- На станции, мать ее… Кляйн-Хрюкен, какая-то… - лицо у него темнело прямо на глазах. - Уничтожь ее…
- Что, станцию?
- Ни… Цистерну…
- Позвать кого-нибудь?
- Нэ трэба, - почти приказал.
И тут председатель взревел, потому что внезапно понял - на этот раз Петру не выкарабкаться.
- Гады! Выродки!.. - он, наверное, имел в виду всех на свете. - Проклятые и проклятые… Ханыги… Цистерна. Целая цистерна! На-На! Потерпеть не мог?! За сто двадцать верст до Берлина!.. Если уж так приспичило… Это же додуматься?! Древесный спирт! Ты формулу этого дерьма знаешь?.. Они специально нам ее оставляют… Чтобы такие… - он вдруг перестал орать, испугался.
В палате стало холодно, как зимой под ветром… Подошел. Потрогал Петра… Да он мертв… Положил ладонь на лоб. И так держал…
Вошел санитар… Тот пожилой, небритый, в куцем замызганном халате…
* * *
Четыре мотоцикла, одиннадцать автоматчиков, мчались к железнодорожной станции. Вот она - "Кляйн-Корхен". Вот она, цистерна!.. Подкатили почти вплотную.
- От цистерны все! Ма-а-а-арш! - здесь осторожность была нужнее, чем с противником.
- Товарищ старший лейтенант, полегче, полегче… - это Иванов. - Они все пьяные. Из разных частей. Тут нельзя нахрапом.
- Оружие к бою!.. - и обе стороны ощетинились. - Все назад! Приказ командующего!! При малейшем сопротивлении… Из пулеметов!.. Приказ командующего!! - он повторял, как заклинание. - Не вздумай ствол поднять - пристрелю… - тут ухо держи востро - как в клетке со свежими тиграми.
Внутреннее сопротивление лютое. Начали медленно расползаться, пятиться, но затаенно огрызались.
- Назад!.. Без шуток!.. Весь спирт на землю…
- Вы там не очень-то!.. Не очень… - это совсем смелый нашелся. - А то как бы вам тоже посуду не продырявили.
Ординарец Жора и Володя Иванов осторожно отделили смельчака от остальных, обняли, как родного, мигом обезоружили и скрутили. Запихнули головой в коляску мотоцикла. Для надежности… Остальные кинулись к тем, что были поближе к цистерне, - отнимали канистры, жбаны, котелки, бидончики. Выливали на землю, а посуду кидали им вдогонку под жестяной грохот отступавшим к развалинам.
- Это же древесный! А "спирт" уже потом… Мертвые! Уже мертвые есть!.. Поезжай в госпиталь, посмотри, ласточка моя, как они улетают… Один за другим.
- А то глупее тебя… очистку произвести не смо-гем! - Ну, с этим управились быстро.
Расползались разъяренные, пятились обескураженные. Озирались по сторонам, отругивались, тихо угрожали… Какой-то сердобольный солдат-доходяга сообщил:
- Товарищ гвардии охвицер, разрешите?.. Вы тот шпирт не берите. Там с ночи один плавает.
- Где плавает?
- У в цистерне. Утоп.
- А чего же вы сами-то?
- Мы с другого боку сливали, - сообщил по большому секрету, - не там, где плавает. Все одно - дезинхвекция. Правда?
Нашли пожарный багор, извлекли утопленника. Свежий, розовый, чистый. Никто его не знает. Положили на перроне… Может, опознают… Открыли краны и выпустили в канаву всю цистерну древесного спирта.
Добытчики находились в развалинах поодаль, выглядывали оттуда этакими сусликами, наблюдали с ощущением горестной утраты - авось образуется, да хоть что-нибудь обрыбится.
- Вам в подарок Жизнь, на блюдечке с каемочкой! Мало?.. Да?! - увещевал сусликов одессит-ординарец и кричал тем, кто еще топтался в отдалении: - Хочется чего-нибудь горячего?.. Жгучего?! Чтобы утроба полопалась?.. Чтобы сдохнуть до срока?! Да?.. Хоть один умный здесь есть?.. Я спрашиваю, здесь есть хоть один из Одессы? Хотя бы! - его слушали, и вот его, кажется, понимали.
