Стрельцов пнул ногой:
- Убитая лошадь. Испугалась? - И крепко сжал ее руку.
Варя уже больше не отходила от Игоря.
Ноги занемели и отказывались держать. Голоса куда-то стали удаляться. Игорь, больно потянул за руку, Варя прикусила губу, с трудом, точно на ходулях, пошла за ним.
- Тут и узел наш? - послышался голос Ильиной.
- Ишь, к теще на блины приехали! - ответил ей незнакомый голос, но в нем не было зла, а скорее даже звучала радость оттого, что они наконец приехали. - Сами все сделаете… А вот, пожалуйте, и дача ваша для ночлега. Проходите…
В чьих-то руках вспыхнул фонарик, Варя увидела вход в землянку. Неприятное ощущение от долгой езды в машине исчезло. Отпустив руку Игоря, она вслед за всеми прошла в землянку и в человеке, который встречал их, узнала младшего лейтенанта, командира линейщиков.
На этом впечатления первого дня закончились. В землянку Стрельцов и Шелковников подключили свет от аккумулятора, все поели из запасов сухого пайка. Лаврищев, посовещавшись с младшим лейтенантом, куда-то ушел, сказав громко Дягилеву:
- С рассвета приступим к монтажу. Когда там все будет готово, за вами придут, укажут дорогу. Поставьте на ночь охрану…
Умаявшись за день, устав от многих впечатлений, Варя быстро уснула, прикорнув в уголке на нарах.
Самым первым и самым сильным впечатлением следующего дня было то, что, проснувшись и выйдя наружу, Варя, к изумлению своему, увидела у себя под ногами в дымке просторный склон с одиночными, как на вырубленной делянке, голенастыми, тощими деревьями. Некоторые из них были согнуты в дугу. Но на этой странной делянке пни были неравной высоты: деревья были расщеплены и посечены каким-то невиданным орудием, вовсе не похожим ни на пилу, ни на топор. Обрубки стволов, на всем протяжении, покуда глаз хватал, белели свежей щепой, многие из них были срезаны на косую до основания.
- Первый день, второй день, третий день, - считала Варя, не отдавая отчета в том, что считает дни своего наказания. Воскликнула:
- Батюшки! Что это такое? Пузырек, что сделали с лесом?
Пузырев, бледный, с помятым лицом, чистил щеточкой сапоги - по привычке штабного посыльного, всегда обязанного быть одетым самым аккуратным образом. Причмокнул синими губами:
- Снарядики, милая, снарядики. Не знакомы еще? Познакомитесь, тут будет возможность…
И, будто в подтверждение его слов, в воздухе прошелестело, точно сунули раскаленную железину в воду, и вдали внизу бугром поднялась земля, и Варя увидела, как падает, дернув жидкой кроной, дерево, и даже, казалось, услышала, как оно расщепилось.
- Работают потихоньку, - заметил Пузырев, отодвинувшись под козырек землянки.
- Это сюда, к нам, снаряды? - изумилась Варя.
- Сюда, к нам.
- Так может и здесь упасть, у нас?
- Может. Прилетит и ляжет.
- Ты что, Пузырев, ты что! - попятилась Варя, будто упасть или не упасть тут снаряду зависело от Пузырева. - Ты брось, Пузырев! - строго выговорила она. - Мы приехали не за этим. Нам нужно свое дело делать, кто же без нас его сделает!..
Пузырев расправил плечи, даже порозовел оттого, что Варя считала его храбрым. Присел на обрубок дерева, посмотрел на небо, вздохнул:
- Сделают и без нас. Что значим мы, горсточка людей, на фронте? Фью-ть! - Он дунул на ладонь, оглянулся на Варю: - Вот так вот. И как не бывало нас. Дерево вот погибло, мы смотрим на него и говорим: погибло, красивое было. А человека срубит - закопают в землю и забудут.
Из-за землянки вышла группа незнакомых солдат, они, казалось, устали до изнеможения, шли гуськом, были грязные, небритые, угрюмые, с автоматами на груди.
Пузырев откинулся, выпятив грудь, с усмешкой посмотрел на солдат, громко, тоном хозяина спросил:
- Ребята, откуда вы?
