Отчего-то подозрительно зашевелился "наш" офицер, навострили "уши топориком" остальные пленные.
Ситников вытащил ребристую "феньку", наклонился к уху офицера, сказал громко, чтоб остальные слышали:
- Швайге, ви ейн маус!*
* Молчи, как мышь! (нем.)
Кажется, проскочили... Все облегченно вздохнули. Теперь только бы благополучно разминуться с теми тремя офицерами, которые стояли чуть в стороне от дороги. Как назло, один гитлеровец бросился к бронетранспортеру, поднял стэк, приказывая остановиться. Объясняться с ним у меня не было никакого желания.
- Петя - газу! - крикнул водителю, и "скауткар" чуть не сшиб офицера. Остальные выхватили пистолеты,
нам вслед забахали выстрелы.
Орлов увел бронетранспортер с дороги, и тот взревел всей мощью мотора, петляя, понесся через рвы и ухабы. От этой бешеной "скачки" вытряхивало душу, немцы на полу "скауткара" жалобно мычали и сопели.
Снова выбрались на дорогу. Здесь местность была ровнее. Чувствовалась близость передовой: по сторонам чернели воронки от снарядов дальней артиллерии и бомб, сухая земля была исполосована танковыми траками, в воздухе плыли зыбкие волны гари. Все чаще стали попадаться артпозиции, капониры для тягачей, приткнувшиеся к лесополосе "фердинанды". В некоторых местах немцы проводили инженерные работы: копали траншеи, таскали жерди для блиндажей, разматывали бухты колючей проволоки...
Заметив несущийся в противоположную сторону бронетранспортер, "инженеры" дружно принялись махать кирками, лопатами, топорами: мол, куда претесь, там же русские.
И тут мы попали в западню: Орлов, поздно заметив препятствие, сбросил газ, но "скауткар" все же вскочил передними колесами в широкую траншею, которая пересекала дорогу. Рванулся назад - глухо, вперед - еще ниже осел передок. Колеса беспомощно вращались, оседая в землю по ступицы. Можно было воспользоваться лебедкой, но за что зацепить трос? Кустика рядом даже нет. А немцы уже бежали к нам. Интересно, с какой целью - помочь выбраться или захватить бронетранспортер?..
- А-а, черт! - выругался Орлов.- Я же думал, что передок у меня включен...
Он рванул рычаг демультипликатора, мотор сразу перенес усилия на передние колеса, и БТР перевалил через траншею. Уф-ф!..
Немцы, почуяв подвох, открыли вдогонку огонь. Впереди и сзади выросли фонтаны от рвущихся мин, затявкали пушки.
Тут бронетранспортер вздрогнул, как-то неестественно накренился, ход его замедлился. Багаев свесился через правый борт, присвистнул:
- А покрышка на заднем колесе - тю-тю! Сорвало с мясом.
Так и продолжали ковылять на голом диске.
По мере приближения к своему переднему краю все легче становилось на сердце. Все - мы дома! Но оказалось, что "ура" кричать рано: слева, где проходило выкошенное поле люцерны, из лесополосы ударила пушка. Снаряд просвистел над головой, второй продырявил воздух вдоль левого борта.
- "Сорокапятка",- сразу определил Алешин.- Теперь свои из этого пистолета на колесах бацнут - и конец...
Злость всех захлестнула - выбрались из таких передряг, и тут на тебе - свои же отправят на тот свет!
- Ты лучше поищи полотенце или снимай кальсоны, не разглагольствуй, - набросился я на Алешина.
- А у меня еще с зимы маскхалат остался.
Он растолкал немцев, вытянул сверток.
Орлов медленно вел бронетранспортер прямо на лесополосу, мы размахивали старым маскхалатом, кричали, чтобы не стреляли. У лесополосы остановились, на всякий случай приготовили оружие. Как из-под земли, появилось несколько кавалеристов в шароварах с красными лампасами. Недружелюбные, колючие взгляды.
Я спрыгнул на землю, стал перед казаками.
- Свои мы, ребята, разведчики.
