Бойко обратился к Кочубею:
- Гриць, послушай меня, старика. И тебе надо уходить. Этого требуем все мы, члены Центра.
Кочубей тяжко вздохнул:
- Придется. И ты пойдешь, Дмитрий, слышишь? - сурово посмотрел он на Лисовца.
- Григорий! На меня возвели поклеп, будто я навел гестапо на след организации… Я не могу с этим пятном уходить из Киева. Убежден, что Иванов - уполномоченный ЦК. Вы все уходите, а я еще раз с ним встречусь. Живым в руки не дамся - вот тут у меня ампула с ядом.
- Ты еще упираешься? - Шешеня выхватил из кармана револьвер. - Тебя, дурака, проучить надо…
Лисовец спокойно отвел в сторону руку Шешени.
- Погоди. Если попадусь к гестаповцам, сам распоряжусь своей жизнью… А ты, Колька, паникер и трус. Я докажу это! Григорий Самсонович! Заберите в отряд и товарищей моей группы. Я предупрежу Билецкого, он знает всех, - и Лисовец вышел из комнаты.
Это видели Виктор Левченко и Петр Сорокин, которым Лисовец поручил наблюдать за его встречей с представителем ЦК.
Точно в 10 часов утра они подошли к Николаевскому саду. В это время показался Лисовец, шедший на свидание к Иванову. С ним был и Малый. Навстречу им направился высокий, хорошо одетый человек. Они раскланялись. Вдруг, откуда ни возьмись, на них налетают люди в штатском и скручивают руки Лисовцу и Малому.
- Предатели! Бандиты! Бандиты! - закричал Малый.
Лисовец изо всех сил рванулся из рук гестаповцев и схватился зубами за отворот пиджака… Он сдержал слово, которое дал товарищам: фашисты швырнули в автомашину уже не Дмитрия Лисовца, а его труп.
Машина тронулась. Малый продолжал вопить:
- Предатели! Бандиты!
…Кто же ты такой, Алешка Малый? Как и Лисовец, жертва фашистской провокации или ее участник?
3.
Этой весной Днепр широко разлил свои воды. Но изумительная красота половодья мало кого радовала. Люди останавливались на набережной, чтобы бросить взгляд на левый берег, который темнел безлистной еще массой леса. Оттуда, с левобережья, ждали освобождения.
Сейчас там было тихо. Днепр замер, словно прислушиваясь к чему-то величественному, неповторимому, что приближалось и скоро должно было разыграться на его берегах.
…Трое сбежали вниз, к воде, сели на согретую солнцем старую опрокинутую лодку. Это были Кочубей, Демьяненко и Загорный.
В руке Бориса - удилище. Он медленно раскручивает леску, сажает живца на крючок, размахивается и закидывает его в реку.
- Ловись, рыбка!
- Завтра выходим, - сказал Кочубей. - А вы, ребята, оставайтесь в Киеве, хозяйничайте, держите связь.
- Надо установить новые явки и переменить пароль, - заметил Борис и подсек леску. Толстоспинный лещ взлетел в воздух и плюхнулся на песок.
- Жертва конспирации, - усмехнулся Кочубей, чертя на песке хворостинкой затейливые узоры. - Квартиры Малышевой и Омшанской держатся хорошо. Их, по-моему, можно оставить. Запасные явки на Воздухофлотском мосту и на Житном базаре.
- Пусть будет так, - согласился Демьяненко. - А как насчет пароля?
- Может, такой: "Где достать жареного леща?" - улыбнулся Кочубей.
- Поймай и съешь, - сострил Загорный.
- Вот и пароль!
Друзья рассмеялись.
На следующее утро двумя группами из Киева вышли двадцать шесть подпольщиков. Среди них - Николай Шешеня, старик Бойко, Сергей Билецкий, Виктор Левченко, Петр Сорокин, Алексей Кучеренко, Григорий Кочубей. Рядом с Григорием шла Тамара Струц.
Подпольщики уносили с собой типографию. Она еще пригодится в лесу.
Перейдя на левый берег, Тамара немного отстала от всех.
- Тома! - окликнул ее Кочубей. - Что там?
