- Вот-вот, это то, что мне очень нужно знать - "Левитан был поэт русской природы"! Константин Федорович, как еврейский мальчишка мог стать поэтом русской природы?
- Она была в его душе.
- Да, наверное, это так. Это говорит о том, что еврей Левитан - русский человек.
Юон видел вдохновенную заинтересованность Павла:
- А позвольте мне вас спросить, Павел Борисович: вы сами-то кем себя считаете - евреем или русским?
Это был вопрос, который давно мучил самого Павла. Если первые несколько лет своей детской жизни он прожил как еврей, то все остальные годы, с самой юности, жил жизнью русского человека. Что в нем оставалось еврейского? Только любовь к каким-то полузабытым традициям, воспоминания детства. Юон смотрел на него и ждал ответа. Павел сказал:
- Я считаю себя русским. Язык, на котором я говорю, русский, я проливал кровь за Россию, я люблю Россию. Конечно, я русский человек, хотя и еврейского происхождения.
Юону ответ понравился.
- Вы интересная личность, Павел Борисович. Вот вам еще один совет: много работ Антокольского и Левитана есть в Русском музее в Ленинграде. И надобно вам знать, что оба они не смогли бы пробиться в жизни, если бы их не поддерживали русские купцы-меценаты - Третьяков, Мамонтов и другие.
- Да, я знаю, мне Минченков, Яков Данилович, говорил об этом. Но все же странно как-то - ведь эти купцы, они же были буржуи-эксплуататоры.
- "Буржуями" они были, это верно. Но не все - "эксплуататорами". В частности, Павел Михайлович Третьяков, основатель нашей галереи, эксплуататором никогда не был. Почитайте и про него тоже.
Юон достал с полки папку:
- Это письма и записки Третьякова. Хочу вам отсюда кое-что процитировать: "Моя идея была, с самых юных лет, наживать - для того, чтобы нажитое от общества вернулось бы так же обществу, народу, в каких-либо полезных учреждениях; мысль эта не покидала меня никогда во всю жизнь".
Он назидательно помолчал.
- Так-то вот, Павел Борисович, он скупал у художников их творения, платил им большие деньги, делал их состоятельными и известными, а сам собрал коллекцию и передал ее народу.
С тех пор Павел стал ходить по вечерам еще в одну библиотеку и читать. Марии он объяснил свое решение так:
- Это ты навела меня на мысль читать об истории еврейских художников в России. А тут ведь как в любом предмете - чем глубже копнешь, тем больше нового открывается. Вот в записках Репина о Крамском я прочитал про Третьякова: "Третьяков довел свое дело до грандиозных, беспредельных размеров и вынес один на своих плечах вопрос существования целой русской школы живописи. Колоссальный, необыкновенный подвиг". Здорово сказано.
Мария улыбнулась:
- Я вижу, ты становишься заправским искусствоведом.
- Ну, Машуля, до искусствоведа мне далеко. Просто я хочу многое узнать, наверстать то, что упустил в ранней молодости. А для этого нам надо съездить в Ленинград, в Русский музей. Там тоже есть работы Антокольского и Левитана. Я обязательно должен их увидеть. Ты была в Ленинграде?
- Нет, никогда. Но всегда мечтала побывать.
- Вот и я тоже. Давай поедем.
- Да, хорошо бы. Но я не могу, я же учусь.
- А мы поедем на выходной. Прихвати еще день.
Молодые люди решили и поехали. Через свою академию Павел достал литерные билеты на ночной поезд и забронировал номер в гостинице "Англетер", что возле Исаакиевского собора. Поезд "Красная стрела" был первым советским комфортабельным составом с новым мощным паровозом "Иосиф Сталин". Павел и Мария не привыкли ездить с таким шиком: они с удовольствием поужинали в первоклассном вагоне-ресторане, где был большой выбор деликатесов. Другими посетителями вагона-ресторана были солидные люди, видимо, большие начальники или успешные коммерсанты. Некоторые вовсе не молодые мужчины были с подозрительно молоденькими, модно одетыми девушками, которые с удовольствием пили шампанское и постоянно хихикали. Мария с удивлением рассматривала их и подталкивала Павла локтем. Он не понимал, в чем дело. Она объяснила шепотом:
- Это с ними не жены.
