- В нашем доме порядочные люди живут!
Ласло спросил управляющего, как его зовут.
- Доктор Золтан Тегзе, помощник адвоката.
Он был странно горд за свой дом и даже зарделся слегка, видя, что Ласло записывает его фамилию.
Ласло вышел из этого дома веселым: "Хоть об этом расскажу капитану".
В воротах комендатуры его остановил часовой, что-то спросив по-русски.
- Не понимаю, - ответил Ласло. - Толмач!
Не замедлил явиться долговязый горе-переводчик.
- Чего вам?.. Господин гвардии капитан работать, господин гвардии капитан сейчас нельзя.
В конце концов Ласло пропустили. Он рассказал коменданту о решении, принятом Национальным комитетом. Капитан одобрительно кивнул.
- А как население?
Ласло рассказал о собрании жильцов на Туннельной улице. И тогда капитан впервые за все время их знакомства улыбнулся.
- Хорошо! - И, через переводчика, пообещал: - Я выделю вам в помощь взвод пограничников. Надо будет осмотреть место, где рыть будете. Если есть какие невзорвавшиеся снаряды, бомбы - пусть прежде их обезвредят, чтобы не случилось несчастья. Они же взрывом отроют яму, чтобы вам меньше кирками долбить пришлось. Дадим вам для начала десяток бочек бензину: сжечь конские трупы. Все тачки, какие у нас есть, вам отдадим. Для усиления санитарного обслуживания в вашем распоряжении будет врач комендатуры с четырьмя фельдшерами. Если еще что понадобится, скажете.
Лицо Ласло расплылось в улыбке до ушей. Вот вам, господин Озди!..
- Помоги себе сам, а бог уж не забудет, - проговорил он вслух. Толмач тщетно мучился с переводом, - комендант так и не понял, чего хотел Ласло от своего бога.
- Поговорка такая.
- А-а! Поговорка! - повторил комендант и сквозь смех что-то еще сказал переводчику.
Что он говорит?
- Говорит: откуда венгр иметь такую поговорку?
- Ну, хорошо, - сказал комендант и уже протянул было Ласло руку, но, вспомнив еще что-то, добавил: - Завтра утром буду осматривать район. Пойдемте вместе.
Квартира встретила Ласло безмолвная, пустая. В темноте он проковылял на кухню, зажег питавшуюся мазутом коптилку. На столе лежала записка, придавленная гирькой, чтобы не унесло сквозняком: "За мной наконец приехали. Уезжаю в Пешт. Малютка Кати у доктора, наверху. Присмотрите, пожалуйста, за ней. Вернусь сразу же, как только будет возможно. С приветом - Магда Фабиан. P. S. Вчера в Шоймаре удалось выменять тархони. Наварила вам ее с картошкой сразу на три дня. Стоит в духовке".
Ласло потерянно бродил по квартире. Заглянул в свою комнату, потом в "озорничную", где теперь спал дядя Мартон. С утра у Ласло не было во рту ни крошки, но он решил, что лучше подождет возвращения Андришко. Потом вдруг спохватился, что маленькая Катица, вероятно, тоже еще не ужинала, и пошел к дантисту. Оказалось, что девочку покормили и она теперь хотела спать и капризничала. Неумелыми руками Ласло переодел ее в ночную сорочку, с трудом уложил в постель.
- Сказочку! - требовала крошка.
Ласло попробовал уговорить ее, что нужно спать, но Катица возразила:
- Папа всегда мне рассказывал.
Пришлось сесть на край кровати и рассказывать ей про Белоснежку. Дошел до того, как Белоснежка сбилась с дороги в лесу, и сам сбился - хорошо, что Катица уже заснула.
В дверь постучали. Соседка. Спустилась сверху по-домашнему, в халате.
- Посмотреть хотела, как вам удалось управиться с малышкой.
- Спит уже.
- А вы умыли ее?
- Фу-ты! Забыл!
Соседка рассмеялась.