- Сейчас проверим... Во как по-русски выучились, гады. А ну сдавай оружие, а там посмотрим, что вы за утки-кряквы,- сверлил меня глазами старшина с пушистыми усами.
- Да чего с ними гутарить, Кузьмич, - кипятился низкорослый крепыш в сдвинутой набекрень кубанке. - Порубаем - и точка. Пополнение будет в "штабе Духонина".
- А документы, фриц, у тебя есть? - старшина посмотрел на мою фуражку и хмыкнул.
- Документов нет.
- Во-во,- дернул из ножен шашку крепыш.- Что же это вам Гитлер и пашпорта не дал?..
Позади него что-то зашелестело, фыркнула лошадь. Из кустов вышел еще один кавалерист - худощавый, горбоносый брюнет.
Старшина повернулся, приложил руку к кубанке:
- Товарищ капитан! Гости вот к нам забрели. Брешут, что наши, а сами без документов...
- Документы есть, - осенило меня вдруг.- Разрешите предъявить, товарищ капитан. Покажи, Багаев!
Николай открыл заднюю дверцу бронетранспортера, вытащил за шиворот одного из пленных, подтолкнул к нам.
- Вот документ! Как видите, не фальшивый.
Немец - помятый, с кляпом во рту - испуганно замычал при виде лихих казаков. Капитан (он оказался из полковой разведки) обошел пленного вокруг, щелкнул ременной нагайкой по хромовому голенищу.
- Документ убедительный. Вы кто по званию?- обратился он ко мне.- Часть, командир?
- Младший лейтенант Каневский. От генерала Свиридова.
- Карпа Васильевича хорошо знаем. Дают его гвардейцы фрицам и в хвост, и в гриву. Ну что ж, разведчик, жми к своим. А нам ночью в рейд...
Когда садился в бронетранспортер, подошел тот казак, который грозился нас "порубать".
- Извините, товарищ младший лейтенант. Неувязочка вышла. Осечка...
- Ладно, счастливой дороги и крепких подков. Встретимся после войны, погутарим...
Встретимся ли?
Когда в бригаде узнали о нашем возвращении, да еще с "уловом", полковник Барладян сразу же вызвал в штаб, позвонил командиру корпуса. Тот приказал немедленно доставить пленных, подготовить на нас наградные листы.
Затем трубку передали мне. Комкор выслушал короткий доклад, после паузы спросил:
- Головой ручаешься, что в квадрате двести четыре битые танки?
- Да они только и годятся, что на переплавку, товарищ генерал!
- Хорошо, отдыхай...
Позже мы узнали: капитан, захваченный нами вместе со свитой, оказался командиром батальона. А направлялся он на доклад в рощу, где размещался штаб одной из частей 17-й пехотной дивизии. Гитлеровцы, шедшие в колонне на передовую, немало удивились бы, узнав, что их командир проезжал рядом в бронетранспортере с кляпом во рту...
..."Миус-фронт" трещал по всем швам. Гитлеровцы, не успевая латать бреши, сосредоточивали силы на отдельных участках, пытались нас контратаковать, но попытки оказались тщетными.
Письмо это так и не дошло до адресата. В нем старший ефрейтор Франц Комперивольте сообщал жене: "Сейчас здесь проходят жаркие бои. Ты, видимо, уже слышала в сводке о Миусском фронте. Можно сказать, что речь идет о том - быть или не быть..."
Не быть! Неукротимый вал нашего наступления катился по многострадальной донецкой земле.
Гроза над терриконами
Наш мехкорпус постояннно находился в движении, маневрировал, заходил в тылы врага, перерезая его коммуникации, "отщипывая" куски от окруженной таганрогской группировки.
Один бой ожесточеннее другого. Противник, как волк, попавший в капкан, готов был отгрызть лапу, но вырваться из ловушки, спасти свою шкуру. Он бросал технику, боеприпасы, горючее, продовольствие, даже раненых...
Тщетно! Овладев хутором Рождественским совместно с кавалеристами генерала Кириченко, части корпуса отсекли гитлеровцам последний путь отхода.
