- Эй, Вейс! - сказал я и немного откинул шинель. - Мне надо заглянуть в твои санитарные сумки.
Он дышал с трудом и не ответил. Видно, ему было больно дышать.
Я взял у него из сумки бинт и снова прикрыл его.
Где-то впереди то и дело раздавались отдельные ружейные выстрелы. Быть может, там расстреливали по одному наших раненых? Быть может, и Шанце убили, которому я пообещался помочь? А что я мог сделать?
Я подполз к лейтенанту. Он перевернулся на живот и время от времени что-то выплевывал. Я снял с него каску. Ну и ну! Все раненые - как дети! Я забинтовал ему голову от макушки до подбородка.
- Верно, я похож теперь на прачку! - сказал он.
- Только с бородой, господин лейтенант.
Мне надо было еще к тем, что справа. Но ползти до них было шага четыре, не меньше. Если те на деревьях сидят, то меня увидят.
Я пополз. Несколько капель дождя упало на траву. В окопе их лежало четверо - вплотную друг к другу. У одного была перевязана рука. Еще один лежал рядом с ним на боку, и мне стало жутко от его взгляда. Вместо рта, носа, подбородка и щек у него была багровая, налитая кровью опухоль. Голову он положил на край ранца, и кровь капала на землю. Я узнал его по лбу и глазам: это был Экольд. Как же его перевязать? Он не сводил с меня глаз.
- Как мне тебе помочь?
Он не ответил. Верно, не мог говорить.
- Вы тут должны поочередно нести дежурство, - обратился я к тем, кто остался невредим. - Мы у себя тоже так делаем. - "Экольд-то, должно быть, не может ни есть, ни пить!" - подумал я. А дождь капает ему прямо на лицо. Но оставаться здесь и разглядывать его, словно достопримечательность какую, не имеет смысла. Я пополз обратно.
- Теперь можешь спать, - сказал я Зейделю. - Когда устану, разбужу тебя.
- Накинь-ка на меня плащ-палатку и шинель, - сказал Цише. Я укрыл его.
Ползая туда и сюда, я весь вымазался раскисшей грязью и известняком. Дождь пошел сильнее. Он слабо шумел в траве. Если бы не этот шум, было бы совсем тихо. Моей плащ-палаткой был накрыт Вейс.
- Залезай ко мне под плащ-палатку, - сказал Зейдель. Это был совсем юный паренек - круглое лицо, круглые голубые глаза.
Мы тихо лежали рядом. Я проделал выемку в своем земляном валу, чтобы можно было смотреть и стрелять. Я лежал, а дождь постукивал по плащ-палатке. Я был совершенно спокоен, или мне так казалось. Время от времени всплывали разные видения: то будто под плащ-палаткой рядом Сокровище, то опять же не он, а Вейс. Но стоило забыться - снова Сокровище. Стучал дождь. Гартман-то все-таки умирал тогда!.. Верхушки деревьев - там над лугом - были недвижны, как неживые.
Под вечер я услыхал стон вправо от меня; стон повторился. Под плащ-палаткой закопошился Цише. Вейс, казалось, спал. Но через какое-то время он задвигал рукой. Я подполз к нему. В окопе стояла лужа. Я приоткрыл ему лицо.
- Тебе что-нибудь надо?
- Нет, - он улыбнулся, - мне хорошо.
Я хотел было тоже улыбнуться, но не вышло. Я накрыл его снова. Внутри у меня свербило: ведь он умрет! Но если ему хорошо? Однако нельзя же радоваться, когда кто-то умирает - пусть даже легко. Но быть может, это не так уж и страшно?
До меня снова долетели стоны.
Смеркалось. Потом стемнело. Я поднялся.
- Не попытаться ли нам сейчас перейти, господин лейтенант?
Он пробормотал что-то. Видно, уснул.
- Ах, уже темно?
Раненого в голеностопный сустав мы с Зейделем усадили на винтовки.