- Ладно, возьму-ка я ее лучше к себе. Все равно вам завтра рано уходить. Пусть уж будет она у нас все время. Я так и знала, что вы забудете ее умыть…
Ну, как он мог объяснить этой женщине, что ему лучше, веселей с этой малюткой, Но она, конечно, права: завтра утром его ждет комендант. А он даже умыть девочку перед сном забыл!
Соседка взяла Кати на руки вместе с одеялом, с подушкой. Девочка даже не проснулась. Покачала головкой, да и припала к женскому плечу.
Ласло занялся печкой, подбросил дров, растормошил огонь. Тем временем вернулся Андришко. Молча поужинали: оба крепко устали за этот день.
- Хаснош был здесь утром, - уже покончив с ужином, сообщил Андришко. - Весточку принес от семейства моего. Скоро возвращаются… Придется подыскать какую-нибудь пустующую квартирку. Отремонтировать ее и…
Они оглядели свое жилище. Каким оно вдруг сделалось неприветливым, пустынным! А как нравилось здесь Ласло, когда он поселился квартирантом у своего друга, архитектора Йожи, тогда еще только что женившегося. И как весело они жили тогда! На свадьбе у них Ласло был не только шафером: помимо своей воли он ускорил их брак.
Затем, летом сорок второго, Йожи призвали в армию, а в ноябре пришло его последнее фронтовое письмо… Где-то теперь Бэлла? Куда ее забросила война?
- А знаешь, сегодня у меня день рождения, - сказал Ласло.
- Да что ты? - повеселел старик. - Ну, что ж, желаю тебе долгих лет жизни! И сколько это тебе стукнуло?
- Двадцать девять.
- А я уж и не помню, когда мне было двадцать девять!
- Завершаю третий десяток.
- Н-да, - задумчиво проговорил Андришко. - Верно, верно. А вот Магда, сама, верно, того не зная, позаботилась и о праздничном ужине. Картошка с тархоней! Помнишь, как во время осады мы мечтали о картошке с тархоней?
Андришко полез в карман, достал из него свои дневной хлебный паек и, разломив пополам, отдал половину Ласло.
- Давай вымакивай им соус до конца да пойдем мыть посуду.
Они помолчали.
- А помнишь, как она для нас блинчики пекла? Носила воду этой… - начал было Андришко и смолк, подумав, что "эта" - теперь жена товарища Капи и что не следует верить каждой сплетне. - Целую неделю носила воду, а все же напекла нам блинчиков. - Андришко говорил медленно, устало умолкая после каждой фразы. - Если она вернется, надо бы ее здесь, в нашем районе, удержать…
"Если вернется? - повторил про себя Ласло. - Значит, и он не верит, что ее муж жив?"
…Из нее, между прочим, неплохой работник получится. Как-то мы с тобой упустили ее из виду! А она мне очень нравится…
Удержать?.. В Пеште уже показывают кино… Какой-то фильм: "Товарищ П.". Ласло сам видел анонс в газете. Кино! Да разве вернется сюда, на это кладбище развалин, тот, кто уже вырвался однажды? Да и зачем?
