Осмотрев сотни в конном строю, он дал сутки ареста командиру третьего взвода первой сотни за ржавые стремена у бойцов. Затем, распустив людей, прошел в кабинет Хмеля, который после смерти комиссара снова был назначен военкомом и начальником гарнизона.
В кабинете Хмеля на стене висела большая карта Южного фронта, усеянная красными и белыми флажками. Андрей потребовал от дежурного последние сводки с фронта и подошел к карте. Врангель продолжал продвигаться вперед. Андрей переколол флажки и угрюмо пробурчал:
- Далеко шагнул барон…
Он отошел от карты. Вспомнив про записку Шеремета, достал из внутреннего кармана черкески конверт с письмом Врангеля и заглянул в него. Не найдя записки, снова полез в карман. Но ни в боковом, ни в других карманах ее не оказалось. "Потерял!" - подумал Андрей. Пропажа была неприятна.
Он уже решил ехать домой, посмотреть, не забыл ли записку дома, но в соседней комнате послышались голоса Хмеля и Бабича. Андрей поспешно сунул в карман конверт с письмом и повернул к двери.
- А, наконец–то, где ж вы блукали?
Взволнованные Хмель и Бабич заговорили, перебивая друг друга. Они рассказали, что гаевцы опять заняли хутор Деркачихи, куда переехал штаб Алгина, и готовят оттуда наступление на станицу. Туда же стягивается пехота.
Андрей нахмурился еще больше.
- Откуда узнали?
- Деркачихин пастух под утро прибег, - ответил Бабич. - Говорит, что и генерал там.
- Сколько их, не казав?
- Каже, что богато–пребогато, а сколько - сосчитать не мог, неграмотный он.
- Вот что, хлопцы, пообедайте в гарнизоне, сидайте на тачанку да поезжайте по хатам, сами знаете, кому можно оружие доверить. Надо попытаться еще одну роту организовать. У кого будете, нагадывайте им завтра утром во двор гарнизона сходиться. Захватите с собой командира роты.
Бабич и Хмель сговорились обедать сегодня дома. "Сегодня недиля, и Наталка сварила, верно, гарный борщ, - с грустью подумал Бабич, - а после борща будет, должно, жареная колбаса, и можно було б еще по чарке…" Он огорченно переглянулся с Хмелем и почесал затылок.
- Ну, я, хлопцы, до дому. Когда управитесь, приезжайте оба, ужинать вместе будем.
Лица Бабича и Хмеля несколько прояснились.
По приезде домой Андрей прошел в зал. Кровать его была прибрана, комната подметена. Он заглянул под одеяло, под подушку. Не найдя записки, пожал недоуменно плечами и пошел умываться.
В кухне стоял накрытый стол, но Наталки не было. Андрей заглянул в ее комнату. Наталка лежала на кровати лицом к стенке. "Спит, должно", - подумал Андрей и на цыпочках возвратился в зал.
Он достал из–под кровати сундук, привезенный им из Ростова, вынул из него синие галифе с красными кантами, зеленую гимнастерку, такую же фуражку с красной звездой и ремни.
Одевался тщательно, словно на парад. Расчесав гребнем волосы, прицепил саблю к широкому поясу желтой кожи, привинтил к гимнастерке орден и надел на сапоги серебряные офицерские шпоры.
Во дворе раздался собачий лай и стук палки о забор. Андрей выглянул в окно. Увидев нищего, подумал' "Кажется, сотник, за ответом пожаловал. Не терпится его благородию…"
Он вышел во двор. Нищий в пыльных лохмотьях, с огромной папахой, надвинутой на глаза, босой и давно не бритый, прошел вслед за Андреем в зал и остановился среди комнаты, настороженно озираясь вокруг.
Андрей показал рукой на табурет.
- Садись, сотник.
Затем вышел из комнаты, заглянул к Наталке и, увидев, что та спит, возвратился в зал и притворил за собой дверь.
- Вы не из трусов, сотник Шеремет. Несмотря на это переодевание, вас все же могут узнать.
