Да, вычислить по карте координаты и передать их через ретранслятор мне, как опытному корректировщику, особого труда не составило - вот где по-настоящему пригодились полученные в Кабуле под руководством Анатолия Яковлевича Карпенюка знания.
Этому совпадению я действительно радовался как ребенок. Зато перебороть и заставить себя поверить в то, что батарея ударит точно, почему-то не мог. Не мог до самого последнего момента.
Теперь же, схватив микрофон, скороговоркой выдаю:
- "Алмаз"! "Алмаз", слышишь меня?
- Да-да, "340-й". Как там у вас дела?
- Нормально. Только что прилетело два "привета".
- Я - "Алмаз", готов принять корректировку.
- "Алмаз", передайте "Иртышу": отклонение незначительное - пусть присылают основной "подарок". Пусть присылают основной "подарок" по тому же "адресу"!.. Как поняли меня, "Алмаз"?
- Понял, "340-й". Ждите…
"Духи" молчат. Вероятно, прилетевшая бог знает откуда парочка снарядов, хоть и не нанесла существенного урона, но ошеломила, внесла сумятицу в их ряды. Все-таки неплохая это штука - оружие залпового огня. Особенной точностью не отличается, зато убивает противника дважды: сначала психологически, а потом… потом просто убивает!
Видать, наши ребята с батареи "Град" соскучились по настоящей стрельбе. Едва оперативная группа с борта Ан-26 передала полученную от меня информацию (голос передающего я отчетливо слышал в наушниках), как они долбанули вторично. И долбанули от всей души. Перерыв между пристрелочным и основным залпами составил не более десяти минут.
Результатом работы "Иртыша" становится огромный эллипс разрывов шириной около шестисот метров и с центром как раз в той точке, откуда по нам шарашили снарядами.
- Вот это подпалили им бороды! - беззлобно гогочет кто-то из десантников.
Народ выбирается из-за укрытия и заворожено смотрит на клубящееся облако пыли диаметром не меньше километра. Бортовой техник вертолета, вытирая ветошью грязные ладони, усмехается:
- Ну, даст бог, теперь поработаем спокойно.
- А долго вам еще осталось? - интересуюсь я.
- Не очень. Часа два-три…
Я связываюсь с ретранслятором и докладываю результаты второго залпа.
- Ну, как думаешь, "340-й", успокоились "бородатые"? - спрашивает кто-то из офицеров оперативной группы.
- "Алмаз", "подарок" пришелся по вкусу. На счет "успокоились" пока не знаю - полной уверенности нет, - пожимаю я плечами, будто далекий абонент способен рассмотреть мой жест. Однако расставаться со спасительной "соломинкой" не спешу: - "Алмаз", еще с полчасика покружить можете?
- Покружимся, "340-й". Если что - кричи. Батарея минут через пятнадцать будет готова к повторному залпу.
- Понял…
После нашего залпа все и впрямь успокаиваются, постепенно возвращаясь к работе и прежним занятиям.
"Неужели все? - спрашиваю я, подумывая вновь обосноваться на солнышке. И сам же отвечаю: - Возможны два варианта: либо мы их угомонили навеки, либо так проредили зубы, что очухаются не раньше вечерней зорьки. И оба варианта нас полностью устраивают…"
Из забытья вернул лейтенант.
- Поглядите-ка, вот упрямцы! Лошадей оседлали и атаку удумали! Басурманы хреновы… - цедит он сквозь зубы, глядя в окуляры бинокля.
Пришлось подняться.
Приставив ладонь ко лбу, я смотрю на размытую горячим воздухом темно-зеленую полоску леса… Пыльное облако развеялось, и теперь отлично видно, как высыпавшие из зарослей всадники, опрометью несутся по равнине в нашу сторону.
- Сорок, пятьдесят, шестьдесят… - считает лейтенант.
- "Духи"? - недовольно уточняет кто-то из техников.
- А то кто же?! - недовольно плюет с брони офицер. И, не оборачиваясь, кричит бойцам: - А ну-ка, парни, прицельными залпами из пушек. Приготовились…
Как и полчаса назад наводчики-операторы проворно ныряют под броню. Визжат электродвижки; маленькие округлые башни оживают; вороненые стволы дергаются вверх-вниз и замирают в ожидании команды…
Офицер медлит, выгадывая наилучшую дистанцию до первых и самых отчаянных кавалеристов. Потом делает отмашку:
- Огонь!
