Когда Богданов вышел из штаба, уже светало. Свежий ветерок гнал по лиману мелкие барашки волн. Майор снял фуражку, подставив прохладному воздуху русоволосую голову. Ему предстояло еще заехать к начальнику гарнизона Одессы, командиру военно-морской базы контр-адмиралу Жукову, чтобы увязать действия полка с огнем корабельной артиллерии.
"Оборона одна, а хозяина два: один - командующий Приморской армией, второй - командир морской базы", - подумал Богданов.
С адмиралом Жуковым ему доводилось встречаться в мирное время, когда Николай Васильевич был избран депутатом Верховного Совета УССР, а Жуков - кандидатом в члены ЦК КП(б) Украины. Жуков был популярен как ветеран гражданской войны и герой боев против фашистов в республиканской Испании. Бощанов хорошо помнил коренастую фигуру адмирала, его лицо с рябинками оспы и тяжело нависшими веками…
"А в городе чувствуется рука начальника гарнизона", - подумал майор, вспоминая организованность и порядок на улицах Одессы.
Было около дейяти утра, когда Богданов приехал в район наблюдательных пунктов. Кто-то из командиров батарей третьего дивизиона вел огонь. "Свитковский стреляет", - решил он, прислушиваясь. Но майор ошибся: стрелял Березин.
- Что здесь произошло? - спросил Богданов. - Куда вели огонь?
- По приказу генерала Петрова, - ответил Березин и скупо доложил о том, что была отбита атака гитлеровцев, правда умолчав о подробностях встречи с генералом. А произошло это так..
Наблюдательные пункты, выбранные Богдановым по карте для себя и третьего дивизиона, расположились за лесопосадкой. Для просмотра переднего края Богданов приказал соорудить вышки на манер тех, что строятся в плавательных бассейнах. Местность впереди посадки была ровной, а дальше уходила в лощину. Пока строились вышки, Березин решил влезть на громадную скирду соломы, возвышавшуюся метрах в ста перед посадкой. Морщаков протянул туда линию и, подключив аппарат, запросил:
- "Дон-один", как слышите?
Сергей нанес на карту передний край обороны своих войск. Он знал, что впереди обороняются части 25-й Чапаевской дивизии, остановившей вчера вечером гитлеровцев. Ночь прошла спокойно. Перед самым рассветом Пронин пошел за завтраком и, вернувшись, доложил, что вышка, которую строил взвод, еще не готова.
- Командир дивизиона разрешил работать днем, - сказал Пронин, - за деревьями фашисту не видать. Да, - вспомнил он, - капитан еще наказал, чтобы артиллерийскую панораму местности прислали.
- Знаю, - обронил лейтенант и полез на скирду.
Над позициями чапаевцев поднималась легкая дымка. По всей линии фронта то и дело строчили пулеметы.
Позади Березина зашуршала солома.
- Пронин, - позвал лейтенант, но разведчик не ответил. К шороху добавилось тяжелое дыхание.
Сергей обернулся и увидел крупное лицо уже немолодого человека с седыми висками и в пенсне.
"Это еще кто? - удивился Сергей, с любопытством рассматривая рослого бойца в выцветшей гимнастерке. - Неужели и такой возраст призвали?"
- Вы куда, товарищ?
Красноармеец, по-видимому, не расслышав вопроса, вынул из кармана платок; тяжело дыша, он протер лицо и пенсне.
- Артиллерист? - вместо ответа сказал он, внимательно посмотрев на Березина. - Покажи-ка мне, где противник?
"На "ты"! Вот чудак, сразу видно штатский".
- Вы осторожнее, - сказал Сергей, - противник рядом. Возьмите бинокль, восьмикратное увеличение, трофейный, все видно как на ладони.
- А кто командует вашим полком? - спросил "лриписник", как мысленно окрестил его Березин, и, осмотрев позиции гитлеровцев, возвратил лейтенанту бинокль.
- Богданов! Майор Богданов, - поправился лейтенант.
- А, Богданов. Где же он сам?
- На своем НП, рядом с нами, - Сергей отрезал ломоть от арбуза, принесенного на копну вездесущим Прониным, и протянул его красноармейцу. - Попробуйте.