- А кто же?
- Догадайся кто.
- Ты думаешь? Не может быть!
- Может, Павлик, может. Ты совсем жизни не знаешь.
В этот момент он увидел среди молодых женщин
свою старую знакомую - Элину-Эсфирь, любительницу свободной любви, которая когда-то давным-давно соблазнила его в магазине. Ома вошла в ресторан с важного вида стариком, увидев Павла, приостановилась возле него на секунду и слегка ему кивнула с легкой улыбкой. Он кивнул ей в ответ, и они прошли мимо.
- Кто эта интересная женщина? - сразу заинтересовалась Мария.
Павел смутился:
- Эта? Это одна давнишняя знакомая.
- Что это за "давнишнее знакомство" такое?
- Ах, Машуня, забудь об этом. Думаю, что ты правильно определила, кто эти женщины. Это жрицы свободной любви.
На Московском вокзале взяли извозчика и поехали вдоль Невского проспекта. Мария все время восхищенно восклицала:
- Ах, как красиво все, как интересно!
- Да, все пушкинские места, - вторил Павел, влюбленный в поэта.
Ленинградский извозчик ловко маневрировал между трамваями, автомобилями и множеством пешеходов. Павел спросил:
- Вы ленинградец?
- Не-е, я карел, из Карелии мы. Слыхали про такой край? Ну.
- Слышал. А в Ленинграде вы давно?
- Так ведь как принялись нас раскулачивать, ну так голод у нас и зачался. Ну я и прибег сюда. Лет десять будет. Ну.
- А рассказать, что тут вокруг, можете?
- Ну почему ж нет. Энто мы можем. Энто вон - Аничков мост, вон лошадиные фигуры, чугунные. Слева - Гостиный, значит, двор, а теперя, энто, проезжаем, ну, Казанский собор. Ну.
- А кому памятники?
- Памятники-то? Известно кому - один Кутузову, фельдмаршалу, другой Барклаю, генералу. А вона впереди Адмиралтейство. Видите - игла-то сверкает. Ну.
- А что справа?
- Кабыть не знаете? - это же и есть Зимний дворец. Ну…
- Зимний?!
- Он самый. Ну!
Они залюбовались, извозчик провез их по Дворцовой площади:
- Колонна Александрийская, ну. Из одного камня. Ну.
- Маша, смотри. Это же про нее Пушкин написал в своем "Памятнике" - "Вознесся выше он главою непокорной Александрийского столпа".
Свернули налево по набережной Невы, извозчик продолжал:
- На той стороне, это, значит, Академия по художественным делам, а возле нее, вон, на набережной, две свифки, из Египта привезенные, ну.
- Сфинксы.
- Вот я и говорю - свифки. Слух есть, что старинные очень. Ну.
- Если из Египта, то, наверное, около четырех тысяч лет.
- Ну да?! - вишь ты. А стоят как вкопанные. А впереди, на коне - это наш Медный всадник, памятник Петру, ну. Красавец памятник-то, ну. А камень под ним - это наш, карельский. Из Карелии приволокли, ну. Я тута приостановлю, а вы можете полюбоваться. Ну, а теперь мы объедем вокруг Исаакия.
- Это Исаакиевский собор?
- Он самый, красавец наш. Только его раньше собором называли, теперя в нем антирелозный музей какой-то. Ну.
- Наверное - антирелигиозный.
- А может, и так. Ныне много новых слов понадумали. Ну вот мы и на месте. Тпрру, кляча. Здесь, в этих нумерах, не так давно Сергей Есенин, поэт, значит, с собой покончил, ну. Царствие ему небесное. Прибавьте на водочку-то, товарищ красный комиссар. Ну.