Вейс поднялся и заявил, что пойдет сам. Меня это удивило. Экольда пришлось нести.
Осторожно взбирались мы на железнодорожную насыпь. Вдруг левая нога у меня заскользила. Тот, на ружьях, приглушенно взвыл и крепче ухватил меня за шею. Мы перевалили через насыпь и пошли по направлению к деревне.
Навстречу нам двигалось много людей. Это был патруль и санитары с носилками. Мы передали им наших раненых. Цише и Вейсу я подал руку, но не нашелся, что сказать, - в голове было пусто. Прикоснуться к Экольду я не решился.
Мы четверо, оставшиеся невредимыми, пошли в деревню, и Бём с нами.
Мы вошли в темные сени. Бём постучал в дверь.
- Войдите! - крикнули оттуда.
Бём отворил дверь. При свете мерцающей свечи мы увидели, что там стоит в шинели наш батальонный командир. Окно было выбито.
- Бём! - воскликнул он и схватил его за руки. - Вы можете говорить? - спросил он и покосился на повязку.
- И даже курить, господин майор! - ответил Бём.
- Ну, это хорошо. А эти четверо чего хотят?
- Я вернулся с ними - они невредимы.
- И вчера их пришло не больше. Ступайте во двор напротив! У нас всего лишь одна рота в батальоне, под командованием лейтенанта Эгера.
Там во дворе стояли четыре походные кухни.
- Ренн! - воскликнул фельдфебель и подал мне руку.
По мне было уже все равно. Он стал меня расспрашивать. Не помню, что я ему отвечал.
На следующее утро мы отступили к Шайи.
Позиционная война
Позиционные бои в окрестностях Шайи
I
Порой мне кажется, что те две недели в Шайи пригрезились мне во сне.
Когда вечером, после боя у Сент-Мари, я стал разбирать на постое свои вещи и открыл ранец, то обнаружил там письмо, еще непрочитанное, прибывшее два дня тому назад.
"Мой мальчик! Сын пастора Альфред погиб, только запамятовала где. Вчера была у них. Просили тебе кланяться. Пастор сказал: желаю вам счастья, которое уже не суждено нам и нашему единственному сыну. По лицу текли слезы, и вскоре он ушел к себе. Соберись как-нибудь, напиши ему. Ты так красиво умеешь это делать. Больше писать не о чем. Каждодневно о тебе молюсь.
Твоя мама".
Я вышел из дома. На улице я встретил людей из роты. Какая-то старуха бранилась у своих дверей. Собачонка с поджатым хвостом метнулась за угол дома. Я видел все это, но ничего не воспринимал.
Мои товарищи сидели у себя в квартире, курили и молчали. Или играли в карты - при этом ведь люди тоже молчат. Все были угрюмы и сердились, когда их расспрашивали о сражении. Мне это казалось непонятным. "Хоть бы меня кто расспросил!" - подумал я. Но однажды после обеда наш новый командир роты лейтенант Эгер стал расспрашивать меня, при каких обстоятельствах был ранен лейтенант Бём. Рассказывая ему, как Бём закуривал сигарету, я почувствовал облегчение, когда Эгер рассмеялся, потому что мне вдруг стало страшно говорить о том, что там случилось с остальными.
II
Обойдя деревню, я вернулся домой. Вечерело. В квартире укладывали ранцы.
- Чем вы тут занимаетесь?
- Снова выступаем - ты что, еще не знаешь? - ворчливо сказал один. Другие даже головы не подняли.
Я занялся своим ранцем. Руки меня не слушались. Почему снова вперед? На черта они нас здесь кормили от пуза, когда сызнова в бой?
Кто-то рядом со мной пробормотал что-то об этом проклятом поле смерти. Впрочем, не знаю, так ли я его понял. Знать бы хоть, по крайней мере, куда нас теперь гонят! Говорят, где-то впереди наши и они залегли в ста пятидесяти метрах друг от друга, а кое-где даже ближе. Как это так, боже ты мой, и как я это выдержу?