Грохочут частые выстрелы; над стволами вьется сизый дымок.
- Эк закувыркались!
- Все - керосин кончился - встали.
- Не понравилось!..
Техники сыплют остротами и вновь возвращаются к работе. На сей раз действия "духов" не представляют серьезной угрозы, и никто из спецов даже не думает спрыгивать с капотов.
Словно Кутузов, я стою на пригорке, прикрываясь ладонью от солнца, и наблюдаю за "славной" душманской конницей. Несколько всадников, скакавших первыми, падают; следующие налетают на них и тоже оказываются на земле… Атака захлебывается столь же резво, сколь и начиналась. Десятка три уцелевших "духа" поворачивают назад и скрываются в зарослях "зеленки".
Медленно опускаюсь на песок, набираю полную грудь воздуха и шумно выдыхаю. Вытирая кепкой вспотевшее лицо, вдруг понимаю, что здорово устал. Наверное, от перенапряжения, от нервной встряски…
Минул полдень, а техники все ползают на откинутых капотах, стучат инструментами о тонкую дюраль, негромко переговариваются…
Да, ремонт продолжается и, видимо, близится к завершению, а чувства обеспокоенности с тревогой не покидают. Безусловно, артиллеристы с батареи "Града" помогли. Здорово помогли. Но что будет, если афганский полевой командир или тот, что затеял эту операцию, бросит клич по ближайшим кишлакам, соберет в кулак новые силы, рассредоточит их по длинной опушке. А потом отдаст приказ одновременно выдвинуться и окружить нашу малочисленную группу? Тогда "Град" уже не поможет, да и отпущенное нам ретранслятором время истекает - не может же он кружить в небе до вечера! А стрелкового оружия - кот наплакал. Техники захватили пяток автоматов, но, скорее всего, не взяли запасных магазинов. Одна надежда на десантников: в "бээмдэшках" две пушки и несколько пулеметов; у всех бойцов, включая лейтенанта - автоматы и полные подсумки патронов.
Я поглядываю в сторону парней и… невольно завидую их хладнокровию и спокойствию. Сбившись в кучку у правого борта боевой машины, те как ни в чем ни бывало, травят веселые истории из прошлой, гражданской жизни…
Спустя минут двадцать "казачки" предпринимают вторую атаку. И опять нарываются на плотный заградительный огонь тридцатимиллиметровых пушек, - ребята в дозоре не дремлют и обязанности исполняют четко.
Полагая, что наскок не станет в череде упорных попыток последним, спрашиваю в наступившей тишине:
- Какой у твоих машин боекомплект, лейтенант?
- По триста снарядов к пушкам; по две тысячи патронов к спаренным пулеметам. И по девятьсот сорок патронов к автономным пулеметным установка, что в носу справа.
- Понятно, - киваю десантнику и оборачиваюсь к инженеру: - Максимыч, долго нам тут еще загорать?
- Часок. От силы - полтора, - слышится сверху густой бас.
- Нормально. Должны продержаться.
- А куда мы денемся? - улыбается лейтенант во всю ширь загорелого лица.
* * *
В начале четвертого часа инженер спускается вниз и, закрывая последний капот, гудит низким прокуренным голосом:
- Заводи, командир - готово! Опробуем новый движок. Даст бог - все заработает нормально.
Я живо усаживаюсь в командирское кресло, бортовой техник занимает положенное место "на улице" - метрах в десяти от кабины летчика-оператора, инженер мостится поблизости от меня - на чехлах за бронеспинкой. Десантники, кроме дозорных и лейтенанта, с любопытством наблюдают за нашими приготовлениями…
Сухо щелкают тумблеры: бортовой сети постоянного тока, АЗСов и самого необходимого оборудования.
- Поехали, - включаю вспомогательную силовую установку - небольшой двигатель Аи-9В.
Движок завывает, выходит на положенные обороты. Отлично. Теперь с помощью создаваемой ВСУ воздушной струи можно запускать основные двигатели.
Правый - тот, что технический персонал не трогал, тоже запустился без проблем. Перед запуском левого я оборачиваюсь и еще раз уточняю:
- Ну что, Максимыч, пробуем?
- С Богом! - кивает тот.
Первая попытка попросту срывается - едва успеваю открыть "стоп-кран", подавая топливо в камеру сгорания, как оживают несколько красных табло, сигнализирующих о неисправностях.