- Прощаюсь с Киевом, - грустно ответила она. - Может быть, в последний раз гляжу на него…
Утро бросало на кручу, покрытую молодой зеленью, золотистые лучи. Он был прекрасен, истекающий кровью, гордый, непокоренный Киев!
- Нет, мы вернемся, Тома. В Киеве начнется новая жизнь. Она будет прекрасна.
…Тамара Струц возвратилась в освобожденный Киев одна. Кочубей погиб в бою под селом Кобыщею 25 июля 1943 года.
Глава восьмая.
НАВСТРЕЧУ ОСВОБОДИТЕЛЯМ
1.
Ночной лес замер. Сквозь густые ветви не пробивается свет звезд.
Сергей Ананичев волнуется. В нескольких шагах от него пробирается Шешеня. Сумеет ли Николай неслышно, чтобы и травинка не шелохнулась, миновать полицейский заслон? Им только бы добраться до Труханова острова. Там они наденут элегантные весенние костюмы, в руку возьмут тросточку, в зубы- ароматную папиросу, в карманы - документы за подписью генерального комиссара, на рукав - повязку, разрешающую находиться во всех зонах Киева. Поглядеть на них - настоящие фашистские молодчики.
…Опасная дорога позади. Нарядно одетый Шешеня фланирует по Воздухофлотскому мосту. Он дожидается Демьяненко - секретаря подпольной парторганизации. Им надо договориться о дальнейших действиях. Правда, их осталось сейчас немного, всего две группы: Бориса Загорного - в Киеве и Толи Лазебного - на 49-м километре Житомирского шоссе. Нужны данные о графике движения воинских эшелонов, дислокации войск киевского гарнизона, расположении огневых точек, о стоянках военных кораблей на Днепре. Эти сведения запросила Москва.
Михаил Демьяненко ведет под руку Марию Омшанскую. У красавицы Маши в руке свежий букет черемухи.
- Привет, господа! - встречает Шешеня друзей.
Веселая компания расположилась на скамейке посреди бульвара Шевченко. Вокруг как будто ничего подозрительного. Можно разговаривать.
Шешеня кратко объясняет задание. Демьяненко тоже не любит тратить лишних слов.
- Место, день, время предстоящей встречи? - спрашивает он.
- Через неделю. Около кассы причала. Возможно, приду не я, а кто-либо другой. Запомни пароль: "Цветок распустился. Будет роза". Ты ответишь: "Белая или желтая?" Тебе скажут: "Красная". Как будто все? Прости меня, Маша, ведь самого главного я тебе не сказал. Тебе подарок - майский, праздничный. Из штаба партизанского движения передали: Георгий, твой муж, живой, воюет на фронте.
Подпольщики из группы Бориса Загорного налаживали связь с охраной заводов, узнавали, какую продукцию там изготавливают для фронта, высматривали, где фрицы устанавливают зенитки и артиллерийские батареи.
Незаменимую помощь в сборе разведывательной информации оказала Леониду Светличному босоногая команда мальчишек Труханова острова. Целые дни они проводили на реке, а по вечерам встречались со Светличным.
- Ну, докладывайте, орлы, что видели? - спрашивает Леонид и только успевает запоминать.
- Я насчитал десять кораблей, с пушками.
- И зенитные орудия на них есть.
- А я зенитки на крыше ГРЭС видел… Штук десять.
- На берегу, около завода, немцы окопы роют.
- На мосту пулеметы и зенитки… Сколько солдат? Двадцать девять человек насчитал.
- А что на Жуковом острове делается! - воскликнул один курносый разведчик и принялся докладывать…
27 мая, в 2 часа дня, как и условились с Шешеней, Демьяненко явился на набережную. В кармане у него лежал план оборонительных сооружений Киева, а также ряд важных сообщений, в том числе и такое: 30 мая из Киева отправляются на Харьков три эшелона с оружием.
Михаил Демьяненко вертелся около кассы причала, где работала Маша Омшанская, до самого вечера, но ни Шешеня, никто другой из отряда не явился. Не пришел связной и на следующий день. Больше ждать было нельзя.
Утром на станции Дарница к нежинскому поезду подошел высокий мужчина. От его брезентового плаща пахло свежей рыбой. На голове соломенная шляпа, в руках - сумка.