Гость молча взял, но, откусив, сделал гримасу:
- Недозрелый.
- Вместо воды, - рассмеялся Сергей, - привыкните. - Он улыбнулся красноармейцу и спросил: - А вы что, по призыву?
- Ж-ж-ж-и-их… - просвистели над их головами пули.
- Ого! - пригнул голову "пршшсник". - Так и убить могут.
- Запросто, - подтвердил Березин. - Война, знаете, дело серьезное.
- Да ну? - в этом возгласе Сергею послышалась ирония.
Впереди, где были позиции чапаевцев, вдруг разорвалось сразу несколько мин, и скоро все поле заволокло дымом.
- Атаку готовят, - сказал лейтенант, прислушиваясь к приближающемуся шипению летевших мин.
- Ты думаешь? - поднял бинокль "пршшсник".
- Уверен! - буркнул Сергей. - "Еще на "ты" называет меня, а видит же, что лейтенант…" - Танки, - вдруг всполошился он.
- Вижу, - спокойно подтвердил собеседник. - Как только выйдут из лощины, дай огонька.
"Ого! - подумал Сергей, - уже приказывает!"
- Простите, а кто вы? - официальным тоном спросил Сергей.
- Я? Петров!
- Какой Петров? - переспросил лейтенант.
- Командир Чапаевской дивизии генерал Петров.
У Березина округлились глаза.
- Да ты погоди, не прыгай. Ложись, - генерал рывком прижал к скирде лейтенанта, пытавшегося вскочить и отдать ему честь. - Убьют…
Об этом маленьком инциденте Сергей решил не докладывать Богданову, а подробности боя командиру полка пересказал сам Петров, вернувшийся через час из боевых порядков своей дивизии.
- Спасибо, - сказал он Богданову. - Мои орлы очень довольны. Они видели. Первый же снаряд разорвался над головами гитлеровцев. А те шли колоннами, цак на параде, со знаменами… Ну и дали же ваши им жару! У тебя все батареи так стреляют?
- Лейтенант Березин, тот, что вел огонь, - самый молодой из командиров батарей.
- Отлично! - генерал протер пенсне и, снова надев его, посмотрел на Богданова. - Отлично, - повторил он. - А свой командный пункт я, с твоего разрешения, здесь, у тебя, и организую. Не возражаешь? Нет? Решено.
С этого дня генерал Петров стал бывать у артиллеристов ежедневно.
Как-то командир Чапаевской дивизии приехал очень рано.
- Радиограмма получена из Ставки, - сказал он Богданову. - Одессу не сдавать, оборонять до последней возможности.
Они прошли мимо вышки, которую построили бойцы Березина. Сергей, расположившийся на вышке, только что обнаружил батарею противника и сейчас пытался по карте определить ее координаты. Видимость была плохая: мешал туман. В расположении врага было тихо. Батарея, выпустив около десяти снарядов, замолчала. Но Сергей не верил наступившей тишине. Он прислушался к эху канонады, глухо доносившемуся с правого фланга.
На фланге Шел бой. Сергей слышал, как Свитковский просил разрешения открыть огонь. Березин знал, что противник стремится взять в клещи защитников города. Об этом ему сообщил утром адъютант Богданова, показав для убедительности карту командира полка.
Сергей, выслушав его, спросил:
- А как с Колей Сериковым? Ничего не слышно? Ты узнавал?
- А как же. Серикова эвакуировали на Кавказ. А вот связист Раджабов жив. Ты знаешь об этом? Он здесь.
- Жив?! - обрадовался Сергей. - Отпрошусь, поеду и отыщу его.
- Куда ты поедешь? Момоту поручено всех разыскать. А тебя все равно не отпустят. Мало ли что может произойти.
- Ничего не случится, наше направление второстепенное, сам Богданов сказал…
Но Богданов на этот раз ошибся. На рассвете противник предпринял отчаянную попытку прорваться к городу, именно на их второстепенном направлении. Бой затих только с наступлением сумерек. Петров управлял боем отсюда, и майору, слышавшему почти все команды и распоряжения генерала, казалось, будто он сам видит, как переходила из рук в руки безымянная высота, которую генерал называл ключом к позициям чапаевцев.
