3
Зинаида работала в технической библиотеке. Варвара Семеновна позвонила ей после обеда и попросила приехать, помочь отвезти продукты на дачу.
Ничего не зная, Зинаида приехала и, поднимаясь по лестнице, столкнулась с Татьяной и Вадиком, которые пошли погулять.
Зинаида видела, что они вышли из их квартиры, и поэтому, пропуская мимо себя, внимательно посмотрела на Татьяну, особенно на ее крепдешиновое платье и хотя не новые, но модные резные туфли из белой кожи.
"Уж не подселили ли к нам эвакуированных?" - подумала она и, подождав, пока незнакомка с мальчиком вышли из подъезда, негромко позвонила. Ей открыла мать, поднеся палец к губам, поманила в кухню, плотно притворила дверь и шепотом рассказала все.
- Не она ли с мальчиком встретилась мне на лестнице? - спросила Зинаида.
- Она, она! Только сейчас вышли.
- Симпатичная… и одета по моде. Егорша, наверное, на седьмом небе.
- Да ты, видать, ничего не поняла, Зинуха. Егорша-то ишо на фронте, а ее прислал к нам. Я их поместила пока в твоей комнате.
- Ну, так что же… Не на улице же им жить.
- Это так, Зинушка. Ведь не чужие… Да как отцу-то скажешь? Женился без благословения и даже не оповестил… Ведь обидел отца-то…
- Да когда ему было оповещать? Сама говоришь, что в первый день войны расписались.
- Верно, верно, Зинушка, а все ж отцу-то обидно. Как я буду с ним говорить?
- А ты и не говори, я сама познакомлю.
- Неужто и тещу повезем?
- А чего? Раз рубить - так надо разом. Бах! - и делу конец!
- Больно ты шустра, Зинаида… А вот как шуганет их отец - тогда что?
- Я все на себя беру. Знакомь меня с ними, и сразу поедем!
- Ну, коли так, я сбегаю покличу. Они должны быть во дворе…
Татьяна, войдя в столовую, остановилась перед смуглой Зинаидой в некоторой растерянности и смущении.
- Что, не похожа на Егора? - с улыбкой спросила Зинаида.
- Вы, очевидно, двоюродная сестра?
- Самая родная! Я - клейменовская, черная, в отца, а Егор белый - в мать. Здравствуйте, дорогая невестушка. Рада с вами познакомиться.
- И я очень рада, Зина. Можно мне вас так называть?
- Что вы, конечно. Я очень рада.
Зинаида взглянула в синие ласковые глаза Татьяны и, протянув руки, бросилась к ней, как к старой подруге, заплакала.
- Зина, Зиночка! Что с вами?
- Ой не спрашивайте… У меня тоже муж на фронте. И, наверное, уже нет в живых. Был на самой границе, под Брестом.
- Сейчас никто ничего не знает, милая. Поэтому не надо убиваться раньше времени.
- Да, да, я понимаю…
- Зовите меня просто - Таня. Мы ведь не только родня, но и подруги по несчастью.
- Да, да, Таня. Спасибо. - Зинаида смахнула слезы и, увидев входившего в столовую Вадика, бросилась к нему. - Здравствуй, Вадик! О, как ты похож на маму. А я твоя тетя, тетя Зина.
- Здравствуйте, тетя Зина! - сказал Вадик без всякого смущения и протянул руку.
- Поедешь с нами на дачу? Там Федька! А у него лисенок и еж.
- Живые?
- Конечно, живые!
- Где же он взял?
- В лесу поймал. Он у нас бедовый.
- Ой, мама! - крикнул Вадик. - Я очень хочу на дачу. Поедем?
- Поедем, Ваденька. Поедем! Беги сейчас к бабушке - позови ее сюда.
Километрах в семи от Зеленогорска спряталось в лесу озеро Тихое, называемое в книгах "Голубая жемчужина". С севера его окаймляют дикие скалы, поросшие соснами, с юга - золотистые пески и лиственный лес с зарослями черемухи, малины, черной смородины.
От множества других уральских озер его отличают "тихий нрав" и почти морская, горьковато-соленая вода. В народе его еще называют "Соленым озером" или "Лесным морем". Последнее название сохранилось с незапамятных времен, когда озеро разливалось на десятки километров и действительно было похоже на море. С веками от него осталась только глубокая чаша, защищенная лесом.
В тридцатые годы, когда в Зеленогорске строили тракторный гигант, у озера были срублены дачи для иностранных специалистов. Потом вдоль пологого берега в лесу построили дачный поселок, где летом жили семьи рабочих и служащих тракторного завода…
Здесь проводила лето и семья Клейменовых.
