- И все же обидно уходить, когда выстояли оборону, - сказал майор. - Такой ценой нам это досталось - и уходить… И когда же?
- Ближайшей же ночью.
- Этой ночью?!
- Прежний срок был двадцатого октября. Так и согласовали со Ставкой. Но вариант последовательного отхода армии отпадает. План изменили. Сам знаешь, какую кутерьму затеяли гитлеровцы. Они и весь, город переполошили. Сейчас несколько улеглось. Враг поверил в то, что мы пока не собираемся сдавать Одессу. Но стоит нам возобновить отвод - и противник сразу поймет. Поэтому и решено ночью внезапно отвести войска с передовой, погрузить на транспорты и эвакуировать…
-..Вот как… Смело, я бы сказал, даже дерзко задумано, - задумчиво произнес Богданов.
- Решение смелое, - согласился Петров. - На этом и построен замысел. Его должны обеспечить скрытность действий и дезинформация. Другого выхода нет. Промедление, нерешительность могут привести к непоправимому…
- Собираемся в районе порта, - объявил через чае Богданов командирам дивизионов, - и грузимся на корабли. Наш причал номер семнадцать. Платоновский мол. Инструкцию по посадке на суда даст, начальник штаба. Прочесть и запомнить, ясно?
Приказ ошеломил Березина. Он растерянно посмотрел на Богданова. Лейтенант знал, что из Одессы вывозится промышленное оборудование, эвакуируются госпитали, ушла, наконец, новая дивизия. Но оставить Одессу? Нет, этого никто не ожидал…
С наступлением темноты Богданов во второй раз за время обороны повел полк через город.
Никогда еще лязг гусениц, гремевших по булыжнику мостовой, не казался ему таким гулким. Ему чудилось, что одесситы, которых они встречали на перекрестках улиц, на баррикадах, провожали орудийные поезда укоризненными взглядами. Даже огромные плакаты, призывающие со стен зданий к борьбе, казалось, осуждающе смотрели на артиллеристов. А на Платоновском молу Богданов увидел четыре трофейных орудия с размашистыми надписями на длинных стволах: "Они стреляли по Одессе". И ему стало совсем не по себе.
Скоро к причалу номер семнадцать подошел третий дивизион. Из кабины полуторки выскочил старшина Гордин.
- Товарищ майор, - обратился он, - с позволения командира дивизиона разрешите домой забежать, проститься.
"У него здесь семья, жена, дети, Старики, - подумал майор, - а он должен оставить их…"
Портальные краны легко, как игрушечные, поднимали и опускали в трюм многотонные орудия и тракторы. Погрузка близилась к концу.
- Вроде, всех разместили, - оказал Богданову озабоченный Иващенко, - сейчас посмотрю, как устроилась штабная батарея.
Богданов вспомнил о Гордине: "Пришел или не пришел?"
- Товарищ майор, вас какой-то человек спрашивает, - доложил Веселый.
- Извините, - сказал Богданову незнакомый старик. Он выглядел очень усталым. Глаза за стеклами очков в железной оправе глубоко запали. - Проститься пришел, вы уж извините, - повторил он и протянул что-то майоРУ- Возьмите, мы будем ждать вас обратно…
"Земля! - понял майор. - Этой горстью родной одесской земли старик хочет сказать нам: "Где бы вы ни были, знайте, что Одесса ждет вас, ждет, как своих освободителей. Вы в долгу перед одесской землей, и пока вы сюда не вернетесь, пусть не будет вам ни сна, ни покоя…"
- Спасибо! - взволнованну проговорил Богданов и обнял старика. - Мы еще вернемся. Мы обязательно вернемся с победой!
Тревожно прозвучал горн.
На борту "Жана Жореса" Богданову встретился Сергей.
- Людей разместили? - спросил майор. - Все ли на месте?
- Кроме Гордина, - смущенно доложил Березин.
- Придет! - тихо, но. уверенно сказал майор.
Снова прозвучал горн. По кораблю передали команду.
"Жан Жорес" уже отваливал от мола, когда на корму прыгнул Гордин и подошел к Березину.
