3
Только ушли купаться старшие братья, в калитку, локтем открывая ее, протиснулся Федька, таща под мышкой огромную, завернутую в лопухи, перевязанную лыком, рыбину.
Следом вошел, неся ведро с рыбой и удочки, дед Никон. Напрягаясь всем телом, измученный Федька, добрел до стола, плюхнул на него рыбину и сел на траву под куст.
- А, рыбачки явились! - сказал Гаврила Никонович, вставая со скамейки. - Как улов?
- Слава богу! - глуховато ответил Никон. Он поставил на траву ведро и пошел с удочками в сарай.
Отец подошел к столу, удивленно воскликнул:
- Экого кита выловили! Как это вы управились с ним? - спросил Федьку.
- Вымучили, потом подсадчиком поддели. Мы ловкие…
- Сиди уж… ловкие… Еле домой приволоклись, - и, перевернув рыбину, снял лыко, лопухи, приподняв ее на руке, положил вдоль стола.
- Ну и линь! Загляденье!.. Эй, бабы! - крикнул в сторону кухни. - Глядите, какой вам подарок с утра пораньше!
Первой выбежала Варвара Семеновна, всплеснула руками:
- Батюшки, золотой!
За ней подошла бабка, потрогала линя кривыми пальцами:
- Жирнющий! А агромадный - не приведи бог. Я такого отродясь не видывала.
- Волоките на кухню, и чтобы к обеду был готов! - приказал отец.
- Я сам, я сам понесу! - вскочил Федька и, схватив скользкую, изогнувшуюся на руках рыбину, прижал ее к груди, потащил к кухне. За ним пошли мать и бабка.
В кухне на плите стояли чугуны, кастрюли. Пахло гарью и паром. Было жарко. Федька неуклюже положил линя на стол, перекатил подальше от края. Тотчас замяукал, учуяв запах рыбы, большой сибирский кот.
- Брысь! Тебя ишо не хватало! - сердито прикрикнула бабка, отпихнув его ногой.
- А как же, маманя, мы его чистить-то будем? - озабоченно спросила Варвара Семеновна. - У него чешуя как медная.
- А вон чугун дымится. Как забурлит - бери ковш и обдай его крутым кипятком. Тогда чешуя-то размякнет.
Заглянул дед Никон:
- Ну, что, хозяйки? Небось довольны?
- Ой, пребольшущее спасибо вам, батюшка! - бойко заговорила Варвара Семеновна. - Обед будет знатный! И кстати! Ведь у нас ноне гость.
- Кто таков?
- Разве не знаете? Егорушка приехал.
- Вот те на! Да как же? Вроде не собирался?
- Так, с оказией. Сейчас купаться пошел.
- Ладно. Повидаемся ужо. Вот вам, бабы, ишо ведро с рыбой.
- Спасибо, батюшка, спасибо! - приняла ведро Варвара Семеновна.
- А и ты тут, Федька, - взглянул Никон на внука. - Ну-ка, айда со мной, я тебе уши надеру.
- Это за что? - удивился Федька.
- А банку с червями на озере оставил…
Только Никон с Федькой ушли, бабка подошла поближе к снохе:
- Ты, Варвара, не слыхала, о чем Гаврила с Егоркой разговаривали?
- Зинка сказала, что про войну отец спрашивал.
- Вот то-то, что про войну… Я нонче глаз не сомкнула, все об этом думаючи. Ведь она, война-то, вот-вот и нагрянет, а у нас не у шубы рукав. У тебя припасено ли что на черный день?
- Какие у меня припасы, маманя, чай, семья-то - десять ртов. Только что на шубу деньги накоплены.
- До шубы ли теперь, Варвара? Вот-вот воронье налетит… И сразу, как в финскую, все лавки опустеют. Ты завтра с утра поезжай в город и потихоньку ходи по магазинам. Покупай соль, муку, крупу, сахар, мыло. Да помаленьку, чтобы в глаза не бросалось. И все это прячь. Денег ишо я прибавлю. Ведь у нас мелкоты-то сколько! Да, не дай бог, еще Зинка принесет дите. Мужикам что? Они и в ус не дуют. Нам мыкаться-то придется. Вот и надо что ни то на черный день приберегать.
