* * *
- Фаррел!
- Да, сэр.
- Наши координаты, - запросил Хокс навигатора.
- Не могу поймать второй луч…
- Черт побери, Гарри, мне нужны координаты!
- Сэр, я не вижу второго луча…
- Гарри, мы не на джипе, и я не могу притормозить. Ищи этот проклятый луч, пока мы не опустились в облака…
- Командир! - Это был голос Аркетта. - Впередиидущие снижаются. В облаках просвет. Кажется, я вижу свечение.
- Я тоже вижу, - несколько секунд спустя ответил Хокс. - Ваше счастье, Фаррел. Снижаемся.
- Сэр, я его нашел. Еще несколько секунд…
- Поздно.
Алекс тоже увидел край облаков и сияние внизу. Он не мог знать всех тонкостей операции, тем более что в некоторые ее детали посвящались лишь непосредственные исполнители, но сияние внизу означало только одно: осветители выполнили свою работу.
Несколькими минутами ранее эскадрилья осветителей, сориентированная на шестикилометровой высоте лучами системы "Лоран", один из которых пульсировал с британских островов, а другой из Северной Франции, резко устремилась вниз, прощупывая поверхность земли бортовыми локаторами. По характерной S-образной излучине Эльбы они подкорректировали курс и. через несколько секунд засекли очертания большого города, высвеченные на зеленых экранах панорамных прицелов светлым пятном. Идентифицировав цель, "Ланкастеры" стали подвешивать над нею магниевые осветительные бомбы на парашютах, которые медленно, с легким потрескиванием опускались вниз, разливая красное сияние и удивляя спешащих в укрытия жителей. Если берлинцев, переживших около трехсот воздушных налетов, это зрелище уже вряд ли могло удивить, то жители саксонской столицы видели все впервые. А поскольку небо над Дрезденом в эти минуты и вправду очистилось от облаков, ночные "санта-клаусы" оставили горожан без самой эффектной части своего светового представления. Восемь самолетов "слепого" маркирования получили отбой и легли на обратный курс, унося с собой настоящее чудо пиротехники - осветительные бомбы "Вангануи". Брошенные на парашютах в облака, они помимо красного света каждые пять секунд вспыхивали ярко-зелеными зонтичными фейерверками, разбрасывая вокруг сотни ракет.
К этому времени над городом появились новые действующие лица: головной бомбардировщик с главным штурманом наведения, его ведомый и три самолета спецсвязи с мощными радиоретрансляторами на борту. С их помощью главный штурман поддерживал связь с базой на острове и руководил действиями остальных самолетов группировки. Несколько выше расположились самолеты из эскадрильи радиопротиводействия. В их задачу входило глушение частот немецкой ПВО, что привело к обрыву радиосвязи между дрезденским аэродромом в Клоцше и штабом 1-й дивизии истребительной авиации в Деберице, а значит, и с Берлином. Кроме этого ими была подавлена немецкая система распознавания радиокодов, и немецкие зенитчики лишились возможности отличать свои самолеты от чужих.
Теперь настала очередь главных асов королевских ВВС. Восемь скоростных "Москито", стартовавших с аэродрома в Конингсби спустя два с лишним часа после взлета основной группировки, достигли Дрездена по кратчайшей прямой на десять минут раньше передового звена "следопытов". Каждый из них нес одну 113-килограммовую маркировочную бомбу указателя цели, прозванную "огненным пятном". Взрываясь на высоте около 500 метров, она в течение двадцати минут давала десятки ярко горящих фрагментов. Сегодня их цвет был красным. Кроме этого на борту "Москито" находились ракеты белого цвета для отмены неверной маркировки и зеленого для нейтрализации огней ложных целей, созданных немцами. Сориентировавшись по навигационным лучам, патфиндеры начали поочередно пикировать на уже освещенный Дрезден, заходя с северо-запада. Но их интересовал не сам город, а лишь один из трех его открытых стадионов недалеко от реки и железнодорожного моста. Это была отправная точка атаки - цель зеро.