- Прибыл, - донесся до Богданова хриплый, словно простуженный голос. Старшина встал на корме и замахал кому-то пилоткой. На берегу, прижав к себе мальчика лет пяти и девочку-подростка, неподвижно застыла женщина. "Жена", - понял майор.
Стоявший рядом с Гординым краснофлотец обернулся, и Богданов узнал синеглазого. Моряк снял бескозырку, за ним все остальные. Люди стояли с непокрытыми головами, молча прощаясь с Одессой.
"Красный Кавказ", идущий впереди, круто развернулся и взял курс на юг. За ним следовали караван судов и крейсер "Червона Украина", на котором разместился штаб Одесского оборонительного района.
В Одессе было тихо. Лишь изредка тишину нарушали одинокие выстрелы, да нити трассирующих пуль прорезали редеющую ночную темень.
Кончалась ночь на 17 октября 1941 года.
ГВАРДЕЙЦЫ
Севастополь не сдавать
Эмка, петляя, легко берет крутые подъемы и снова катится вниз. Богданов, погруженный в мысли, курит. Позади на сиденье трое: Голядкин, Иващенко и Веселый. Заместитель командира полка и комиссар дремлют. Веселый сидит без фуражки. Она лежит у него на коленях. На черных петлицах его гимнастерки алеет по три кубика. По две шпалы на петлицах у Иващенко, по три у Богданова. Богданов теперь подполковник. Почему же он невесел?
Оставили Ишуньские позиции… А ведь перед этим гитлеровцы потерпели серьезную неудачу. Начав наступление 22 октября, 11-я немецкая армия не только не овладела Ишуньскими позициями, но за четыре дня не сумела даже выйти в глубину обороны приморцев. Это был провал наступления гитлеровцев. Вот тогда у Богданова было хорошее настроение. Они пришли вовремя. Его полк прибыл в Севастополь 17 октября, прибыл без потерь, хотя корабли трижды подвергались атакам самолетов-торпедоносцев. На Корабельной стороне Богданова встретил делегат связи. Гитлеровцы шли на Ишунь, Нельзя было терять ни минуты…
18 октября третий и разведывательный дивизионы полка Богданова миновали Симферополь и под Ишунью вступили в бой. Первый и второй дивизионы, усилив оборону стрелковых частей, совместно с ними остановили врага под Воронцовкой. На пятую батарею полка вышли двенадцать фашистских танков; на первый дивизион майора Гончара - тридцать. Бой продолжался и ночью. То там, то здесь оранжевыми пятнами вырывались иа темноты горящие остовы тупорылых чудовищ с крестами на броне.
Они не прошли…
26 октября Богданов узнал от генерала Петрова о положении на юге.
- Обстановка ухудшилась, - сообщил ему командующий. - Первая танковая группа гитлеровцев прорвалась севернее Днепропетровска. Наши оставили Мелитополь…
- Мелитополь?! Выходит, Крым ев тылу?
- Да. Но еще хуже то, что враг теперь получит возможность усилить свою группировку здесь, у Ишуньских позиций.
Это приморцы скоро почувствовали. Получив подкрепление, Манштейн снова пытался выйти механизированными соединениями в центр Крыма, чтобы окружить советские войска. Тогда-то Богданов и услышал о решении Ставки создать оборону Севастополя силами флота и Приморской армии, а войсками 51-й армии прикрыть Керчь. Несколько дней назад третий дивизион его полка отошел с 51-й армией к Акманайскому перешейку на Керчь, а первый и второй огневые дивизионы и разведывательный дивизион - на Севастополь 1с Приморской армией. Как ни пытался Бовданов отстоять третий дивизион, но так и не смог.
- Пятьдесят первой армии не достает огневых средств, - возразили ему. - Сам Петров оказался бессилен. Приказ Ставки. - И дивизион ушел.
А теперь они оставили Ишуньские позиции. Вот почему невесел был Богданов. Ему было ясно, в какое тяжелое положение поставила их потеря этого рубежа. Переживал он и то, что лишился одного своего дивизиона; он вспоминал командира дивизиона Тарасова и возвратившегося несколько дней назад из госпиталя Ерохина, Свитковского и Березина, Гака, Таирова, бойцов Пронина, Морщакова, Гасанова и других.
