В глазах начальника гарнизона вспыхнула и сейчас же погасла усмешка. Он тихо проговорил:
- Не стесняйтесь, господин полковник… Здесь никто не может подслушать нас… Разрешите представиться:
адъютант командующего повстанческими войсками на Кубани - есаул Петров.
Начальник гарнизона протянул комбригу руку, которую тот крепко пожал, и продолжал так же тихо, почти шепотом:
- Вы, очевидно, получили мое письмо, полковник?
- Получил, есаул, и поспешил выполнить приказ генерала.
- Прошу садиться.
Петров подошел к двери, заглянул в соседнюю комнату и, заперев на ключ дверь, сел напротив Сухенко. Достав из кармана офицерских рейтуз портсигар, раскрыл его и протянул гостю:
- Прошу, полковник.
- Ого! Английские сигареты?!
Петров с напускным равнодушием проговорил:
- Года четыре назад я не стал бы курить эту дрянь, а теперь… когда с этой сволочью, - Петров брезгливо поморщился, - приходится ежедневно курить махорку…
Даже плохие английские сигареты кажутся роскошью. Сухенко сочувственно вздохнул.
- Вы правы. Я сам истосковался по хорошему вину, душистой папироске после обеда и просто… вы меня извините… есаул… по чистому белью и чистой постели.
- Я отвел вам квартиру в доме местного священника. Очень милый и культурный человек. Домик маленький… там уютно, чисто, и хозяев только двое - он с матушкой.
Вам там будет очень хорошо, полковник.
Комбриг благодарно улыбнулся. Петров наклонился вперед.
- Если разрешите, мы завтра там встретимся. Здесь все–таки неудобно…
- Вы правы есаул. Нам надо быть очень осторожными.
- Итак, завтра увидимся и обо всем переговорим
подробно. Да, вам, полковник, надо представиться здешним властям.
Поймав вопросительный взгляд Сухенко, Петров поспешил добавить: - Военный комиссар был во время войны писарем в полку. Это - надутый, самодовольный человек. Я им верчу, как хочу… Ну, а о предревкоме и говорить нечего… Стар, тих и глуп… Недавно у нас в районе появилась новая, залетная птица - продкомиссар. Представьте, выгнал предревкома из его кабинета и занял его сам. Ну, да я вам обо всем доложу, а сейчас советую хорошенько отдохнуть.
- Скажите, есаул, а этот таинственный генерал,
присланный Врангелем? Здесь он?
Петров улыбнулся:
- Вам, господин полковник, можно оказать. Только вам - и больше никому. Даже ваш начштаба ничего не должен знать… Таково желание генерала.
- Согласен, есаул.
Понизив еще больше голос, Петров сказал:
- Он здесь… Генерал Алгин заведует финансовым отделом ревкома.
Довольный изумлением, отразившимся на лице Сухенко, Петров откинулся на спинку стула и засмеялся.
4
Командир первого взвода гарнизонной сотни Иван Кравцов, вручая Тимке белолобого вороного коня, долго и по–стариковски обстоятельно толковал, как за ним надо ухаживать.
- Ты погляди на него, - говорил Кравцов, держа коня за гриву - конь - чистое дите. Он только говорить но может, а понимает не хуже человека.
"Дите" прижимало назад маленькие уши и норовило укусить Кравцова за локоть.
- На этом коне, - продолжал комвзвода, - кадеты зарубали моего лучшего дружка, Федора Тура, когда он был в разведке. Конь прибег к нам на второй день… - Кравцов отвернулся. - На, получай коня. А кличка ему Котенок, потому ласковый он да игривый. - И комвзвода вложил в Тимкины руки чембур.
Тимка взял коня за недоуздок и осторожно повел его к коновязи, где и привязал к железному рельсу. Котенок, улучив минуту, укусил Тимку за плечо, а когда тот отскочил назад, больно лягнул его по коленке.
- Это он к тебе еще не привык, Тимофей, - старался успокоить Кравцов. - Ты с ним поласковей… Хлеба с солью али морковку, конь и привыкнет.
Тимка, потирая ушибленное место, мужественно улыбался.
…Во время вечерней уборки к Тимке, тщательно чистившему шею Котенку, подошел пожилой казак с черными усами.
- Шеремет?