Шеремет в свою очередь с любопытством рассматривал Андрея. "Так вот он какой! Ну, за таким пойдут!" - решил он и, отведя взгляд, стал ждать, пока Семенной не заговорит первым.
- Вы пришли за ответом?
- Так точно, господин полковник. - Шеремет хотел встать, но Андрей удержал его знаком руки.
- Сидите, сидите… Скажите, вы знакомы с содержанием письма барона Врангеля?
- Да. Я только что вместе с генералом Алгиным вернулся из Крыма.
- Сухенко приехал с вами?
- Никак нет, полковник Сухенко должен возвратиться на этих днях.
- Скажите, сотник, помощь от барона будет или это только слова?
- О, далеко не слова, полковник.
- Значит, десант придет? - Да.
- Где же он высадится?
- Я, господин полковник, всего лишь, хорунжий, подробности о десанте вам может рассказать лишь генерал Алгин или начальник штаба.
Андрей закусил губу.
- Да, конечно, да это и неважно… Вот только я сомневаюсь, чтобы это было скоро. Я кое–что слышал о нем еще в начале лета. Я скорее склонен думать, что его не будет.
- Он будет, полковник, и высадится на этих днях.
- Даже… Ну, что ж, это хорошо. Значит, вы на днях выступаете?
- Этого я не могу знать, господин полковник. Андрей встал. Вскочил и Шеремет.
- Что прикажете передать генералу, господин полковник? Его превосходительство просили вас приехать в штаб.
- Для меня теперь и так все ясно, сотник. А генералу вашему передайте, что я очень благодарен за сообщение о десанте и приму необходимые меры… А теперь даю вам, сотник Шеремет, час сроку. Если вас через час обнаружат в станице, я вас расстреляю. - Андрей положил руку на кобуру. - Ну! Идите!
Шеремет, растерявшись, не знал, то ли ему уходить, то ли попытаться уговорить Семенного. Он вспомнил о наказе полковника Дрофы убить Семенного в случае его отказа. Но Семенной, подстерегая каждый его жест, готов был при малейшем подозрительном движении всадить в него пулю. Шеремет пошел к дверям. На пороге задержался.
- Смотрите, не прогадайте, комбриг! Андрей нахмурил брови.
- Мы с вами не на ярмарке, сотник. А прогадывает всегда тот, кто становится поперек пути своего народа.
Проводив Георгия Шеремета до калитки, Андрей подождал, пока тот отошел от нее на сотню шагов, и подозвал часовых.
- Всех, кто будет околачиваться возле дома, задерживать!
Пройдя в зал, он снял шашку, расстегнул воротник гимнастерки и сел к столу. Он не слышал позади осторожных шагов Наталки и почувствовал ее присутствие, лишь когда она обняла его за шею. Андрей резко обернулся. А Наталка, плача и смеясь одновременно, целовала его в щеки и в губы.
- Я все, все слышала, дядя Андрей!.. И записку читала… Я так боялась, так боялась!
Наталка не договорила и выскочила из комнаты. Через минуту во дворе раздался ее звонкий голос, напевающий веселую песенку.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
1
Третьего августа нарочные, посланные Андреем, повезли в Ростов и Ейск, а также в станицу Каневскую сообщение о идущем морем десанте.
По распоряжению Андрея, гарнизоны Каневского и Староминского районов вышли из станиц и заняли заранее вырытые окопы.
В станицах остались лишь патрули дежурных взводов да вновь организованные роты.
В ночь на четвертое августа конница Гая пыталась прорваться в Староминскую, но была отброшена пулеметным огнем и отошла к хутору Деркачихи.
Утром Хмель получил с нарочным письмо от начальника Бриньковского гарнизона с просьбой о высадке десантного отряда в районе станицы Бородинки и о завязавшихся боях с врангелевцами.
Прочитав письмо, Хмель выбежал на крыльцо, вскочил на чью–то лошадь и помчался в ревком. Через полчаса после этого в кабинете председателя ревкома собрался командный состав гарнизона.