Обстановка менялась на глазах, поэтому разведку держали, как говорят моряки, "на товсь". Генерал Свиридов постоянно требовал данные о противнике: куда он повернет, где попытается организовать сопротивление, на каком участке попытается колоннами выскользнуть к Тельманово, что находится западнее Латоново, а также в направлении Мариуполя?.. Десятки вопросов, требующих четкого, безошибочного ответа.
...На сей раз куда-то запропастились танкисты 25-го полка, связь с ними прервалась, в штабе бригады волновались. Разыскать их было приказано моему взводу.
Искать мы отправились на трех машинах - двух БА-64 и одном "скауткаре". В самом начале пути подстерегла неудача: у одного бронеавтомобиля сломался двигатель, другой, водителем которого был Романенко, подорвался на мине. Хорошо хоть, что обошлось без жертв. Я "укрупнил" экипаж "скауткара", и мы продолжили выполнение боевой задачи.
Чем дальше углублялись в продутую суховеем степь, тем чаще натыкались на места недавних боев. Вот тут поработали наши штурмовики: с десяток "тигров" и "фердинандов" застыли со спущенными гусеницами, поникли хоботы пушек... Рядом, у воронок, танкисты в коротких куртках с розовым кантом на погонах.
Дальше, на равнинном пятачке, соорудили гитлеровцам "натюрморт" кавалеристы. Немцы, вероятно, застигнутые внезапной атакой конников, даже не успели разбежаться по сторонам - их прямо ротами вырубили в мелкую крошку... До этого лишь однажды мне довелось видеть налет кавалеристов на батальон гитлеровцев с обозом. Зрелище потрясающее! Взбивая клубы пыли, галопом, с шашками наголо, развернутым строем всадники врезались в колонну и с молодецким присвистом наотмашь и взахлест принялись шинковать ошеломленного противника.
Храбрость казаков, отблеск клинков, стремительность удара, залихватское "ура!" - все это неизгладимо в памяти.
Мы перевалили гребешок, опустились в глубокую балку. На карте она выглядела коричневой полоской и значилась безымянной. Но местные жители прозвали ее Калиновой должно быть потому, что вся она поросла кустами с яркими, пурпурного цвета ягодами. Сразу за Калиновой балкой начинался пологий спуск - склоны изрыты траншеями, опутаны рваной "ежевикой" колючей проволоки. Суглинок перемолот траками...
К вечеру мы нашли штаб 25-го танкового полка. Тут же я встретил старшего лейтенанта Иванова. (Признаться, здорово переволновался за его судьбу.) И вот теперь Володя стоял передо мной живой и невредимый, в неизменном своем промасленном комбинезоне, коротких кирзачах, черный весь от копоти. Потертый шлемофон сдвинут на одно ухо. Сгреб меня в объятия.
- От тебя, Сашко, сам черт не спрячется!
- Поневоле разыщешь. Комбриг мечет громы и молнии: куда, говорит, эти мазутники запропастились?
- И здорово ругается? - весело переспросил Володя.
- Куда там!..
- А мы в такой горячке побывали... Пудова, ротного, знаешь?
- Володю?
- Досталось парню крепко. Его санитары решили упаковать, в тыл отправить, а он на них... Короче, говорит, из полка и шагу не сделаю. А сам на ногах стоять не может - крови много потерял.
Иванов рассказал, что высота, именуемая то ли Соленой, то ли Горькой, была для танкистов, как бельмо в глазу - не обойти, не охватить с флангов. Только в лоб можно брать. А немец там таких заграждений наворотил, что ни шаг - то пушка или пулемет, или закопанный танк... От самого подножия вверх тянулись кольца траншей.
Старший лейтенант Пудов развернул танки в линию. Слева от ротного шел взвод лейтенанта Денисова, справа - взводы лейтенантов Глушко и Харитонова.
"Тридцатьчетверки" с места взяли скорость, выскочили на гребень балки и лавиной покатились прямо к первой траншее. Гитлеровцы, ошеломленные внезапной атакой, даже не успели открыть огонь. Пудов проутюжил передние траншеи, начал подъем на высоту. Оставив насиженные места, немцы стали карабкаться по склону, менее резвые попадали под гусеницы танков.