Тимка покосился на казака и сказал:
- Вы бы, дядя, отошли подальше, а то бьется почем зря.
Но казак хлопнул Котенка по гладкому крупу и, прикрикнув на него, прошел ближе. Котенок прижал уши и попытался лягнуть казака, за что получил от него хлопок по брюху. Взяв из рук Тимки щетку и скребницу, казак быстрыми, ловкими движениями стал счищать набившуюся в шерсть лошади пыль. Котенок присмирел. Лишь прижатые уши да злые глаза выдавали его недовольство.
Вычистив одну сторону, казак отдал Тимке щетку.
- Вот так–то, браток, треба. Меня, при царе Миколке, твой батько, царство ему небесное, во как напрактиковал! - И, помолчав, добавил: - Дюже нравный был. За каждый пустяк по морде.
Тимка хотел обидеться, но в голосе казака не было злости, - лицо его выражало участие, и в карих глазах светилось добродушие. Тимка почувствовал к нему расположение.
- А вас, дядя, здорово мой батько бил? - спросил он и тотчас же понял всю неуместность вопроса.
- Меня? Конешно, бил. Ну да это давно было… Как–нибудь расскажу, а теперь кончай зачищать, сейчас на водопой поведем.
Казак ушел. Тимка, стараясь ему подражать, стал чистить коня и дочистил его благополучно.
После уборки, напоив коней и заведя их в конюшню, бойцы стали в кладовой в очередь за зерном. Когда Тимка держа в подоле чекменя высыпанную ему мерку ячменя, хотел бежать к своему коню, его остановил Кравцов.
- Беги домой снидать, да в гарнизон дежурить. - И погладив рыжеватый ус, усмехнулся. - Да ежели пошлют куда, поводья дюже не распускай.
5
…Тимка сидит в просторной комнате - канцелярии начальника гарнизона - и дремлет. На столах и на полу храпят ординарцы, присланные из других взводов. В соседней комнате спит дежурный взвод пешей сотни.
Старинные, в резном футляре, часы прохрипели три раза. В коридоре скрипнула половица, дверь отворилась, и в комнату вошел начальник гарнизона Петров.
Тимка вскочил и вытянулся. Петров прошел мимо него в свой кабинет и закрыл за собой дверь. Тимка слышал, какой чиркал зажигалкой, потом вновь все смолкло и лишь переливчатый храп уставших за день людей нарушал ночную тишину.
Прошло с полчаса, Тимка прилег на лавку и незаметно заснул. Ему приснились конюшня него конь Котенок. Тимка подходит к нему с ломтем пшеничного хлеба. Конь обнюхивает протянутую руку и вдруг повертывает к Тимке морду и тихонечко смеется. В сумерках блестят его белые зубы.
- Ты чего? - испуганно шепчет Тимка. Крупный пот выступает у него на лбу, он хочет бежать, но ноги словно вросли в пол.
- Хи–хи–хи-хи! - смеется хитро Котенок. - Хи–хи–хи-хи!
- Аа–а–а-а! - вырывается из Тимкиного горла дикий вопль, и он просыпается. Склонившись над ним, стоит начальник гарнизона и шепчет:
- Тише, дурак, чего орешь? Людей разбудишь.
Тимка с минуту ничего не может понять, потом, вспомнив, где он находится, поспешно вскакивает с лавки.
- Тише–е–е! - шипит Петров. - Иди за мной да подбери папаху… Тоже казак!
Тимка идет за Петровым, стараясь ступать как можно тише.
- Закрой дверь и подойди ко мне, - сказал Петров, надписывая конверты.
Тимка нерешительно шагнул к столу.
- Ты как в сотню попал?
- Меня Хмель взял…
- Ты что - родня ему?
- Нет… чужой, - отвечает Тимка, краснея до ушей.
- А Григорий Шеремет как тебе доводится?
- Батька… убит еще в прошлом году.
- Убит? А вот мне почему–то думается, что он у полковника Дрофы.
Кровь отхлынула от лица Тимки. Он испуганно поглядел на Петрова и шагнул к окну. Блеснула мысль: "Не прыгнуть ли во двор?"
Петров подошел вплотную к Тимке.
- Ну, чего перепугался? Я и о брате твоем кое–что знаю. Да ты не бойся, мы с твоим братом - друзья.