У них было всего два дня, а осмотреть нужно было так много, еще и Павлу нужно не меньше чем полдня, на Русский музей. Чтобы Марии не терять время, пока у него идут разговоры с сотрудниками, на полдня они разделились.
Павел сразу нашел то, что хотел увидеть, - резной деревянный горельеф Антокольского "Еврей-портной, вдевающий нитку в иголку". Это было то, что ему больше всего было нужно, эта работа отражала связь автора с его еврейскими корнями, она показывала истоки его мировоззрения. Горельеф, на удивление маленький, лежал под стеклом в демонстрационном ящике. Старик-еврей, с традиционной бородкой и пейсами, в шапочке-кипе, высунулся из окошка на свет, подслеповато прищурился и пытается вдеть нитку в иголку. На нем - драная рубашка, через распахнутый ворот видна костлявая, тощая грудь. Худые руки - в набухших венах, пальцы плохо слушаются. Даже рама окошка старая, поломанная, заколочена досками. Во всем проступает жуткая, щемящая сердце нищета - фигура как бы символизирует жизнь евреев в царской России. Павел сам видал таких стариков, сам в детстве жил такой жизнью. Антокольский со всем своим знанием жизни и поистине гениальным мастерством показал эту жизнь в одной небольшой деревянной фигуре.
Чуть дальше Павел увидел две большие мраморные скульптуры Антокольского "Смерть Сократа" и "Спиноза". Два философа разных эпох и разных направлений, но каждый олицетворяет собой спокойную уверенность в своей правоте. Сократа приговорили к смерти - отравлению ядом цикуты. Он только что выпил чашу и лежит мертвый. Но и в смерти он не бессилен - он умер победителем в борьбе за истину.
Нидерландский философ еврейского происхождения Бенедикт (Барух) Спиноза за свободомыслие был отлучен от еврейской общины. Но поскольку он был знаменитым мыслителем, ему предлагали высокие посты и большие деньги. Он отказался от славы и богатства, жил и умер в бедности. Чтобы изваять такой сложный образ, нужда не только мастерство, нужно самому быть глубоким мыслителем.
В дирекции музея Павлу показали материалы про Антокольского и дали прочитать статьи о нем критика Владимира Стасова. Павел переписал себе одну фразу из письма Антокольского: "Вся моя горечь, все мои радости, все, что вдохновляло меня, что создано мной, все это от России и для России!"
Когда Мария пришла в музей за Павлом, он воскликнул:
- Маша, Машуня, какое счастье, что мы приехали сюда! Здесь сегодня я нашел то, что искал, что меня так занимало. Теперь я знаю - да, эти художники, Антокольский и Левитан, вышли из еврейской среды, но душа у них была русская. Моя идея сформулировалась сегодня окончательно: евреи пустили корни в России, а эти художники особенно ярко доказывают, насколько глубоки эти корни. Знаешь, я решил попробовать написать об этом статью.
* * *
Два месяца ушло у Павла на статью, которую он назвал "Два русских еврея и их меценаты". Название казалось странным, но только до тех пор, пока не прочтешь текст. Мария была первой читательницей, статья ей понравилась, она только сделала кое-где поправки в орфографии и стиле.
Павел пришел к директору Третьяковской галереи Юону.
- Константин Федорович, помните, вы дали мне совет почитать материалы про Антокольского, Левитана и Третьякова?
- Как же, как же, помню. Ну, прочитали?
- Прочитал и съездил в Русский музей. Все, как вы советовали. Вот я принес на ваш суд свою статью на эту тему.
- Очень любопытно, очень любопытно, я хочу прочитать ее.
- Я оставлю ее у вас, пойду пройдусь по залам.
Через полчаса Юон нашел Павла перед портретом "Неизвестной".