Один из группы посмотрел на Пузырева, усмехнулся устало уголками губ:
- Издалека.
- То-то и заметно. Тут таких чудаков не было видно…
Варя всплеснула руками, подскочила к Пузыреву.
- Как ты мог! Ты нахал! Ты хам, Пузырев! Они, может, здесь, на фронте, с начала войны! - скороговоркой выпалила она. - Ты храбришься только, а сам… Фу, какой ты гадкий, Пузырь! - И повернувшись, убежала в землянку.
После завтрака - здесь, оказывается, была уже и кухня! - поступило распоряжение перейти на КП, где предстояло монтировать узел. Никто еще не знал, то это будет за КП, какой нужно развернуть узел.
Шли, как и те усталые солдаты, гуськом. Впереди - младший лейтенант, командир линейщиков. Варя заметила, что здесь, на фронте, люди ходили совсем не так, как ходили всегда, по твердой земле, в безопасности. Шаги их были легкие, сторожкие, ноги будто пружинили, готовые в любую минуту отпрыгнуть в сторону. Глядя на всех, такими шагами вслед за всеми шла и Варя.
Так, гуськом, без слов, они прошли вдоль всего склона, обходя обрубки деревьев и ямы, миновали ложбину с мелким кустарником и неожиданно оказались на закрайке ржаного поля, где рожь так и не была убрана - и это тоже особенно запомнилось Варе.
- Здесь соблюдать особую осторожность. Чуть что - шпарят из минометов, - сказал младший лейтенант и нырнул в траншею, которую не замечала Варя: траншея, искусно замаскированная соломой, шла прямо через открытое ржаное поле куда-то ближе к немцам.
Варя шла чуть ли не последней, за Шелковниковым. Впереди него, натужно сгибаясь, будто он был несгибаемым, шел коротыш Пузырев, где-то еще впереди - Стрельцов, девушки, Дягилев. Сзади за Варей шла Надя Ильина, не то в страхе, не то в восторге шепча:
- Ой, девушки, а мы ведь на самую передовую идем! Вам не страшно? Ой куда нас завели-то!..
Шелковников оглянулся, наверное услыша ее причитания, подмигнул Варе, и сейчас он показался ей совсем хорошим. Но тут же Шелковников длинной рукой зацепил с бруствера пустую консервную банку, еще раз подмигнул Варе и вдруг бросил банку под ноги идущему впереди Пузыреву и громко, шепотом, со свистом просипел:
- Мина!
Пузырев коротко, точно пронзенный, вскрикнул и ткнулся носом на дно траншеи, закрыв голову руками, Шелковников прыснул со смеху. Все разом остановились, но никто не смеялся. Стрельцов, увидя распростертого Пузырева, даже отвернулся со стыда, а Дягилев сердито уставился на Шелковникова и выразительно постучал себя по лбу.
- А что, я ничего, нельзя пошутить, что ли! - даже обиженно сказал Шелковников и обернулся к Пузыреву. - Ну ты, племенной, вставай, простудишься!
"Какие они балбесы оба, какие балбесы!" - прямо-таки сгорая от негодования, думала Варя.
Шли довольно долго. Когда Варя оглянулась, ржаное поле, через которое они проходили, было уже внизу и тот лес, где они стояли ночью, тоже был внизу. А впереди, поверх бруствера траншеи, на фоне серого неба, показались удивительно яркие в своем осеннем наряде березки.
Тут, на этой возвышенности, и располагался командный пункт армии.
Траншея прямо без перехода привела в блиндаж, не особенно просторный, где уже стояли раскладные столики. Варя отметила, что блиндаж этот был всего лишь с одним накатом, тогда как на старом месте, в ста километрах от линии фронта, в штабе, блиндажи были на пять и на семь накатов. Видимо, на фронте некогда было строить такие.
Встретил Лаврищев, Варе показалось, что она не видела его долго-долго и он за это время сильно изменился, будто помолодел, сбросил свою медлительность, стал подвижнее, веселее.
- Вот здесь и будем работать, товарищи, - радостно сказал он. - Отсель грозить мы будем шведу…
Техники приступили к монтажу внутренней проводки, девушки помогали им.
