Он не особенно задумывался о русских - ни об их политике, ни об их инженерных способностях. Правда, они сделали первую атомную бомбу человеческими руками, хотя и использовали расщепляющиеся материалы, украденные у ящеров. Значит, они заслуживают большего уважения, чем всегда казалось.
Правда, теперь они переживают трудности в производстве собственных радиоактивных веществ и хотят, чтобы кто-то прибыл к ним и помог. Если бы не ящеры, Гровс реагировал бы как человек, обнаруживший в своем белье гремучую змею. Но когда на сцене появляются ящеры, то беспокойство в первую очередь вызывают они и только потом - надежды дядюшки Джо обзавестись атомной бомбой или, скорее, целой кучей бомб.
Гровс откинулся в своем вращающемся кресле. Оно скрипнуло. Ему захотелось закурить. С тем же успехом он мог пожелать достать луну с неба. Он невольно произнес вслух:
- Как бы я хотел, чтобы с нами был Ларссен. Он прекрасно бы подошел для поездки в Москву.
Ларссен, увы, был мертв. Впрочем, он уже никогда не стал бы прежним после того, как его жена ушла к этому парню из армии - к Игеру, так его звали. Когда возникла перспектива переезда Металлургической лаборатории в Хан-форд, штат Вашингтон, никто не захотел прерывать работу для инспекционной поездки. А Ларссен проявил себя тогда наилучшим образом.
Но со своими внутренними демонами справиться не смог. В конце концов они взяли верх, и он застрелил двух людей и бежал на юг, в сторону территории, захваченной ящерами. Если бы он "запел" - а Гровс был уверен, что для этого он и сбежал, - то над Денвером расцвел бы цветок ядерного пламени. Но кавалеристы успели перехватить его прежде, чем он смог добраться до врага.
- Так кого же все-таки послать? - обратился Гровс к стенам кабинета.
Проблема состояла в том, что записка, которую он получил, мало что говорила ему. Он не знал, какого рода неприятности у красных. Есть ли у них вообще действующий реактор? Или они пытаются разделить уран-235 и уран-238? В записке ничего об этом не говорилось. Разбираться, что им требуется, было не легче, чем собрать картинку-головоломку из маленьких кусочков, когда некоторых фрагментов нет, причем неизвестно, каких именно.
Поскольку это были русские, следовало исходить из того, что у них какие-то проблемы элементарного порядка. У него тоже есть такая проблема: посылать ли кого-то через полмира в разгар войны без гарантии, что он прибудет на место целым? И если послать, то кого он не любит настолько, чтобы именно его отправить в Москву или где там русские работают над своей программой?
Он вздохнул.
- Да, Ларссен очень подошел бы, - сказал он.
Увы, с этим он ничего сделать не мог. И никто другой, до самого Страшного Суда, тоже. Гровсу было не свойственно напрасно тратить время - в частности, на размышления о чем-то таком, чего он заведомо не мог сделать. Он понял, что самому ему решить этот вопрос не по силам и что надо поговорить с учеными.
Гровс снова посмотрел на письмо. В обмен на помощь США могли бы получить какие-нибудь устройства с базы ящеров, которая взбунтовалась и сдалась советской армии.
- Надо убедиться, что русские не сжульничают и не расплатятся барахлом, которое не действует или у нас уже есть, - сказал он стенам.
Единственно, в чем можно быть уверенным, имея дело с русскими, так это в том, что верить им нельзя.
Он снова перечитал письмо. Кажется, он кое-что пропустил…
- Взбунтовалась база ящеров? - проговорил он.
Такого еще не было. Ящеры просто рождены, чтобы служить в армии, они исполнительны и дисциплинированны, пусть даже выглядят как хамелеоны, больные манией величия. Он задумался: что же довело их до такой крайности, что они выступили против собственных офицеров?
- Проклятье! Если бы Игер и пленные ящеры были здесь, - проговорил он, - уж я бы выкачал их до дна.
Подстрекательство ящеров к мятежу вовсе не входило в его нынешние обязанности, но его разбирало любопытство.