По окончании боя Богданов запросил о расходе снарядов и, услышав астрономическую цифру - семьсот два, присвистнул.
- Березину подвезти снаряды, - распорядился он. - А на батарею Свитковского передайте, чтобы он произвел пристрелку целей, особенно опасных для нашей пехоты…
Сергей наблюдал с вышки за пристрелкой, когда из-за поворота дороги появился человек. Сергей узнал комиссара полка. Иващенко шел, смешно размахивая на ходу руками, очевидно, погруженный в свои мысли. Каска была надвинута до самых бровей.
- Вот хорошо, - обрадовался ему Сергей и спустился с вышки.
- Здорово, орлы! - еще издали закричал комиссар. - Как воюете?
- Нормально, - отвечал Сергей. - А как в городе?
- Тоже нормально! - весело сощурился Иващенко. - Сам противник это подтверждает своими листовками. Раньше кричал: "Рус капут! С ходу возьмем Одессу", а теперь запел по-иному: "Матери и жены! Уговорите своих мужей и сыновей не лить понапрасну кровь и сдать город". А среди населения подъем, - продолжал он. - На стекольном заводе, который бутылки с горючей смесью выпускает, запалы к ним придумали. Не нужно будет поджигать паклю… - Иващенко помолчал, осмотрелся и добавил: - А сидеть здесь нам придется долго, Сережа. Отходить некуда, позади море. Были бы только снаряды… Увидишь командира полка, скажи, что я приду часа через три. У меня для него сюрприз.
Проводив комиссара, Сергей снова полез на вышку.
Когда Богданов вернулся в свою землянку, он увидел письмо.
"Маня!" - взглянув на конверт, обрадовался Николай Васильевич и, быстро вскрыв конверт, достал несколько мелко исписанных листков.
"Дорогой Коля! - писала жена. - Вот мы с Боренькой снова переехали. Ты напрасно волнуешься. Краснодарцы встретили нас хорошо. Уже устроились. Боря пошел в школу, а я теперь сестра милосердия в госпитале. Так рада, что работаю, передать тебе не могу. А тут еще случай. Твоего лейтенанта здесь встретила, по фамилии Сериков. Как я, Коленька, ему обрадовалась, будто родному. Вышло это случайно. Письмо он просил отправить, а я взглянула на адрес - твоя полевая почта… Он мне все о вас и о тебе, Коленька, и рассказал…"
Богданов дважды перечитал письмо. "Наконец-то получил от вас весточку, дорогие! - думал он. - А то я уже не на шутку начинал беспокоиться".
Мысли его нарушил Иващенко.
- Николай Васильевич, знакомься, - представил он майору рослого моряка. - Капитан второго ранга, прибыл к нам для координации совместных действий с артиллерией флота.
- Очень рад, - начал Богданов, глядя на полное доброе лицо, смеющиеся светлые глаза… "Голядкин? Коля?" - узнал он товарища по училищу.
- Коля! - обрадовался Богданов, обняв моряка.
- Он самый, - весело подтвердил моряк, целуя майора.
- Откуда ты? Какими судьбами попал сюда? Ты ведь на флоте?
- Был на флоте, а теперь в пехоте, - пошутил Голядкин.
- Вы незнакомы, - спохватился Богданов. - Это, Коля, комиссар полка Яков Данилович Иващенко. Знакомься, Яков Данилович, - повернулся он к комиссару. - Это Голядкин Николай Александрович, бывший комсорг нашего училища. Тринадцать лет не виделись. Вот какая встреча! А ты где служишь, Коля?
- Да вот в двести шестьдесят пятый кап направили заместителем.
- К нам! - обрадовался Богданов. - Что же ты молчишь?! Э-э, да я вижу, ты и с комиссаром уже познакомился. Так это что, заговор? Мне полковник Рыжи говорил, что подобрал заместителя, да еще добавил: не знаю, понравится ли? Да, заговор, значит…
- Каемся, Николай Васильевич, - улыбнулся Голядкин, - сначала я и сам не знал, что ты - это ты. А когда уточнил, что это тот самый Богданов, который руки держит в карманах и фуражку носит на затылке, тогда и сказал полковнику Рыжи, что знаю тебя.
