Сначала он нашел подходящую лодку. Это была маленькая плоскодонка, привязанная к небольшим мосткам на окраине Праги. Близко к лодке он подходить не стал, чтобы не вызвать лишних подозрений. Даже если лодка на цепи и под замком, то с этим будет несложно и справиться. Теперь надо было решить вопрос с веслом. Он зашел в спортивный магазин и чуть ли не на последние деньги купил две небольшие лопатки для надувной лодки. Теперь он был готов.
Карел к девяти часам спустился к реке и спрятался в кустах. Комендантский час еще не отменили и надо было до темноты избежать встречи с патрулем. Около полуночи он выбрался из своего убежища, тихонько подобрался к лодке и почти на ощупь начал изучать привязь. Лодка была на цепи, закрытой на небольшой замок. Цепь с обоих сторон крепилась к небольшим металлическим скобам, одна из которых была вбита в мостки, а другая в корму лодки. После недолгого раздумья Карел решил попробовать вытащить скобу, забитую в мостки. Мостки от воды должны были подгнить, в то время как лодка должна была быть просмоленной.
И все же скобу надо было чем-то поддеть. Карел осторожно пробрался на лодку и начал шарить подпишу. Очень скоро он обнаружил подобие якоря. Это была скорее всего примитивная кошка, но кованная и крепкая. Чурда взял этот импровизированный якорь и подпихнул его в скобу, надавил и вздрогнул. Раздавшийся в ночной тиши скрип показался ему оглушительным. Он замер и прислушался. Кругом стояла тишина. Он попробовал еще раз. Скоба еще раз скрипнула и выскочила из доски.
Карел забросил цепь в лодку, оттолкнулся от мостков и лег на дно. Лодку тихо покачивало, и он очень скоро, забыв о всякой осторожности, задремал.
Проснулся он, когда было уже совсем светло. Он осторожно выглянул из лодки. Он плыл посередине реки где-то в сельской местности. Впереди была деревенька, но оттуда лодка, наверное, была еще не заметна. Карел достал лопатки и начал подгребать к берегу. Через несколько минут лодка ткнулась носом в песок пологого берега.
Чурда выскочил на берег и, не оборачиваясь назад, быстрым шагом пошел от речки. Первый этап его плана прошел успешно.
Прага, 4 июня 1942 года
Франк приехал из Берлина еще 30 мая и подтвердил, что действительно дал фюреру слово, что поймает преступников до 18 июня. Почему он выбрал именно эту дату, он объяснять не стал. Как исполняющий обязанности протектора, он издал приказ о создании специальной комиссии по расследованию покушения под председательством Далюге. Но, когда вышел этот приказ, он вызвал к себе Абендшена и сказал:
- Комиссия - комиссией, но с вас ответственность за расследование не снимается. Комиссия будет заниматься своими вопросами и, так сказать, отвлекать на себя руководство, чтобы дать вам спокойно работать. Я очень надеюсь на вас. И очень прошу вас приложить все силы, чтобы раскрыть это дело как можно быстрее.
Абендшен старался, но дело продвигалось совсем не так быстро, как хотелось бы. Вчера, 3 июня снова заработала пардубецкая радиостанция. Теперь она работала где-то в районе небольшой деревеньки Лежаки. И вот сейчас Абендшен сидел и мучался вопросом: не устроить ли повальный обыск по всей деревне. Его останавливало то, что он боялся найти там в лучшем случае только рацию, а на данный момент его больше всего интересовал радист. После недолгих размышлений он пришел к выводу, что лучше найти какого-нибудь надежного чешского полицейского, под каким-нибудь благовидным предлогом послать его в деревню и попробовать выяснить, не появился ли там за последние дни кто-нибудь посторонний. А потом у этого постороннего можно будет и проверить документы, а, если потребуется, то придравшись к какой-нибудь печати, временно задержать.
От этих размышлений его оторвал появившийся в кабинете Франк.
- Прогресс есть? - мрачно спросил он.