Мы построились перед домом. Нас оказалось около шестидесяти человек, остатки четырех рот. Площадь была залита лунным светом. Сейчас ротный нам скажет, что нас ждет.
Командиры взводов отрапортовали лейтенанту.
- Не в ногу, шагом марш!
Мы шли по дороге к Сент-Мари. Вошли в лес и остановились, как тогда, перед местечком. Будем еще раз атаковать?
Через полчаса из деревни вернулся Эгер.
- Не в ногу, шагом марш!
Мне казалось зловещим, что все так повторяется. Да еще этот молчун лейтенант.
Прошли деревню и вступили на луг, по которому пролегла теперь протоптанная тропа. Железнодорожная насыпь впереди лежала в тени, не освещенная луной. Когда мы подошли ближе, я заметил, что вверх по насыпи ведет глубокая канава. Один за другим мы полезли по канаве, лейтенант впереди. Наверху канава была настолько глубокой, что нужно было лишь чуть наклониться, чтобы пролезть под рельсами. И на той стороне насыпи канава тоже была глубокой. Внизу под нами я увидел залитую лунным светом траншею неправильной формы с белыми как мел выбросами земли.
- Взвод третьей роты, - обратился лейтенант к командиру нашего взвода, - вам надлежит продвинуться как можно дальше вправо. Где граница вашего участка, спросите на месте.
Мы шли извилистой траншеей, доходившей нам до колен. Я высматривал то место, где мы тогда целый день лежали вместе с ранеными, но не мог определить его.
Слева, наискось к нашей, примыкала вторая траншея. У нее был на редкость неряшливый вид, будто туда свалили всякую рухлядь. Я обогнул последний угол. Траншея стала широкой и глубокой, а справа ее перекрывала дверь от садовой калитки или что-то похожее на нее, увешанное плащ-палатками. Оттуда торчали две винтовки и две каски. Это часовые выглядывали из-под своей крыши. Все мы не могли проползти через узкое укрытие из плащ-палаток, поэтому вылезли из траншеи и пошли дальше.
Отделение, которое я должен был сменить, залегло в рукаве траншеи, накрытом ветвями и кусками дерна.
- Им надо бы выйти отсюда, до того как мы войдем, - сказал я своим. Став на колени, я сунул голову в укрытие. - Мы пришли сменить вас.
Оттуда выполз унтер-офицер и произнес длинную речь о том, что нам надлежит делать и чего нам делать не положено: нельзя громко говорить! Нельзя загрязнять траншею: до ночи должны терпеть! А перво-наперво - надо очень бдительно следить за неприятелем и при атаке с его стороны во что бы то ни стало удерживать траншею.
"А иначе на что мы здесь?" - сердито подумал я. Он еще многое говорил. Я даже не слушал - все равно не упомнить всего за раз.
- Это, я думаю, все. Впрочем, нет, ночью никто не должен спать, а днем пусть спит половина состава. Слева впереди, примерно в пятидесяти шагах, находится пост подслушивания.
- Высылали патруль из роты? - спросил я. - Хотелось бы знать: взяли опознавательные знаки и ценные личные вещи убитых или нет?
- Высылали, но я туда не ходил. А вы разве участвовали тогда в атаке?
- Участвовал, - подчеркнуто холодно сказал я.
- Прошлой ночью оттуда еще доносились крики раненых - наши секреты слышали. А днем там ничего не было видно.
Меня это взбаламутило. Атака была две недели тому назад. Никто не мог остаться в живых. А вдруг?
Отделение, которое мы сменили, ушло. Мы стали устраиваться в землянке. Было тесно. Потом я снова вышел на воздух. Мне хотелось пройти вперед, чтоб самому осмотреться. Но пока светила луна, об этом нечего было и думать.
