Отоварившись, я курсировал через ворота студии на Twentieth Century Fox, парковал свой большой черный "Кадиллак", скакал по ступенькам в наш казарменного типа штаб, приветственно махая нервному проектировщику, державшему руль в центре "Сибиллы и Брюса". Скип, как выяснилось, любил вспоминать дни, когда он закидывался куаалюдом на улицах Уэствуда. Боже мой, он там был! Он одевался в "пейсли"! Он стиляжничал!
Весь процесс стал таким нормальным, что лишь этот факт, достаточно мне известный, чтобы лишний раз не трепаться, напоминал о том, что остальные представители человечества будут склонны счесть его несколько странным.
Когда вещи стали выходить из-под контроля, я попробовал тормознуться. Я попытался найти способ сдержать свою, как было видно всем небезразличным лицам, стремительную моральную и физическую деградацию. Теперь мои глаза постоянно косили. Я так заигрался с иглой, что у меня ребра просвечивали бы и через зимний комбинезон.
Однако же я умудрялся являться в свой любимый офис на добрых полчаса раньше всех остальных. Как раз хватало времени устроиться, быстренько набить несколько отрывков, убиться и проверить, чтобы случайные подтеки, просочившиеся на сгибе руки, не запачкали рукава. С неистовством леди Макбет джанки тратят безумное количество времени, пытаясь скрыть предательскую кровь.
На "Лунном свете" мой офис представлял собой жалкую каморку на верху лестничного пролета в длинном низком здании со всевозможными обитателями, начиная от рисовальщиков полос на автостоянках и кончая студийными плотниками, пузатым, приписанным к местной технике, народцем, взращенным, чтобы поразить человечество молотком в одной руке и пончиком с вареньем в другой.
"Фокс" можно было посчитать "Фабрикой грез", только если в ваших грезах не пройти от ксероксов, стоек с пирожками и субъектов, выглядевших так, словно они заказали себе прическу по каталогу "Hammacher Schlemmer". Разумеется, на студийных складах попадались и непонятные телезвезды. Там содержалось все волшебство встречи с метеорологом в химчистке. Правила Лос-Анджелеса висели на углу, и я случайно засек, как один из Знаменитостей, маленький серенький грушевидный мужичок, выходил из своей "акуры". Встречались и другие, столь же признанные, преимущественно миниатюрные блондинки, узнаваемые по страницам тележурналов, женщины, про кого никогда бы не подумал, что они такие крошечные и у них такая плохая кожа, когда видишь их вблизи, словно их целиком сделали из переплавленных кукол Барби.
Накачавшись и прибалдев настолько, чтобы покинуть свое убежище, я крался по офисам "Лунного света". Из штатных я дружил только с двумя молодыми ребятами из кабинета ксерокопирования. Я постоянно забывал принести пузырек спирта в свой офис, и вечно наведывался к ним в комнату одолжить от их запасов, которыми они протирали стеклянную поверхность аппарата, заявляя, что мне нужно "почистить пишущую машинку".
Сейчас я понимаю, что мой страх насчет их догадки, чем я реально занимаюсь - иду к себе чистить иглы, - абсолютно беспочвенен. Подозревали они во мне алкаша, и настолько конченного, что я колдырю изопропиловый спирт, чтобы поправиться с утра. Не спрашивайте меня, что хуже.
Динамика телеписанины рассчитана на сведение творческой работы к минимуму. Творчество полностью противоположно ТВ. Творчество подразумевает говорить за себя. ТВ подразумевает говорить за некого автора пилота. Когда смотришь телесериал, персонажи неделями говорят одинаково. Вот почему их и смотрят. Или не смотрят. Когда вас берут на работу, продюсеры желают абсолютно точно быть уверенными, что написанное вами станет гладким продолжением написанного до вас. По-настоящему удачный сериал должен звучать так, словно один и тот же трудолюбивый индивид набил весь текст от первого до последнего слога.