Машина ротного шла вдоль траншеи, которая черным зигзагом взбиралась на вершину. Все вокруг клокотало огнем, лязг гусениц перемешивался с автоматной трескотней, звоном летящих болванок.
- Кончились снаряды! - крикнул Пудову наводчик
ефрейтор Погожий.
- Вперед! Давай гранаты!
Вот уже и макушка высоты.
Пудов высунулся из люка башни, стал швырять гранаты на головы немцев, которые еще пытались сопротивляться.
Метрах в пятидесяти оказалась батарея противотанковых пушек.
- Полный вперед! - скомандовал Пудов механику, но "тридцатьчетверка" так и не достигла артиллеристов. Две вспышки ослепили экипаж, что-то проскрежетало по броне, желтоватое пламя поползло по моторной части. Пудову удалось выскочить из горящего танка, залечь за бугорок. Хотел поднять левую руку, но ее словно налило свинцом. В горячке даже боли не почувствовал. А по рукаву куртки все больше расползалось кровавое пятно... Словно в полусне увидел, как Глушко на скорости накрыл то злосчастное противотанковое орудие, и, потеряв сознание, уткнулся головой в комья свежевыброшенной земли...
Начальник штаба полка старший лейтенант Иванов заметил, что танки сбавили ход, остановились, бросился к ним. До машин было с километр. Петляя между разрывами, падал в воронки, поднимался и снова, пригнувшись, бежал. Один из экипажей заметил начштаба, резко дал задний ход, развернулся, подобрал офицера.
Бой закончился только в сумерках, когда пологие холмы окутались редкой мглой. Наши солдаты хоронили товарищей. Со стороны противника доносились удаляющиеся звуки моторов, гортанные голоса...
Как только забрезжил рассвет, танки снова были в движении. Отходя, немцы организовали засаду - спрятали за бугром два "фердинанда". Они-то и ударили нашим машинам во фланг.
Оценив обстановку, старший лейтенант Иванов приказал лейтенанту Харитонову обойти со своими экипажами самоходки справа, а сам устремился к минометной батарее, которая прижала пехоту к земле. Увлекшись стрельбой, "самоварники" даже не заметили, как сзади на них призраком налетела "тридцатыетверка" со звездой и надписью "Донской казак". Минометчики, скованные ужасом, застыли в неподвижности.
Иванов выпрыгнул из люка, посмотрел в ту сторону, где жирные дымы повисли над бронированными коробками "фердинандов", крикнул: - Хальт!
Это было одно из немногих немецких слов, которое он знал. А потом добавил по-русски:
- Стой! Закрывай лавочку, марш за мной.
Немцы аккуратно сложили мины в ящики, стали ждать дальнейших команд.
- Веди на КП,- приказал Иванов связному.- И не бойся, теперь они уже смирные.
- С минометами? - переспросил связной.
- Со всей требухой. Пусть молят своего бога, что продлил им жизнь. Помолчав, добавил:
- И нас тоже...
...Мы лежали с Владимиром на жестком брезенте, смотрели на звезды, такие мирные в трепетной вышине, и думали о прошлом и дне грядущем. В ту ночь мы о многом переговорили... Узнал я и о нелегкой судьбе своего друга.
В июне сорок первого будущее Володе Иванову представлялось в радужном свете. Еще бы: только что сдал выпускные экзамены в Саратовском танковом училище. Ему только исполнится девятнадцать лет, а он уже настоящий красноармейский командир. А ведь, кажется, вчера только уехал из костромского городка Кологрива, где впервые увидел "живой" паровоз.
Суровая весть сразу сжала сердце - война! Курсант-. ский батальон (приказ о присвоении званий еще не поступил) в срочном порядке перебросили в Сталинград, где рядом с их эшелоном стояли платформы с танками. Состав немедленно двинулся на запад.