- Как же, как же, маманя, не приберегать. У меня давно об этом сердце болит. Спасибо, что надоумила. Завтра же чуть свет я и в город подамся…
Только братья вернулись с купанья и, повесив полотенца и плавки на веревку, сели в холодке под сиренью, вошел председатель завкома Холодов - упитанный, рыжеватый человек с веснушчатым лицом, в белых брюках и темном пиджаке. Еще от калитки, увидев Максима, он приветливо крикнул:
- А, Максим Гаврилыч! Здорово!
Максим вскочил, пошел навстречу, удивленный приходом столь важного гостя.
- Здравствуйте, Сергей Николаич! Вам, наверное, отца?
- Угадал… Дома, что ли?
- Пройдемте на террасу, я его сейчас позову, - пригласил Максим.
Только уселись за стол, вошла Зинаида, поклонилась гостю, поставила на стол на подносе жбан с квасом и стаканы.
- Вот холодненького кваску не желаете ли, Сергей Николаич?
- Угадала, Зинаида Гавриловна. В самую точку попала. Спасибо!
- Пожалуйста! - сказала Зинаида и, увидев входившего в другую дверь отца, тотчас вышла.
- Вон, оказывается, какой гость пожаловал, - удивленно приподнял густые брови Гаврила Никонович и, протянул руку Холодову: - Опять что-нибудь стряслось в литейном?
- Нет, нет, Гаврила Никонович, я с хорошей вестью. Премию принес… Вчера в парткоме совещались и директор был… Решили послать тебя отдохнуть на Черное море. Вот путевка в лучший дом отдыха в Сочи.
"Наверное, кто-нибудь отказался, вот и решили всучить мне", - подумал Гаврила Никонович, но все же спросил:
- А когда ехать?
- Надо завтра. А еще лучше - сегодня вечером.
"Определенно кто-то отказался, потому и волынили до последнего дня. Надо как-то отбиться".
- Почему такая спешка? Я и смену передать не успею.
- Все согласовано с директором. Даны указания… Учти, что путевка бесплатная и деньги на дорогу даны, как лучшему мастеру завода.
- Спасибо за заботу, за честь, Сергей Николаич, только время-то сейчас больно тревожное.
- Кто сказал, что тревожное? Ты, Никонович, видно, газет не читаешь. Все у нас хорошо, благополучно. На днях главный инженер и главный технолог едут на море.
- Право, не знаю, что и сказать, - задумался старый мастер. - Уж больно неожиданно все это…
- Поезжай, отец, - вступился Максим, - ведь ты никогда не был на море.
- Это верно, что не был… Охота бы поглядеть, да как-то не ко времени пришлось.
- Почему же? Погода стоит отменная. Сейчас самое купанье… и фрукты пошли, - улыбнулся председатель. - Ну, что, Гаврила Никонович? Договорились?
- Спасибо за заботу, Сергей Николаич, - глубоко вздохнул мастер, - а только я того, не поеду.
- Да почему же?
- Видишь, лето ныне какое, Сергей Николаич. Все цветет. Разве здесь плохо? Возьму отпуск и буду ловить рыбу. Сам знаешь: "От добра - добра не ищут".
- Да ведь пропадет путевка-то. На твою фамилию оформлена.
- Не пропадет, Сергей Николаич. Я поеду! - решительно заявил Максим.
- Ты? - опешил председатель. - Ничего придумал… Ишь, прыткий какой. А у тебя губа-то не дура, Максим Гаврилыч, ха-ха-ха! Ловок!
- А что, разве я не заслужил?
- Бесплатную, может, и не заслужил, а вообще-то, пожалуй…
- Да ведь я же выручить вас хочу, - напирал Максим. - Вместо отца поедет сын. Чего же плохого? Инициалы переправим, и все.
- Верно! - обрадовался председатель. - Ты на заводе на хорошем счету. Я согласен.
- Вот только отпустят ли меня? Я тут одну рационализацию задумал…
- Это не уйдет. Приедешь - сделаешь! А насчет отпуска не думай. Я все улажу. Значит, решено?