Пришел наш взводный и тоже отдал все распоряжения, какие только мог. Я сказал ему, что хочу пойти туда.
- Об этом надо спросить у ротного.
Я опять обозлился.
- Вы хотите провести рекогносцировку? - спросил лейтенант Эгер. Он предостерег меня: я ни в коем случае не должен поступать опрометчиво и должен смотреть под ноги, чтоб не споткнуться ненароком и не выдать всех нас. Мне надлежит взять с собой двух человек, но мы должны идти на расстоянии друг от друга. Он все говорил и никак не мог кончить и, верно, не меньше получаса все давал мне полезные советы. К этому времени мой план уже изрядно мне осточертел. Не дети же мы? Больше никогда носа никуда не суну - разве что втайне от лейтенанта.
Я выполз из его землянки. Воздух был чист, и луна стояла уже низко над лесом позади нас. Я обсудил план рекогносцировки с Зейделем и еще с одним, но ни словом не обмолвился о том, что говорил лейтенант. Тем временем луна зашла.
Один из часовых подал знак:
- Шш!
- Что случилось? - зашептал я.
- Там, впереди, что-то движется.
Я пристально вглядывался во мрак, и мне тоже показалось, что впереди что-то темнеет. Может, там французский дозор?
- Стреляй, если снова зашевелится! - сказал я.
Мне стало не по себе. С ружьем наизготовку, очень осторожно мы выползли из траншеи. Черное впереди сделалось более рельефным и на диво тонким. Оказалось, это - столб. Рядом торчало из земли еще несколько таких же, перетянутых проволокой.
Мы должны были держаться середины левого края, так как в прошлую атаку шли оттуда - со стороны левого фланга. Мне вспомнились очертания группы деревьев, которые я видел на фоне неба, это-то место я и решил отыскать перво-наперво.
Мы тихо двинулись вперед. Трава была мокрой и почти не шуршала. Я сказал другим, чтоб не размахивали руками, так как в темноте этим легко себя выдать.
На земле что-то темнело. Я остановился в неуверенности; судя по расстоянию это мог быть и пост подслушивания.
- Стой, кто идет? - раздался шепот.
- Дозор третьей роты. - Я подошел к ним. - Скажите тем, кто вас сменит, что мы пойдем вперед, и будьте поосторожней с оружием.
Мы пошли дальше. Верхушки деревьев на краю леса уже отчетливее вырисовывались на фоне неба. Я нагнулся и пополз. Похоже, впереди что-то есть. Я продвигался очень медленно. То, что виднелось впереди, казалось слишком плоским для человека. Я находился за два шага от него. Что-то неестественно черное. Я протянул руку и пощупал. Оказалось, это одеяло, а под ним - ранец.
Вдруг я учуял какой-то запах. Ветер дул слева. Мы поползли туда. Проступали очертания каких-то предметов. Это были трупы. Пока остальные занимались убитыми, я искал глазами мою группу деревьев. Она должна бы находиться левее. И мы продвинулись влево, оставаясь на одной линии с убитыми. Гартман должен лежать немного дальше, впереди.
Я пополз чуть вперед и увидел в стороне одинокий труп. Это мог быть он. Но очертания деревьев выглядели иначе, чем в ту ночь.
Может, память подвела?
Я шепнул Зейделю:
- Я поползу вперед. А вы еще поищите здесь.
Приблизившись, я увидел, что лежит француз. Он уже смердил. Мундир на нем был разорван. Видно, его успели обыскать. Я поглядел по сторонам. Увидел еще одного. И это был Гартман. Я обшарил его карманы. Пусто. Но сумка для хлеба и ранец остались при нем. Чтобы снять их, я перекатил его на спину. Может, в ранце найдутся какие-нибудь личные вещи. Я пополз назад, таща за собой ранец и сумку.
Мы повернули обратно. Я ввалился в землянку лейтенанта Эгера.
Он спал. Я отдал ему изъятые документы.
