- Жульничество! - пояснял Петр Петрович, ощупывая в кармане остановившиеся часы.
Знакомство с капиталистическим городом отняло целый день.
Рано утром на следующий день артисты покинули город Б.
На прощание коммерсант предложил им купить у него ящик парижских духов, уверяя, что они могут сделать хороший бизнес и с большой прибылью перепродать духи в Москве. Артисты вежливо отказались, объяснив, что им предстоит еще длительное путешествие.
- В таком случае вы, может быть, купите у меня тысячу тюбиков губной помады? - предложил неисправимый торговец. - О, это портативно, почти не занимает места.
Артисты, к удивлению коммерсанта, отклонили и это выгодное предложение.
Глава двадцать вторая
Достигнув Карпат, наши войска бесстрашно углубились в горы, не дожидаясь, пока подойдут тылы. Из-за бездорожья тылы сильно отставали. Полки налегке, без специального снаряжения штурмовали горы, несмотря на то, что условия боевых действий в горах и тактика горной войны иные, чем на равнинной местности. Но как остановить порыв войск, рвавшихся к берлоге врага? И героические передовые части сделали свое дело. Они не дали опомниться фашистским войскам, не потеряли инициативы до подхода главных сил и техники, хотя иногда попадали в тяжелое положение.
Одну из таких передовых дивизий и догоняли наши актеры. Дорога шла все вверх и вверх. А горная война - коварная война, и Карпаты - лесистые, изрезанные горы. Тем труднее сражаться здесь наступающим частям. Враг может скрыться в любом заросшем лесом ущелье. Попробуй обнаружь его! Кто у тебя в тылу: свои, чужие? Зная местность, за ночь можно далеко перебросить полк, дивизию. Обороняющемуся это легче сделать, потому что наступающий штурмует на узких участках. Фланги в горах наиболее уязвимые места. История боев в Карпатах богата эпизодами, когда наши войска делали глубокие рейды в тыл врага, с другой стороны, бывало и наоборот - фашисты прорывались и отрезали наши подразделения.
Коляска, влекомая Громом и Молнией, едва тащилась по горной дороге. Лошади частенько останавливались и повертывали головы в сторону Петра Петровича, как бы давая понять, что труд их непосилен и требует дополнительного отдыха. Руководитель бригады слезал с коляски, давал передохнуть лошадям, кормил их зерном, которым артистов снабдили румыны. Коляска двигалась дальше.
Пейзаж был своеобразен. Слева скалы, поросшие лесом. Справа обрывы и пропасти, отличавшиеся от наших кавказских тем, что на Кавказе вы падаете в пропасть отвесно, а здесь более отлого, цепляясь за кустарники и тем самым ослабляя силу падения. Впрочем, мы говорим о рельефе местности на том клочке Карпат, где проезжали наши актеры. Вероятно, в глубине Карпат найдутся и бездонные пропасти, и неприступные скалы. Но пейзаж, который наблюдал Петр Петрович, понукая лошадей, был именно такой, какой мы набросали, то есть благоприятный для засад и нападения.
И действительно… На крутом спуске Петр Петрович, к своему ужасу, видит, как впереди из кустов показывается голова, потом дуло автомата. Петр Петрович зажмуривает глаза. Раздается выстрел.
Шутки в сторону, положение трагическое. Предположим, вы военный человек: что бы вы сделали на месте артистов, оказавшихся такой ситуации? По вас бьют из автомата. Дорога неширокая. Слева скала, справа обрыв, развернуться негде, да и не успеете. Логика подсказывает: надо пробиваться вперед, пусть с потерями, с жертвами, но вперед. А как посоветуете поступить моему подразделению актеров, вооруженных одним охотничьим ружьем? Что прикажете делать Петру Петровичу, отвечающему за жизнь людей: повернуть ли экипаж обратно или устремиться вперед? На первый взгляд поступки его могут показаться противоречивыми. Прежде всего, очевидно от неожиданности, он бросил вожжи, порываясь сползти из экипажа на землю.