Когда вам пора писать текст, вам следует выдвинуть "идею". Следующим этапом надо "получить ее одобрение" у старших коллег. Не знаю, почему меня всегда поражала "прямота" народа, занятого "креативной стороной" шоу. Группа в мой сезон - пятый и последний для "Лунного света", хотя не могу взять на себя всю за это ответственность - представляла собой достойную команду энтузиастски настроенных девочек и мальчиков, верящих: "Когда-то я сам буду делать собственное шоу!"
Через коридор от меня в реально большом офисе сидела мисс Линда, выросшая в Виргинии романистка для "молодых взрослых", напоминавшая нежных школьных учительниц, которых вечно рвутся взять замуж герои вестернов категории В. Она обладала очарованием, вызывающим желание помочь ей нести книги, аккуратненькая сладенькая блондинка, специально для которой, по-моему, изобрели выражение "благоразумное поведение". Вообще-то она уже была замужем, причем не так, как ваш покорный слуга, за англичанином, кто сами-понимаете-бы-не-прочь попасть в индустрию. Рядом со мной устроился Тим, сердечный, привет-чувак-рад-видеть тип американца Джо, напоминавший еврейского Фреда Флинтстоуна. Милейший парень. Тима судьба одарила непомерно крупной рожей, из-за которой казалось, что он говорит "ду", даже если вовсе этого не делал. У него был брат в бизнесе по имени Дик, относившейся к группе элитных авторов, называемых в теле-индустрии "классными", в тени которого он и пахал. Дело в том, что Дик написал для "тридцати с чем-то" легендарный, экстраординарно тонкий эпизод, затрагивающий проблему гомосексуализма. Где он сумел показать однополые отношения совершенно столь же до боли исполненными смысла, как и гетеросексуальные яп-страдания из того же шоу.
В моей "концепции", поскольку стандартный телеобраз стремится повторить клише, вокруг которых строятся выходящие раз в неделю программы вроде "Лунного света", речь шла о злобном пластическом хирурге и нескольких искусственно улучшенных красавиц, которых он убивает - или которые убивают его. К тому времени как плод моих жалких усилий попал к Скипу, жизнерадостному выпускнику Йеля, отвечающему за проект, он был преобразован в нечто для меня абсолютно неузнаваемое.
Я бы, пожалуй, расстроился, если бы мог припомнить, что написал изначально. Главное было в том, что, получив зеленый свет, я мог с полным правом беспрепятственно уединиться в своей наркотической пещере.
Мой собственный клочок рая представлял собой малопрестижный, зажатый в углу кабинет. Когда появился "дизайнер" и спросил, в какой цвет я желаю, чтобы перекрасили комнату, Скип буквально заставил меня выбирать цвет. Сперва я объявил, что не желаю, чтоб ее вообще перекрашивали, но уклоняться было нельзя. Ты был обязан притащить кого-нибудь перекрасить офис, а потом начать исходить говном, цепляться, заставлять переделывать на оттенок темнее или светлее.
Лично Скип велел отделать свой кабинет метрдотеля - пардон, метрдетекста - темным красным деревом и обилием ковров в духе студии Марлона Брандо в "Крестном отце".
Признанные звезды "Лунного света" Сибилла и Брюс в нашу часть реальности соваться не отваживались. Но это не означает, что нам не доводилось пересекаться с Прославленными Актерами, привносившими в наше ничтожное существование некий смысл. Совсем наоборот.
Вскоре после начала сезона, нам, простым смертным, сообщили, что Сибилла Шипгерт приглашает нас на ланч в свою усадьбу Энсино. Стоит ли говорить, что команда изо всех сил зашушукалась? Всех авторов распирало от предвкушения. Я бы присоединился к общей суете, если бы не тот факт, что я страдал от парализующего стыда за свой внешний вид.
Щеки у меня так впали, что по сравнению со мной Кейт Ричардс выглядел как Дом Делуиз. Шея исхудала до диаметра бумажной соломинки, посередине которой застряла персиковая кость, ведь кадык так заметно увеличился, что я казался отпрыском Ичабода Крейна и Олайв Ойл. Возможно, одежда не делает человека, но в некоторых обстоятельствах она определенно может прикрыть очевидную деградацию.