С другой стороны, хорошо, что Игера здесь не было, когда Йене Ларссен вернулся из Ханфорда. Ларссен, вероятно, прикончил бы его и Барбару из винтовки, которую ему выдали для поездки. Все это недоразумение с его женой не было следствием чьей-то вины, но Ларссен не мог справиться с ситуацией. Так или иначе, Гровс был уверен, что именно это переполнило чашу его терпения.
- Ладно, не стоит больше беспокоиться, - сказал он.
Ларссен умер, Игер с женой уехали в Хот-Спрингс, штат Арканзас, и пленные ящеры вместе с ними. Гровс подозревал, что Игер продолжает работать с ящерами. У него здорово получалось разбирать, что они имеют в виду и как они вообще думают. Гровс знал, как отзывались об умственных способностях самого Игера: ничего особенного, парень со странностями - но весьма способный.
Он выкинул Игера из головы так же, как только что выкинул Ларссена. Если русские хотят заплатить за информацию, которая им нужна для создания атомной бомбы, значит, они в ней действительно очень нуждаются. С другой стороны, Ленин что-то говорил о капиталистах, которые продают Советскому Союзу веревку, на которой красные их же и повесят. Если они узнают ядерные секреты, разве в один прекрасный день они не решат использовать их против Соединенных Штатов?
- Конечно, захотят - ведь это русские, - сказал Гровс.
В конце концов, если припрет, США, не колеблясь, используют в своих интересах любые знания, откуда бы они ни взялись. Таковы правила игры.
Другой вопрос: насколько обоснованны его опасения? Краткосрочное преимущество - против риска в отдаленном будущем. Если без ядерного оружия русских разобьют, то беспокоиться о них глупо. Следует беспокоиться о том, что сделают с Соединенными Штатами русские, вооруженные ядерными бомбами, после того, как Россия разделается с ящерами.
Насколько ему известно - спасибо Игеру и пленным ящерам, - ящеры преуспели в долгосрочном планировании. Они свысока смотрели на людей, потому что люди, по их меркам, лишены предвидения. Зато, с точки зрения людей, ящеры настолько заняты изучением лесных дебрей, что временами не замечают, что возле двери соседа валится дерево и падает им на головы.
- Раньше или позже мы узнаем, правы они или правы мы - или же мы и они ошибались, - сказал он.
Вопрос был не из тех, с которыми он легко справлялся. Допустим, надо что-то построить за определенный срок, вот деньги. Он либо возьмется выполнить работу, либо скажет, что сделать ее невозможно, - и объяснит почему. На то он и инженер.
"А если вам нужна философия, - думал он, - то следует пойти за нею к философу".
И тем не менее, занимаясь нынешним проектом, он постоянно выслушивал многочисленные пояснения ученых. Разобравшись, как работает бомба, он по мере сил помогал им с технологией и методикой. Но когда Ферми, Сциллард и все остальные пускались в дискуссии, он всегда пасовал, хотя и считал себя способным к математике. Квантовая механика была ему не по зубам.
Так, ладно, сейчас он должен беспокоиться только о том, чтобы выбрать какого-нибудь физика-неудачника и отправить его в Россию. Из всего того, что он делал на службе нации, предстоящая операция вызывала у него наименьший энтузиазм.
Хотя по сравнению с беднягой, которому придется отправиться туда, ему не так уж и плохо.
Глава 3
Панайотис Маврокордато, стоявший у борта "Наксоса", показал точку на берегу.
- Вот она, - сказал он по-немецки с греческим акцентом. - Святая земля. Через пару часов мы причалим в порту Хайфы.
Мойше Русецкий поклонился.
- Не обижайтесь, - добавил он на немецком языке с гортанным иудейским выговором, - но я не буду сожалеть, когда сойду здесь с вашего судна.
Маврокордато рассмеялся и сдвинул плоскую черную шерстяную матросскую шапочку на лоб. На Мойше была такая же шапка, подаренная одним из матросов "Наксоса". Раньше он думал, что на Средиземном море всегда солнечно и тепло, даже и зимой. Солнце здесь действительно светило, но бриз, который овевал их, никак нельзя было назвать теплым.