Тимка недоверчиво покосился на него. Его сердце учащенно билось, в голове спутались все мысли. "Влип, - решил он, - знает, все знает, собака! Это он нарочно ласковым притворяется". - Тимка отступил на шаг и опять оглянулся на окно.
Петров засмеялся.
- Вот ты какой, брат… ого! Ты меня не бойся. Мы с тобой друзьями будем. - Он взял два письма и протянул одно из них Тимке.
- Возьми. Из кожи вылезь, а передай это как можно скорее полковнику Дрофе. Спрячь это письмо получше. А вот этот конверт положи за пазуху, и, если кто спросит, куда едешь, то покажи его и отвечай, что я послал тебя на Чернояровский хутор к председателю ревкома. Понял?
Тимка повеселел. Он вспомнил слышанное от казаков, что Петров был прежде офицером, и после того, как тот вручил ему письма, окончательно успокоился.
- Так точно, господин есаул, понял.
- Тс! Тише… Смотри, не попадись.
- Никак нет, не впервой.
- Ну, а если попадешься, то что ты с первым письмом сделаешь?
Тимка вспомнил наставления есаула Гая и, не задумываясь, ответил:
- Порву в клочки и проглочу, господин есаул.
- Молодец! Когда мы выгоним большевиков из станицы, я произведу тебя в урядники.
Тимка выскочил из кабинета и опрометью бросился во двор.
6
Топкие болота, большие и малые озера среди саженных зарослей, зыбучие трясины, покрытые зеленой травой - и камыш, камыш на десятки верст… Плавни. Кубанские плавни. Горе тому, кто, не зная тропок, доверится им. Попадет он в трясину, засосет его бурая вонючая грязь, и хриплый предсмертный крик его вспугнет лишь стаю осторожных уток.
Тимка стоит на верхушке степного кургана и с беспокойством смотрит на плавни. У его ног встревоженно шумит камыш. Аспидные и ослепительно белые цапли плавно кружатся над невидимыми озерами.
Тимка пронзительно свистнул, подождал немного и, сложив ладони рупором, закричал:
- Ого–го–го-го–о–о!
Ого–го–оо! - гулко раскатилось эхо, и снова все смолкло. Лишь цапли, встревоженные криком, недовольно вытянув длинные шеи, отлетели в сторону. Тимка пристально всмотрелся в камыш в надежде увидеть вынырнувший из желто–зеленых волн красный верх казачьей папахи. Но так и не дождавшись, сел устало на молодую ярко–зеленую траву.
Он не нашел утром никого на условленном месте и помчался в соседний хутор, но узнав, что полковник Дрофа в лагере, решил оставить коня на хуторе и идти на остров.
Тимка хорошо знает плавни. С детства он охотился в них с отцом и братом. Подождав еще немного, он отыскал знакомую прогалину и смело нырнул в камыши. Было уже далеко за полдень, когда Тимка, продрогнув от холодной воды, искусанный комарами, весь в грязи, добрался до лагеря полковника Дрофы.
На довольно большом острове ровными рядами были выкопаны длинные землянки. В них жила пехота. Кавалерия есаула Гая скрывалась по степным хуторам. Немного поодаль от землянок, ближе к центру острова, были устроены два подземных помещения. Одно для офицеров, другое, поменьше, для полковника Дрофы.
Тимка раздвинул последний слой прошлогоднего камыша и, дрожа от холода, вышел на остров.
В лагере отдыхали. Казаки группами и в одиночку развалились на бурках и шинелях, греясь на солнце.
На крыше офицерского домика стояли два тупорылых пулемета, возле них спали дежурные пулеметчики и прохаживался часовой.
Едва Тимка показался из камыша, как его заметили и окружили плотным кольцом.
Вопросы и возгласы сыпались градом. Толпа росла. Но истомленный усталостью, Тимка молча опустился на землю.
- Хлопцы, да он с карабином и при шашке, - раздался чей–то удивленный голос.
- Должно, насовсем к нам прибег. Видать, в станице что–то случилось.
Бесцеремонно растолкав толпу, к Тимке подошел дежурный по лагерю. Он снял с себя фляжку и подал Тимке. Тот жадно прильнул к ней губами, но сейчас же с отвращением выплюнул. Вокруг засмеялись.