И прикрыла бы, если бы не оказалось, что вкус у меня, видимо, исчез вместе с прочими моими связями с цивилизацией. О чем конкретно я думал, выбрав облачиться на завтрак у Сибиллы в зеленый костюм "электрик" с гигантскими лацканами, сегодня мне и не вспомнить. Просунув свои испещренные дорожками руки в шелковистые рукава костюма, я наполовину подумал, что таким образом поражу воображение амазонской блондинки своими городскими манерами и континентальными шмотками, мы оба ощутим безымянное, но неодолимое притяжение посреди вежливого трепа. Как-то она сумеет приблизиться ко мне. Мы обменяемся несколькими глубокомысленными словами. И я не только заставлю коллег безгранично удивляться, но действительно полюблю и сумею понять эту сильную-но-в-душе-одинокую красавицу.
Однако по совершенно другой причине решил я в тот день "разодеться". Дело в том, что Скип вообще-то выпустил директиву, предписывающую нам, вдобавок к уведомлению о грядущем мероприятии у звезды, - что гораздо важнее - "одеваться прилично".
В утро нашего похода к Сибилле я явился, сверкая своим фосфоресцирующим зеленым костюмом. Очень напомнив коллегам Джеймса Брауна.
Скип, когда узрел меня в своем офисе, бросил на меня взгляд, который я ошибочно интерпретировал как зависть. Он постоянно заглядывал ко мне в кабинет, вываливал на меня творчество какой-нибудь новой группы или тащил в свои апартаменты в стиле "Крестного отца" слушать новый CD и интересовался моим мнением. Неизменно группа, альбом которой либо только что засветился в рубриках "Роллинг Стоуна", либо она появлялась в качестве гостей программы "Субботний вечер в прямом эфире". Он, типа, разбирался.
- Что, теперь так носят?
- А, ты про это старье?
- Ага. Типа вернулась мода на негритянские шмотки, что-то в этом духе?
- Прикалываешься? Она никогда и не проходила.
- Гм, - произнес моментально растерявшийся Скип. Понимал ли я, о чем говорил? Следует ли ему в следующий поход по магазинам затариться стильным блестящим пидорским костюмом? Впрочем, в случае сомнений встречай их полной невозмутимостью. Он поднялся из-за своего мафиозного стола и направился к двери. "Пошли… Поднесем Сибилле новый Beamer. Послушай в CD-плеере. Потрясающе!"
Так оно и было. И не только благодаря щекочущему уши басу, сверлившему мозг, невзирая на конкуренцию со стороны шоссе 101. Скип открыл верх. Чтобы мы не просто были погрузившейся в машину кодлой зашибающих охренительную деньгу белых телевизионщиков - чтоб все вдобавок видели это!
Дом Сибиллы вовсе не являлся имением в духе Пикфорд, которое мы, невежды, ожидали найти. По стандартам кинозвезд, он был до невероятности скромен. Обычное ранчо, спереди которого есть крохотный кактусовый садик и короткая тропинка, ведущая с улицы. La Maison Сибиллы притулился на верхней стороне густонаселенного тупика, типичный уголок пригородного рая всего в нескольких шагах от соседей на противоположной стороне. Кто бы догадался, что королева вещательного телевидения обитает за этими заурядными дверьми?
Оказавшись внутри, я осторожно полюбопытствовал насчет местонахождения "уборной" и исчез, словно Шерлок Холмс, преследующий профессора Мориарти.
Подогревал мое исследовательское рвение, по правде говоря, недавний брак мадам Сибиллы с ее хиропрактиком. Тащусь от того, что народ в шоу-бизнесе вечно обженивается со своими наиболее полезными служащими. Особенно мне нравится Анни Леннокс, теперь Eurythmics, которая обрела истинную любовь и счастье, выскочив за своего шеф-повара вегетарианской кухни.