- Ничего не забыл, - шутливо погрозил ему Богданов.
- А где сейчас Мария Ивановна?
- Она в Краснодаре. Только что письмо от нее получил. Представляешь, пишет, никак не хотела уезжать из Днепропетровска. Сейчас они с Боренькой устроились хорошо. А твои как? Где они?
Разговор двух друзей, так неожиданно встретившихся под Одессой, затянулся далеко за полночь. Потом оба уснули. Богданову приснилась жена. Он увидел Маню такой, какой она была в субботу 21 июня на концерте: в нарядном сером платье из легкой шерсти с красной отделкой и красными пуговицами.
- Ты скоро вернешься, Коля? - спросила она.
- Скоро, месяца через три.
- Это очень долго.
- Жди…
Ни шагу назад!
Богданову казалось, что эти два дня никогда не кончатся. 18 и 19 августа бои за Одессу достигли наивысшего напряжения. Введя в бой шесть пехотных и одну кавалерийскую дивизии и значительное количество танков, Противник к исходу 19 августа прорвал оборону Чапаевской дивизии. Только к ночи с большим трудом удалось восстановить положение.
В полку снова были потери. Особенно Богданов переживал ранецие командира третьего дивизиона. Когда ему доложили, что ранен капитан Ерохин, он не поверил этому. В командование третьим дивизионом вступил капитан Тарасов, бывший командир четвертого дивизиона, переданного в другой полк в начале войны. Богданов уважал капитана Тарасова, но потерю Ерохина ничем нельзя было восполнить. Богданов на миг представил себе невысокую статную фигуру Ерохина, белесые брови и голубые, глубоко посаженные глаза. Они вместе воспитывали бойцов, командиров. Того же Березина… А Березина этой ночью принимали в партию.
В тесном блиндаже, где заседало бюро, негде повернуться. Никто не произносил длинных речей. С рассветом мог начаться новый тяжелый бой.
- Комсомолец Березин воюет хорошо, - коротко сказал Богданов, - а коммунист Березин будет драться еще лучше.
Богданов знал, что у Березина горе: третьего дня лейтенант получил письмо, содержавшее страшное известие: его отец пропал без вести…
Бюро закончилось. Все разошлись. Богданов и Иващенко остались одни.
- Как дела в первом дивизионе? - спросил Богданов.
- Окопы вырыты мелко, - рассказывал Иващенко, - ровики для боеприпасов не отрыты. А ведь ясно: если инженерное оборудование плохое - значит, будут потери.
- Это несомненно, - подтвердил майор. - Ну а вы потребовали, чтобы исправили?
- Да, - ответил Иващенко. - Еще при мне все сделали.
- Вы знаете, есть решение Ставки об усилении обороны Одессы, - сказал Богданов. - По сути дела, создана качественно новая организация. Признаться, я и раньше задумывался над тем, что целесообразно было бы как-то централизовать управление…
Иващенко молча слушал и одобрительно кивал головой. Решение Ставки, принятое 19 августа, о создании Одесского оборонительного района, объединявшего силы Одесской военно-морской базы и Приморской армии в одно целое, было, по его мнению, очень своевременным и разумным. Командующим оборонительным районом стал контр-адмирал Жуков.
- Подумайте, Яков Данилович, как нам церестроить партийно-политическую работу, чтобы она целиком отвечала интересам обороны города, - проговорил майор.
Разговор с комиссаром продолжался еще около часа. Потом Богданов взял со стола развернутую карту.
- Видели? - спросил майор, показав комиссару на карте тонкую синюю подковку, опоясавшую подступы к городу.
- Клещи? - спросил Иващенко.
- Это само собой, а вот посмотрите сюда, - Богданов провел карандашом по синей стрелке, направленной вдоль дороги. - Поняли?
- Нет, - признался комиссар.