- Во время войны безопасных мест не существует, - сказал Маврокордато. - Раз уж мы прошли через это, то, черт побери, сможем пройти почти через что угодно, Theou thelontos.
Он вынул янтарные четки и принялся перебирать их.
- Не могу с вами спорить, - сказал Русецкий.
Старое ржавое судно направлялось в Рим, когда этот вечный город - старое прозвище все-таки оказалось ошибочным - и одновременно опорный пункт ящеров в Италии исчез в атомном пожаре. Немцы до сих пор хвастались этим в коротковолновых передачах, несмотря на то, что вскоре после этого ящеры в отместку превратили в пар Гамбург.
- Подготовьтесь сойти на берег с семьей сразу же, как только мы причалим, - предупредил Маврокордато. - Вы ведь единственный груз, который мы доставили в этом рейсе, и как только англичане расплатятся с нами за то, что доставили вас в целости и сохранности, мы тут же повернем обратно в Тарсус на всех парах.
Он топнул ногой по палубе. "Наксос" знавал и лучшие времена.
- У нас не так уж много вещей, чтобы беспокоиться о сборах, - ответил Мойше. - Если только Рейвен не будет торчать в машинном отделении, мы будем готовы по первому слову.
- Какой хороший у вас мальчик, - ответил греческий капитан.
Похоже, по понятиям Маврокордато, хороший - это мальчик, способный на всевозможные проказы. Мойше в этом отношении был более умеренным. Впрочем, Рейвен - как и вся семья - прошел через такое, что грех жаловаться на мальчика.
Он отправился в каюту, которую делил с Рейвеном и женой Ривкой, чтобы убедиться, не подведет ли он Маврокордато. Скудные пожитки уже почти все увязаны. Ривка удерживала Рейвена на месте тем, что читала польские сказки из книги, которая каким-то чудом уцелела на пути из Варшавы в Лондон, а из Лондона - почти до самой Святой Земли. Если Рейвену читали или же он углублялся в книгу сам, он успокаивался. Все остальное время в маленьком мальчике, казалось, работал вечный двигатель. Мойше казалось, что более подходящего места для вечного двигателя и не найти.
Ривка положила книгу и вопросительно посмотрела на мужа.
- Мы причалим через пару часов, - сказал он.
На Ривке держалась вся семья, и Мойше был достаточно умен, чтобы понимать это.
- Я не хочу сходить с "Наксоса", - сказал Рейвен, - мне нравится здесь. Я хочу стать матросом, когда вырасту.
- Не глупи, - сказала ему Ривка, - мы направляемся в Палестину, в Святую Землю. Ты понимаешь? В течение сотен и сотен лет здесь было очень мало евреев, и вот теперь мы возвращаемся. Мы даже можем попасть в Иерусалим. "На следующий год - в Иерусалиме" - желают друг другу люди в святые дни. А мы попадем туда на самом деле, ты это понимаешь?
Рейвен кивнул, широко раскрыв глаза. Несмотря на тяготы переездов, они сумели объяснить ему, что значит быть евреем и какое чудо стоит за словом "Иерусалим". Для Мойше это слово было волшебным. Он и не представлял себе, что его долгое путешествие закончится в Палестине, пусть даже его привезли сюда, чтобы помочь англичанам, которым нет дела до его религии.
Ривка продолжила чтение. Мойше прошел на нос судна и стал рассматривать приближающуюся Хайфу. Город начинался от самого моря, поднимаясь по склонам горы Кармель. Даже зимой, в холода средиземноморское солнце светило гораздо ярче, чем он привык видеть в Варшаве и в Лондоне. Большинство домов, которые он видел, были ярко-белыми, в этом пронзительном солнечном свете они сверкали, словно облитые серебром.
Между домами виднелись группы невысоких густых деревьев с серо-зеленой листвой. Таких он раньше никогда не видел. Когда подошел капитан Маврокордато, он спросил его, что это за деревья.