- Друже, подвези! - попросил он полицая, стоявшего у последнего вагона. - Вот наловил немного рыбы… Жена, видишь ли, померла. А дома четверо детишек, один другого меньше… Подвези, сделай одолжение. Голодные дома сидят… Я и с тобой поделюсь, - и сунул полицаю двух больших лещей.
- Садись уже, садись, - буркнул тот.
Рыбак, в котором и родная мать не узнала бы Светличного, юркнул в вагон, забрался на третью полку и сразу же заснул. На станции Бобровица он сошел.
Теперь предстояло самое трудное: добраться до сторожки лесничего. Дорогу ему описали подробно, но все же местность незнакомая. Он миновал село, пересек полянку, заметил старинный дуб, который сразу узнал по описанию. От него надо свернуть на тропинку, что ведет к озеру.
Вот и озеро. Леонид сбросил плащ, присел на берегу, освежил лицо прохладной водой. Солнце припекало… Вдруг до него донеслось лошадиное ржание. Светличный бросился в кусты. К озеру подъехали трое конных полицаев. Они напоили лошадей и двинулись дальше.
- Пронесло! - облегченно вздохнул Светличный и осторожно выбрался из кустов. Судя по всему, до сторожки лесничего оставалось не более двух километров.
- Дойду! - успокаивал себя Леонид. И он прибавил шагу.
- Стой!
В спину ударила автоматная очередь. Леонид упал на землю. По голова что-то потекло… Понял: ранен. Странно, но он не почувствовал боли.
Пришел Светличный в себя от того, что кто-то тормошил его.
- Дяденька, кто вы?
Он увидел над собой нежное девичье лицо.
- Не закрывайте глаз… Сейчас отец придет, слышите, дяденька, - шептала девушка, вытирая мокрым платком кровь, заливавшую ему глаза.
Скрипнула дверь.
- Кто это у нас, Оля?
- Папа, сюда!
Над Светличным склонилось бородатое лицо. Из-под косматых черных бровей смотрели молодые серые глаза.
- Папа, они в лесу лежали. Я притащила в дом… Тяжелые они очень, - звенел девичий голосок.
"Борода. Черные косматые брови… Да это же Иван!" - промелькнуло в голове, и Леонид, собравшись с силами, прошептал:
- Вы Иван?.. Лесничий?
- Иван, - сказал бородач.
- Цветок распустился… Будет роза.
- Белая или желтая?
- Красная, - шевельнул губами раненый и почувствовал, что голову сжали железные тиски.
Задыхаясь от боли и слабости, Леонид начал передавать лесничему сведения. Он часто останавливался, потом снова продолжал, пока не умолк совсем…
Тем временем из леса в Киев пробирался Шешеня. Два дня пришлось ему отлеживаться в лесу, так как он чуть не попал в расположение немецкой воинской части. Из-за его невольного опоздания погиб отважный подпольщик Леонид Светличный.
Шешеня принес подпольщикам большую пачку листовок, напечатанных в кочубеевской типографии, которая отметила свое третье рождение - в партизанском шалаше. Он сказал Михаилу Демьяненко:
- По всему видно, гитлеровцы готовятся к крупной операции. На восток днем и ночью движутся эшелоны с танками, орудиями, солдатами. Надо усилить наблюдение. Точные разведывательные данные помогут нашей армии скорее освободить Киев.
2.
Иван Васильевич припал к широко открытому окну, жадно вдыхая предрассветную свежесть.
Почему нет взрыва? Неужели что-то случилось?
В соседней комнате на кровати тяжко вздыхала Анна Тимофеевна.
- Ваня, может, ляжешь?
- Сейчас, - ответил доктор.
В кустах заливался сверчок, где-то кричала сова. Эта ночь напоминала ту, в которую состоялась откровенная беседа подпольщиков с Паулем и Карлом. Всего три месяца прошло с тех пор, а сколько пережито, сколько сделано за это время. Пауль Коруньяк и Карл Ботка стали родными, словно сыновья.