Не зная точно, имеют ли хиропрактики право выписывать рецепты или нет, я считал своим долгом этот вопрос выяснить. Колес я не нашел, зато мог держать голову высоко, зная, что хотя бы попытался.
И как раз тогда произошел маленький инцидент. Опираясь одним коленом о раковину, пытаясь засунуть целиком рожу в аптечку и проверить эти дурацкие запасы, скрываемые аспирином, я почему-то рухнул с ужасным оглушительным грохотом, наверное, прозвучавшим как начало вторжения Антанты в Россию для нормальных пацанов, сидящих вокруг корыта с суши, приготовленного г-жой Сибиллой.
Вся эта затея с суши обернулась очередным кошмаром. Едва я выполз из ванной, объясняя далекий бабах невнятной и дебильной фразой: "Коленка подвела", как затем последовало нечто, когда звездная хозяйка дома оглядела меня, словно спрашивая: "Это автор, или вы его на дороге подобрали?", и даже еще более нелепое: "Давно в футбол поиграл?" - передо мной встала жуткая перспектива разуться.
Это входило в тему серого белка по-японски. И это меня напугало больше, чем предложи мне хозяйка лечь на гвозди. К тому времени я уже страдал от напасти, которая станет преследовать меня на протяжении всего моего джанкоголизма: проклятие исчезающих вен.
Правильно эти разрушившиеся сосуды называются "склерозированными". Они как бы разрыхляются. Не попадаешь, тыкаешь в себя куда попало, идет кровь. Или еще хуже, попадаешь в артерию, и наркотик вместо того, чтоб идти к сердцу, движется в другом направлении к ближайшей конечности.
Просто жуть! Пока ты в ужасе смотришь, кисть краснеет, как вареный рак, начинается адское жжение, и она превращается в огромную мясную варежку. Через секунды пальцы больше не гнутся. Запястье распухает до размеров икр, и сил хватает только сопротивляться желанию вцепиться в собственное мясо, сорвать прочь страшный, жгучий зуд и сжать пальцы примерно до нормального размера. Это - как самый долгий в мире ночной кошмар.
В то утро мне не удалось попасть в обычные участки. Мне пришлось искать свежую зону: ступни. Не скажу, сколько раз я, прищурясь, целил в венку на лодыжке, но попасть так и не удалось.
Все сводится к тому, что пачкать кровью собственный сортир - это одно, а оставлять красные тельца на унитазе телезвезды - совсем другое.
Вдобавок ко всем неприятностям, я надел белые носки. Не спрашивайте зачем. Они не особо "шли" к моему костюму в стиле "Мотаун-соул-ревю". Подумай я заранее и предвидь это фиаско с кровавыми ногами, я бы позаботился о ботинках. Но кто утверждает, что планирование занимает большое место в героиновой жизни?
В результате всех этих мерзких подстав, напряг по поводу предательских пятен на хлопчатобумажных носках перебил мне кайф и посадил на измену. К счастью, никто на нашем маленьком празднике, насколько я могу судить, ничего не заметил, все мы изо всех сил строили из себя звезд экрана. Единственной свидетельницей кровоподтека на ахиллесовой пяте оказалась невысокая неулыбчивая женщина, застывшая рядом с Сибиллой, словно королевский дегустатор.
Там оказалось еще не менее полдюжины помощников, кого нам представляли то водителем, то шеф-поваром, то няней и так далее. У каждого из близнецов была собственная нянька, у старшей дочери от предыдущего брака - тоже. Как ни удивительно, но звездная мама кудахтала над близнецами, словно добропорядочный тибетец суетится над новой реинкарнацией далай-ламы, а девочку без видимой причины выставили из комнаты.
Дама с соколиными глазами оказалась няней Сибиллиного tres adorable мальчишки по имени Зак. Второй соответственно на контрасте назывался "не-Зак". Она бросила на меня негодующий взгляд. Но джанки привычны к негодующим взглядам. Роль красавицы, на том уровне, исходит из следующего обязательного положения: Если Миссис Тебя Пригласила Нечего Вести Себя По-Свински, Хотя По Тебе Сразу Видно Какая Ты Скотина.