Зинаида и мать решили гостей привезти пораньше. Хотелось, чтоб они отдохнули на свежем воздухе, покупались в озере, попили чайку в саду.
Татьяна, обрадованная радушным приемом Варвары Семеновны и Зинаиды, несколько успокоилась. Те сомнения, что мучили ее перед отъездом, рассеялись. Дорогой в автобусе она даже успела перемолвиться с матерью: "Ты боялась, мамочка, что нас родные Егора примут плохо, а видишь, какие они добрые, отзывчивые?"
Полина Андреевна, умудренная житейским опытом, взяла ее руку в свои.
- Мать у них добрая, а вот как примет отец - неизвестно. По-моему, побаивается его Варвара-то Семеновна. О чем-то долго шепталась на кухне с дочерью. В крайнем случае найдем убежище в другом месте. Скоро приедет наш завод. - Мать вздохнула: - Это я так, Танюша. Может, мне только показалось…
Приехав в дачный поселок, Зинаида и мать провели гостей на террасу, где сидела бабка за вязаньем и Ольга кормила малышей.
- К нам гости из Северограда! - весело объявила Зинаида. - Знакомьтесь! Это - Татьяна - жена Егора, а это ее мама Полина Андреевна и сынок Вадик.
- Очень приятно! - сказала Ольга, но ее серые большие глаза испуганно округлились. "Ну, теперь совсем мне будет плохо", - подумала она и, поднявшись, поздоровалась за руку со всеми.
- Это Ольга, - представила ее Зинаида, - наша невестка, жена старшего брата Максима.
- Очень рады! - сказала Татьяна, пожимая ей руку, и, взглянув на малышей, воскликнула: - Какие славные дети? Оба ваши?
- Мои! - ответила Ольга и опять села на свое место.
- А это наша бабушка - Ульяна Веденеевна, - указала Зинаида на бабку.
- Очень приятно познакомиться, - сказала Полина Андреевна, стоявшая ближе к бабке.
Бабка кивнула головой в черном платке и, не сказав ни слова, ушла.
Полина Андреевна со смущением и укором взглянула на Татьяну. "Я же тебе говорила", - прочла этот взгляд Татьяна.
Но Варвара Семеновна поспешила исправить неловкость:
- Не обращайте внимания на бабушку, она у нас с причудами. Пойдемте-ка я покажу вам вашу комнату.
Татьяна и Полина Андреевна ушли в комнаты. Видя, что Вадик остался один, Зинаида, подойдя к двери, крикнула:
- Федька! Федька, иди сюда!
А когда лохматый Федька в одних трусах и босиком влетел на террасу, указала ему на Вадика:
- Вот, Федь, познакомься Это Вадик. Он приехал из Северограда.
- Из самого Северограда? - удивленно спросил Федька, вытирая ладонь о трусы и с недоверием оглядывая голубоглазого, белокурого мальчика.
- Да, из самого! - с гордостью сказал Вадик.
- Ишь ты! - не то от радости, не то от детской зависти воскликнул Федька. - Ну, пойдем, я тебе лисенка покажу, - и, схватив Вадика за руку, потащил его во двор…
Гаврила Никонович приехал только в десятом часу. Как всегда помылся во дворе, переоделся в своей комнате и только тогда вышел на террасу, где сидели Татьяна с матерью, Ольга и были наготове Зинаида и Варвара Семеновна.
Только Гаврила Никонович вошел, к нему сразу же бросилась Зинаида.
- Папа! У нас радость - Егор объявился! Он жив-здоров и скоро должен приехать.
- Знаю, знаю, Зинуша, был дома, - добродушно взглянул отец и, погладив усы, сказал: - Ну-ка, знакомь меня с невесткой.
Все оторопело переглянулись. Татьяна же поднялась и неторопливо пошла навстречу свекру.
- Здравствуйте, Гаврила Никонович!
"Королева! Право слово, королева!" - подумал Гаврила Никонович, но почему-то нахмурился и опять, погладив усы, сказал:
- Ну, здравствуй, дочка! - и взял ее руку в свою огромную ладонь. - С приездом!
- Спасибо! - Татьяна хотела его поцеловать, но Гаврила Никонович, отвернувшись, шагнул к матери. - Стало быть, здравствуйте, сватьюшка! - сказал, пожимая руку. - Как доехали?
- Спасибо, хорошо, Гаврила Никонович.
- Вот и ладно. Будем жить вместе. У нас хоть разносолов не бывает, но чем богаты - поделимся. Рассаживайтесь, будем ужинать. Ты, дочка, - кивнул Татьяне, - садись поближе, хочу порасспросить про Егора.