- Куда вы? - крикнул Иван Степанович, он тоже несколько растерялся, но все-таки успел взять старую охотничью двустволку на изготовку.
- Иван Степанович, стреляйте, стреляйте скорей! - истошным голосом закричал Петр Петрович. - Вон он, вон он! Господи! Вон он, немец! Настоящий немец, фашист!
Последовавшие вслед за тем два выстрела из обоих стволов охотничьего ружья всколыхнули горы. Эхо заметалось в ущельях. Дробь черканула по кустарнику, кажется, несколько далековато от того места, где скрывался немец. Странно, что лошади, услышав два громоподобных выстрела из ружья, не только не понесли, но даже не стронулись с места.
Эти выстрелы из коляски произвели, судя по всему, на скрывавшегося за кустарником фашиста такое сильнейшее воздействие, что он отбросил автомат в сторону и поднял руки.
- Мы взяли пленного! - воскликнул удивленно Петр Петрович.
Коляска подкатила к фашисту.
- Подозрительно, что он так легко сдался, - с опаской поглядел на него Петр Петрович. - Не обвешан ли он гранатами?
- Дорт… Дорт, там стойте! - кричал он пленному. - На месте! Вер зи зинд? Кто вы такой?
- Их билль эссен, - мрачно прохрипел немец.
- Ничего, подождет, - сердито сказал Иван Степанович и, обращаясь к пленному, скомандовал: - Комт! Вперед!
Фашист понуро зашагал перед коляской. Ехать пришлось во много раз медленнее, чем прежде. Петр Петрович предложил (и с ним не мог не согласиться Иван Степанович):
- А не посадить ли его нам, голубчика, вместо кучера? Иначе мы до ночи не дойдем.
Так и сделали. Немца посадили на облучок, дали в руки вожжи. Иван Степанович уткнул ему в спину дуло охотничьего ружья, как грозное предостережение против всякого рода подвохов с его стороны. Пленный оказался неплохим кучером. Он со рвением выполнял свои обязанности. Лошади побежали бодрей. Вскоре стали попадаться наши солдаты, машины, повозки. Расспрашивая встречных, добрались до штаба дивизии - он находился несколько в стороне от шоссе, на склоне горы. Очевидно, раньше здесь был какой-то санаторий. Несколько зданий пряталось за деревьями.
Коляска лихо подкатила к штабу, удивив часового: он увидел чудных полуштатских людей, вылезавших из экипажа, которым управлял фашист, и чуть не выстрелил в воздух из автомата, чтобы поднять тревогу.
- Одну минуту, голубчик! - приближаясь к нему, проговорил Петр Петрович.
- Стой! Ни с места! - закричал часовой. - Пароль?
- Какой же пароль, голубчик? Мы артисты. Это еще более озадачило часового.
Неизвестно, какой оборот приняли бы дальнейшие события, если бы в окне не мелькнуло чье-то лицо и сейчас же скрылось. Вслед затем в дверях появился лейтенант с удивительно ярким румянцем на щеках. Он махнул рукой часовому:
- Пропусти их. Генерал приказал.
Артисты во главе с Петром Петровичем проследовали в дом за лейтенантом. Немца оставили у коляски, очевидно полагая, что отсюда-то ему трудно сбежать.
Однако беспокойство за пленного не покидало Петра Петровича.
Войдя к генералу и едва поздоровавшись с ним, он сказал:
- С нами пленный. Я надеюсь, он не сбежит, пока мы здесь находимся? Было бы очень жаль. Он, наверное, разведчик.
- Какой пленный? - удивился генерал, - Да и вообще, кто вы такие?
- Мы артисты, находимся в подчинении политотдела фронта. А догоняем мы вас с самой Умани.
- С самой Умани? - не понял генерал. - А зачем вам догонять нас?
- По плану мы должны выступать у вас в частях с шефскими концертами. Вот наши документы. - Петр Петрович поспешно вынул бумаги и показал генералу. При чтении предписаний улыбка скользнула по его лицу, весьма моложавому, украшенному светлыми усами.