- Разве вы не знаете олив? - воскликнул он.
- В Польше не растут оливы, - извиняющимся тоном ответил Мойше, - и в Англии тоже.
Гавань тем временем приближалась. На пирсе было много людей в длинных одеждах - в белых или в ярких полосатых - и с платками на головах. Арабы, спустя мгновение понял Мойше. Неизмеримо далекая от всего, с чем он вырос, реальность обрушилась на него, словно удар дубины.
На других людях была более привычная одежда: мешковатые штаны, рубахи с длинными рукавами, иногда пальто; вместо арабских платков - кепки или поношенные шляпы. Особняком держалась группа людей в хаки, знакомом Мойше по Англии: британские военные.
Маврокордато, должно быть, их тоже увидел, потому что направил "Наксос" именно к тому пирсу, на котором они стояли. Черные клубы угольного дыма, поднимавшиеся из труб старого судна, постепенно сошли на нет, судно плавно подошло к причалу. Матросы с помощью докеров на берегу быстро пришвартовали "Наксос", бросили сходни с причала на судно. Услышав стук, Мойше осознал, что может сойти на берег Израиля, земли, с которой его праотцы были изгнаны две тысячи лет назад. От благоговения волосы на затылке встали дыбом.
Ривка и Рейвен вышли на палубу. Жена Мойше тащила мешок, еще один мешок нес на плече матрос.
Мойше взял у него вещи со словами:
- Evkharisto poly - благодарю вас.
Почти единственная фраза на греческом, выученная им за время долгого нервного путешествия по Средиземному морю, оказалась полезной.
- Parakalo, - ответил, улыбаясь, матрос, - добро пожаловать.
Англичане в военной форме двинулись к "Наксосу".
- Мне можно… нам можно… подойти к ним? - спросил Мойше Маврокордато.
- Идите вперед, - ответил капитан, - я тоже пойду. Для верности. Они должны мне заплатить.
Ноги Мойше застучали по доскам причала. Ривка и Рей-вен держались вплотную к нему. Последним шел Маврокордато. Мойше сделал последний шаг. Теперь он покинул судно и находился на Земле - пусть это всего-навсего порт - Обетованной. Ему хотелось встать на колени и поцеловать грязное, с пятнами креозота дерево досок.
Но он не успел. Один из англичан заговорил:
- Вы, должно быть, мистер Русецкий? Я - полковник Истер, ваш посредник здесь. Мы свяжемся с вашими соотечественниками при первой возможности. Ситуация здесь несколько осложнилась, поэтому ваша помощь будет очень полезной. Совместные действия в одном и том же направлении увеличат наши шансы на успех, вы согласны?
- Я сделаю все, что смогу, - медленно, с акцентом ответил Мойше по-английски.
Он без всякой радости изучал Истера: тот явно воспринимал еврея как некий инструмент, только и всего. Как и ящеры. Лучше иметь дело с англичанами, чем с чужаками, но все равно ему претило быть инструментом в чьих-то руках.
В сторонке другой британский офицер передал Панайотису Маврокордато несколько аккуратно обвязанных столбиков золотых соверенов. Грек расцвел в улыбке. Вот он точно не считал Мойше инструментом, для него пассажир представлял собой продовольственную карточку, и капитан этого не скрывал. На фоне лицемерия Истера его честность была, пожалуй, привлекательней.
Англичанин сказал:
- Пройдемте со мной, мистер Русецкий, вы и ваша семья, у входа в доки нас ожидает повозка. Сожалею, что мы не можем предложить вам автомобиль - сейчас у нас очень плохо с бензином.
Бензина недоставало во всем мире. Странно, что полковник Истер озаботился вежливым объяснением отсутствия топлива. Даже элементарную вежливость он игнорировал: ни он, ни один из его подчиненных не сделал ни малейшего движения, чтобы взять мешки у Мойше и Ривки. Беспокоиться об удобствах для гостей? Но ведь это просто инструмент - что о нем беспокоиться?