XVII
Ключ от бездны
…В вязком, сладковатом воздухе ныло грозное предупреждение. Оно висело!.. Солнце поднялось довольно высоко и жестким светом било в спину. Колонна внезапно застопорилась перед самым мостом, сложенным из толстых почерневших от времени бревен. С этой стороны реки прямая как стрела дорога сплошь была забита транспортными и редкими боевыми машинами, зажатыми, как в ловушке. На той стороне - пустота: дорога раздваивалась - одна ныряла в густой лес, другая стремглав уносилась за линию фиолетового горизонта… По обе стороны дороги - поле, покрытое жухлой прошлогодней травой, с обширными песчаными проплешинами. За полем петляла полноводная речушка с обрывистыми бережками. Дальний лес казался высоченным, крепким. За лесом притаилась Германия.
…Прими их всех до одного, прошу Тебя, будь милостив - они удивительное воинство (отдельные промахи не в счет…) Ни один из них не заслужил Твоей милости, но ведь все они отправились туда раньше времени, - значит, Ты хотел этого?.. Прости их.
Из пространства.
Полковник стоял на мосту, рядом со своим "виллисом". Низкорослый, уже совсем немолодой (с той самой "гражданской"). Он нервно дергался и что-то выговаривал адъютанту. Тот пожимал плечами и не то что отвечал ему, а скорее пытался ретироваться. Ему было малость неловко за полковника: да и не его это был полковник, и сам он был не его адъютант…
Вот так остановить большую колонну на открытом месте, перед старым деревянным мостом?.. Вода в реке была черная от холода - уже вроде бы и весна, но все равно февраль… Полковник решительно отказался от помощи адъютанта, а зря… Он утонул в большом развернутом листе карты - лихорадочно отыскивал там нужные ему населенные пункты с ускользающими немецкими названиями.
И ведь ни одного зенитного орудия в колонне, нет даже зенитного пулемета - прямо бедствие какое-то… Ругали полковника напропалую, костерили и в хвост и в гриву. Почти все смотрели в небо и ждали, с какой стороны нагрянут.
- Ну, чего встал, как… Вот ведь мудо бедовое!..
- Прижмут, так… Икнуть не успеешь! Не то что…
- Тут и укрыться-то негде…
- Видал? Читать по-немецки учится…
- Впе-е-е-еред, разгильдяи! Чего стоим?!
Рядом с полковником прогуливалась знакомая фигура. Еще какая знакомая!
- Здорово, Иван.
Иван обернулся - гвардии старший лейтенант Белоус.
- Здравствуй, здравствуй, - Иван испытывал некоторое неудобство, он оттаскивал председателя в сторону, на край дороги, подальше от "виллиса" заместителя командира корпуса.
- Ну, как в адъютантах? - в этой ситуации фраза получилась насмешливой. - Почему с ним? Ведь ты у начштаба?
- Не говори… - он был смущен. - Попросил порученца у Лозовского, сказал "на один марш".
Председатель беззвучно хохотнул и скорчил рожу:
- Взаймы тебя, что ли? Ну и дела… А как он - ничего? - кивнул на полковника.
- В подкидного играет отменно, - не удержался на благодушной ноте Белоус.
Курнешов стоял возле своей штабной машины и тревожно просматривал небеса.
- Во-он Вася, крутит башкой. Видишь?.. Во-о-он Валентин… - это председатель так дразнил его. - Здесь много наших.
- Где?.. - Белоус попался на удочку.
На физиономии взводного блуждала лукавая улыбка.
- Ты своему временному скажи: нельзя здесь держать колонну.
- Ему, пожалуй, скажешь…
- Расчихвостят нас здесь. Учти…
Белоус решительно направился к полковнику… И как в бездну глянули провидцы:
- ВО-О-ОЗ-ДУ-У-УХ!! - одурело неслось по колонне от хвоста к голове. Все видели и знали, зенитного прикрытия нет.
Шесть "мессершмидтов" атаковали колонну со стороны солнца - они всегда работали парами, - последние, усовершенствованные, оснащенные штурмовым оружием и фаустпатронами, укрепленными под крыльями (против танков!), да еще с бомбовым запасом - все за счет веса горючего (их аэродромы были рядом, и наши боевые части уже сами натыкались на них).