- Очень приятно! Клязьменский, - назвал он свою фамилию и еще раз пожал всем руки. - Раздевайтесь. Будьте гостями. Соломахин! - крикнул он в другую комнату.
Появился тот же самый лейтенант с удивительным румянцем во всю щеку.
- Организуйте ужин. Товарищи артисты, наверно, проголодались. Они совершили огромное путешествие, пока добрались до нас. Да скажите, чтобы замаскировали окна. Темнеет.
- Простите, - сказал озабоченно Петр Петрович, - а пленный? Что делать с пленным?
- Я не совсем понимаю, - с недоумением произнес генерал. - Где вы достали пленного?
Петр Петрович детально объяснил, что они не достали, а взяли пленного после боя.
- Это просто замечательно! - воскликнул генерал. - Артисты захватывают в плен фашиста! Невероятно! Для нас очень, очень важно. Он может дать ценные показания, в них мы нуждаемся. Благодарю вас.
Он распорядился, чтобы пленного немедленно отправили в разведотдел и там хорошенько допросили.
- Каждый пленный нам очень важен, - еще раз повторил генерал, расхаживая по комнате.
Из дальнейшего разговора с командиром дивизии Клязьменским выяснилось, что советские войска ведут бои в чрезвычайно сложной обстановке.
- Фашисты пользуются всякой нашей слабостью, неопытностью в горной войне, - сказал генерал. - Да вот прямо на днях они просочились к штабу первого полка. Пытались окружить.
- Пытались окружить? - насторожился Петр Петрович. - А далеко отсюда штаб полка?
- Да нет, близко. Здесь не равнина. В тесноте воюем.
- Значит, они могут и сюда прийти?
Командир дивизии пожал плечами.
- Все возможно.
Петр Петрович вопросительно поглядел на Ивана Степановича и на Катеньку. Но на бесстрастном лине старого охотника трудно что-нибудь разобрать. Катенька тоже ничем не выражала своих чувств. И все-таки она спросила:
- А летные части вместе с вами не воюют? Они, конечно, в горах не действуют?
- Как разведчики, - ответил генерал. - Или когда пробомбить надо.
- Наверное, издалека откуда-нибудь?
- До последних дней вызывали из Бельц.
Катенька вспыхнула. Петр Петрович выразительно поглядел на нее. Наоборот, на лице Ивана Степановича не дрогнула ни одна черточка. Генерал из этой мимической сцены ничего не понял. И не предполагая, что в словах Катеньки мог скрываться другой смысл, генерал Клязьменский сказал:
- Вчера, кстати, произошел тяжелый случай с нашим самолетом, производившим глубокую разведку. При возвращении немцы подбили его, он загорелся…
- А летчик? - вырвалось у Катеньки.
- Их было двое, - уточнил генерал. - Пилот и наблюдатель.
- Они спаслись?
- Да, сбросились на парашютах и, по счастью, попали в наше расположение. Немножко, конечно, побились при приземлении. Здесь горы. Одного ударило о камни, другому поцарапало лицо. Но отделались в общем благополучно.
- А они… откуда?
- Из Бельц.
- Уж не наши ли знакомые? - вопросительно поглядел на Катеньку Петр Петрович.
- Вы случайно не знаете их фамилии? - не скрывая волнения, спросила она, обратившись к командиру дивизии.
- Право, не знаю. Знаю только, что храбрые ребята и оба младшие лейтенанты.
- Значит, это не они! - воскликнул Петр Петрович.
Лицо Катеньки сразу стало грустным.
А Петр Петрович со свойственной ему любознательностью проявил живейший интерес к военным проблемам, и в частности к проблеме горной войны.
- Извините меня, может быть, я не совсем понимаю, - адресовался он к командиру дивизии. - Но представляется, что воевать в горах более удобно, чем в чистом поле. Здесь можно укрыться в пещерах или под навесом скал.
- Как сказать, - усмехнулся генерал. - Мы тоже сначала так думали. А потом поняли, что горы лбом не прошибешь. Сейчас подгоняем тылы, подвозим необходимое снаряжение, и тогда уже двинем по-серьезному.