- Это то новое, чем гитлеровцы дополнили свой старый план, - пояснил Богданов. - Сосредоточивая основные усилия на ударах по флангам нашей армии, чтобы зажать нас, как вы заметили, в клещи, гитлеровцы одновременно все эти дни добивались успеха и на этом направлении. - Майор снова показал на синюю стрелку, протянувшуюся вдоль железной дороти. - А вчера они одновременно нанесли удар и в центре.
- Теперь я понимаю, как мы оказались на главном направлении, - произнес комиссар. - А Булдинку фашисты взяли?
- Взяли, да не удержали. Заставили их снова отдать, - успокоил Богданов. - Морская пехота выбила. Мы корректировали огонь крейсеров "Красный Кавказ" и "Шаумян". В этом бою моряки на бронепоезде прорвались в тыл к гитлеровцам.
- Вот почему они пути разбирают… - протянул Иващенко.
- Совершенно верно. Ну, что ж, Яков Данилович, я поеду, пожалуй, на огневые позиции, - поднялся майор.
- А я побуду до вечера на наблюдательных пунктах. Хочу, как стемнеет, на передовые пройти.
А огневики жили уже ставшей обычной фронтовой жизнью: улучшали оборудование орудийных окопов, совершенствовали маскировку. Таиров ходил от одного орудия к другому. "На наблюдательных пунктах лучше, - думал Гаджи, давая указания своим огневикам. - Там меньше работы. И все же я не поменялся бы с командиром взвода управления. Другое дело, если бы назначили комбатареи…"
У блиндажей к Таирову подошел Пронин.
- Разрешите обратиться? - козырнул разведчик.
- Слушаю тебя, - десело отозвался Гаджи.
- Я вот до поручению комиссара должен с вашими бойцами беседу провести. Расскажу им, что гитлеровцы на 23 августа парад в Одессе назначили. Ну, значит, какие наши задачи…
- Беседа? - очень даже хорошо! Только подожди немного, пока кончим оборудовать позиции, - попросил Таиров, - не собирай пока людей. Не мешай им. Понял?
- Хорошо, я подожду, - ответил Пронин.
- Ты сейчас кто - комсорг?
- Замещаю. Морщаков заболел.
Таиров открыл коробку с папиросами и протянул разведчику:
- Кури, Ваня. Значит, говоришь, парад? - затянулся папиросным дымом Гаджи. - Вот сукин сын Гитлер! Парад захотел…
Он бегал между окопами и блиндажами, вникая в каждую мелочь.
- Огневики-львы! - кричал Гаджи. - Больше жизни!
Они уже заканчивали маскировку, когда приехал Богданов. Таиров давно не встречался с командиром полка. Бму показалось, что Богданов похудел и еще больше осунулся. Продолговатое лицо командира полка было бледным, глаза ввалились, на висках отчетливо проступала седина.
- Так вы говорите, порядок? - спросил командир полка у Таирова, глядя, как бойцы обшивали стенки орудийного окопа гибкими прутьями.
- Не совсем еще, - доложил Гаджи, - через час полный порядок будет.
- Доводите, - сказал, улыбаясь, Богданов. - А как новый командир взвода?
- Был у нас, - подтвердил лейтенант.
- То-есть как это "был"? - переспросил майор.
- Ранен!
- Ранен? - Улыбка сбежала с лица Богданова. - Когда?
- Сегодня, - ответил Таиров.
- Всего неделю пробыл у вас и уже ранен, - огорченным тоном произнес Богданов. - Плохо. Очень плохо…
- Десять дней, - подтвердил Гаджи. - Огневое дело знал слабо. - Он покачал головой.
- А вы, Таиров, его сразу узнали?
- Кого? - не вонял лейтенант.
- Огневое дело, говорю, вы сразу узнали? Или вас учили этому?
Таиров нахохлился:
- Зачем сразу? Учили, конечно…
- Правильно. Вот и его, новичка, следовало учить…
- Мы учили! - вспыхнул Гаджи. - Зачем не учили? Он пришел - пищал, не командовал. Десять дней был - голос как труба стал…
- Это хорошо, - пряча улыбку, сказал майор. - Командир должен вести себя уверенно, твердо. В этом и голос не последнюю роль, конечно, играет. Но главное для боя, сами понимаете…
- Огневое дело знать! - подсказал Таиров.