- Погоди, Сергей Николаич, - вдруг спохватился старый мастер. - Больно круто ты повернул… не мешало бы наперед отца с матерью спросить, с женой посоветоваться. Ведь на нас ее с двумя детьми оставляет… и другое прочее.
- Да ведь второго случая не будет, отец. Кто мне даст, бесплатную путевку? И неужели не поможете моим?
- Это само собой, однако…
- И мы в беде не оставим, - поддержал, председатель.
- Ох, обошли вы меня, лешего полосатого. Ладно уж, пишите…
- Исправляйте путевку, - сказал Максим, подавая ручку.
Председатель исправил инициалы, подписался, достал из серого мешочка печать, подул на нее, припечатал.
- Вот, получай, Максим Гаврилыч. Билет получишь в кассе "брони". Я позвоню. Поезд в двадцать один ноль-ноль. Ну, будьте здоровы!
Он поднялся, крепко пожал руку мастеру, потом сыну:
- Тебе, Максим Гаврилыч, хорошего отдыха! - и ушел.
Сейчас же в другую дверь вошел Егор.
- Слышал, Егорша, какое дело? Максим-то на курорт собрался…
- Слышал, отец. Одобряю. Дурак бы и тот от бесплатной путевки не отказался.
- Да ведь война на носу! - насупился отец.
- Войной уж год пугают… - усмехнулся Егор, ероша выгоревшие кудри. - Ежели бы опасность была - Североград бы первый готовился к обороне, до границы - рукой подать. А у нас все тихо, спокойно.
- Ну, глядите, робята, - погрозил пальцем отец, - ежели что - вам первым придется в пекло лезть…
4
Максим боялся слез, упреков… Но неожиданное известие не испугало Ольгу.
- Раз такой случай - надо воспользоваться. Да и отдохнуть тебе не мешает. Очень много работаешь, - сказала она спокойно и тут же, как это бывало при командировках, начала собирать мужа в дорогу.
Зато мать и бабка расплакались, запричитали. И если б не Зинаида, твердо заявившая, что она будет помогать Ольге ухаживать за малышами, дело бы осложнилось.
За обедом мать и бабка молчали и лица у них были заплаканные. Чувствовалось, что их беспокоили не заботы по уходу за малышами. Дед тоже не проронил ни слова. И даже Федька как-то притих, растерялся…
Только к вечеру, когда настало время братьям собираться в дорогу, в дом как бы пришло успокоение. Все опять сошлись на террасе и даже выпили за отъезжающих.
На автобус братьев провожали всей семьей. Ольга несла на руках двухгодовалого Митю, а Павлик, которому только исполнилось три года, шел, держась за руку отца.
Прощание было коротким и сдержанным, как во многих уральских семьях.
Братья пожали всем руки. Максим поцеловал Ольгу, поднял на руки Павлика и, передав его сестре, вслед за Егором вскочил в автобус.
Автобус, в котором почти никого не было, взревел и тронулся. Бабка перекрестила его. А Федька, вдруг вспомнив, что забыл передать братьям узелок с зажаренной курицей и пирожками, закричал: "Подождите!" - и бросился догонять автобус. Шофер притормозил на повороте и Федька успел передать узелок высунувшемуся в окно Егору…
Домой шли невеселые. Зинаида взяла у Ольги тяжелого Митю, а шустрый Павлик все забегал вперед, и Федька за ним еле успевал. Бабка, натянув на глаза черный платок, брела со снохой. Дед Никон и отец несколько приотстали, чтоб поговорить наедине, но долго ни тот ни другой не начинали, как бы обдумывая случившееся. Наконец дед, откашлявшись, вздохнул:
- Вот и улетели наши орлы. Н-да… А Максима-то, слышь, не следовало пускать.
- Иди-ка, удержи его, - отмахнулся Гаврила Никонович, хотя в душе был согласен с отцом. - Теперь не те времена.
Дед взглянул на сумеречное небо и потянул сына за рукав:
- Глянь, глянь, Гаврила, что деется.