Богданов опустил стекло в дверце автомашины. В лицо ударил свежий ветер. "Наверное, он прилетел с тех далеких гор и еще не успел пропахнуть горьким дымом войны", - печально улыбнулся Богданов. Уже несколько дней его полк пробивается к Севастополю. Приморцы идут по горам. Обход оказался нелегким: вражеские мотомехчасти успели перерезать дорогу на Севастополь. И тогда Петров принял дерзкое, но единственно верное решение идти на город кружным путем через Алушту и Ялту. Час назад окончился бой в горах. Противник пытался снова преградить дорогу Приморской армии на Севастополь. Но приморцы все же пробились.
Машина опустцдась вниз, Впереди выросли султаны дыма: "Бомбят!"
- Что там? - спросили одновременно Голядкин и Иващенко, разбуженные грохотом разрывов.
- Машина генерала! - воскликнул Иващенко, увидев впереди машину. И действительно, рядом у обочины дороги стояли Петров и Крылов.
- Потери, есть? - спрашивает Петров у Богданова. - Нет? Это хорошо. Учти, Николай Васильевич, последний привал ночью, утром мы входим в город. - И, помолчав, добавляет: - Завтра четвертое ноября. Севастополь сражается уже несколько дней…
Богданов знает об этом. Гитлеровцы пытались взять Севастополь с ходу, зная, что город остался без войск.
Петров выглядит на редкость усталым. Богданов понимает, какая ответственность легла на плечи генерала.
Поставив полку Богданова задачу, Петров вместе с генералом Крыловым уехал вперед.
К утру части Приморской армии вышли к Севастополю и вступили в бой. Полк Богданова был введен в бой под ДуванКоем, где сложилась самая напряженная обстановка.
- Противник стремится овладеть Дуванкойским узлом обороны, - разъяснял Богданов командирам дивизионов, - чтобы расчистить себе путь в долину реки Бельбек. Враг надеется расчленить нас и по частям уничтожить. Ваша задача - не допустить прорыва.
Полк с ходу развернулся в боевой порядок, занял огневые позиции и открыл огонь по атакующим танкам и мотопехоте врага.
- Залпом! Огонь! - командует Богданов.
Горят вздыбленные и опрокинутые танки с чернобелыми крестами на броне. Трупы в зеленых мундирах устилают землю. Но натиск фашистов не ослабевает.
Отброшенный на исходные позиции противник бросает в бой свежие силы. Он неистово рвется в долину реки Бельбек, не считаясь с потерями. Обстановка осложняется. Особенно тяжелой она складывается для второго дивизиона.
- Держитесь, Бундич, высылаю резерв, - передает его командиру по рации Богданов и молча смотрит на Иващенко. Оба понимают, что остается одно - ввести в действие измотанный в боях разведывательный дивизион.
- Может быть, пока только штабную батарею? - предлагает комиссар. - Разведдивизиону отдохнуть хотя бы денек. Батарея Шлепнева отдохнула…
Согласен, - решает Богданов. - Передайте Шлепневу приказ.
- Первый дивизион открыл огонь картечью по атакующим, - докладывает в этот момент телефонист. - Противник в ста метрах от орудий…
И опять бой и бесчисленные атаки врага.
Нечеловеческое напряжение, беспредельная храбрость и стойкость людей, высочайшая верность своему долгу, твердое руководство боевыми действиями полка, обеспечивающее их четкость и слаженность, - вот что поизводило богдановцам противостоять жестокому натиску фашистов.
А в журнале боевых действий полка эти тяжелые бои отражены в коротких скупых записях: "4 ноября полк с марша вступил в бой. Отразил атаку сорока танков. 5 ноября противник днем и ночью наступает на Дуванкой… 6-го противник ищет слабые места, перемещая удары с северо-востока на восток".