- Фу, какая вонь, однако!
Внезапно справа от нас невдалеке разорвалось несколько снарядов.
Из-за леса ничего нельзя было разглядеть. Разрывы артиллерийского огня гремели, не прекращаясь. Мы стояли и прислушивались. Стлался негустой туман. И вдруг - у меня аж мурашки побежали по телу - словно бы зарычало какое-то животное. Или мне почудилось? Трещали ружейные выстрелы. Несколько пуль просвистело над нами.
- Меня ранило, - сказал один.
- Куда?
Он схватился за грудь и вытащил пулю, которая не проникла глубоко, потому что была уже на излете.
Ружейная стрельба стала затихать, артиллерийский огонь - тоже, и вскоре наступила тишина.
- Что это было? - пробормотал кто-то.
Мы залезли в наше логово. Я прислонился к стене. А ноги вытянуть не мог, потому что кто-то улегся поперек.
- Не наступи мне на мордуленцию! - раздался чей-то голос.
- А ты не подставляй ее мне под ноги.
- Мой нос прекрасно служил мне все это время.
Я проснулся к полудню. Выход был завешен мешковиной, и сквозь щель проникало немного дневного света.
В глиняные стены землянки были воткнуты колышки, на которых лежали хлеб, колбаса и сигареты.
- Ну и вонища у вас! - ругался Зейдель.
- Да, к тому же еще и холодина!
Я вылез наружу. Солнце освещало поляну. Мы решили проветрить немного нашу берлогу - запустить свежего воздуха, но я вскоре запротестовал:
- Только-только стало тепло и уютно, как вы все упустили!
Мы не спеша позавтракали, пригреваемые солнечным теплом. Потом я написал письмо невесте Гартмана.
Пополудни два снаряда пронеслись над нами и ударили в железнодорожную насыпь. Затем опять все стихло.
Через некоторое время пришел взводный и рассказал, что сегодня поутру чернявые атаковали соседний полк и все до единого полегли, вроде как стрелковая цепь, перед нашей линией огня.
Три дня стояли мы на позициях. Потом отступили за Шайи, а через три дня вернулись обратно. Наш блиндаж все усовершенствовался, обрастал полками для походных котелков и гвоздями в потолке, к которым подвешивали колбасу и хлеб, чтобы они не достались крысам.
Так как блиндаж полностью закрывал проход из траншеи, мы прорыли обходную канаву и ходили теперь по ней… Начали строить и отхожее место, чтоб можно было оправляться и днем.
III
Между тем прибыло пополнение. Это были вполне внушительные вояки из ландвера, в большинстве своем унтер-офицеры и ефрейторы. Поэтому, разумеется, я не мог уже оставаться командиром отделения.
Лейтенант Эгер построил нас по росту. При этом Зейдель оказался крайним на левом фланге, а я, как самый высокий, попал в самую гущу пополнения.
Лейтенант распустил нас и не сказал, куда мы станем на квартиры. Люди бранились, так как попривыкли друг к другу, а теперь оказались в разных частях.
По улице проходил ротный фельдфебель. Я передал ему список состава отделения, который он от меня требовал, и пожаловался, что лейтенант рассортировал всех людей.
- Так дело не пойдет! - воскликнул он. - Ведь состав бывших четырех рот обеспечен питанием, жалованьем и всем прочим раздельно! Не могу же я повзводно перебирать всех людей как малину! Сейчас пойду к господину лейтенанту.
Я обрадовался: фельдфебель выложит ему все напрямик. Но не помогло. Поступил приказ: расквартироваться по-новому. Мне пришлось перебраться к бородатым ландверовцам. С окопной жизнью они быстро освоились и следили друг за другом - чтобы дежурства и все работы выполнялись точно. Поначалу мне это даже нравилось. Но потом я крепко с ними заскучал. С серьезным видом они говорили только о своих женах. Всех их уже потрепала жизнь.