- А если немцы за эти дни прорвутся сюда? - не без задней мысли спросил Петр Петрович.
- Отразим.
Петру Петровичу понравился уверенный тон генерала.
- Отразим! - с актерским пафосом повторил он полюбившееся ему слово. И еще раз повторил: - Отразим!
Глава двадцать третья
Допрос пленного подтвердил, что немцы подбросили на этот участок серьезные силы: очевидно, они догадывались или, может быть, выяснили при помощи разведки, что здесь действует дивизия неполного состава, не подготовленная для ведения горной войны, без соответствующего вооружения, без тыла и без резервов. Командир дивизии запросил в корпусе подкреплений, их не дали просто потому, что не было. Резервы не подошли.
Клязьменскому приходилось туго. Любая другая армия, окажись она в таком положении, отвела бы части на более выгодные позиции, но наш советский солдат, если уж зацепится за какой-нибудь рубеж, - попробуй его оттащи!
Наступившая ночь была величественна и тревожна. Мрак нарушали ракеты, вспыхивающие то тут, то там. Но что могут осветить они в глубоких извилистых ущельях, покрытых лесом? Когда ракеты гасли, мрак становился гуще, непроницаемей. Что там творится, в бездне гор? Слышатся выстрелы. Раскатисто бьют орудия. Откуда? Куда? Кто поймет!.. Они бьют то редко, один-два выстрела, как бы для пристрелки, то заколотят часто часто. Боже, какой грохот!
Петр Петрович стоял у окна в своей затемненной комнате и чутко прислушивался к каждому выстрелу, ежился и вздрагивал от ночной прохлады. Спать он не мог. Что-то непонятное совершалось вокруг. Кто там движется во мраке? Наши? Ихние? Может быть, враг уже близко, рядом? Кто скажет? Кто объяснит?
- Свет! Свет! - отчаянно кричит он в глубину комнаты, где Иван Степанович сидит в кресле и курит. - Гасите скорей папироску! Скорей! Заметят! Гасите!
- Не заметят! - раздается басок Ивана Степановича. - Здесь горы.
Старый охотник что-то слишком много курит. Огонек папиросы почти все время поблескивает во мраке. Уж не волнуется ли, в самом деле, и этот железный человек?
- Летит! Слышите, летит! - снова доносится от окна отчаянный шипящий шепот. - А вы с папиросой! Иван Степанович!
Вы слышали рокот фашистских самолетов? Тягостный, ни с чем не сравнимый звук. Над тобой! Конечно над тобой! Только над тобой! Орудийный снаряд, пущенный откуда-то, не так страшен. К нему можно привыкнуть. Попадет или не попадет, еще неизвестно. А самолет всегда над тобой, всегда кажется над тобой, даже если летит в стороне. Петр Петрович, почему же вы не бежите в блиндаж, в какую-нибудь пещеру, наверно, здесь есть пещеры в неприступных, непробиваемых скалах. Бегите туда, бегите… Почему вы продолжаете стоять у окна? Привыкли?
Проходит час, другой…
В дверь Катенькиной комнаты раздается легкий стук. Дверь медленно открывается, впуская старых актеров.
- Катенька! Извините, что мы вас разбудили, - послышался в темноте голос Петра Петровича.
- Я не сплю, - ответила Катенька.
- Где вы?
- Сижу у окна…
- Почему же вы не поспали хоть часок?
- Не хотелось.
- Мы решили вас разбудить, Катенька, чтобы обсудить совместно одно наше предложение. Мы с Иваном Степановичем уже обменялись мнениями. - После небольшой паузы Петр Петрович продолжал:
- Время серьезное, Катенька. Смотрите, что творится за окном!
За окном действительно творилось что-то невообразимое. Там стоял грохот, чудовищный грохот! Такой, наверное, бывает при землетрясении не меньше чем в десять-одиннадцать баллов. Удивительно, что Петр Петрович так хладнокровно ведет себя.
- Пойдемте, Катенька, в нашу комнату, - жестом позвал он девушку, - там решим окончательно.