Татьяна села рядом. Тотчас вбежали Федька с Вадиком.
- Что, нашел себе товарища? - спросил с усмешкой Гаврила Никонович.
- Да, пап, мы уже подружились.
- Ну, подойди к деду, сынок.
Вадик приблизился.
Гаврила Никонович потрепал еще не просохшие волосы, спросил:
- Купался?
- Да. У вас так хорошо.
- Вот и живи здесь, коли хорошо. Будешь с Федькой да с дедом на рыбалку ходить.
- Это я люблю.
- Молодец, коли так. Садись с нами ужинать…
Не увидев за столом деда с бабкой, Гаврила Никонович кивнул Зинаиде. Та быстро сбегала и, вернувшись, сказала:
- Они уже поужинали, легли спать…
- Ладно, - сказал отец. - Несите ужин.
Пока подавали еду Варвара Семеновна и Зинаида, Гаврила Никонович легонько тронул за плечо Татьяну:
- Ну, дочка, скажи, что слышно про Егора?
- Перед самым отъездом я получила от него письмо. Он на фронте с танковым полком. Послан временно с ремонтным отрядом, от завода. Должен вернуться в Североград.
- И все?
- Да, к сожалению, больше писем не получала.
- Немного же ты, однако, знаешь… А у меня в цеху сегодня были инженеры из Северограда. Они сказали, что ремонтный отряд вернулся в Москву. Там ремонтируют танки.
- И Егор в Москве?
- И Егор там. Но их будто бы уже отзывают в Североград.
- А потом? - взволнованно спросила Татьяна.
- Собираются сюда. Говорят, что начали эвакуацию. Должно, теперь уже скоро.
- Неужели? - радостно воскликнула Татьяна. - Ой, Гаврила Никонович, вы так меня обрадовали.
Она достала платок, смахнула нахлынувшие слезы.
"Должно, любит", - подумал отец, и на душе у него потеплело…
Дед Никон не пошел знакомиться с новой родней, но через Федьку, которого подзывал дважды, узнал все.
- Ну, что - выведал? - спросила бабка. - Видно, Егорша-то оженился на вдове с приплодом?
- Чай, сама видела, - сурово откликнулся дед.
- Как не видеть, видела… А только в толк не возьму - зачем ему это? Али девки на свете перевелись?
- Вот и я тоже… это самое… смекаю… Опять же, без согласья родительского… Эх, если бы моя воля - я бы с него шкуру спустил…
- Она-то, видать, баба тертая. Слышно, анжинером работала. Как бы его не заарканила да на шею не села вместе с тещей. Шуточное ли дело, по нонешним временам, когда вот-вот голодуха начнется, кормить три лишних рта? Ведь со своими-то двенадцать будет… Мало того, что Максимовых трое, ишо этот троих прислал… Боюсь, оседлает она его. Ох, оседлает…
- Егорша, небось, клейменовский. На этого хомут не наденешь. Но парень, видать, поторопился. За него бы любая девка пошла.
- Этак, этак. А что про Егорку-то бают?
- Вроде бы должен сюда приехать.
- Стало быть, жив?
- Это и радует, старуха. А коли приедет - пусть держит ответ перед Гаврилой. Нам в это дело мешаться не след…
На другой день было воскресенье, и Татьяна проснулась очень рано, прислушалась и сразу вскочила от испугавшей ее тишины.
Такая тишина, когда останавливалось движение и замирало все живое, - бывала только перед бомбежкой. Татьяна, накинув халатик, принялась трясти мать:
- Мама! Мама, скорей! Воздушная тревога! - и тут же бросилась к Вадику.
- Вадик, Вадюша, вставай! Надо идти в убежище.
Мать, спросонья не понимая в чем дело, стала торопливо одеваться. Вадик сладко потянулся, приподнялся и, закрыв глаза, опять развалился.
- Вадюша, милый, скорей. Вот-вот налетят немцы.
Вадик вдруг приподнялся и, протерев глаза, взглянул удивленно:
- Мамочка, что с тобой? Какое убежище? Мы же в Зеленогорске.
- Ах, да! - вмиг опомнилась Татьяна и, громко засмеявшись, бросилась на кровать, ощутив блаженство незыблемой тишины и покоя.