Почти все от дороги кинулись влево к реке… "А-а-а-а… У-у-у!" - неслось со всех сторон, чуть ли не перекрывая рев моторов. Полковник заметался вместе с парусом раскрытой карты в руках… Взводный расставил ноги и поднял левую руку (это для своих знак "Внимание!") - он ждал сброса бомб, чтобы определить склонение… "Мессера" шли на высоте тысяча восемьсот - две тысячи двести…
- Беги! - крикнул ему кто-то, а сам мчался к реке. Взводный не шелохнулся - он неотрывно смотрел на самолеты врага сквозь своеобразный прицел, образованный большим пальцем вытянутой руки. От истребителей отделились черные точки, он тут же определил склонение падающих бомб - вправо - и отмашкой руки повелительно указал влево - туда, куда надо бежать. Показал только своим - только они его понимали. Гвардия, как сбитая свора, кинулась влево - их легко было отличить, ведь вся масса ошалелых бежали к реке в надежде укрыться под покатым бережком.
Белоус сгреб в охапку своего полковника, вместе с картой, опрокинул его в кузов, успел крикнуть водителю: "Гони!" "Виллис" сорвался с места, перемахнул через мост и подпрыгивая мчался по дороге к лесу. Взводный краем глаза отметил: Курнешов тоже отмахнул рукой влево и еще крикнул что-то бегущим мимо него. Те, кто видел его сигнал, на долю секунды замирали и кидались в обратную сторону, влево - наперекор массе… Но таких было мало - считанные. Курнешов сам бросился туда же… Никто нигде так быстро не бегает, как под бомбежкой, - весь его взвод несся влево, - все до одного мчали в открытое поле, врассыпную, на пределе сил…
От хвоста колонны валом нарастала волна разрывов, накатывалась прямо на голову колонны. Он прыгнул, как нырнул, в кювет (больше некуда было), вдавил лицо в островок талого снега, как будто только в этом белом островке таилось его спасение. Казалось, все бомбы рвались у него на голове" хотелось вдавить лицо в талый снег еще глубже, еще плотнее.
…Белоус медленно улетал куда-то вверх и в сторону, на фоне черного дерева, к солнцу, словно брал старт и не собирался возвращаться… Долго и торжественно переворачивалась земля; переворачивалось небо; потом поле начало падать… Падало, падало… Иван успел повернуться к нему спиной, и оно, наконец, ударило его всей своей тяжестью, придавило и распластало. Глотку и ноздри забил наждачный запах разорвавшейся бомбы. Тротил!..
Взводный приподнял голову: в мокром снегу образовался глубокий отпечаток его лица - обратная маска. "Мессершмидты" шли на второй заход, они обнаружили, что зенитной защиты нет, и накатывались стремительной волной уже на бреющем полете. Он плюхнулся лицом в тот же снег, рядом со своим отпечатком. Уже били скорострельные пулеметы и в довершение к обстрелу и бомбежке пошли в ход фаустпатроны! По корпусам бронированных машин… Рядом с ухом что-то зашипело, обожгло щеку горячим паром. Он скосил глаза - узкий длинный рваный осколок врезался в снежный отпечаток его лица и там шипел, разъяренный промахом. Взводный взял этот осколок в руку - он был очень горячий… Но не бросишь же… Такой осколок! - угодил прямо в затылок отпечатку его лица… Самолеты скрылись за лесом…
Военфельдшер Валентин и Курнешов, с двух сторон, бежали к дороге. Первым добежал до него Валентин: взял за плечи и стал осторожно переворачивать. Как убитого… Когда уже почти совсем перевернул, тот раскрыл глаза - взгляд был издевательский. Он произнес:
- Сволочи!
Валентин бросил его и замахнулся наотмашь то ли от радости, то ли от досады обманутого… Подошел Курнешов:
- Кто сволочи?
- Командиры! Перестают командовать в самые решающие секунды!..