- Главный штурман наведения лидеру маркировщиков: видите ли вы цель?…
Режим радиомолчания был нарушен, значит, атака началась.
- Внимание, парни. Через десять минут будем на месте. Наши огни красные. Всем искать красные огни. - Командир Хокс говорил неспешно и негромко, стремясь унять нервную дрожь экипажа.
Не обращая внимания на резкую боль в ушах, Алекс прильнул к стеклу своей турели "Мартин". Как завороженный, он смотрел на приближающееся сияние. Чуда не произошло. Спасительное облачное покрывало разорвалось над его городом. Сейчас он увидит извилистую ленту не очень полноводной в этих местах Эльбы, ее мосты, каменный купол церкви Богородицы… и все будет кончено.
Из переговоров штурмана наведения с маркировщиками Алекс понял, что те справились со своей задачей на "отлично". "Москито" получили разрешение на отход. К сотням красных огней, рассыпанных на стадионе Дрезден-Фридрихштадт и вокруг него, цепью устремились шестьдесят четыре "следопыта" из 98-й эскадрильи. С них, словно горох, посыпались вниз светящиеся пиропатроны, по сносу которых бомбардиры оценивали боковой ветер вблизи цели. "Гном" шел в числе последних, и Алекс видел, как над ночным городом одна за одной появляются гирлянды ослепительно-белых огней. Они веером расходились от красных огней стадиона, размечая сектора бомбометания. Уже через несколько минут весь Старый город был накрыт светящейся сетью.
"Почему они не обороняются? - лихорадочно спрашивал себя Шеллен. - Почему не стреляют их хваленые зенитки? Где истребители?"
Он спиной чувствовал, как позади идут полторы сотни бомбовозов, в которых полторы сотни бомбометателей уже прильнули к своим прицелам. Теперь город перед ними был как на ладони, и, судя по всему, город был беззащитен. Только лучи прожекторов раскачивались из стороны в сторону, словно пытаясь отогнать стаю налетевших ворон.
- Штурман наведения "тарелкосушилкам"! Приготовиться бомбить в соответствии с планом строго по огням указателей целей. Наземное огневое противодействие слабое. Отмечен взлет истребителей в семи милях к северу от центра цели. Удачи!
"Гном", за несколько последних минут снизившийся на пять тысяч метров, несся уже над самой землей, пропуская под собой красные огни, разбросанные маркировщиками. Алекс снял маску. Справа внизу стали отчетливо видны хитросплетения железнодорожных путей сортировочной станции Фридрихштадта с маленькими вагонами и дымящим паровозом. Хорошо различались станционные строения и даже фигурки людей. Потом Алекс увидел летящие снизу яркие оранжевые шарики. Он собрался уже мысленно произнести фразу: "Наконец-то! Хоть кто-то стреляет", - но не успел. Самолет сильно тряхнуло, после чего последовал удар по корпусу. Смотревшего в этот момент в сторону правого крыла Алекса ослепила яркая вспышка. На месте правого ближнего мотора возник огненный болид, жаром которого пахнуло в лицо даже сквозь стекло колпака. При этом Алекс отчетливо увидел, что винт "тройки" исчез. Корпус "Ланкастера" скрежетал и вибрировал, словно по нему продолжали бить осколки или шрапнель. По интеркому кто-то громко закричал, но это не был голос командира. Алекс почувствовал резкий запах гари, сорвал с головы шлемофон и бросился вниз.
Со стороны пилотской кабины в лицо ударили порывы холодного ветра, смешанного с дымом. Пробираясь вперед, Шеллен догадался, что их бомболюк открыт, а по характерному скрежету понял - включен конвейер бомбосброса. Цепляясь чехлом парашюта за хомуты кабельной трассы, на которую его швырял крен самолета, он бегом бросился к носовой части.