Я высидел остаток праздника суши более-менее спокойно и сосредоточил все внимание на шансе наблюдать наиболее интересный вид живых существ: Блондус Киностарус. Еще удивительнее то, что Сибилла оказалась классной. Она была естественна, как портянка.
Тон мероприятия, к несчастью, определила более ранняя директива юного Майстера Брэдли, спущенная нам вместе с требованием "прилично одеваться". Она предписывала НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ не обсуждать идеи будущего шоу с госпожой Шипгерт. Чертов Скип!
Когда выяснилось после наших первых реплик, что единственная тема, на которую хочет беседовать актриса, это ее роли в предстоящем сезоне, а нам сего обсуждать не положено, атмосфера охладела. Почти можно было услышать звук перевариваемой рыбы.
Как только выяснилось, что о прожекте мы не распространяемся, ее манера поведения смягчилась. Сидя напротив этой ширококостной чиксы в обалденном свитере, начесанными волосами, ненакрашенной, со свежими следами детской рвоты на рукаве, легко забывалось, кто она такая. Мы все слышали про ее прошлые стычки с создателем шоу Гленном Гордоном Кэроном. Во время самой знаменитой Сибилла ворвалась в его офис, ее большое красивое лицо уткнулось в его сытенькую рожу, и она закричала: "Слышь, сукин сын, у меня есть пушка, и я в легкую ею воспользуюсь!" Один из способов обсуждать изменения в тексте.
Ничего из этого даже в помине не было. Взамен она подавала себя в самоуничижительной, разбавленной особым ироничным умом и, самое удивительное, неподдельно веселой манере. По ходу импровизированного ланча в ее акценте все явственнее проступали южные ритмы. Она рассказала историю про Питера Богдановича. Про то, как попала в Голливуд. И, особенно мной любимую, историю про Марлона Брандо. Сибилла, должен вам сообщить, обожает поговорить. "Трепачка" слишком негативно, остановимся на определении "общительная". К тому же у нее получается - это так занимательно, что не напрягает. Если только вы не Марлон Брандо и не сидите рядом с ней на вечеринке, и вам слова вставить не удается. Что, согласно самой леди, как раз и происходило на ее первой голливудской вечеринке.
- Наконец, - Сибилла рассмеялась сиплым неженственным хохотом, который заставил бы вас пойти за ней куда угодно, - Марлон просто растерялся. Он встает, берет вино и говорит: "Не знаю, что это за девка, но если она прям сейчас не заткнется, я ей бутылкой в морду двину!"
Еще одна история из жизни нашей изысканной индустрии, именно после которой я прикипел к этой якобы стервозной королеве ТВ, чтобы про нее ни болтали. Она срать хотела, что там про нее думают. Раз мы не предоставили ей желаемые сведения, она не собиралась портить уже начавшийся ланч каким-нибудь злобным шипением. Она безостановочно говорила, развлекая саму себя и обезоруживая остальных. Занятая по уши, она даже не стала высмеивать мой блестящий лакейский костюм. За что я ей на всю жизнь благодарен.
А тем временем мое злоупотребление, подогреваемое астрономическими суммами, кои я еженедельно притаскивал домой, довело меня до стадии безостановочных широк. Мне уже не хватало вмазаться с утра, догнаться сперва после постмакдональдовского мероприятия по усадке, затем еще раз на Фоксе, и я более или менее продолжал свои суровые гонки от заката до рассвета и обратно.
Одним замечательным утром после того, как я зарядил штук шесть дил-дилов и растекся лужей потного благодушия за своим письменным столом, в дверь постучал Томми с ксерокса - я, сами понимаете, не часто принимал визитеров; большинство штатных с подозрительным уважением считали меня неким квазимодо, с тем отличием, что я живу в маленьком офисе, а не на колокольне - и ввалился внутрь с искренне недоумевающим вздохом.