- Какой-то прогресс есть всегда, - уклончиво ответил Абендшен, - но вас-то интересует окончательный результат.
- Не только меня, - проворчал Франк. - Только что позвонили из больницы - Гейдрих умер. Учтите, что когда я обещал фюреру закончить расследование к 18 июня, он был еще жив. Теперь фюрер может потребовать ужесточения сроков.
- Я делаю все возможное, - заверил Абендшен, - но мне нужны исполнители, а не те, кто им помогал. Если мы поспешим, то вполне возможно, что мы и ограничимся только помощниками.
- Возможно, придется пойти на это, - заметил Франк. - Лучше синица в руках, чем журавль в небе. Ну ладно, работайте. Я зашел просто предупредить вас.
Прага, 6 июня 1942 года
Пани Моравцова никакого отношения к чехословацкой разведке не имела. А вот к армии отношение имела: ее старший сын Адольф служил до Мюнхена поручиком в артиллерии. Когда произошла оккупация Чехословакии, он сумел выехать за границу. И пани Моравцова очень долго не имела о нем никаких вестей. Однажды она встретилась с цыганкой, которая взялась ей погадать. Пани Моравцова сразу же задала ей больной вопрос: где мой сын и что с ним? Цыганка разложила карты, долго причмокивала, потом сказала: "Вижу я твоего мальчика. Он в комбинезоне и весь перепачкан маслом. Где-то за границей. Наверное, служит в авиации". Хотя пани Моравцова особого значения ее словам и не придала, однако и не забыла их, а время от времени с надеждой их вспоминала. Первая весточка от сына пришла в начале 1941 года. Его письмо кто-то уже в Чехословакии заботливо положил в местный конверт, написал адрес и бросил в почтовый ящик. Из этого письма пани Моравцова узнала, что ее сын действительно находится в Англии и служит в авиации оружейником. С тех пор она верила всем цыганкам без разбора и ненавидела немцев.
Второе письмо от сына ей принесли молодые парни, которые сказали ей, что служат с ним вместе, а сейчас заброшены сюда для выполнения особого задания. Ребята не раз ночевали у пани Моравцовой, а та заботилась о них, как о собственных детях. За это время ребята подружились и с ее младшим сыном Атей. Тот неоднократно рвался помогать им, по они разве чго иногда давали ему какие-нибудь мелкие поручения. Атя возмущался, но один из парней, которого звали Ян, всегда улыбаясь говорил Ате, что в разведке никогда не знаешь, какое задание важное, а какое - нет.
Числа двадцать шестого мая ребята зашли к ней и предупредили, чтобы она вместе с сыном на недельку-другую съездила бы куда-нибудь навестить родственников, лучше найти каких-нибудь родственников в деревне. "В городе в ближайшее время будет беспокойно, - сказал тот, которого звали Йозеф. - Так будет лучше и для вас и для Ати". Пани Моравцова вняла этому совету только наполовину: она отправила в деревню Атю, а сама решила, что ей ничего не может грозить. В ночь после убийства Гейдриха ее квартиру проверяли, но ничего подозрительного не обнаружили, и пани Моравцова совсем воспрянула духом, поэтому когда она узнала, что жившие у нее ребята и еще несколько человек, также прибывшие из Англии, прячутся в церкви и им нужны продукты и теплая одежда, она сразу же с великим энтузиазмом взялась за дело. Узнала она об этом от учителя Зленки, с которым ее познакомили ребята, собственно говоря, он сам обратился к ней за помощью в этом вопросе, дал адреса, куда можно было обратиться за помощью.
Теперь пани Моравцова ходила по разным знакомым и незнакомым людям, брала у них продукты, одежду, одеяла, спирт и все это носила в церковь. Сначала она с подозрением отнеслась к требованию спирта, но потом ей объяснили, что ребята живут в подвале, там холодно и они периодически греют себе чай или кофе на спиртовке. От священника она узнала, что Ян болен, у него высокая температура и нужны какие-то лекарства. Это ее очень обеспокоило: она хотела узнать, какие лекарства нужны, но настоятель церкви сказал, что насчет лекарств они уже договорились с одним доктором.