- Выключай! - в сердцах машет инженер, выскакивая из кабины. И уже снаружи доносится: - Сейчас посмотрим, Костя. Посиди две минуты…
Я опять в тоскливом напряжении всматриваюсь на юго-восток - в проклятую темно-зеленую полоску, чуть заметную в волнах разогретого воздуха. Тонкая, с большого расстояния кажущаяся простым декоративным кустарником, обрамляющим предгорье. И, тем не менее, доставившую нам столько неприятных хлопот.
- Жми на кнопку, - возвращается в грузовую кабину Максимыч. На устранение неполадок и впрямь ушло всего несколько минут.
Со второй попытки двигатель запускается - красные сигнальные табло не горят. Но выходить на нужные обороты он отчего-то отказывается. К тому же свободная турбина как-то вяло реагирует на поворот рукоятки "коррекции".
Кажется, это связано с неполадками в топливной автоматике.
Я тычу пальцем в стрелку указателя оборотов и вопросительно смотрю на пожилого спеца. Тот хмурится, трет темными пальцами небритую щеку, зовет кого-то из помощников. Мужики коротко совещаются и, Максимыч озвучивает очередную команду:
- Гаси, Костя. Будем разбираться…
Голос его тонет в звуках открывавшихся капотов, в глухом стуке инструментов и крепких выражениях уставших технарей. Я приуныл, памятуя о том, что неисправности сложнейшей системы топливной автоматики скоро не устраняются…
Сидя в кабине, тоскливо посматриваю на "зеленку" - а куда еще смотреть? Всю кабину знаю, как свои пять пальцев…
Иногда на опушке происходит движение. То ли мне мерещится, то ли и впрямь "духи" производят перегруппировку для следующей атаки. В голове крутятся мысли о противнике, а руки машинально выполняют необходимые действия: левая тянется под приборную доску, к щитку вооружения и ставит переключатель видов вооружения в положение "пушка"; выставляет темп стрельбы и длину очереди. Правая ладонь мягко ложится на ручку управления; большой палец откидывает предохранительный колпачок: нащупывает круглую гладкую поверхность боевой кнопки…
И тут меня осеняет: а снаряды-то в пушке остались! Мы носились вчера с Прохоровым в этом районе и поливали указанные разведчиками точки из всех видов оружия. Потом - перед аварийной посадкой, я поспешно сбросил на "невзрыв" остатки бомб и ракет. Но боеприпасы к пушке не сбросишь! Ни к чему - это раз. И конструкция подающего механизма подобного действия не предусматривает - это два. Так что десяток-полтора снарядов из двухсот пятидесяти в ленте имеются.
Однако толку от счастливого прозрения мало. Два пушечных ствола, скорострельный затвор и механизм подачи снарядов закреплены к фюзеляжу намертво, а прицеливание осуществляется только в полете - путем изменения положения в пространстве всего вертолета. Сейчас оба ствола смотрят на юго-запад и под приличным углом вверх, а полоска проклятой "зеленки" темнеет справа и чуть сзади.
Вот если бы получилось взлететь - другое дело. Уж тогда бы я постарался истратить последний боезапас с максимальной пользой…
- Очнись, Костя! - доноситься из грузовой кабины. - Солнышком, что ли, разморило?
- Извини, Максимыч - задумался, - оборачиваюсь и вижу изможденное, но все же довольное лицо. - Ну, как у нас дела?
Сухощавый добряк с перепачканными маслом руками смеется:
- Делы? Да как сахар белы!
Понятно. Судя по хорошему настроению инженера, мужикам удалось найти неисправность. Значит, появился шанс улететь до наступления темноты.
- Запускаем?
- Давай.
Завывает вспомогательная силовая установка. Затем также без проблем выходит на нужные обороты правый двигатель. Мой палец на секунду повисает над кнопкой запуска левого движка…
Честное слово, если бы знал хоть одну молитву - в тот непростой момент, наверняка, обратился бы к Богу. Где-то в глубине опять просыпался, напоминал о себе проклятый животный страх. Нет - не за себя! Собственная жизнь, безусловно, не была мне безразлична, но сейчас я отвечал за других людей. Шесть техников и солдатик-связист - все с нашего полка. Десять десантников во главе с бравым лейтенантом, торчащие возле моей "вертушки" со вчерашнего дня. Они с другой части и выполняют приказ своего командования, да от этого не становится легче. Все одно ж свои - земляки. Здесь все приехавшие из Союза, друг другу земляки. А-то и как родные.