Обрисовав создавшуюся обстановку, Андрей сказал:
- Я дал распоряжение, чтобы Староминский гарнизон, под командой Хмеля, выступил на рассвете навстречу Алгину. Охрана станицы возлагается на нашу пехоту. Помощнику начальника гарнизона Бабичу приказываю: куркулей, отказавшихся рыть окопы, расстрелять сегодня ночью. Вечером выезжаю в Каневскую, в станице меня заменят военком и председатель ячейки. Командиру партийно–комсомольской роты и Бабичу расклеить на базаре и углах приказ о том, что станичники, вышедшие на улицу с оружием, будут расстреляны. У колокольни, ревкома и гарнизона выставить усиленные наряды. Каневской гарнизон делю пополам. Одна половина, под командованием Остапа Капусты, примет бой с отрядом полковника Гриня, другую половину поведу я. - Андрей улыбнулся, и от его улыбки, от его твердого, уверенного тона всем сделалось как–то легче.
- Вы все знаете, товарищи, десятиверстную дамбу, идущую через Бриньковские плавни. Эта дамба - единственный путь для той части десанта, которая пойдет на помощь Алгину. Так вот, я со своим отрядом запру эту дамбу и не пущу через нее врангелевцев; попутно, пройдя по ней до Бриньковской, постараюсь помочь соседним гарнизонам. Если врангелевцы захотят все же напасть на Каневскую, то им придется идти в обход через Тимашевку, черт знает куда…
Десант Улагая, сломив орудийным огнем сопротивление обороны, на рассвете пятого августа начал высадку в районе станицы Бородинки.
По заданию врангелевского генштаба части генерала Улагая сразу же после высадки должны были объединиться с конницей полковника Рябоконя, занять станицу Приморско - Ахтарскую и тем самым обеспечить дальнейшую высадку десанта с пароходов и барж. После этого весь десант должен был разбиться на две части. Первая группа, вместе с отрядом Рябоконя, имела задание двигаться на Екатеринодар, подымая на пути и вооружая станицы: Роговскую, Поповическую, Протоку, Степную, Гривенскую, Ольгинскую, Брюховецкую, Ста–ронижестеблиевскую, Славянскую, Новотитаровскую.
Вторая группа десанта, под командованием генерала Бабиева, должна была двинуться к станице Бриньковской, расположенной на островах Бейсугского лимана, пройти по дамбе через Бриньковские плавни и, объединившись здесь с отрядом полковника Гриня, взять направление на Каневскую и Староминскую, навстречу Алгину.
Встреча с Уральской бригадой ожидалась на Бриньковской дамбе или же у станицы Каневской. И в том и в другом случае Уральская бригада должна была, не оказывая серьезного сопротивления десанту, отойти к Кущевке. Намечено было, что, отступая, бригада разоружит на своем пути не разбитые еще гарнизоны под тем предлогом, что они пытаются перейти на сторону Врангеля.
Накануне высадки десанта генерал Алгин отдал приказ о выступлении отрядов Рябоконя и Гриня. Староминский отряд под командованием полковника Дрофы получил приказ выступить пятого августа. Однако неудачная попытка Гая взять станицу четвертого августа и отступление его потрепанных сотен повели к тому, что отряд Дрофы выступил лишь утром восьмого августа.
К этому времени части Рябоконя и Улагая уже объединились и подходили к Приморско - Ахтарской. Выступил и полковник Гринь, но его пехота по выходе из плавней замитинговала и, не приняв боя с Каневским гарнизоном, частью сдалась ему в плен, частью же разбежалась по домам. Лишь около сотни во главе с офицерами ушло назад, в плавни. Конница же Гриня, разгромленная в предыдущих стычках, не смогла оказать серьезной помощи пехоте и была разбита Остапом Капустой и рассеяна по степи.
Генерал Бабиев в середине августа подошел к станице Бриньковской и занял ее без боя. Красный гарнизон покинул эту станицу еще накануне и ушел на хутор Ахтанизовский, где собрались под командованием Порфирия Кадыгроба остатки разбитых гарнизонов. Эти остатки Кадыгроб свел в один отряд и пополнил бегущими от врангелевцев иногородними и казаками.