Богданов безотлучно находится на. новом командном пункте полка, выбранном им на южных склонах Бельбекской долины, между Бельбежом и Камышлами. - "6 ноября, - записывает он в журнал боевых действий, - противник овладел селением Черкез-Кермен, но - выбит оттуда морской пехотой и батальоном военно-морского училища… В контратаке на Черкез-Кермен снова принял участие разведывательный дивизион, который моряки шутя называют "наша гвардия"…"
7 ноября защитники Севастополя получили приказ Ставки. Посоветовавшись с Иващенко, Богданов собрал иочью коммунистов - делегатов от батарей.
- "Севастополь не сдавать ни в коем случае, - зачитал им Богданов приказ Верховного Главнокомандующего, - и оборонять его всеми силами".
Ожесточенные бои продолжались еще двое суток. Только 9 ноября наступило затишье. Гитлеровцы не выдержали и на время прекратили атаки.
Воспользовавшись этим, Богданов проверил боевые порядки первого и второго дивизионов, огневые позиции которых находились в районе совхоза имени Софьи Перовской и станции Мекензиевы Горы.
- Еще семь человек потерял первый дивизион, - говорил Богданов Иващенко. - Семь человек… Для нас это большие потери.
Потери. Это слово слишком часто приходилось ему теперь слышать в докладах командиров и политработников.
- Я понимаю, Яков Данилович, войны без потерь не может быть, - взволнованно продолжал Богданов, - но смириться, принять как неизбежное гибель наших людей я просто не в силах.
В этот же вечер полковник Богданов решил использовать короткое затишье и написать письмо жене.
"…У нас, Манечка, все, можно сказать, хорошо, - писал он. - Сорвана еще одна попытка врага овладеть городом с ходу. И, признаться, я горжусь тем, что в этом есть и наш вклад…
Волнует только одно - потери.
Героем пал Бражник, ты помнишь его - младший лейтенант, высокий русоволосый красавец. Сегодня погиб Грошев. Этого ты не знаешь. Топограф, он был моим неизменным спутником. А Марков, Вербин, Щербаков - ты помнишь этих молодых, энергичных, сильных лейтенантов? И вот Их настигла смерть. Нет, не смерть; это не то слово. Люди, которые переживут эту войну, никогда, никогда не забудут павших. Их имена будут жить, а это - бессмертие. И все равно я не могу примириться с тем, что на войне называют неизбежностью…"
Богданов дописал письмо и перечитал его.
- Неизбежность! - вслух произнес Николай Васильевич.
В памяти всплыл подвиг пяти моряков, вступивших 7 ноября в неравный бой с гитлеровцами на подступах к Бельбекской долине.
Очевидцы рассказывали Богданову, что товарищи, подоспевшие на помощь, застали в живых только одного смертельно раненного краснофлотца Цыбулько и кладбище фашистских танков. Богданов представил себе, как, выполняя приказ "не допустить прорыва немцев в Бельбекскую долину", пятеро моряков приняли неравный бой с семью, а потом еще с пятнадцатью фашистскими танками, как, уничтожив одиннадцать танков врага и израсходовав патроны и бутылки с горючей смесыо, моряки один за другим бросались под гусеницы уцелевших танков, обвязавщись гранатами.
"Да, они шагнули в бессмертие…"
Только Богданов заклеил конверт и написал адрес, как в землянку вошел Голядкин, вернувшийся из штаба, армии. Он доложил Богданову оперативную обстановку, потом рассказал новости, которые узнал в штабе. В Севастополе по примеру Одессы был создан оборонительный район, его возглавил вице-адмирал Октябрьский. Петрова назначили его заместителем. Ему подчинялись все четыре сектора, на которые была разбита оборона города. По данным разведки, гитлеровцы готовят наступление. Вероятнее всего, вдоль Ялтинского шоссе…
Утром 11 ноября враг действительно перешел в наступление при поддержке ста танков.
Богданов получил приказ переместить полк. Части 51-й армии не сумели закрепиться у Акманайских позиций и отходили на Керчь. Поэтому можно было ожидать, что противник перебросит сюда новые силы.
Богданов не спал третьи сутки. 11 ноября гитлеровцы перешли в наступление в районе Балаклавских высот. Крупные силы немецко-фашистских войск пытались нанести внезапный удар и прорваться к Севастополю.
Но командование Севастопольским оборонительным районом разгадало намерения врага.