Постепенно она познакомилась со многими из тех, с кем так или иначе были связаны парашютисты. Теперь женщины обсуждали, что бы повкуснее приготовить да так, чтобы ребята могли это как-то разогреть в походных условиях. Готовили по очереди. Иногда вместо пани Моравцовой еду относил кто-нибудь другой.
Сегодня пани Моравцова достала для ребят несколько пар шерстяных носков и хорошее стеганое одеяло. Завернув все это в пакет, она направилась в церковь. Всю дорогу ее не оставляло чувство, что за ней кто-то следует, но как она ни пыталась определить, кто же это, ей это так и не удалось. Вечером, при встрече с паном учителем, с которым она договорилась время от времени встречаться для того, чтобы передать весточки ребятам или наоборот что-то от ребят передать учителю, она обмолвилась об этом ощущении. Пана учителя это очень взволновало. Он строго-настрого велел ей ходить в церковь реже и установить очередь так, чтобы каждая женщина показывалась в церкви не более двух раз в неделю. Пани Моравцова, конечно же, сказала, что постарается сделать все возможное, но такого количества женщин у них не наберется.
В лучшем случае, каждая женщина может появляться в церкви через два дня.
Они договорились с паном учителем, что когда она пойдет в церковь в следующий раз, то он незаметно будет следовать за ней и проверит, не следит ли кто за ней.
Через день пан учитель прошел за ней до самой церкви, но никакого хвоста так и не обнаружил.
Прага, 7 июня 1942 года
Индра встретил настоятеля церкви Кирилла и Мефодия Петршика во дворе.
- Мне необходимо встретиться с ребятами, - поздоровавшись, сказал Индра.
- Вообще-то меня не предупреждали, что кто-то будет их навещать, - с сомнением заметил настоятель.
- Я знаю, сам оговаривал это условие, но у меня для них важные новости, - ответил Индра.
Настоятель задумался, но потом кивнул и повел Индру через черный ход в помещение церкви. Когда они оказались в церкви, настоятель подвел Индру к одной из стен и сказал:
- Повернитесь лицом к стене и ждите. Я схожу за ребятами.
Прошло около пяти минут. Наконец, Индра снова услышал за своей спиной голос настоятеля:
- Пройдите в алтарь. Там вас ждет Опалка.
Индра прошел в алтарь и сразу же увидел стоящего там Опалку. На нем был толстый теплый свитер, очевидно там, где сидели парашютисты, было довольно холодно.
- Почему ты один? - удивился Индра.
- Никто больше не захотел сюда подниматься, - пожал плечами Опалка, - всех мучает совесть. Настроение у всех очень подавленное.
- И по какой причине их так мучает совесть? - поинтересовался Индра.
- Нам приносят сюда газеты, - очень грустно усмехнулся Опалка, - В каждой газете сообщения о новых арестах. Арестованы даже члены ЦК КПЧ. А мы отсиживаемся тут.
- Как будто вы бы кого-то защитили, - недовольно хмыкнул Индра. - Лондон был предупрежден о последствиях, но решил, что шкурка выделки стоит. Вашей вины здесь нет. А как Габчик и Кубиш?
- Они хотели пойти к министру Эмануилу Моравцу, признаться, что это они совершили покушение, а потом убить его, - ответил Опалка. - Насилу удержал.
- Бред какой-то, - покачал головой Индра. - Аресты скоро пойдут на спад. Сейчас мы подготавливаем все, чтобы вывести вас в леса. Лондон обещает в ближайшее время прислать за Кубишем и Габчиком самолет. Подумайте над тем, кому еще стоит вернуться.