Улучив момент, Варя шепнула Стрельцову:
- Тут и немцы рядом?
- Тут, рядом, - сказал он, зачищая провод.
- Слушай, Игорь, - зашептала она еще тише. - А взглянуть нельзя, ну хоть одним глазком - на немцев и откуда… откуда начнется наступление? Хоть одним глазочком, Игорь?
- Погоди. Я скажу, - буркнул Стрельцов, глянув исподлобья на Лаврищева, занятого какими-то бумагами.
Только к вечеру Игорь исполнил Варину просьбу.
- Пойдем, - сказал он ей и пошел к выходу. Сразу за дверью взял ее за руку. По земляным ступенькам поднялись наверх - Игорь впереди, за ним Варя. Она даже не дышала.
Командный пункт располагался на возвышенности, поросшей молодым березняком. Внизу полукругом в сером мареве простиралась широкая равнина, за которой тоже шли холмы, в центре и справа на холмах виднелись строения.
- А где же… а где же немцы? - прошептала Варя.
- Здесь внизу, перед нами. - Игорь обвел рукой. - Там, - окинул глазами горизонт, - кругом, везде немцы. - И еще крепче сжал ее руку.
Поводя туда-сюда головой, напряженно вглядываясь, они долго, внимательно смотрели на позиции немцев, затянутые серой дымкой и потому, казалось, еще более таинственные и настороженно притихшие. Кое-где в серой дымке беззвучно, будто из ничего, прямо над землей, клубясь возникали белые ватные облачка и тут же, расплываясь, опускались вниз, закрывали то, что хотелось увидеть.
- Вот здесь, Варя. Здесь и начнется, - сказал Игорь.
Она вскинула голову, перехватила его руку в свою, не спуская глаз с немецкой стороны, воскликнула с нетерпением и мольбой:
- Хоть бы удалось полегче! Хоть бы поскорее, Игорь! - Глянула в его миндалевидные глаза. - Ведь это последнее наступление? Последнее? Господи, хоть бы удалось, хоть бы удалось полегче!..
XI
Штурм начался через день. Варя знала, что в девять тридцать откроет огонь артиллерия, потом пойдут самолеты. Еще до рассвета оперативный дежурный группы командующего майор Желтухин переговорил по телетайпу со штурмовым и истребительным корпусами. Приказы были переданы ранее, и Желтухин, вызвав оперативных дежурных, продиктовал всего по нескольку фраз, наполовину кодированных цифрами, - последние уточнения. Потом до самого момента наступления все замерло на несколько часов. Девушки сидели перед аппаратами, не передали и не приняли за это время ни одного слова.
Варю мучили два желания, которые исключали друг друга: не пропустить момент наступления, увидеть битву своими глазами из укрытия, которое она облюбовала наверху, и дежурить в этот момент за аппаратом, быть на боевом посту, чтобы передать самолетам команду в воздух. Ни того, ни другого она еще не испытывала.
Но как бы ни было сильно желание передать команду о наступлении, с этим желанием пришлось расстаться: по распорядку на дежурство заступила Гаранина, и Варя за минуту до начала артподготовки выскользнула из блиндажа и взбежала по земляной лесенке наверх…
Она сперва ничего не поняла, не успела даже оглядеться. Земля вдруг вздрогнула, заколебалась, воздух рванулся вверх, и совсем рядом, казалось, зашипели, набирая ход, сотни разогретых до предела и рвущихся вперед паровозов. Варя увидела в небе огненные стрелы, много-премного стрел, которые беззвучно, под шум и грохот паровозов, помчались на ту сторону, в огонь и в дым - к немцам. Это били "катюши".
Со страху у нее подгибались ноги, но она не могла оторвать взгляда от огненных стрел и лишь тихо пятилась, так как паровозы все более разгоняли бег и вот-вот, казалось, обрушатся всей своей мощью, огнем и паром на высотку, где стояла Варя.
Что творилось у немцев, нельзя было разобрать. Там бушевал дым. В одном месте дым пахнул с огромной силой выше всех дымов и повис в небе громадным черно-белым кольцом: у немцев что-то взорвалось. Кольцо это так и стояло, не рассеиваясь, будто гранитное, и держалось на гранитной подставке, и под ним, под этим ужасным монументом, хозяйничала смерть. "Там никого не осталось, там все погибли! Все, все!" - вырвалось у Вари. Она уже не помнила, что сама же, на этом месте, вчера, молила о том, чтобы наступление прошло успешно, "удалось полегче", то есть чтобы поскорее разбить немцев.
