сторонам, призывая всех слушать. - Начальству ни слова. Помешают!
- Правильно! Молодец! - раздались со всех сторон голоса.
Переговоры с Гораном и Анатолием закончились успешно. И вот схватка состоялась. Оставалось решить, кто выиграл пари.
Командиры тоже увлеклись боем. Они волновались вместе с летчиками, досадовали на неудачу и радовались успеху. Но сейчас, когда они приземлились, командиры постарались побороть в себе это чувство - служебный долг обязывал их наказать нарушителей дисциплины.
Первым предстал перед своим командиром Анатолий.
- Поддались на провокацию? Этого я от вас не ожидал, - выговаривал ему подполковник.
- Я не мог отказаться, - виновато отвечал Анатолий.
Подполковник строго посмотрел на него.
- И вы считаете, что показали класс воздушного боя? Вы пропустили несколько удобных моментов для атаки! - сердито заметил Ефимов.
- Вы правы, товарищ подполковник. Но я знал, что сражаюсь с лучшим болгарским летчиком. Мне не хотелось подрывать его авторитет. Он действительно большой мастер воздушного боя. Думаю, он немножко волновался, - старался оправдать своего соперника Анатолий.
- Большой мастер! Дети вы - вот что я вам скажу! - примирительно проворчал подполковник и чуть заметно улыбнулся. Это была скупая отцовская улыбка человека, прошедшего тяжелую дорогу войны и знавшего, что отняла война у этих парней.
- Вы свободны! - Он долго смотрел вслед Анатолию и о чем-то с грустью думал.
Но вот Анатолий вернулся и снова встал перед командиром.
- Что-то забыли? - улыбнулся Ефимов.
- Товарищ подполковник! Болгарский летчик Златанов пригласил меня в гости в свое село. Разрешите поехать с ним.
- О-о-о! - засмеялся Ефимов. - Не успели познакомиться, уже в гости!
- Он не только хороший летчик, но и отличный парень. Хочется посмотреть, как живут, болгарские крестьяне.