- Я скажу им об этом, кивнул Опалка, - но идея не нова. Никто не верит, что Лондон способен на такое. А вот с лесом было бы хорошо. Вывести нас в лес, сделать новые документы, а там, смотришь, можно будет вернутся и в Прагу. Бездействие очень угнетает, тем более, когда за твои действия расплачиваются другие.
- Насчет самолета все-таки подумайте, - настаивал Индра, - Лондон имеет опыт подобных операций в Западной Европе. А с лесом мы и сами торопимся - прятать вас здесь слишком затруднительно, слишком много народу приходится задействовать. Да еще в такое время, когда Прага как на осадном положении. А ребятам передайте, чтобы так не переживали: намечая эту акцию, Лондон на что-то рассчитывал. Мы не знаем, что они этим хотели достичь, поэтому не можем судить о ценности этой акции.
Опалка кивнул, но ничего не ответил.
Колин, 7 июня 1942 года
Карел Чурда проснулся, когда солнце было уже почти в зените. Впервые за последнюю неделю он по-настоящему хорошо выспался. Дорога до Колина заняла у него почти три дня. Сначала он хотел пойти в Пардубице к Бартошу, но потом передумал. С Бартошем у него уже было несколько стычек, и у него не было никакого желания встречаться с ним снова. Первая стычка произошла из-за того, что Чурда появился в Пардубицах почти через месяц после того, как его забросили. То, что группа была выброшена совершенно в другом районе и то, что явки, которые Чурде дали в Лондоне оказались проваленными, Бартош во внимание принимать не хотел. Неделю он устраивал какие-то, как считал Карел, идиотские проверки. Потом выложил перед ним несколько написанных от руки листков бумаги, на которых оказались составленные им же правила поведения парашютистов и заставил его под ними расписаться. И вообще, он сразу же дал понять, что он здесь старший по званию и все должны стоять перед ним по стойке "смирно" и заглядывать в рот. Самое противное было то, что командир группы "Аут дистанс", в которую и входил Чурда, Опалка, вполне с этим смирился. Вот Габчик и Кубиш на это не пошли. Они объяснили Бартошу, что у них свое задание и выполнять они его будут без руководства Бартоша. Короче говоря, Чурда решил какое-то время отсидеться у своих родственников в Колине, тем более, что и добираться туда было поближе.
Вчера поздно вечером он добрался до тетки, та его с дороги накормила и уложила спать. Карел с наслаждением потянулся и подумал, что минимум неделю отдыха он честно заслужил.
Карел оделся и вышел на кухню, здесь его ожидал сюрприз. Тетки на кухне не было, зато сидел его двоюродный брат Ян. Они не виделись с 1938 года, хотя когда-то были большими друзьями.
Ян был на три года старше Карела и в детстве был для него во всем примером. Когда они подросли и разница в возрасте стала не столь явной, отношения у них стали дружескими, но верховенство Яна все равно не оспаривалось. Сейчас на Яне была немецкая форма.
- Проснулся, диверсант, - усмехнулся Ян.
- Почему диверсант? - обиделся Карел.
- А кто же ты еще? - все с той же улыбкой пожал плечами Ян. - Насколько я помню, ты после Мюнхена бежал за границу, как, впрочем, многие другие военные. Бежали вы тогда все в Польшу или Францию. Но если бы ты тактам и остался, то появился бы еще года два назад. Значит, ты бежал дальше, в Англию. А из Англии сюда приезжают только диверсанты.
- Чувствуется немецкое воспитание, - попробовал съязвить Карел.
- Причем тут немецкое воспитание, - пожал плечами Ян, - Это любому здравомыслящему человеку понятно.
- Ну и беги, докладывай в гестапо, - предложил Карел.
- Не побегу, - покачал головой Ян, - Зачем? Ты от них не уйдешь. Это ведь точно так же, как не бывает счастливых воров: они обязательно когда-нибудь попадаются.
- Так уж и обязательно?
- Обязательно, - как-то грустно кивнул Ян, - Ну ладно, давай пить кофе. Я только что приехал и после казарменного домашний медом кажется.