Оглушенная, ослепленная, смятая огнем и грохотом, Варя закрыла лицо ладонями. Но через минуту, будто бы с вызовом кому-то, вскинула голову, еще раз вгляделась вперед, где огромной черной стеной, вздымаясь все выше, подмывая и затопляя страшный монумент, клубился дым. "Жалею? Кого жалею? Врагов, фашистов жалею? Что со мной! Они же первыми начали, первыми! Все дело в том, кто начал первым. Они первыми начали, они и убийцы, они, они!"
Увидев во всем, что творилось вокруг, только смерть, она ослепла от ужаса. Сознание того, что она, поддавшись этому ужасу, на какой-то миг пожалела врагов, фашистов, которые залили кровью ее родную землю, было еще более ужасным.
Когда Стрельцов, обеспокоенный долгим отсутствием Вари, выбежал к ней наверх, ока, обрадованная, испуганная, потрясенная только что пережитым, бросилась к нему, дрожа и чуть не плача.
- Я не могу, Игорь, я не могу, не могу! - шептала она, захлебываясь слезами и еще чем-то горячим, подкатившим к горлу.
- Ты испугалась. Не надо выходить. Успокойся, это пройдет, - уговаривал он ее.
- Ты посмотри, Игорь, ты посмотри только, - говорила она. - Видишь? Видишь?..
И затаила дыхание, чтобы не помешать Игорю увидеть и понять то, что увидела и поняла она сама.
Дым на немецкой стороне поднялся выше того кольца и захватил полнеба. Другая половина неба была чистой, без облачка, по-осеннему высокой. Но солнце, которое было на чистой половине неба, тоже не было чистым, светило сквозь дымку, неярко.
- Туда пойдут наши, - указал на дымовую стену Стрельцов. - Команда штурмовикам уже передана…
Варя представила, как это надо пойти туда из-под ясного неба в дым, под дым, где все было страх и неизвестность, и медленно закрыла глаза.
- Они пойдут, - сказала она. - Пойдут за жизнь, за нашу победу. Я тоже ничего не хотела бы, ничего, только б вот так - за победу, Игорь! Чтоб эта война была последней, чтоб… чтоб…
- Уйдем отсюда, Варя, - попросил Стрельцов, видя, как она волнуется и дрожит. - Спустимся вниз, успокойся…
Он взял ее за плечи, и она, послушная, пошла за ним вниз.
Стук аппаратов, деловой вид подруг понемногу успокоили Варю. Она присела на свободное место.
- Ну что там, хорошо дают? - спросила Надя Ильина. - Ох и дают же, девочки, ох и дают!..
Варя посмотрела на нее и устало отвернулась. И удивительно, с этого времени она потом никак не могла вспомнить, что с нею было, она будто впала в летаргический сон, быть может, с кем-то говорила, ходила, о чем-то думала, но ничего не могла потом припомнить, и это продолжалось, видимо, долго. Очнулась от неприятного ощущения какой-то пустоты, неловкости, будто из этого мира исчезло что-то такое, что поддерживало его равновесие. Это кончилась артподготовка. И почти сразу, над самой головой с воем и визгом пронеслись самолеты, пронеслись очень низко, так, что в блиндаже посыпался песок, и Гаранина, рванувшись, заслонила свой аппарат.
- Пошли на работу штурмовики, - спокойно отметил Лаврищев, сидевший за бумагами.
Варя, будто вспомнив о чем-то, снова выбежала наружу, торопливо поднялась по земляным лесенкам на свое место.