- Видите, Павел Борисович, я знал, где вас найти. Все любуетесь неизвестной красавицей.
- Любуюсь, Константин Федорович. Только теперь она из неизвестной стала мне очень хорошо знакомой.
- Это как же так?
- Я встретил девушку, очень на нее похожую, и женился.
- О, поздравляю. В этом вы превзошли самого Крамского - он-то считал ее неизвестной. А я пришел сказать вам о вашей статье. Статья очень интересная, вы понятно и красиво изложили чувства российских евреев. В статье все ясно и понятно. Вот говорят - кто нечетко мыслит, тот нечетко излагает. А вы изложили все четко, потому что у вас есть четкая мысль - гордость за свой народ. Статья достойна опубликования.
- Вы так думаете? Спасибо вам, я все сомневался - стоит ли ее показывать.
- Не только стоит, но необходимо, чтобы ее читали многие.
27. Статья Павла Берга "Два русских еврея и их меценаты"
В нашу бурную революционную эпоху факты современности быстро становятся историей. Одним из таких явлений можно назвать давно назревший острый конфликт между национализмом и интернационализмом. И в этом конфликте особое место занимает положение евреев в старой и новой России. Представители еврейской национальности не имели в царской России одинаковых с другими народами прав. Их местожительство было ограничено особой "чертой оседлости", их не принимали на государственную службу, им не разрешали учиться в гимназиях и университетах. Но все-таки встречались отдельные уникальные случаи, когда и до революции евреи своими талантами и работоспособностью добивались в России признания и выдающегося положения.
Всеми признано, что вершиной русского скульптурного искусства являются творения Марка Антокольского, еврея из города Вильно. Как могло случиться, что еврейский мальчишка, выросший в бедной среде, не получивший никакого образования, стал великим русским скульптором? И не просто русским скульптором, но самым русским из всех русских мастеров, отразившим в своих скульптурах жизнь и историю России так, что в них живо пульсирует сама сущность России.
Также всеми признано, что вершиной русской пейзажной живописи являются творения Исаака Левитана, еврея родом из местечка Кубартай в Литве. Как могло случиться, что этот беднейший из бедных еврейский мальчишка-сирота, нищий, бездомный, постоянно голодный, стал великим русским пейзажистом? И не просто русским пейзажистом, но самым русским из всех русских мастеров, показавшим на своих полотнах русскую природу так, что она выражает самую сущность души русского народа.
Казалось бы, ничто в жизни Антокольского и Левитана не предвещало их превращения в подлинных выразителей русской души и русской природы. Но в том-то и дело, что в их достижениях отразилась уникальная черта евреев - способность впитывать в себя окружающую культуру. Всякая адаптация к окружающему - это способность внутреннего преображения. У евреев эта способность вырабатывалась веками как приспособительная реакция к выживанию в результате расселения по всему миру. С языком чужого народа к евреям всегда приходит глубокое понимание его духа, его чаяний, его образа жизни и мыслей. Спустя некоторое время евреи оказываются в состоянии понять окружающий народ даже лучше, чем подчас он сам себя понимает. Живя во многих странах, евреи становились национальными поэтами, композиторами и художниками (примеры - поэт Гейне и композитор Мендельсон в Германии, поэт Фет и музыканты братья Антон и Григорий Рубинштейны в России). Такая способность может быть признана лучшей и самой выразительной чертой настоящего интернационализма.
Это не значит, что евреев любят в тех странах, в которых они прижились и стали частью окружающей их культуры. Даже наоборот, зачастую эти способности евреев вызывают обиду и возмущение, людям кажется, что евреи отнимают у них душу, присваивая себе то, что им не принадлежит.