То, что Алекс увидел там, повергло его в ужас: кабина ходила ходуном из стороны в сторону, словно была связана с фюзеляжем шарнирами. Посреди нее, как раз на линии кресел пилотов, в виде гигантской буквы "Y" торчал покачивающийся пропеллер. Это был винт их "тройки", того самого правого ближнего "Мерлина", в который попал снаряд. Сорвавшись с вала, он в бешеном вращении ударил по корпусу самолета, пробил его, искромсав все, что оказалось на пути, и застрял, словно крест, приготовленный для распятия. На одной из верхних лопастей висела куртка Хокса. Алекс узнал ее по белому меховому воротнику. Из рукава свисала рука с командирским хронометром, по кисти которой сочилась черная жидкость. Ближе к ступице на лямках болтался разорванный чехол с вывалившимся парашютом. Лампы на панели приборов не горели, кабина освещалась только наружным светом от вспышек ракет и зарева первых пожаров. За правым креслом Алекс успел рассмотреть бесформенные останки одного или двух тел, засыпанных разбитыми стеклами и обломками конструкции. Почти отрубленная лопастями носовая часть самолета скрежетала и раскачивалась, поддерживаемая, вероятно, лишь напором встречного воздуха.
"Лонгмор и Фаррел могли не пострадать, - подумал Алекс. - Их места ниже и дальше".
Он собирался уже закричать, но в этот момент нос самолета вместе с пропеллером стал медленно уходить вперед и вниз, разрывая связывавшие его с остальной частью самолета нервюры и кабели. Следом, словно жилы разрываемой плоти, потянулись провода и шланги. Шеллен отшатнулся назад, ухватившись за какую-то скобу. В следующее мгновение ураганный ветер сбил его с ног, пытаясь зашвырнуть в чрево обезглавленного бомбардировщика. Три оставшихся мотора заглохли, но механизмы конвейера бомбосброса продолжали работать, и "Ланкастер", ежесекундно освобождаемый от сотен килограммов бомб, каким-то чудом еще держал высоту.
- Йонас! - закричал Алекс в наполненный ревущим вихрем коридор. - Йонас! Ты жив? Прыгай!
Вряд ли кто-то мог услышать этот крик. Шеллен понимал это. Он подтянулся к краю и посмотрел вниз. В его мозгу навсегда запечатлелся зрительный образ удаляющейся носовой части и проносящиеся темные кварталы Нойштадта. Белые огни разметки и разгоравшиеся ниже пожары остались позади. Машинально проверив крепление ремней ирвинговской системы и нащупав кольцо парашюта, Алекс подтянулся еще и перевалился через край. Над ним пронеслись раскрытые створки бомболюка.
* * *
Однажды Эйтель загорелся идеей построить собственный телескоп. Не то чтобы он увлекся астрономией и хотел обзавестись инструментом для наблюдения за звездами. Просто как-то ему попалась на глаза книга о том, как самому изготовить настоящий мощный рефлектор с параболическим или даже гиперболическим зеркалом. Эйтель пару дней листал эту книжку, после чего посвятил в свои планы брата:
- Понимаешь, тут нет ничего заумного и сложного. Надо только начать, а для начала кое-что раздобыть.
Самое важное, что нужно было "раздобыть", - это заготовка для главного зеркала. В качестве нее автором пособия рекомендовалось использовать иллюминатор самолета или парохода.
- Только он должен быть круглым, иначе две недели убьем на обточку углов.
- Но ведь зеркало должно блестеть, - недоумевал Алекс.
- Разумеется. Мы нанесем на него серебряную амальгаму.
- А где мы возьмем серебро?
- Откусим маленький кусочек от старой серебряной ложки. Там нужно-то всего пару граммов. Еще потребуется азотная кислота, а Таблетка поможет достать кое-какие реактивы.