Солнце светило уже не сзади, а сбоку, и не светило, а больно било в глаза, совершенно чистое. Светло было и на стороне немцев, дымный столб исчез бесследно, дым стлался теперь только понизу. Там, в низине, беспорядочно кружили самолеты и что-то рвалось с коротким и непрерывным сухим треском, похожим на треск тугого раздираемого полотна. Отсюда, издали, казалось, что самолеты медлительны, неповоротливы и летают они, клюя носом, высматривая, что делается на земле. Самолеты разбрелись над всем расположением немцев, по всему полукружью, будто хотели что-то найти и не могли найти. Не верилось, что это были страшные "илы", штурмовики, называемые немцами "черной смертью". Варя ничего страшного в них не видела. Они, и точно, работали, недаром о них писали в донесениях: "штурмовики работают", "штурмовики отработались", "штурмовики готовятся на работу".
До слуха донеслись слова, властные, гневные:
- "Аркан-15!" "Аркан-15!" Ниже, ниже!..
Варя вздрогнула от неожиданности, оглянувшись, увидела слева чуть позади, шагах в пятидесяти от себя, группу людей в черных кожаных регланах. Оказывается, совсем рядом был блиндаж опергруппы командующего, его помощников. Они поднялись наверх для того, чтобы лучше видеть бой и управлять им. У одного из них, рослого, выдвинувшегося вперед от остальной группы, вставшего под укрытие стройной, почти в рост с ним, золотистой березки, в руках был микрофон, и так громко он кричал именно в микрофон.
- Ниже! Ниже, трусы! Ниже, ниже! - все повышая голос, командовал в микрофон человек в черном реглане.
"Неужели это командующий? - подумала Варя. - Но чего же он так кричит, зачем называет трусами? Они ведь работают, работают! Им самим оттуда виднее!.."
- Не отходите далеко, Карамышева. Немцы подняли голову, начинают отстреливаться, - услышала она голос Лаврищева.
- Товарищ майор! И вы здесь, вы тоже хотите посмотреть? - Варя отошла назад, встала рядом с Лаврищевым. - Зачем он так кричит, это командующий?
- Не каждый командующий, кто командует! - сквозь зубы процедил Лаврищев, усиленно и зло засипев погасшей трубкой. - Наш командующий сам летчик, очень хороший летчик, Карамышева. К сожалению, у микрофона не он…
- Я еще ни разу не видела командующего, - сказала Варя и, вздохнув, внимательно, снизу вверх, посмотрела на Лаврищева. Крепко сжав зубами трубку, он напряженно следил за самолетами, и родинка его была неподвижной.
- Тяжело, Карамышева, очень тяжело! - повторил он. - Может быть, последний штурм такой. Это надо понимать…
До самолетов, казалось, не доходила команда, они хоть и ниже клевали носом, но лишь клевали, тут же взмывая вверх и выискивая новое место, куда бы клюнуть; казалось, им чего-то не хватало, они не обозлились, что ли, не вошли в азарт.
- Ниже, ниже! Кому говорю! Не трусить! Брюхом их прижимай! - распалясь, кричал в микрофон человек в реглане и вдруг зло выругался.
- Нельзя же так! Это ведь не игрушка - командовать! Нельзя так, дорогой товарищ! - дернулся Лаврищев, будто его внезапно ударили. Варя спряталась за него, схватила его за руку повыше локтя, прижалась к нему. - Ну-ну! Давайте, друзья, нажмите разик, вы прекрасно это умеете, еще разик, и будет легче, и будет лучше, ну-ну! - упрашивал летчиков Лаврищев, в голосе его звучало страдание.
Над головой с визгом и воем пронеслась в сторону немцем еще группа "илов", на смену первой, и те, первые, нырял, прячась за буграми и перелесками, будто стыдись того, что было с ним, стали уходить с поля боя.
Со второй группой повторилось то же самое. Человек в черном реглане, расходившись окончательно, кричал в микрофон, самолеты клевали носом, будто не слыша его, разбредались над расположением немцев, и Варя, почти до слез злясь и на этого человека с микрофоном и на штурмовавших "илов", от нетерпения даже притопывала ногой.
Но что это? Она сначала не поняла. Только видела, как ни с того ни с сего подпрыгнула вверх березка, перед которой стоял человек с микрофоном, и тут же воткнулась в землю, подвернулась, легла, и только после этого, будто прячась за эту березку, желая присесть за нее, склонился и человек с микрофоном, но внезапно споткнулся и, выпустив микрофон, упал прямо на березку, подмяв ее под себя.