Но евреи - самый упорный народ в мире, евреев невозможно покорить, они будут гнуться, но не сломаются, их можно разрезать на куски, но эти куски снова соберутся вместе. Поэтому даже спустя почти две тысячи лет после изгнания из своей страны евреи не исчезли как нация. Считается, что евреям помогла сохраниться их вера в единого бога и приверженность к своей религии. Несомненно, глубокая религиозность скрепляла их во все века изгнания. Но только ли это сохранило еврейскую нацию? Многие выдающиеся выходцы из евреев меняли веру, большей частью вынужденно, а иногда и добровольно. Такие еврейские мудрецы, как Барух Спиноза в Голландии и Карл Маркс в Германии, выросли вне еврейской веры.
Но откуда и как появились вообще евреи в России? В 933 году, еще при князе Игоре, в Киеве уже жили первые евреи. В 1037 году там, рядом со знаменитыми Золотыми воротами города, были построены так называемые Жидовские ворота, примыкавшие к еврейскому кварталу. Слово "жид" означало "еврей" и не носило ругательного оттенка. Но в 1113 году произошел первый погром и число евреев сразу резко уменьшилось. В XIII–XVIII веках еврейская община росла в Польше, с XVI века она стала расселяться по Украине, Белоруссии и Литве. Иван Грозный был настроен против евреев, но уже в эпоху Лжедмитриев они пришли в Москву вместе с поляками. При царе Алексее Романове, отце Петра Первого, в конце 1600-х годов, евреи все чаще бывали в Москве по торговым делам, некоторые в ней оседали.
А.С. Пушкин описал в "Истории Петра" попытку единовременного переселения большой массы евреев на русскую землю. В 1697 году, во время посещения двадцатипятилетним Петром Первым Амстердама, там проживала большая колония евреев, предки которых были изгнаны из Испании и Португалии два века назад. В Голландии они жили благополучно, занимались торговлей и ремеслами, голландцы относились к ним дружески. Любознательный Петр осматривал их большую синагогу (которая стоит до сих пор) и даже присутствовал на обряде обрезания младенца.
Далее Пушкин написал: "В Амстердаме государь часто беседовал с бургомистром Витсеном, который и посвятил ему изданную им географическую каргу северо-восточной Татарии. Витсен однажды просил амстердамским жидам позволения селиться в России и заводить там свою торговлю. "Друг мой Витсен", - отвечал государь, - "ты знаешь своих жидов, а я своих русских; твои не уживутся с моими; русский обманет всякого жида"".
Петр отказал евреям в поселении, но это не значит, что при нем, а потом и сразу после него в России совсем не было евреев. Но, поселившись в ней, они не имели никаких прав на свою религию и традиции. Крещеный еврей Петр Шафиров был при Петре вице-канцлером и министром финансов и почт, работали с Петром Абрам и Исаак Веселовские, Антон Девьер был первым генерал-полицмейстером Петербурга, а богатого купца Мейера сам Петр так уважал, что приказывал ставить для него стул в Сенате. Петр говорил: "Для меня совершенно безразлично, крещен ли человек или обрезан, чтобы он только знал свое дело и отличался порядочностью".
Через пятьдесят лет после смерти Петра, в 1772 году, императрица Екатерина II, победив Польшу, присоединила к России ее восточную часть с Литвой и получила в подданство более ста тысяч евреев. Сразу после присоединения Польши к России она обложила евреев высокими налогами и ее указом была создана "черта оседлости". При втором и третьем разделах Польши в 1793 и 1795 годах Россия таким же образом получила еще почти один миллион евреев. С тех пор вся жизнь евреев на русской земле была полна бедности, горя и унижений. Но все же у них было их знаменитое терпение и хватало энергии на выживание, увеличение рождаемости и даже на постепенную миграцию вглубь России.
В начале XX века черносотенцы, наиболее реакционная "черная сотня" русского дворянского офицерства, обеспокоенные новыми либеральными течениями с участием евреев, бросили лозунг "Бей жидов, спасай Россию!". Ненависть к евреям вызвала погромы на юге России, на Украине, в Литве и Белоруссии, они прогремели на весь мир - на евреях срывали злобу и непонимание происходивших перемен.