Спал Ласло теперь, когда их осталось совсем мало, в маленькой комнате, на кровати служанки. И всегда-то шаткая, она теперь и вовсе дышала на ладан. Вздохнешь поглубже - и заскрипит кровать, застонет, будто немазаная телега. А повернись неосторожно - совсем, наверное, завалится. "Весьма подходящее ложе для такого аскета, старого холостяка, как я! - подсмеивался над собой Ласло. - Высокоморальная кроватка". И зябко кутался в одеяло. "Упустили ее из виду", - вспомнились снова слова старого Андришко… "Пришла она к нам в канун рождества под видом служанки, а потом мы и на самом деле ее превратили в служанку, - думал он. - Ездила в Шоймар менять вещи на продукты, стряпала, убирала, обстирывала всех… А мы: один в райком, Национальный комитет, другой - в полицию. Домой только ночевать приходили. Даже в спорах-то наших Магда участия не принимала, только слушала молча. Внимательно слушала, - значит, ей все это тоже интересно было. А мы тут разглагольствовали о женском равноправии, а сами… Может быть, она даже ждала, когда мы наконец ее пригласим. Наверняка ждала. И в конце концов обиделась… А может быть, разыщет своего Фери? И почему я тогда решил, что тот убитый на Цепном мосту, - он, ее Фери? В самом деле: почему именно он? Молодой ученый, да у него столько друзей!.. Уж наверное, спрятали они его где-нибудь, вот и пропал его след. А сам-то ты захотел бы вернуться сейчас из Пешта? - спрашивал себя Ласло. - В Буду, где две тысячи человеческих трупов, четыре тысячи дохлых лошадей - сто вагонов разлагающихся, отравляющих все вокруг тел на улице. Да это еще похуже невзорвавшихся бомб… А мне пошел тридцатый год… И когда еще здесь установится нормальная жизнь…"
Перед его закрытыми глазами промелькнуло бурое от гнева лицо Озди, выпученные глаза Поллака, отбарабанившего свое: "Присоединяюсь к предложению моей партии", комендант с его "Хорошо!" - вдруг вспомнилось, что завтра ему еще нужно бы заглянуть в сад, в Крепость, узнать, как там дела с рассадой. Здесь, вдоль бульвара Ловаш, в Табане, по Вермезё и на Солнечной горе, - столько места для посадки овощей!..
Ласло заснул.
3
Ласло рылся в бумагах на столе у Сечи, как вдруг из всей этой кипы газет, печатных и на гектографе размноженных брошюр, жалоб и писем выскочило и попалось ему на глаза чье-то заявление о приеме в партию. Написано оно было карандашом. Ласло показался знакомым почерк заявления, эти неумелые, угловатые буквы. Но где он видел этот почерк, вспомнить не мог.
Сегодня это, вероятно, звучит смешно и странно: "Рылся в бумагах на столе секретаря районного комитета"! А тогда ведь как было: на дверь маленькой комнаты кнопками прикололи кусок ватмана: "Секретарь". На самом же деле в этой комнатушке ютился весь районный комитет. Отсюда отправлялись они каждый по своим делам, сюда же и возвращались. В углу на стареньком "ремингтоне" стрекотала жена Капи, Клара Сэреми, с платком-тюрбаном на голове, в мужниных старых штанах, притихшая, осунувшаяся. Приемных часов в районном комитете не существовало: в комнатушке всегда было два-три человека из комитета. Писали отчеты, тезисы докладов, выписывали мандаты, спорили до хрипоты. Стол был общий, один на всех, и лежавшие на нем "дела" тоже были общими, и каждый мог и должен был их решать. Любой член комитета мог ваять любое из них, просмотреть, вынести решение и, если имел возможность, тут же и выполнить его. Спорные дела обсуждали в обед, когда все собирались на "суп Андраша Беке".
Жизнь в комитете начиналась спозаранок. Бывший камердинер, Андраш Бек, произведенный в чин управляющего делами комитета партии, растапливал в "большом зале" печку, и начиналась беспощадная война между врывавшимся в "зал" сквозь доски окон холодом и едким печным дымом. В комитет без конца шли посетители - некоторые только затем, чтобы почитать газеты "Уй соо", "Сабадшаг", - те несколько полагавшихся району экземпляров, что разносчики газет своего удобства ради приносили и оставляли прямо в комитете.
…Сечи еще в дверях встретили две женщины: одна - бледная, испуганная, совсем еще молоденькая. Другая - тоже бледная, худая, но в глазах ее не испуг, а ярость, гнев.