Авангард Бабиева смело вступил на дамбу, но неожиданно был обстрелян из пулеметов, скрытых в камышах, и почти полностью уничтожен. Бабиев приказал дать по камышам орудийный залп, а затем бросил конницу в атаку на дамбу. Но, как только конные сотни влетели на дамбу, снова в камышах зашлись скороговоркой пулеметы, и остатки конницы отступили в беспорядке. Тогда по камышам начали бить шрапнелью. Так продолжалось до вечера, а к ночи на дамбу с гиком и свистом помчался конный офицерский полк. Ему удалось пробиться до половины дамбы, но и эта атака была отбита с огромным уроном для врангелевцев.
Генерал Бабиев был взбешен. Он бросил на рассвете в камыши пехоту, но люди вязли в жидкой грязи, тонули в трясине и не смогли пройти даже сотню шагов, а тот же невидимый враг, словно плавни были для него твердой почвой, открыл сильный огонь из винтовок и забрасывал их гранатами.
Стало ясно, что путь через дамбу прегражден не кучкой партизан, как предполагал раньше Бабиев, а хорошо вооруженным и довольно многочисленным отрядом, великолепно знающим плавни. Поняв, что через дамбу не пройти, Бабиев стал спешно укрепляться в Бриньковской, готовясь часть отряда переправить на баркасах через Бейсугский лиман, в обход засевших на дамбе красных.
Бабиев издал также приказ о явке на сборный пункт всех взрослых станичников. Штабу группы было дано распоряжение срочно сформировать пластунскую сотню из местного населения, знающую плавни, и бросить ее на борьбу с засевшим в камышах красным отрядом.
Но мобилизация сорвалась. За весь день на сборный пункт явились лишь семь стариков да четверо парней. Один из них был косой и придурковатый.
К вечеру генерал Бабиев приехал на сборный пункт.
- А где же остальные? - грозно спросил однорукий генерал косого парня. Тот испуганно посмотрел на генеральские погоны, потом перевел взгляд на пустой рукав генеральского кителя и заплетающимся языком проговорил:
- Убежали…
- Как?! Куда?
- А уж известно куда… - уже более спокойно ответил парень и неожиданно спросил: - А как же вы, дядя, с одной рукой воюете?
Этот вопрос окончательно взбесил генерала. Он приказал выпороть несчастного дурачка шомполами и объявить станичникам, что все уклоняющиеся от мобилизации иногородние будут расстреляны, а казаки будут лишены казачьего звания и наказаны шомполами. Но и это не помогло. Почти все население, способное носить оружие, убежало из станицы. Не удалось генералу найти и нужного количества баркасов, а те, что остались на берегу, оказались с пробитыми топорами днищами и без бабаек.
Невдалеке от Бриньковской дамбы тянется глубокая балка, поросшая терновником, камышом и мятой.
На самом краю балки стоит Андрей. Перед ним вытянулся рослый казак.
- Так говоришь, не выдержит Хмель?
- Где выдержать, товарищ председатель… сила их…
- Ну уж и сила… - хмуро улыбнулся Андрей. - Иди.
Вот уже шестой день, как Хмель со своим гарнизоном сдерживает- бешеный натиск отрядов Дрофы и Гая. "Сдерживает, сдержит ли?"
По совету Андрея, Порфирий Кадыгроб заградил своим отрядом путь первой группе десанта и медленно отходит к Тимашевке, где деповские рабочие срочно делают своими силами бронепоезд.
Генерал Бабиев пока не пытается вновь атаковать дамбу. Он укрепился на Бриньковских островах и запер дамбу с другого конца. День ото дня положение становилось тревожнее. Андрей Понимал, что если на помощь не подойдут части Красной Армии, то Тимашевку не удержать. Да и не только Тимашевку - падет и Брюховецкая, и его гарнизоны очутятся в кольце отрядов Улагая, Бабиева и Алгина. Вдобавок возможен прорыв полковника Дрофы на Староминскую. "Успеет ли подойти из Ростова конная Уральская бригада? Да может ли теперь выручить одна бригада: ведь Улагай, наверное, развернул широко мобилизацию в занятых им станицах? К тому же у них пушки и огромное количество пулеметов. А все–таки держаться надо".