Что они собирались решать, не сказал.
* * *
Как раз в это время командир дивизии разговаривал с начальником штаба, обсуждая тяжелое положение, в какое попала дивизия.
- Что ж, Дмитрий Михайлович, как-нибудь выкрутимся, - говорил генерал. - Все равно нам ни техники, ни солдат не подбросят. Будем надеяться на себя.
- Совершенно верно, помощи ждать неоткуда, - подтвердил начальник штаба.
- Все распоряжения отданы?
- Так точно.
- Вы приказали раздать гранаты работникам штаба на случай, если сюда прорвутся немцы?
- Розданы.
- Всех учли?
- Всех. Сейчас дорог каждый человек. Правда, тут еще не вовремя приехали артисты. Их надо бы, конечно, отправить в тыл. Но теперь поздно.
- Да, поздно… - тихо повторил генерал. Проговорил еще что-то невнятно, и вдруг голова его беспомощно опустилась на стол.
Начальник штаба удивленно взглянул на него, потом на цыпочках вышел в другую комнату.
- Живейко! - тихо приказал он ординарцу, кивая на дверь. - Генерал уснул. Пусть полчасика поспит, не будите его, всех направляйте ко мне.
- Третьи сутки не спит, другой бы свалился давно, - с некоторой фамильярностью ответил ординарец.
- Разбудите, когда скажу, - добавил начальник штаба и проследовал к себе.
* * *
- Живейко, дайте-ка умыться!
Генерал умывался прямо из таза, согласно местным обычаям. Ординарец стоял с полотенцем в руках. Умываясь, генерал приговаривал: "Ух хорошо. Весь сон сняло".
Потом не спеша вытер лицо, причесался и стал внимательно разглядывать довольно подробную карту с обозначениями на румынском и немецком языках, доставленную разведчиками. Должно быть, карта заинтересовала его, он взял лупу и, медленно передвигая ее, читал топографические знаки.
- Все ясно! - почти весело сказал он начальнику штаба, появившемуся в комнате. - Здесь проходит шоссе, удобное для их техники. Но мы можем отыграться в другом месте. Вот здесь! Мы сманеврируем первым полком.
- К сожалению, его теснят, - подал реплику начальник штаба.
- Выкрутимся, Дмитрий Михайлович, не в таких переплетах бывали. Сейчас сорок четвертый, а не сорок первый год.
- По вашему приказанию штаб занял круговую оборону. Комендантский взвод контролирует шоссе на случай прорыва танков.
- Так! Хорошо! Действуйте!
Сражение в горах продолжалось всю ночь. Особенно ожесточенный бой шел на шоссе, пересекавшем Карпаты: по одной стороне его высились скалы, подступая к самой дороге; по другой горбились склоны, более отлогие, покрытые травой и кустарниками. Бойцы третьего полка во главе с дважды раненным героем-командиром бились насмерть, закрывая путь фашистским танкам, остервенело рвавшимся вперед. Многие танки горели - это бронебойные снаряды попали в цель.
Первый и второй полки дивизии, действовавшие на соседних участках, проявили не меньшую стойкость, чем третий полк, хотя они и были ослаблены. В результате дивизия неполного состава, без техники, застрявшей из-за бездорожья, разбила почти вдвое превосходящего ее по силам противника.
Историки войны потом восстановят точную картину боя, где фашистские войска еще раз (в который раз!) узнали, что советский солдат умрет, но не уступит ни пяди освобожденной им земли. Историки войны соберут все данные об этом бое, может быть не таком решающем в великой цепи наших побед, но тем не менее славном. Будут изучены документы, учтены показания очевидцев, названы фамилии героев - живых и мертвых - в назидание потомству: смотрите - вот как надо любить Родину!
Однако бой еще продолжается. Несколько фашистских танков с облепившими их пехотинцами прорвались вперед и устремились по шоссе в обход штаба дивизии. Но их встретил комендантский взвод и штабные работники. В этой цепи была и вся фронтовая бригада артистов. Фашистских пехотинцев смели автоматные очереди, а танки были подбиты связками гранат.