- Я ей все мои ценности доверила. Она сберечь обещала… Таких в тюрьму сажать надо! Был бы мой муж здесь! Вы посмотрите, товарищ секретарь, кто был мой муж! Сейчас я вам сама покажу, что о нем писала в девятнадцатом году "Вереш уйшаг"! Вот: "На конференции мелких торговцев… выступил продавец, инвалид войны Енё Конрад". Это муж мой. Он инвалид был, девять наград имел, звание "витязя" мог бы получить! А нилашисты угнали его. Был бы он сейчас здесь, знаете, каким бы коммунистом был мой муж-то! Посадите ее, товарищ секретарь! Прошу вас - посадите! Она и двух сынишек моих к себе забрала, чтобы побольше карточек продовольственных нахапать…
Сечи растерянно переводил взгляд то на одну, то на другую посетительницу. Три недели каждая из них в любой миг могла поплатиться жизнью. Но вот они выжили, живы сами, живы двое мальчишек. Так почему же так важны для них сейчас эти два куска льняного "Дамаска"? Что за штука вообще этот "дамаск"? Разве не самое важное, что сами они остались живы? Стыдитесь!
Он так и сказал им.
- Если бы ваш муж был сейчас здесь и был бы действительно коммунистом, он бы вам то же самое сказал.
А в кабинет уже входила новая посетительница, с ребенком на руках:
- Муж меня бросил, сбежал в Пешт с какой-то дрянью. Прикажите, товарищ секретарь, чтобы…
Из какого-то дома пришел управляющий: "Рухнула вся лестничная клетка, не можем попасть в квартиры, вещи забрать. Нужна пожарная лестница". У другого своя забота: "Мы слышали, что из Пешта уже эвакуируют население в провинцию. У нас в доме пятнадцать маленьких ребятишек. Как бы нам устроить их на эти поезда". Пожилой рабочий: "Столяр я, мастерскую хотел открыть, а инструмент весь завалило. Может, помог бы кто раскопать?"
Около десяти часов, воспользовавшись небольшим перерывом в потоке посетителей, Сечи кивнул Ласло:
- Выйдем на минутку!
В большой комнате тоже кипела работа: завхоз Беке с Шандором Месарошем чинили оконную раму; на другом конце стола заседаний, высунув от усердия кончик языка, Жужа Вадас клеила первую стенную газету. Учитель рисования из гимназии набросал для нее шапку: ободранная стена, из-под штукатурки там и сям выглядывают желтые и серые кирпичи. Сечи быстро пробежал глазами статьи: "Национальный комитет создан", ""Товарищи, вступайте в Организацию национальной помощи". Вырезки из "Уй соо", отдел загадок, викторина. "Товарищи, что означают слова: "большевик" и "меньшевик"? Те, кто ответит правильно, премируются книгами". "Премии" уже лежат на столе: Лайош Поллак несколько дней кряду выбирал среди брошенных частных библиотек все, что попадалось из марксистской литературы. Нашел "Экономическое учение Маркса" на немецком языке и сейчас, сидя рядом с Жужей, с таким усердием изучал находку, что даже его торчащие в стороны уши побагровели от напряжения.
- А ты можешь правильно ответить: кто такие "большевики" и кто - "меньшевики"? - шепнул Сечи на ухо Ласло.
Тот остановился, покраснел и вспылил:
- Не знаю. Ничего я не знаю!
- А тебе, пожалуй, следовало бы знать, - смущенно пробормотал Сечи, втягивая шею в плечи. - Ты ведь у нас университет прошел.
Ответ Ласло о том, чего стоит университет с точки зрения марксистской теории - не очень подходил для печати.
Загромыхала лестница. Мимо них, перепрыгивая сразу через две ступеньки, вниз промчалась Жужа Вадас. Ее длинные волосы развевались по ветру.
- Бегу в Союз молодежи! На десять созвала ребят! - крикнула она на бегу.
- Погоди! Ты знаешь, какая разница между… большевиками и меньшевиками…
- Нет, - на миг обернулась девушка. - Впрочем, товарищ Поллак объяснял мне. Я потому и вставила этот вопрос в викторину! - И Жужа убежала.
А Сечи пошел на картонажную фабрику.
Этажи огромного красного кирпичного здания рухнули. Дорогие картонажные машины провалились в подвал. В деревянном складском сарае собралось несколько женщин, худых, ослабевших за время осады, и один хромоногий старик. На небольшой чугунке варился пустой, постный суп.