Он перекатывал осколок из ладони в ладонь. Сидел прямо в кювете, оглядывался по сторонам - кругом был полный раздолб… Он встал на ноги и двинулся от дороги - туда, где лежал Иван Белоус… Никто не смог бы объяснить, как это Иван очутился так далеко от дороги… Все плыло и переворачивалось, как на аттракционе в парке культуры… Опустился на землю. Белоус был разбит начисто - ни капли крови, но руки и ноги вывернуты и бессильно разбросаны. А сам как-то сплюснут… Его словно вывернуло наизнанку. Не понятно, как можно было к нему прикоснуться, не то что перевернуть или перевязать… Со всех сторон неслись слабые крики о помощи. Со стороны открытого поля не спеша возвращались его бойцы. Командир, спохватившись, уже кричал им:
- К пулеметам! Все! Бего-ом!.. Бить в упор! Отовсюду! И не давать им хозяйничать… Из винтовок. Из автоматов! Прицельно!
Люди бежали к пулеметам. Кто-то крикнул в ответ:
- А как без турелей?
- С плеч! Стрелять с плеч! - один ставит сошки пулемета себе на плечи и встает, а другой ведет прицельный огонь по самолету (тут нужна не только сноровка, но и еще кое-что…)
Взводный положил свою мохнатую, некогда белую шапку под голову Ивану. Валентин сказал:
- Не трогай его… Будь умница… - и побежал на крик о помощи…
И тут же снова заход, снова на бреющем полете. "Боже, что они с нами делают?.." - "А то же, что вы делаете с ними…" - кто мог ему ответить, рядом никого не было… Кто-то опять бежал туда же к реке. Его люди, да и кое-кто из других подразделений укрылись возле бортов машин… как прилипли. Стволы были направлены вверх - ручные пулеметы, трофейные винтовки, автоматы… Он остался с Иваном (тут спрятаться было некуда):
- По "мессерам" огонь! Всем, всем стрелять! Огонь!! - стреляло всего несколько человек, и бронированным истребителям их огонь был как слону дробина… И все равно летчики уже виляли, не могли тщательно целиться и заходить с определенной точностью - видно было, что трассирующие пули попадали по корпусам и по брюху летящих машин…
"Мессера" отчалили и начали утюжить берег реки. А там же свалка - лежали один к другому - там каждая пуля ложилась в цель, ей искать человека не нужно. И там никто не стрелял по самолетам. Только самые решительные или самые везучие, или самые трусливые перебирались в ледяной воде на ту сторону, кто по пояс, кто по грудки, а кто и с переполоху вплавь… Заход за заходом. Каждый раз по выходе из бреющей атаки (взводный заставлял себя смотреть в упор и стрелял из автомата) он видел даже заочкаренную маску пилота в шлеме. В следующий миг проносилось клепаное брюхо "мессера", торчащие раскаленные стволы - и последним мелькал ствол хвостового пулемета.
- Если не горючее, то боеприпасы когда-нибудь у них кончатся?! - Курнешов оказался поблизости.
Под крыльями виднелись все еще не израсходованные фаустпатроны - их, наверное, берегли на случай появления танков… Самолеты улетели… Вроде бы улеглось…
Старший сержант Иванов докладывал:
- Санинструктор ранен. Санитаров нигде найти не могут…
- Где фельдшер? - спросил взводный.
- А зачем?.. Он ушел к реке. Там… - и в полной безнадеге махнул рукой.
Пошла какая-то маета, то он сам заметил, что бродит без цели по полю, то кто-то подходил и так же бессмысленно уходил снова… Причем одни и те же лица, все время одни и те же.
Иван Белоус как лежал, так и лежал на земле. Глаза все еще были приоткрыты. Возле него сидел почему-то пожилой усатый солдат и очень внимательно смотрел ему в лицо - они знали друг друга, но не больше чем бывший командир танкового взвода и солдат-автоматчик мотоциклетной роты. Когда взводный и Володя Иванов подошли, солдат одобрительно произнес:
- Хорошо помер. Тихо. Как на отлете… Вот только-только, - осторожно прикрыл ему глаза и начал складывать Белоуса, как положено, нога к ноге, а потом стал приспосабливать руки, чтобы оказались обе на груди.
Появился старшина, похожий на белобрысого негра, и произнес:
- Во взводе все до одного целы. Раненых нет… - звучало как фантастика, как кощунственная ложь.
Взводный глянул на старшину, не сверзился ли?.. Согласно кивнул головой, а про себя отметил: "Во взводе потерь нет. А БЕНАПы идут туда один за одним…"
Тут опять появился Володя Иванов и сообщил, как для правдоподобия:
- Товарищ гвардии старший лейтенант…
- Ну?..