Повозка оказалась окрашенным в черный цвет старинным английским экипажем, который, наверно, хранили в вате и фольге в течение двух поколений.
- Мы отвезем вас в казарму, - сказал Истер, забираясь в экипаж вместе с семьей Русецких и рядовым солдатом, который взял в руки вожжи. Остальные офицеры уселись в другую, очень похожую повозку. - Там вас накормят, а затем посмотрим, как вас разместить, - продолжил Истер.
Если бы они думали не только о том, как его использовать, то квартиру подготовили бы заранее. Хорошо хоть вспомнили, что инструменту требуется пища и вода. А вот помнят ли они, что ему нельзя предлагать ветчину?
Солдат-кучер щелкнул вожжами и прикрикнул на лошадей. Экипаж с грохотом покатил из портового района.
Широко раскрытыми глазами Мойше рассматривал пальмы, похожие на гигантские метелки из перьев; беленые здания, построенные из земляных кирпичей; мечеть, мимо которой они проезжали. Арабы-мужчины в длинных одеждах, которые он уже видел в порту, и арабские женщины, закутанные так, что видны были только их глаза, руки и ступни ног, глазели на экипажи, ехавшие по узким извилистым улочкам. Мойше чувствовал себя как чужак, хотя его собственный народ произошел из этих мест. А вот полковник Истер, казалось, ничуть не сомневался в том, что управление этой страной ему доверил сам Господь Бог.
Неожиданно здания расступились, образуя рыночную площадь. И Мойше моментально избавился от ощущения своей чужеродности и почувствовал себя дома. Ни одна деталь на этом рынке не была похожа на то, что он знал по Варшаве: ни одежды продавцов и покупателей, ни язык, которым они пользовались, ни фрукты, овощи и безделушки, которые они продавали и покупали. Но общий тон, атмосфера, то, как они торговались, словно возвращали его назад, в Польшу.
Ривка тоже улыбалась: очевидно, сходство рынков поразило и ее. И при более внимательном рассмотрении Мойше обнаружил, что не все мужчины и женщины на рынке были арабами. Были и евреи, большей частью в рабочей или просто длинной одежде, которая, однако, была более открытой, чем одеяния, в которые кутались арабские женщины.
Пара евреев с медными подсвечниками в руках прошли совсем рядом с экипажем. Они говорили громко и оживленно. Улыбка Ривки исчезла.
- Я не понимаю их, - сказала она.
- Они говорят на иврите, а не на идиш, - объяснил Мойше и слегка вздрогнул.
Сам он смог разобрать только несколько слов. Учить иврит в молитвах и по-настоящему говорить на нем - это совершенно разные вещи. Ему понадобится многому научиться здесь. Как скоро он сможет управиться?
Они миновали рынок. Дома и лавки снова придвинулись вплотную. На перекрестках больших улиц движением управляли британские солдаты - точнее, пытались делать это: арабы и евреи в Хайфе не склонны были подчиняться командам, как послушное население Лондона.
Через пару кварталов дорога начала петлять. Невысокий молодой парень в рубашке с короткими рукавами и в брюках хаки выскочил вперед перед экипажем, в котором ехала семья Русецких. Он направил пистолет в лидо кучера.
- Теперь вы сойдете, - сказал он по-английски с сильным акцентом.
Полковник Истер потянулся к оружию. Молодой человек обвел взглядом крыши по обе стороны дороги. С десяток мужчин, вооруженных винтовками и автоматами, - у большинства лица были скрыты под платками - взяли на прицел оба экипажа, направлявшихся к британским казармам.
Очень медленно и осторожно Истер убрал руку.
Самоуверенный молодой человек, появившийся первым, улыбнулся, словно это был рядовой случай, а не что-то из ряда вон выходящее.
- Ах, как это хорошо, это очень хорошо, - сказал он. - Вы очень понятливый человек, полковник.
- В чем же смысл этой… этой дурацкой дерзости? - потребовал ответа Истер. Судя по его тону, имей он хоть малейший шанс на успех, он принял бы бой.