- Быстро тут ничего не сделаешь, - пожимая плечами и беспомощно разводя руками, говорил хромой. - Люди, может, и пошли бы. Так ведь мы их даже накормить не в силах… Что нам делать, товарищ? - Он огляделся по сторонам и снова пожал плечами. - Но все-таки фабричный комитет мы выбрали. Словом, постараемся выделить людей на захоронение трупов. Только вы им хоть по тарелке супу давали бы…
Саларди из районного комитета пошел в Крепость в здание министерства иностранных дел. Огромный дом весь осел и грозил совсем рухнуть. Посреди небольшого четырехугольного дворика пылал гигантский костер. Ласло заглянул, что там жгут. Оказалось - дипломатические документы, официальные бумаги! Прыгнул ногами в костер, принялся топтать, тушить огонь. Наконец во дворе появились два чиновника. Нехотя пошли за водой в подвал. Из подвала вылез бородатый верзила, испуганно принялся оправдываться:
- Ничего ценного, одна макулатура…
- Там видно будет!
Ласло помчался в типографию, вызвал двух рабочих, уцелевшие документы велел снести в комнату, запереть, опечатать. Бородатый представился: генеральный консул, здесь он за главного.
- Смотрите, господин консул! Вы за все будете в ответе.
- Но, господа!.. - кланяясь, оправдывался бородатый. - Я же не знал… Я думал…
- Сколько вас здесь?
- До сих пор явилось сто десять человек.
- Если у них нет другого дела, как жечь документы, то пусть все сто десять, как один, идут на работы по захоронению трупов.
- Пожалуйста, господа, пожалуйста…
Внизу, в крепостном парке, Янош Сабо с двумя помощниками проверял наличность семенного и посадочного материала.
- Передайте все это Организации национальной помощи, они распределят, - посоветовал Сечи. - Но кого-нибудь из своих туда пошлите. Да такого, который понимает, что к чему. А на работы по захоронению сколько человек сможете выделить?
Пока обежал всех и вернулся, у Беке был уже готов и котел его баланды. Отличный малый этот Беке, вот только на слова скуповат. И потом - все время кланяется! Его "перевоспитанием" занималась Жужа Вадас. "Опять? - то и дело вопит она. - Сколько раз мы вам говорили: перед нами спину не гните!" "Слушаюсь!" - щелкает каблуками Беке и кланяется…
Между прочим, он подал заявление в партию. Выяснилось, что с 1911 года вплоть до 1933, когда его выставили из Австрии за какую-то стачечную историю, он участвовал в рабочем движении в Вене. А щелканье каблуками да поклоны - что же поделаешь, если человек привык?
В кабинете секретаря стояли запыхавшийся, но весело возбужденный Капи и два перепуганных оторопелых парня, - Капи "мобилизовал" их прямо на улице, чтобы помогли отнести в комитет большущую бельевую корзину, наполненную какими-то пакетиками, баночками, пузырьками. В стороне стоял с возмущенным видом седой господин в черном пальто. Из-за его плеча выглядывала юная девушка. Едва Сечи вошел, старик бросился к нему и, отчаянно жестикулируя, принялся объяснять:
- Господин секретарь, извольте, мы можем хоть здесь встать и выдавать лекарства, нам все равно. Только нельзя же это так просто, как бакалею какую-нибудь, без рецепта, без всего… Вы не обижайтесь, но для этого знания нужны. Здесь много полуфабрикатов, среди них есть такие страшные яды, что и несколько миллиграммов их вызывают смерть.
- Зачем ты все это сюда приволок? - обратился Сечи к Капи.
- Сегодня ночью взломали аптеку на Аладарской, Иду и вижу: тащат всяк, кому не лень, лекарства. Вот я и распорядился: собрать все и конфисковать.
- Правильно сделали, и спасибо вам за это не только от меня, но и от имени всех больных, - вмешался седоволосый. - Только распорядитесь, чтобы…
- Вы все равно "налево" все лекарства сплавите! - напустился на него Капи.