Вдоль всей набережной от моста Августа до самого Альберта и еще дальше тянулись многочисленные причалы для прогулочных пароходов и судов дальнего следования. На пришвартованных к этим причалам пароходах было много больших и малых круглых иллюминаторов, но Эйтель понимал, что для него они недосягаемы. А вот старый ржавый буксир, из тех, что таскали баржи по Эльбе, вполне подходил для этой цели. На правом берегу в затоне за мостом Альберта он присмотрел один такой.
- Этой посудине не меньше ста лет, - говорил он брату. - Она вот-вот утонет, и, если перед этим мы стащим с нее один-единственный иллюминатор, никто и не заметит.
- А сторож? - боязливо спросил Алекс.
- Сторож сидит в будке на берегу. Он старше этого буксира еще лет на пятьдесят и ничего не видит и не слышит. Правда, у него там здоровенная собака.
- Тоже старая?
- Не знаю, но мы отвлечем ее. У меня есть план.
План состоял в поимке бездомного кота, которого затем, пробравшись на стоявшую поблизости баржу, братья вытащили из мешка и бросили в пустой гулкий трюм. Через некоторое время из ржавой утробы баржи потянуло заунывным кошачьим воем.
- Порядок, - прошептал Эйтель. - Теперь за мной!
Они пробрались на старый буксир, все двери и люки на котором, если и были закрыты, то не более чем на проволочку. Наверху, правда, ничего интересного для них не оказалось - стекла в самой рубке были большими, тонкими и прямоугольными, но, спустившись вниз, они нашли то, что искали, - круглый иллюминатор диаметром около двадцати сантиметров, вставленный в дверь, ведущую в какое-то небольшое помещение. Алекс осветил его фонариком, а Эйтель достал стамеску, молоток и отвертку и только приготовился приступить к "резекции", как они оба услыхали глухое рычание. Братья мгновенно обернулись и замерли в испуге. На ступени узкого трапа, по которому они сами только что спустились вниз, упали колышащиеся пятна желтого света, сопровождаемые шорохом тяжелых приближающихся шагов.
Как и следовало ожидать, это был сторож с большим старинным масляным фонарем в одной руке и тростью в другой. Его сопровождала большая собака, которая, впрочем, вела себя достаточно спокойно, только утробно рычала.
- Ага, - произнес сторож, поднимая фонарь повыше, - этих разбойников, Луиза, мы заприметили с тобой еще три дня назад.
У братьев сразу отлегло от сердца - вид старого сторожа, его добродушный голос и переставшая рычать Луиза внушали надежду на то, что им будет дарована жизнь, а возможно, и свобода.
- Дедушка, - первым из братьев обрел дар речи Эйтель, - говорят, что этот буксир завтра отправляют на Шпигель-Верке, и мы хотели взять с него одно только стеклышко. Вот это. - Он показал на дверь за своей спиной. - Одно-единственное.
Тростью с резиновым набалдашником дед отодвинул Эйтеля и Алекса в разные стороны и осмотрел дверь.
- "Гром", конечно, старый буксир, разбойники, но я что-то не слыхал, чтобы его завтра куда-то отправляли. А зачем вам иллюминатор?
- Понимаете, в чем дело, герр сторож, - чувствуя, что со стариком можно договориться, совсем оживился Эйтель, - мы с моим братом строим большой телескоп, чтобы изучать звезды. Если бы нам удалось достать иллюминатор размером в тридцать сантиметров, мы смогли бы построить такой же телескоп, как у Энгельгардта, только у него это рефрактор, а мы хотим сделать рефлектор системы Ньютона, то есть не с линзой, а с вогнутым зеркалом…
Старик внимательно выслушал объяснение подростка, молча повернулся и сделал знак следовать за ним. Они выбрались наверх, сошли по сходням на берег и направились вдоль причала. В этот момент братья, конечно, могли бы дать деру, но опасались собаки.
- Не бойтесь, в полицию я вас не сдам, - сказал, не оборачиваясь, шедший впереди старик. - Сейчас отправляйтесь домой, а завтра приходите сюда, - он указал тростью на пристройку к большому пакгаузу, где и располагалась его сторожка. - Будет вам иллюминатор на десять дюймов. На двенадцать у меня нет, а на десять и на восемь имеются.