- Мы уверены, - говорил Богданову накануне сражения генерал Рыжи, - что главный удар противник нанесет сюда, - он показал карандашом на карте район деревень Варнутка и Кадыковка, - а затем постарается развить успех вдоль Ялтинского шоссе. Вот сюда-то, Николай Васильевич, вы и должны переместить свой первый дивизион.
В первый же день сражения Гончар доложил Богданову, что сожжено 11 танков врага. А через несколько часов передал, что у них складывается тяжелая обстановка. Несмотря на потери, враг продолжал наседать.
- Противнику нанесен большой урон в живой силе и технике, - докладывали Богданову с передовых наблюдательных пунктов.
Но он понимал, что и наше положение очень трудное Поэтому его не удивило решение Петрова оставить Варнутку и отойти на ближайшие высоты. Это был выгодный для обороны рубеж, и артиллеристы имели на нем заранее подготовленные позиции. Ночью Богданов мобилизовал весь транспорт для подвоза еще одного боевого комплекта снарядов на огневые позиции дивизионов.
Днем 12 ноября часть сил, оборонявших соседний сектор, внезапно атаковала противника в районе Эфендикия и, захватив высоту, улучшила положение на этом участке.
"Реванш за Барнутку", - обрадовался Богданов. Однако в их секторе изменений не произошло. Только участились налеты вражеской авиации. Казалось, у противника произошел спад. Под утро 13-го Богданов, которому за эти двое суток не удалось сомкнуть глаз, наконец лег отдохнуть. Но ему удалось поспать не более трех часов. Как только совсем рассвело, противник вновь атаковал Кадыковку. В этот день сражение достигло особого накала.
- Снова атакуют танки, - в который раз доложил Гончар.
"Мало Варнутки, захотел и Кадыковку, - зло подумал Николай Васильевич. - Шалишь, не выйдет…"
- "Барс", внимание! "Барс", огонь! - снова и снова вызывает Богданов сосредоточенный огонь полка.
Но несмотря на огневую поддержку, пехота не выдержала натиска значительно превосходящих сил врага.
- Пехота отошла к моим н лблюдателыным пунктам, - сообщил Гончар, - высоты пока в наших руках.
- Удержать! - приказал возбужденный Богданов. - Ни в коем случае не сдавать! Ни шагу назад!
- Веду огонь прям ж наводкой, - ответил Гончар.
Пушечные залпы картечыо сеяли огромное опустошение в цепях врагов. Но на смену им шли новые и новые цепи пьяных, горланящих гитлеровцев и новые танки…
- Гончар контужен, но остался в строю, - слышит Богданов знакомый голос начальника штаба дивизиона капитана Керцмана. - Ведем бой с танками.
Богданов спокоен за дивизион. Керцман - опытный, надежный командир. Николай Васильевич уверен в нем, как в самом себе. Спокойный, уравновешенный, с добродушной улыбкой, Керцман располагал к себе. Но главное, он был прекрасным огневиком, и Богданов знал: на него можно надеяться.
Раскатисто и гулко разносится эхо орудийных залпов. Оседают вздыбленные ударами тяжелых снарядов танки. Они горят, словно сделаны не из металла. Сражение то затихает, то вновь разгорается с еще большим ожесточением.
Так проходит 13- е, затем еще три дня ноября.
- Продвижение врага вдоль Ялтинского шоссе остановлено, - докладывает Богданов генералу Рыжи.
Генерал озабочен чем-то.
- Это хорошо, Николай Васильевич, - говорит ой. - Плохо другое: создалась серьезная угроза выхода противника в глубь нашей обороны. Нужно что-то предпринимать…
Да, противник торопится. Богданов знает это из опроса пленных, показавших, что их дивизии получили маршевое пополнение.
- Шесть тысяч человек, - уточняет Рыжи. - Кроме того, на подходе еще одна свежая гитлеровская дивизия - сорок шестая пехотная.
"А части первого сектора понесли тяжелый урон", - озабоченно думает командир артиллерийского полка. И Рыжи, подтверждая это, добавляет, что на большие подкрепления рассчитывать нечего.