- Водитель радийной бронемашины Кашин убит на первом заходе, - взводный не понял… - Остался сидеть в башне, его прямо через верхний люк пронзило.
- А почему он? Он же не из нашего взвода? Он из мотоциклетной…
- В последний момент Кашина посадили за руль вместо водителя Дорогова. А Дорогова забрали к комбату. Вы уже были на марше.
- А-а… - что-то вспомнил взводный. - Сообщите его командиру.
"…Не знаю, не знаю, кому и как легче умирать. Наверное, легче тому, кто уже пробовал… Одна надежда, что все они сейчас недалеко друг от друга и, может быть, там им не очень тесно и не очень скучно… Буйные, тихие и безотказные и очень надежные… Убит чуть раньше, убит чуть позже… Может быть, они сейчас там все вместе… Тогда они не пропадут… Их там много. Очень много… Тьмы и тьмы… Их там миллионы миллионов… Их там больше, чем нас здесь…"
Согнутый в три погибели, как баба-яга с клюкой, головой и лицом, обращенными в землю, в отдалении появился Долматов. Он уходил в тыл. Туда, где, может быть, ему попадется что-нибудь с обозначением красного креста… Он появился ниоткуда, никого не хотел обременять собой, казалось, вот-вот растворится в этом нечистом поле… Ни одного минометчика рядом с ним не было.
- Может, помочь? - крикнул ему Курнешов.
Долматов отмахнулся, долго шел, а потом крикнул в ответ:
- Вон им помогай…
Оставалось оглянуться по сторонам и понять… Это был полный раздолб. Разгром. Ни с того ни с сего… В победоносном наступлении.
Трудно сказать, сколько времени прошло, потому что время остановилось. Те, кто остались в живых, и легкораненые брели к своим машинам. Где-то уже заводили моторы, казалось, вот-вот кто-нибудь умудрится двинуться вперед… Сам… Ведь колонна была разрозненная. Плохо организованная. Не защищенная… И вел ее не тот человек.
В небе с небольшим опозданием появились наши истребители - "лавочкины" и "аэрокобры", они вели себя в воздухе, как хозяева, покачивали крыльями, приветствовали раздолбанных землян, но сражаться-то было уже не с кем. Или пока не с кем. Наступила пауза. Надо было успеть что-то сделать… А что?..
- Почему никто не несет раненых? Кто будет собирать раненых и убитых? - спросил проходивший мимо сержант, а сам держался левой ладонью за шею, словно ему туда саданули оглоблей.
- Их там мно-ого… И убитые, - отозвался еще один.
Эта спокойная реплика оказалась последней каплей.
- Слушай кома-а-анду! - заорал взводный, как перед атакой и с такой решительностью, что все замерли и обернулись. - Все в це-е-епь! Вдоль дороги!.. Ни одного без раненого в колонну не пропускать!.. Силой оружия! - команду передавали вдоль шоссе.
Есть такие минуты, когда команду выполняют все и мгновенно. И не от того, что вымуштрованны или такие сознательные, а потому, что кожей и потрохом чуют: "ВСЕ! КУРКИ ВЗВЕДЕНЫ, И ТУТ НИКТО ПОВТОРЯТЬ НЕ СТАНЕТ…". И лица каменели, и глаза устремлялись в пространство.
- Из кабины его! Заглушить мотор!.. Выволакивай!
- Передайте: без раненых ни один через мост не переедет.
- У моста! Пулемет к бою!
- Давай-давай, тюря! Дорогой, не ленись… Двух приволоки - смотри, какой здоровенный, - тюря понуро пошел к берегу реки.
- А я туда побег, куда вы сказали, - уже заискивал какой-то хитрый солдатик, - тама уси целы. Как есть!
- Вот и хорошо. Теперь волоки хоть одного "во-он оттэдова" и "вперед на Запад!" Да не этого - возьми от реки. Этот и сам…
Курнешов и еще двое осторожно уносили тело Белоуса к штабной машине.
Несколько солдат пытались проскочить в колонну.
- Куда?.. Стоять!.. Стой, говорю!
- Да иди ты…
- Стой, сучий потрох!.. В глаза… И в виселицу…