Ближе к вечеру Ян предложил Карелу пойти на речку половить рыбу. Карел с удовольствием согласился: он уже года четыре не сидел на берегу с удочкой. Ян так и пошел в форме, это оказалось очень кстати: полицейские и патрули козыряли ему и проходили мимо. У Карела в голове не переставал крутиться утренний разговор и, в конце концов, он не выдержал:
- Тебе не противно носить эту форму? - спросил он.
- А она не многим отличается от той, что ты носил в Лондоне, - пожал плечами Ян.
- В Лондоне я носил форму чехословацкой Освободительной армии, - не без гордости заявил Карел.
- Это понятно, - кивну Ян, - непонятно только, что, от кого и для кого она будет освобождать.
- Чехословакию от оккупантов, - недоуменно ответил Карел, - Она восстановит правление всенародно избранного президента страны.
- Да, когда-то Бенеш действительно был всенародно избранным президентом, - согласился Ян, - но устрой теперь выборы, и он не наберет и десятой части голосов. Он предал страну, и это ему не простится. А предал он ее, кстати, вместе с теми, кому сейчас служит.
- Тогда он не хотел большого кровопролития, - напомнил Карел.
- А теперь, сидя на кровавых английских бифштексах, он вошел во вкус крови? - усмехнулся Ян. - Тогда наша армия была не меньше немецкой. Вооружение было не хуже немецкого. Наши заводы и сейчас гонят оружие для немцев. Ты был тогда военным, и тебе не надо все это объяснять. Нам бы помогли Советы: тогда они прямо заявляли, что выполнят свои союзнические обязательства. Было бы кровопролитие? Да! Но после этого не было бы еще большего кровопролития под Москвой и нынешнего на Украине. А твой Бенеш призывает к сопротивлению народ, который не вооружен и не обучен, а значит, понесет громадные потери. Это тебе о кровопролитии. А теперь подумай о том, что будет, если Англия все же выиграет войну. На континент она спустит свои войска, прикрытые живым щитом. Да, да, чешские и польские дурачки, вроде тебя, будут идти первыми. А потом Англия потребует компенсации за то, что она нас освободила. И тогда Чехословакия снова будет под протекторатом или патронажем, или наставничеством, политики умеют придумывать названия. То есть сменится только хозяин и больше ничего.
- Но это, как ты говоришь, хозяин, по крайней мере, не будет нацистом, - поднял указательный палец Карел.
- А это тоже еще большой вопрос, - покачал головой Ян. - Тебя англичане встретили как братья? Они ведь там смотрят на вас даже не как на непрошеных приживальцев, нет, они чувствуют себя сильными, умными и имеющими право решать вашу судьбу. Скажи мне, что они не смотрели на вас сверху вниз глазами, полными высокомерия, и я скажу, что ты лжешь. Посмотри на Ирландию и тебе все станет ясно.
Карел вспомнил, сколько раз ему приходилось сталкиваться с высокомерием англичан, и подумал, что Ян не так уж и далек от истины.
- Но самое главное в том, что Англии эту войну не выиграть, - продолжал Ян. - Ты можешь отнести это опять к геббельсовской пропаганде, но это не меняет сути дела. Ее войска бегут от танков Роммеля в Африке, а в Европе она только и способна, что наносить время от время бомбовые удары по мирным городам. Как я подозреваю, ей уже не хватает средств на войну. Так что думай сам, к какому берегу тебе прибиться.
- Ты хочешь сказать, что Чехословакия никогда не будет независимой? - иронйчно спросил Карел.
- Конечно, - пожал плечами Ян. - Нет маленьких независимых государств. Они все входят в какую-нибудь империю. Даже те двадцать лет, когда Чехословакия считалась независимой, она постоянно смотрела то на Францию, то на Англию. И слушалась их с первого слова.
- Ты хочешь сказать, что Чехословакии просто сейчас надо сделать правильный выбор империи? - продолжал иронизировать Карел.