Усталость от бомбежки, недосыпание, нервное напряжение, тяжесть дороги и все другие несчастья и невзгоды вдруг словно отхлынули, растаяли. Дышалось легко, привольно. Она ощутила молодость, упругость во всех мышцах, даже румянец, выступивший на щеках. Она сладко потянулась, и первый раз за два месяца войны ей захотелось ласки. Вспомнился Егор. Его первые робкие и горячие прикосновения. Та незабываемая ночь, когда она, набросив халатик, первая пришла к нему… Татьяна сомкнула веки и сладко уснула…
Мать, услышав ее ровное, спокойное дыхание, тоже легла и тут же приглушенно захрапела…
Прошло около часу, и вдруг Татьяну снова разбудил резкий, задорный, заливистый звук. Этот звук не испугал ее, а лишь заставил прислушаться. Он напомнил что-то очень знакомое, далекое и милое ее слуху.
Она открыла глаза и минуты две-три лежала, ждала, не повторится ли этот звук снова.
И вдруг опять заливисто, зовуще, восторженно прозвучало:
- Ку-ка-ре-кууу!..
Татьяна улыбнулась, приподнялась. Было уже светло. Радостный петушиный крик утих, но тотчас послышалось звонкое многоголосие других петухов, откуда-то издалека, из-за леса.
Татьяна встала, распахнула окно. Прохладный, напоенный ароматом цветов и свежего сена воздух ворвался в комнату. Вздохнув полной грудью, Татьяна быстро оделась и с распущенными волосами вышла во двор.
Там на травке на старом одеяле играли двое малышей. Татьяна подошла, присела.
- Какие вы хорошенькие. Как вас зовут?
- Меня Павлик, а его - Митя! - сказал тот, что побольше.
- Славные! - сказала Татьяна и, побежав к себе, вернулась с маленькими шоколадками. - Вот, кушайте. Это сладко.
- Спасибо, - сказал старший и, засунув в рот шоколадку, стал сосать.
- Балуете вы их, - сказала Ольга, сидевшая за книгой у окна.
- Доброе утро, Оля! Вы так рано встаете?
Ольга удивленно взглянула на нее и захлопнула книгу:
- Что вы, уже скоро двенадцать. Наши давно позавтракали и разошлись кто куда.
- Двенадцать? Значит, мы эту первую "мирную" ночь спали как убитые.
- И как, отоспались?
- Не могу передать, как хорошо! Кажется, впервые в жизни я ощутила истинное блаженство тишины и покоя. Ведь у нас не прекращались налеты…
Ольга, тронутая добротой Татьяны к детям, как-то смягчилась.
- Я понимаю вас. Знаю, как вы настрадались, намучились… Мы вот в тылу, а и нас война измотала. Я как вспомню про Максима, так и зальюсь слезами… Ведь двое на руках, и мал мала меньше. Здесь живу, как у чужих…
- Да ведь они, кажется, славные люди.
- Характеры у них тяжелые. Все молчат. А что думают - не знаю.
- Мы получим комнату и уедем - стеснять не будем.
Это известие еще больше успокоило Ольгу.
- И уезжайте. Спокойнее будет. Ведь они, Клейменовы-то, из каторжников клейменых. И дед и бабка - волками смотрят. А тут еще Максим пропал…
- Слышала я… А есть ли от него известия?
- Только одно письмецо. И то на днях получила. Старикам пока не говорю… На курорте он был. Сама, своими руками его проводила. Пробирался к дому товарняком. Если хотите, я прочитаю вам письмо, оно здесь, в книге.
- Да, да, обязательно прочитайте.
Ольга стала листать книгу, и оттуда выпала фотография.
Татьяна подняла. Взглянула на узкое волевое лицо с орлиным взглядом из-под тонких бровей.
- Это он?
- Да, Максим.
- Совсем не похож на Егора. Но такой интересный…
- Он клейменовский. На деда похож. Но характером добрый, в мать. А вот и письмо.
Ольга развернула его и стала читать вслух:
- "Из Сочи я уехал на товарняке, в вагоне с хлопком. А в Москве была облава. Поймали и на сборный пункт, как дезертира. Теперь я в танковой части. В город не выпускают. Учат. По всему видно - скоро пошлют на фронт. Но ты, Олюша, не унывай. Не всех убивают. Я еще вернусь! Я непременно вернусь! Мне предстоит еще многое сделать. Береги детей. Целую и обнимаю. Твой Максим".
- Хорошее письмо. Мужественное. Я думаю, Оля, что он вернется. Когда начнут здесь делать танки - его обязательно отзовут. Такие люди будут очень нужны.
- Вы думаете, вызовут его? - Обязательно.
- Ой, как бы я рада была! - вздохнула Ольга, и ее неприязненное чувство к Татьяне вдруг исчезло. Напротив, она почувствовала, что в этой женщине, независимой от Клейменовых, она может найти друга. - Спасибо вам за утешение, за доброту. Я так рада, что вы приехали. Теперь будет с кем отвести душу…