- А держаться надо… - повторил он вслух. - Э, да это никак Капуста!
И действительно, на другом краю балки остановилась группа всадников, среди которых был и старый Капуста.
- Эй, Остап!
Капуста махнул рукой в знак того, что заметил Семенного, слез с коня и осторожно стал спускаться в балку. Через несколько минут он уже сжимал руку Андрея.
- Похудел ты, Андрей Григорьевич. Не спишь, видать.
- До сна ли теперь, дядя Остап…
Они сели рядом. Капуста вынул из–за пазухи сверток в белой тряпке, передал его Андрею.
- На, Андрей Григорьевич, старуха тебе посылает.
- Спасибо, в станице буду, сам поблагодарю. Должно, коржики тут на свином смальце? Никто так их не умеет печь, как твоя Степановна.
- Да, уж насчет этого она мастерица.
Андрей развернул тряпку и, вытащив из нее круглый коржик, спросил:
- Как дела, дядя Остап?
- Дела обыкновенные… Обложили это мы их в камышах, ровно кабанов диких. Ну, сперва ничего, а потом, чую, стрельба у них поднялась. Целый день палили, а к вечеру двадцать семь казаков вышли из плавней и сдались.
У Андрея заблестели глаза, он отложил сверток Е сторону.
- В станицу отвел?
- Каких в станицу, а каких к себе забрал. Были среди них хорошие хлопцы…
- Гринь убит?
- Сбежал…
- Сколько же в отряде оставил?
- Девятнадцать.
- Так… А вот Семен помощи просит, еле держится.
- Помощи? Что ж, теперь можно. Бери мой гарнизон, грузи в вагоны и паняй в Каневскую. Разобьешь Алгина с Дрофой, с обоими гарнизонами сюда придешь.
- А ты?..
- Управимся. Половину роты сюда переброшу, а другая половина с теми, что от Гриня ушли, у плавней будет. Езжай смело, а то ежели Алгин Хмеля разобьет, тогда и мы пропали.
- И то поеду, дядя Остап.
- Вот и ладно. Их, гадов, порознь бить надо…
Бой между отрядами полковника Дрофы и Староминским гарнизоном начался у самого хутора Деркачихи.
У генерала Алгина был жестокий приступ малярии, и боем руководили Сухенко и Дрофа. Конница Гая находилась в резерве в балке за хутором.
Взвод подхорунжего Шпака был выделен личным конвоем генерала Алгина и расположился на самом хуторе.
Тимка тоже болел малярией. Его только что перетрясло от выпитого самогона, настоянного на измельченной коре сирени. Тошнило, в голове стоял надоедливый шум. Тимка злился на то, что по распоряжению командира взвода Шпака ему пришлось находиться неотлучно при генерале. Нянчиться с больным стариком ему было вовсе не по душе. К тому же генерал сильно беспокоился за исход боя. Он то и дело посылал Тимку во двор - узнать, не приехал ли связной с донесением.
Тимка брел исполнять приказание, придерживаясь иногда руками за стену, чтоб не упасть от слабости.
Весть о разгроме армии Врангеля под Каховкой еще не дошла до штаба Алгина, и Тимка, зная о высадке десанта и его продвижении на Екатеринодар и Каневскую, не сомневался в скорой победе над большевиками.
Ему опротивело скитаться по плавням, прятаться в балках и по степным хуторам. И все же Тимка с затаенным страхом думал о том, близком теперь, дне, когда его отряд вступит в станицу. Ведь этот день будет последним днем для людей, судьба которых его заботит и волнует.
Он выходил во двор и подолгу прислушивался к стрельбе. Там, в нескольких верстах от хутора, дерутся его брат и отец с ее братом и другими недавними Тимкиными друзьями. Он пытался по звуку выстрелов определить, сломлено ли уже сопротивление гарнизона или еще нет. Но стрельба то замирала, то разгоралась с новой силой, и Тимка, облизнув сухие, потрескавшиеся от лихорадки губы, шел назад, к генералу.
…Гарнизонцев было значительно меньше, чем врангелевцев, и бой сразу же стал для Семена Хмеля очень тяжелым.