Вспомнилось…
Пауль и Карл вошли в комнату, Пауль произнес без всяких предисловий:
- Убежден, что мы пришли к друзьям. Я и Карл - югославские коммунисты. Наша жизнь принадлежит вам, товарищи.
Солдаты рассказали, что в их отряде 20 человек и что они с успехом ведут среди них агитационную работу.
Поднялся Василий Филоненко.
- Живем в такое время, когда людям на слово верить нельзя. Хотите, чтобы мы вам поверили? Идемте с нами в лес, к партизанам.
- Хоть сейчас! - воскликнул Карл.
Пауль отрицательно покачал головой:
- Погоди, Карл. Мне кажется, товарищи, что здесь, на станции, мы вам будем больше полезны, чем в лесу. Я в курсе всей работы станции. Знаю, когда мимо Крутов должны пройти составы, чем они нагружены, по многим признакам могу сказать о близящемся наступлении… Если мы уйдем к партизанам, нашу часть сменят, а она уже почти вся распропагандирована. Впрочем, решайте сами. Мы готовы выполнить любое ваше решение.
Пауль немного помолчал, потом сказал:
- Кстати, передайте вашему штабу, что в склады для зерна на станции Плески гитлеровцы свозят оружие и боеприпасы. Достаточно бросить туда несколько гранат, чтобы этот арсенал взлетел на воздух.
Пауль и Карл стали активными участниками подпольной группы. С их помощью уже восемь раз взрывались железнодорожные пути между Крутами и Плесками.
Сегодня на мосту несет караул солдат Иван Чонка, друг Пауля. Из партизанского отряда придут подрывники минировать мост, по которому в 2 часа ночи должен проследовать эшелон с танками.
Помаз еще раз посмотрел на часы. 2 часа 43 минут. Почему же нет взрыва? Что случилось? Неужели подрывников схватили?.. Внезапно под ногами закачался пол, словно началось землетрясение.
- Ваня! - вскочила с постели Анна Тимофеевна.
Врач вскинул высоко голову и раскатисто засмеялся.
- Еще один! - громко крикнул он, а слезы катились по его лицу.
Иван Васильевич вытер слезы и спокойно произнес:
- Теперь, Анюта, можно спать.
Пауль пришел, как всегда, под вечер. На крыльце его встретила Люба Бендысик.
- Пойдемте гулять.
Пока Люба прихорашивалась, солдат зашел в кабинет врача. Там сидел Василий Филоненко.
- Важные новости, - сказал Пауль. - Около станции Бахмач устроен склад боеприпасов, замаскированный снопами необмолоченного хлеба. Хлеб косят не колхозники, а солдаты.
Филоненко, собиравшийся переночевать у Помазов, решил срочно вернуться в лес, чтобы успеть передать в Москву по радио это важное сообщение.
Вслед за Филоненко из дома врача вышли Пауль и Люба. Пусть видят все крутинцы, а главное - командование отряда по охране участка железной дороги, почему Пауль зачастил к Помазу: солдат влюблен в невестку врача - красавицу Любу.
Через два дня после этого произошло сразу три важных события. Над Бахмачем промчалось звено скоростных бомбардировщиков с красными звездами на серебряных крыльях, которые, к удивлению жителей, принялись бомбить только что убранные поля. Но удивление тотчас сменилось восторгом: стога взрывались и огненными столбами поднимались к небу. Гитлеровский арсенал под Бахмачем был уничтожен.
Это произошло утром. А днем отряду по охране дороги объявили, что он немедленно отправляется в Нежин. Солдатам выдали новую форму, автоматы и патроны.
- Вероятно, повезут на фронт, - поползли слухи.
Пауль собрал своих единомышленников:
- Товарищи! Настал час уходить в лес к партизанам. Выходить небольшими группками, по два-три человека. Встретитесь за селом, возле озера…
Вечером к лесу, вслед за ушедшим отрядом по охране железной дороги, промаршировала рота вооруженных солдат, сформированная из насильственно мобилизованных славян. Роту вел Иван Чонка и молодой чех - командир. Чонка сумел крепко подружиться с чехом и сагитировать роту перейти на сторону партизан.
Это было третье событие необыкновенного дня.
Вечером распрощался с доктором Помазом и Пауль Коруньяк. Он тоже ушел в партизанский отряд вместе с Любой Бендысик.