- Вы не шутите, герр сторож? - От радости Эйтель едва не запрыгал, как маленький шкет. - Нам как раз два и нужно: маленький пойдет на шлифовальник, а второй - на само зеркало. А то, что он меньше, так это даже лучше, потому что большие гораздо дольше шлифовать - почти полгода, а с десятидюймовым я справлюсь месяца за три.
На следующий день, стащив из дома чай и печенье, братья пришли в гости к сторожу. Оказалось, что он служил когда-то старшим матросом на "Эльбинге" - легком крейсере Кайзермарине, участвовавшем в битве при Скагерраке и едва оставшемся на плаву после боя.
- После победного сражения при мысе Скагеррак, - уточнял Венцеслав Фриш. - Жаль, вы не видели Берлин в те июньские дни, - с какой-то горечью рассказывал он, усадив мальчишек в тесном помещении своей конторы на потрепанный в морских походах рундук. - Весь город был украшен флагами, играла музыка, а школьников на день освободили от занятий, чтобы они со всей нацией могли встретить эту победу. В реляциях адмирала Шеера ни слова не говорилось о расстрелянных "Эльбинге", "Лютцове" или "Ростоке", зато там перечислялось много британских кораблей, которые мы общими усилиями отправили на дно и которые потом чудесным образом снова оказались в строю Грандфлита.
Мальчишки с интересом разглядывали на стенах комнатки, более походившей на маленький музей, фотографии кораблей, портреты матросов и всевозможные предметы, среди которых были секстант, судовая лампа и измятая осколком боцманская дудка на цепочке.
- 5 июня мой старший брат Готвард видел нашего кайзера в Вильгельмсхафене, - рассказывал старый матрос, раскурив свою трубку, - император поднялся на борт флагмана "Фридрих дер Гроссе" и долго обнимал адмирала Шеера, а потом, пустив слезу, сказал, обращаясь к команде, что "Рок Трафальгара отныне больше не существует и что Северное море теперь снова немецкое".
- А при чем тут Трафальгар, дядя Венцеслав? - спросил Алекс. - Мы же не французы.
- Наш император в те дни пребывал в особенном расстройстве, - доверительно пояснял Фриш, - он путал все на свете. Одни вещи он путал сознательно, другие его заставили спутать его адмиралы. Самое интересное, юнги, что после столь блестящей победы наш флот "открытого моря" в море больше не совался.
В тот день Эйтель стал обладателем двух великолепных иллюминаторов диаметром 254 и 202 мм толщиной в полтора дюйма - как раз то, что надо! Внешне они выглядели не очень - мутные, иссеченные мелкими царапинами, со сколами по краям, но для конечного результата все это не имело никакого значения. В благодарность Эйтель подарил старому моряку одну из своих лучших моделей самолетов, которую тот повесил на стену рядом с ручкой машинного телеграфа эсминца V-155, тоже участвовавшего в том крупнейшем в истории морских войн сражении при мысе Скагеррак.
- Как будет готов ваш телескоп, позовете старого моряка, - сказал довольный Фриш. - Я ведь, ребята, видел на небе Южного полушария не только Южный Крест, но еще Насос, Компас, Паруса, Циркуль, Телескоп и много других полезных в мореплавании предметов.
Но, увы. Спустя две недели братья узнали, что бывший старший матрос Венцеслав Фриш умер. Хоронили его всем дрезденским затоном. Шеллены и представить не могли, что у неприметного сторожа столько знакомых и что в далеком от моря Дрездене живет столько моряков. Несмотря на жаркий день, они шли за гробом в шерстяных, доверху застегнутых черно-синих бушлатах, неся свои старые бескозырки с названиями давно не существующих кораблей в опущенной правой руке. Один из них вел на поводке скулящую Луизу - собаку Фриша.