- Что, крепкая?
- Ишь, скривился! Не по вкусу, что ль?
- Выпей немного, - посоветовал дежурный. - Ты совсем мокрый, заболеешь.
Тимка, проглотив несколько глотков самогонки, с трудом поднялся на ноги.
- Ну вот. А теперь ступай к полковнику, - сказал дежурный. - Вон она, его землянка.
Полковник полулежал на походной койке и что–то говорил стоявшему возле него офицеру. Тимка остановился у входа и вытянулся, приложив руку к папахе.
- Дозвольте доложить, господин полковник. Прибыл с пакетом от начальника гарнизона.
Офицер быстро обернулся и дружески улыбнулся. Тимка узнал в нем своего брата. Полковник встал и, подойдя к Тимке, взял письмо. Затем, узнав о том, кто такой посыльный, полковник похвалил:
- Молодец у вас брат, хорунжий; Молодец! - И, заметив, что на Тимке надеты карабин и шашка, удивленно спросил: - Это что ж, уж не совсем ли к нам пожаловал?
- Никак нет, господин полковник, а только я теперь боец второго взвода конной сотни гарнизона.
- А кто ж тебя в гарнизон принял? Петров?
- Никак нет, - Хмель.
- Хмель? - полковник посмотрел на Тимкиного брата.
Нет, каков, а? Мы только собирались завести в
конной сотне своего, надежного человека, а он уже тут как тут! Вот что, хорунжий, заготовьте приказ по отряду о производстве вашего брата в младшие урядники. Да дайте ему стакан самогона и что–нибудь горячее, а то у него зуб на зуб не попадает.
Обласканный полковником, Тимка вышел из землянки с сияющей физиономией. Придерживая шашку, он пошел к ожидавшей его группе одностаничников.
Тимку снова засыпали вопросами о том, что делается в станице, о родных и знакомых, о сотне Семена Хмеля - и он еле успевал отвечать. Лишь один молодой казак слушал молча, но когда Тимка упомянул о похвале полковника и производстве его в урядники, казак презрительно бросил:
- Негоже казаку шпынем быть!
Все смущенно умолкли. Тимка поднялся и стремительно пошел на обидчика, но его перехватил за пояс рыжеусый казак с лычками старшего урядника.
- Брось, Тимофей. Не связывайся… Давай лучше споем!..
Петь Тимка отказался и ушел в землянку.
К вечеру в лагерь вернулся с группой казаков Тимкин отец. Старый вахмистр, выслушав сына, долго молчал. Тимка не мог отгадать - доволен отец его поступком или нет. Он с затаенной тревогой посматривал то на седую голову отца, то на его грудь, увешанную крестами и медалями.
Наконец Григорий Шеремет заговорил:
- Служи им, сынку. Что ж робить… ежели треба… мо души им николы не продавай.
Только тогда заметил Тимка, что отец сильно пьян. Старый Шеремет говорил еще что–то о скором возвращении в станицу, но огорченный Тимка уже не слушал. Он лег на нары и притворился спящим.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Вскоре после стычки с гарнизоном Гай, выслав небольшой отряд на ближайший к Старо - Минской хутор, увел свои согни в сторону Кущевки. Отряду же приказал продержаться на хуторе три–четыре дня, после чего уходить в плавни.
Семен Хмель, узнав о занятии хутора, в тот же вечер выехал туда со своей сотней и двумя пулеметными тачанками.
К хутору подходили под утро. Часовых удалось снять без особого шума. Вместе с другими казаками Тимка окружил хуторской двор. Сильно билось его сердце. "Вот сукины дети! - думал он тревожно. - Да неужели никто не проснется. Ей–богу, порежут их, как курчат".
Большая собака, привязанная на цепь, от злости грызла доски забора, но, к удивлению Тимки, не лаяла.
- Тьфу!.. Да ведь это волк! - вспомнил он рассказ отца о том, что Мокроус держит вместо собаки ручного волка. С досады Тимка запустил в него камнем. Волк рванулся с цепи, захрипел и вдруг взвыл таким диким голосом, что у многих мороз пробежал по коже. Тимка радостно слушал тоскливый волчий вой. "Теперь–то уж проснутся". Но в доме было по–прежнему тихо, и лишь на возу, стоявшем посреди двора, кто–то зашевелился.