Гаврила Никонович увидел, как из-за тучи метнулся коршун и камнем пал в кусты у дачного забора.
- Должно, курицу заприметил. Ах, разбойник! Вот я его.
Схватив сухой ком, Гаврила Никонович швырнул его в кусты и сам кинулся туда. Дед заторопился следом. Когда, раздвинув кусты, он приблизился к забору, сын стоял у примятой травы, обсыпанный перьями.
- Растерзал, разбойник?
- Должно быть. Вон перья.
- Худая примета! - вздохнул дед. - Ох, худая! - повторил он как бы сам себе и побрел к дому впереди сына…
Рабочая неделя прошла в заботах и хлопотах, и вот опять наступило воскресенье. После рыбалки дед, отец и Федька спали на раскладушках под навесом. Вдруг Федька приподнял голову, стал вслушиваться.
- Ты чего это уши-то навострил, Федюшка? - добродушно спросил давно проснувшийся дед.
- Кажись, музыка играет, дедушка.
- Да откуда она возьмется тут? Может, граммофон али радио?
- Нет, шибко играет. Вроде духовая… Может, красноармейцы шагают за лесом по шоссе?
- Откуда им взяться-то тут?
- А из лагерей…
Дед вспомнил, кто-то говорил ему, что в Чекуле, верстах в пятидесяти от города, облюбовали место для военных лагерей. "Уж не оттуда ли гонят солдат? - подумал он. - Это похоже".
- Ты вот что, Федюшка. Ты сбегай взгляни, - и сейчас же домой. Понял?
- Понял, дедушка, - Федька вскочил и помчался к калитке.
- Тебе чего не спится, отец? - спросил, повернувшись к нему, Гаврила Никонович.
- Федька музыку услыхал. Подумали, что войско из лагерей идет. Может, на отправку. Послал его взглянуть.
Гаврила Никонович приподнялся, послушал.
- Верно, музыка играет. Явственно слышно…
Не выказывая тревоги, он поднялся, оправил рубаху, стал застегивать пуговицы.
- Чего это вам не спится, не лежится? - заглянула под навес Варвара Семеновна.
- А слышишь, музыка играет? Вроде войско идет.
- Бог с тобой, Гаврила Никонович. Не пугай раньше времени.
Стукнула калитка, влетел сияющий Федька.
- Мама! Дедушка! На поляне у леса народу пропасть! Музыка духовая. Говорят, будет народное гулянье.
- Да кто? Откуда наехали? По какому случаю гулянье? - спросил отец.
- Говорят, наши, заводские. Там дяденька командует, что к нам приходил.
- Вот тебе и войска идут! - усмехнулась мать. - Верно говорят, что "у страха глаза велики". Пойдемте лучше поглядим, что там деется.
- Пожалуй, сходим… Надо девок позвать. Федь! А Федь!.. Не откликается… Видать, уже убег. Ну, скажи, мать, чтобы собирались, да и мне дай чистую рубаху.
Принарядившись, вся семья Клейменовых короткой тропинкой через лес вышла к большой поляне, где кипело веселье.
Облюбовав местечко на бугре, откуда была видна заполненная народом поляна, расстелили старые одеяла, расселись.
- Это откуда помост-то там взялся? - указал дед Никон.
- Видать, за ночь сколотили, - удивленно поглядывая, ответил Гаврила Никонович. - Боль-шой! Гляди, сколько народу-то выстроилось. И все в белом.
- Это заводской хор! - пояснил, словно из-под земли выросший, Федька. - Я бегал туда. Сейчас петь будут.
- Ну, ну, послушаем, - добродушно сказал отец. - Ты больше не убегай, Федька, а то ишо задавят. Видишь, сколь понаехало!
- Не, я тут буду.
- Гляди-ка, мать, сколько киосков настроили. Видать, пиво продают. Может, сходить?
- Сходи, пока они выстраиваются. На вот плетенку, в нее бутылок десять войдет.
Пока отец ходил за пивом, на бугре расселось еще десятка два семей и небольших компаний. Он еле отыскал своих, поставил плетенку с бутылками на траву, отер платком лоб, уселся.