Боевое крещение Володя получил на Смоленщине, где наши танкисты лицом к лицу встретились с 21-й немецкой танковой дивизией и разгромили ее наголову. Молодой офицер только в одном бою уничтожил три вражеских танка и семь орудий. Командование представило его к ордену Красного Знамени, но получил его Владимир только в феврале следующего года.
А вскоре военная судьба его резко изменилась. В одном из боев танк Иванова был подбит. Снаряды кончились. Когда покидали горящую машину, командира настигла пулеметная очередь. Товарищи несли его на руках через глухой лес. Володя уговаривал оставить его - в пистолете еще сохранилось несколько патронов, последний он приготовил для себя. Не послушались. Тогда он не попросил - приказал.
В маленькой деревушке офицера спрятали под печку. Когда пришли гитлеровцы, безвестная крестьянская семья, рискуя жизнью, оберегала раненого, пока тот не встал на ноги.
Оправившись от ранения, Иванов сколотил небольшой партизанский отряд. Кочуя по заснеженным смоленским лесам, группа подрывала гитлеровские автомашины, обстреливала патрули, поджигала склады. В общем, не давала врагу спать спокойно. А в феврале 1942 года во вражеские тылы ворвался кавалерийский корпус генерала Белова. Благодаря тому дерзкому рейду Владимир вернулся в действующую армию.
Его встретили как пришельца с того света. И, вручив орден Красного Знамени, помогли как можно скорее сообщить о себе домой: родителям уже успели отправить похоронку. А сын жив-здоров...
Затем он попал в 25-й отдельный танковый полк.
Рассвет задул последние звезды, сквозь серую мглу стало проглядывать светлеющее небо. Мы уже были на ногах. Малость перекусили и оседлали свой "скауткар". С первым заданием справились - нашли танкистов, доложили по рации их координаты. Вторая задача была посложней: установить направление отходящих сил противника, ориентировочно определить состав частей, которые могут оказаться перед бригадой, по возможности взять "языка". Приказ: наблюдение и только наблюдение! Ни в коем случае не ввязываться в бой.
Как и раньше, подмалевали свой "скауткар" под вражеский "фон", приготовили комплекты немецкого обмундирования, оружие, боеприпасы.
...Куда не кинь взор - везде полынь и осот, лишь изредка промелькнет полоска кукурузы, засохших подсолнухов, и снова - гребнями уходящий к горизонту бурьян. Ветер гонит серые шары перекати-поля; они перебегают дорогу, как всполошенные зайцы.
Укрывшись на взгорке, стали вести наблюдение. Ничего примечательного.
Но вот из-за высотки выскочил мотоциклист, за ним выползла машина, вторая, третья... Это были пятитонные тупорылые "опели" с удлиненными кузовами и низкими бортами. В кузовах - солдаты. Дальше пошли пушки на прицепах, зенитки в маскировочных сплетениях из веток. По обочинам мчались мотоциклисты.
Я связался по рации с капитаном Ермаковым, доложил о колонне. Тот приказал проследить, не собираются ли немцы остановиться, занять оборону.
На "скауткаре" стали "конвоировать" параллельным курсом длинную вереницу машин. А она двигалась без остановки: прошла предполагаемый рубеж развертывания взяла направление южнее Екатериновки. Об этом также доложил начальнику разведки бригады.
- Они идут навстречу своей гибели. Там их только и ждут казаки,- сказал капитан Ермаков и дал команду на возвращение.
Обстановка, в которой действуют разведчики, всегда непредсказуема. Рассчитав время и запас горючего, мы надеялись уже после полудня попасть в бригаду. Но все обернулось иначе.
Возвращались другим маршрутом. Все тот же бурьян вокруг, пыльные проселки. Лишь ближе к речушке пейзаж повеселел: в балочках краповая россыпь шиповника, у воды ивняк и краснотал, подпаленный, но еще зеленый камыш, коричневые качалки рогозы, свежая щетина травы на кочках...
Нашли мосток. Настил хлипкий, но осторожно проехать можно. Дальше - хорошо накатанный проселок, бегущий от берегового кустарника.