- Помоги нам, Господи, - шепчу я одними губами, и вдавливаю кнопку в панель запуска. - Поехали…
Есть воспламенение! Топливо исправно поступает в камеру сгорания, температура растет. Турбина медленно набирает обороты…
"Давай-давай-давай, родная!.." - подгоняю я стрелку указателя оборотов. Взгляд мечется по приборной доске, контролируя процесс запуска. Сигнальные табло не раздражают беспрерывным миганием, и это уже большой плюс.
Максимыч тормошит за плечо, красноречиво показывая жестом: "вводи коррекцию!"
Я плавно поворачиваю рукоятку на рычаге "шаг-газ", и мы оба, словно под воздействием гипноза, наблюдаем за оборотами левого двигателя…
Бог меня услышал. Кажется, все в порядке: обороты левого в точности совпадают с оборотами правого. Температура масла и газов - в пределах нормы. Сейчас погоняю их пару минут на повышенных режимах и выключу для контрольного осмотра технической бригадой. Мало ли - вдруг где-то выбивает масло или подтекает топливо?..
Осмотр - несложная задача и много времени не отнимет…
Глава вторая
Афганистан, район джелалабадского аэродрома
Апрель 1987 г
- Снарядов достаточно, брат? - спросил один из полевых командиров.
- Теперь достаточно. Половина уйдет на пристрелочные залпы, остальными я хочу уничтожить бронемашины - они представляют наибольшую опасность для нашей последующей атаки.
- Нужно все сделать быстро, иначе им на помощь прилетят "вертушки" - до аэродрома Джелалабада не более двадцати километров, - высказался скромно молчавший Хаккани.
- Я помню об этом. Мы постараемся сделать все от нас зависящее. А потом настанет ваша очередь, братья. Вам тоже придется проявить отвагу и потрудиться. Зато все трофеи мы оставим вам.
Три полевых командира согласно закивали.
- Итак, через минуту мы начинаем, - решительно произнес Гаффар. - А вы отведите на время своих людей глубже в лес и ждите команды.
Моджахеды исчезли в зарослях.
Инженер подбежал к пусковым расчетам РС, бегло осмотрел установки.
- Доложить о готовности к пускам!
И слева, и справа донесся нестройный хор докладов старших расчетов.
Поднеся к глазам окуляры бинокля, Гаффар медленно вознес к небу правую руку…
Вглядевшись в позицию русских и убедившись, что те, ничего не подозревая, копаются у вертолета, крикнул:
- Пуск!
Раздалось неприятное, резко ударившее по ушам шипение. Из-за спины - и справа, и слева вылетали реактивные снаряды. Оставляя за собой грязно-серый пороховой след, они уносились к русскому вертолету и двум бронемашинам.
- Перелет, - оценив результаты залпа, прошептал инженер.
Угол стрельбы операторы выставили минимальным, так как дистанция до целей была небольшой. Ниже стволы не опустишь и выход только один: перетаскивать пусковые устройства чуть дальше - на величину перелета. Причем перетаскивать, не разбирая на составные части, дабы не терять понапрасну времени.
- Отходите вглубь леса метров на сто восемьдесят - двести. Не дальше. И выбирайте ровные поляны, чтобы стрельбе не мешала растительность, - подсказывал расчетам Хаккани.
Гаффар поморщился, наблюдая за нервозной суетой. Скептически проводил взглядом двух моджахедов, тащивших станок со стволом общим весом более полусотни килограмм. К этим неказистым штуковинам бывший инженер-гидростроитель относился спокойно. Вот "Стингер" - другое дело! Если удачно прицелился и вовремя выпустил ракету, можешь о ней забыть - она сама настигнет и уничтожит цель. И ни какую-нибудь, а боевой вертолет, один вид которого вызывал у него отвращение. На занятиях в учебном лагере он впитывал как губка любой материал - срабатывала давняя любовь к познанию и привычка не выглядеть посмешищем на экзаменах. И все же особенное усердие проявлял при изучении ПЗРК "Стингер", ловя каждое слово инструктора, рассказывающего о его конструкции, об особенностях эксплуатации и тактике использования в боевых условиях. А в реактивных снарядах неплохо разбирался молодой Хаккани.
Ну и слава Аллаху. Вот и пусть руководит корректировкой и выбором позиции…