Вскоре музыка смолкла и выстроившийся на дощатой эстраде хор могуче затянул: "Широка страна моя родная!.."
Все притихли. Маленький Павлик, прижавшись к матери, от удивления высунул кончик языка.
За этой песней последовала другая, за ней третья, повеселей. Хор пел хорошо, и ему дружно хлопали.
Потом на помост вышел конферансье с пестрым бантом и, пересыпая объявления шутками, умело и весело повел концерт. Выступали чтецы, певцы, фокусники, акробаты.
И когда заводские, подкрепившись пивом, развеселились, забыв о житейских делах, военный оркестр заиграл трепака и на сцену высыпали плясуны, отрывая такие коленца, что многие удивленно крякали, подбадривая плясунов задорными выкриками.
В самый разгар веселья по берегу озера с треском промчался мотоцикл. Развернулся за кустами ивняка и остановился.
На помост выскочил встревоженный человек с взлохмаченными волосами, с выбившейся из брюк рубашкой. Жестом остановил плясунов и музыку. Вначале послышался смешок, но скоро все поняли - что-то случилось. Человек откашлялся и нервно вскинул правую руку:
- Това-ри-щи! - Горло перехватило. Он снова кашлянул в кулак и опять крикнул: - Товарищи, беда! Только сейчас выступал по радио Молотов… Немцы нарушили соглашение… Одним словом - война!..
Глава вторая
1
В то воскресное утро, когда Клейменовы, всей семьей, пошли смотреть на народное гулянье, их сын Егор добивал ночную смену. Второй механосборочный цех Ленинского завода работал круглосуточно и без выходных - в нем собирали тяжелые танки. После возвращения из Зеленогорска Егора снова поставили бригадиром на один из самых трудных участков - сборку фрикционов.
Закончив смену, он вспомнил, что сегодня воскресенье, и, выйдя на воздух, пронизанный солнцем, расправил плечи, жмурясь, сел в сквере под деревьями. "Эх, хорошо бы сейчас в Малино на дачу. Окунуться в пруду, поспать на травке. Танюша, наверное, ждет…"
Он откинулся на спинку скамейки, вытянул ноги и почувствовал, что все тело ноет от усталости, глаза слипаются. "Ладно, часок-другой посплю - и тогда двину…" Он встал и, размашисто шагая, влился в шумный поток ночной смены.
У него была своя комната с балконом, предоставленная заводом, минутах в двадцати ходьбы. Дома он помылся, переоделся в лыжный костюм, выпил залпом бутылку кефира и развалился на кровати. "Танюша, наверное, заждалась. Надо бы сразу поехать. Там бы поспал", - подумал он и, закрыв глаза, тут же захрапел…
В Зеленогорске, когда отец спросил: "Ты ишо не женился, Егорша?", - он на мгновенье смутился и ответил, шутя: "Вроде еще нет, но подумываю…" Ему не хотелось тогда мимоходом рассказывать родным о необычайном и трудном повороте в своей судьбе. Уж скоро год, как он познакомился с Татьяной, но их отношения все еще были какими-то неопределенными…
Прошлым летом он поехал в Малино, чтобы навестить товарища по финской войне, вернее по госпиталю - Ваську Логинова. Логинов работал сварщиком на знаменитом Малинском заводе, где делали для них корпуса танков. Как раз он в этот день уехал в Североград. Возвращаясь на станцию, Егор решил пройтись дачным поселком. Забрел далеко к пруду и попал под ливень. Бросился к ближайшей даче, встал под козырьком на крылечке у двери на террасу.
Услышав шаги, на террасу вышла молодая женщина с распущенными волосами в вязаной кофточке и длинной юбке.
Егор взглянул в стеклянную дверь и остолбенел - такой красивой показалась ему незнакомка.
А та, приоткрыв дверь, приветливо улыбнулась синими глазами:
- Пройдите, пожалуйста, на террасу, тут вы промокнете.
- Спасибо. Большое спасибо… Только боюсь, как бы не устроить наводнение, с меня течет, - улыбнулся Егор, и его обаятельная, задорная улыбка тронула незнакомку.