…Прошло более двадцати лет со времени описанных событий. Советский партизан, а теперь инженер Пауль Коруньяк из югославского городка Кулпин разыскал старого доктора Помаза, его жену Анну Тимофеевну, которые по-прежнему живут в своих тихих Крутах, разыскал председателя колхоза "Дружба", что неподалеку от Нежина, Василия Харлампиевича Филоненко и других друзей по оружию. Бывшие бойцы с гордостью вспоминают пережитое. Народные мстители хорошо помнят словака Пауля Коруньяка, которого в отряде любовно звали Павлом, а то попросту Павликом, и легенды о героических делах верного брата из Югославии.
3.
Генерал Шеер, начальник полиции и жандармерии Киевского округа, небольшой, седой человек, метался по своему кабинету:
- Вы ничего не понимаете, ничего! Понавесили на грудь кресты и полагаете, что заслужили право спокойно жить, гулять на банкетах, развлекаться. Они нас задушат, понимаете, задушат, - жилы на шее Шеера надулись, и он провел по ним рукой.
Он не ошибся, этот Шеер: пройдут три года, и на его шее действительно затянется петля - военный преступник будет качаться на виселице в центре Крещатика.
А пока что генерал неистовствовал:
- В Киеве не должно быть ни одного партизана. Слышите? Фюрер не жалеет ничего. К вашим услугам лучшие гостиницы, пайки, золото… А чем вы отблагодарили фюрера, чем?
Поздно вечером из его кабинета, тихо ступая, чтобы каким-нибудь неосторожным шагом не вызвать нового припадка ярости генерала, один за другим выходили высокие чины полиции, жандармерии, разных секретных организаций, каких до черта было в Киеве. Завтра они начнут действовать с новой силой.
Одному из шееровских шпиков удалось проникнуть в парторганизацию. Только что Борис Загорный узнал страшную весть: фашисты расстреляли его брата Павла. Он погиб, не выдав товарищей.
Сколько близких и верных друзей потерял Борис. Еще не зажила рана на сердце после смерти Григория Кочубея, а Сергей Ананичев принес новую тяжелую весть: в лесу погиб в бою Николай Шешеня, их суровый, смелый и нежный друг. И вот не стало Павла…
Борис закрыл дверь и повернул регулятор радиоприемника. Полились тихие позывные Москвы. Хотелось, чтобы эта торжественная музыка залила, наполнила комнату, вырвалась на улицу, разгоняя мертвящую тишину.
В радиоприемнике загремело. Неужели звуки боя? Нет, это салюты. Советские войска освободили Орел, город, который гитлеровское командование объявило символом несокрушимой обороны.
"Это расплата за тебя, за твою кровь, Павел, за сиротство твоих детей", - звенело в душе Бориса.
А радиоприемник приносил все новые и новые радостные известия. Уже появилось Харьковское направление. Идут бои в Донбассе. Того и гляди, появится и Киевское направление… А ты не дожил до этой радости, брат!
Загорный положил на стол большой лист бумаги и, как умел, вывел ученической кисточкой:
"Киевляне! Советские войска освободили Орел.
Фрицы бегут. Не бойтесь этих кровавых собак! Скоро будет освобожден Харьков, Донбасс.
Смерть немецким оккупантам!"
Как только смеркнется, Борис выйдет на улицу и приклеит несколько таких листовок. Пусть два, три, десять жителей Киева успеют почитать листовки до того, как их сорвут гестаповцы. Но известие о наступлении советских войск облетит дома, дворы, улицы и как луч прорежет темноту, порадует киевлян.
Борис винил себя за гибель брата. Вспомнился тот июньский вечер, когда Павел познакомил его с шофером из гаража "Киевэнерго" комсомольцем Сукачем. Брат давно рассказывал Борису об этом юноше. Сукач уже выполнил много заданий Павла: и листовки в селах распространял, и людей, которых нужно было выводить в партизанский отряд, перевозил на своей машине через днепровский мост. Кстати, машина эта была не простая: новенький "Фиат", недавно привезенный из Германии для шефа "Киевэнерго" предателя Баранова.