- Та хай тоби бис! Щоб ты сдох, клятая вражина!
- Да никак это Ванька Храп?! - обрадованною прошептал Тимка. - "Ей–богу, он. Нет, какой сукин сын…" - волновался Тимка, увидев, что Ванька повернулся на бок и натянул на себя не то рядно, не то бурку. Он решил запустить в Храпа камнем. Уже оглянулся по сторонам, ища что бы бросить, когда вблизи раздался приглушенный голос взводного.
- Не замай пса!
Волк перестал выть и, гремя цепью, рванулся к забору. Тимка улучил момент и ударил его по морде плетью. Тот взвыл и отпрянул в сторону, но лишь на миг, чтобы вновь броситься на забор. Возле самого Тимкиного лица щелкнули волчьи клыки. На этот раз волка ударил сам взводный. Удар взводного пришелся по волчьему глазу, и ночная тишина вновь огласилась зловещим волчьим воем. Ванька Храп поднялся с воза.
- Нет, не можно так спать. И що вин думае, тот клятый волк - Ванька вытащил из–под изголовья карабин и, взяв его за дуло, как палку, пошел на волка. На улице зло взвизгнули кони и послышался неосторожный окрик коновода.
Ванька отскочил к возу, на ходу выстрелив в забор. Пуля, пробив доску, свистнула возле Тимкиного уха. Раздались выстрелы, с грохотом рвались ручные гранаты, бежали с винтовками наперевес люди.
Перепрыгнув через забор, Тимка тоже куда–то бежал и даже стрелял. Пришел он в себя, лишь когда стихла стрельба и сотня собралась ехать назад.
Казаки с хмурыми лицами клали на подводы трупы убитых бандитов.
Тимка словно во сне видел, что среди них лежал Ванька Храп. Лицо его было залито кровью, правая рука неестественно подогнута за спину.
Тимка медленно подошел к телеге, поправил другу руку и, стиснув зубы, устало побрел к своему Котенку.
По приезде в станицу Хмель явился к начальнику гарнизона.
- Захватили?
- Перебил весь отряд, товарищ Петров.
- Отря–яд!.. - вспылил Петров. - Пока вы сражались с разведкой Гая, он занял Канеловскую, вырубил наш продотряд и взвод местного гарнизона и расстрелял двух членов ревкома. Идите. Утром выступаем в Канеловскую.
Поп Кирилл, подвижной старик в зеленой шелковой рясе, суетился в столовой возле накрытого стола. Сегодня он принимал у себя не совсем обычных гостей.
Гости уже уселись в зале, закрыв за собой дверь Начальник гарнизона Петров, на правах хозяина станицы старался развлечь их, но разговор явно не клеился. Все нетерпеливо ждали Алгина. Каждому хотелось поскорей увидеть этого таинственного генерала, присланного самим Врангелем поднять восстание на Кубани
Грузный, с крупными чертами лица, полковник Рябоконь, ничем не отличавшийся по одежде от хуторских хлеборобов, отвел в угол смуглого черноволосого человека с карими мечтательными глазами и, взяв его за узкий пояс, перетягивающий синюю черкеску, допытывался:
- Ты мне, Гай, не балакай, и слухать не хочу, что ты генерала того не бачил!
У Гая черные усы опущены книзу, а на подвижном лице выражение заговорщика. Он наклонился к Рябоконю и стал шептать ему что–то на ухо. Рябоконь затрясся от хохота, схватившись ладонями за бока.
К ним подошел рыжеватый высокий командир в защитной гимнастерке, с бритым лицом и холодным взглядом светло–серых глаз. Казалось, его ничто не интересовало, ничто не могло взволновать. При его приближении Рябоконь перестал смеяться. Продолжавший о чем–то тихонько рассказывать Рябоконю Гай также замолк.
- Я помешал?
- Что вы, полковник, нисколько! - поспешил ответить Рябоконь.
Полковник Дрофа постоял, словно обдумывая что–то, потом молча отошел. Рябоконь кивнул в его сторону кудлатой головой и развел смущенно руками.
- Вот вражина… Как взглянет, так ровно кто ледяной водой обольет.
Гай задумчиво проговорил: