- Нашли в камышах четыре, сейчас ремонтируют...
- Да чтоб без выстрелов. Понял?
- Уж постараемся!
Взвод бесшумно высадился на берег, разведчики подкрались к полупонтонам, сняли охрану. Правда, без выстрелов не обошлось. Взвод разделился: одни стали перегонять переправочные средства, остальные залегли, отражая подоспевших к реке гитлеровцев.
Выходил к Ингульцу и передовой батальон старшего лейтенанта Вениамина Гридина. Для них это была вторая переправа за последние три дня. Опять проклятый вопрос - где взять плавсредства? Нужно рубить деревья, вязать плоты, одновременно зорко следить за противоположным берегом, чтобы немец не преподнес какой-либо сюрприз...
Наконец, все готово - штурмовые группы на плотах. Командира беспокоило главное - как скорее преодолеть реку. Ведь на плотах, как на ладошке: отовсюду тебя видно, словно мишень на учебных стрельбах.
И случилось то, чего комбат так опасался: их обнаружили. Прямо на середине Ингульца! Десантники налегли на весла, одновременно с плотов открыли огонь. До суши - считанные метры. Не ждать! Все бросились в студеную воду - и с ходу в атаку... И пошла жаркая косовица. Сзади подходило подкрепление...
В перерыве между боями молодой комбат писал матери: "В последние дни много было работы. Полным ходом наступаем. Села разрушенные, пустые: немцы выгнали, уничтожили, людей.
У меня все хорошо. После тех двух ранений - в августе и декабре прошлого года - пули больше не трогали. Так что ты, мама, не беспокойся. Самое тяжкое - бои на Воронежском и Южном фронтах - осталось позади. Сейчас фашист напуган, и мы его успешно бьем. Уверен, что скоро добьем".
Не написал тогда Вениамин о том, что представили его к высокой награде. Думал - пока не стоит. Вот когда все решится, тогда и...
Обстановка для нас складывалась благоприятная - внезапные действия разведгрупп внесли сумятицу на том берегу.
Поздно ночью к Ингульцу спустилась еще одна группа бойцов. В руках они несли большую лодку. Поставили на воду, стараясь не бряцать оружием, отчалили.
Цель - противоположный берег у Змиевки, хмурый и притихший. Как он встретит?..
Разведчики младшего лейтенанта Сергея Максименко высадились быстро - спешили, чтобы к рассвету вернуться "домой". В одном месте заметили артиллерийские позиции, в другом - хорошо замаскированный дзот, затем чуть не натолкнулись на блиндажи, в которых слышался чужой говор. Пришлось ползком выбираться из опасной зоны, петлять, заметать следы.
Нужен контрольный пленный. До рассвета оставалось мало времени.
Младшему лейтенанту донесли - справа от них минометная позиция. Здесь и решили брать "языка". Сержант Троянов с напарником растворились в темноте. Остальные присели, ожидая возвращения товарищей.
- Хальт! - неожиданно раздалось неподалеку, и тут же последовала автоматная очередь, взлетело несколько ракет. "Напоролись! - молниеносно промелькнула мысль у Максименко.- Теперь главное - не дать фрицам разобраться в обстановке".
Он крепко сжал в руках автомат, негромко скомандовал:
- За мной, братки!
Немцы, выскочившие из блиндажа, так и не успели добежать до своих минометов. Взвод занял круговую оборону, пустил в ход гранаты. А гитлеровцы наседали, лезли с диким остервенением, пытались отбить огневую позицию. И тут командира осенило: ведь рядом стоят четыре исправных миномета, возле них гора ящиков с боеприпасами.
Уже рассветало. Немного времени понадобилось бронебойщикам Троянову, Лысакову и Романченко, чтобы разобраться в минометах, прицельных панорамах. И вскоре раздались залпы "трофейной" батареи. Сначала по окопам, а потом и по колонне машин, повозок и пехоты, направлявшейся в сторону Николаева.
Взрывы. Крики. Паника. Гитлеровцы не могли сообразить, в чем дело, почему свои же громят колонну. А Максименко продолжал командовать:
- Еще копошатся, гады! Бей их, круши, братки.
Днем к переправе подошла бригада. Максименко разыскал комбата, доложил:
- "Языка" не взяли, но ваше приказание выполнено!
Об этом бою командир 5-й гвардейской механизированной бригады полковник Сафонов написал в донесении: "Колонна рассеяна, на поле боя осталось 115 вражеских трупов. Благодаря смелым действиям гвардии младшего лейтенанта Максименко Сергея Ефимовича вражеская оборона была прорвана, противник в беспорядке отступил. В результате батальон получил возможность дальнейшего продвижения...."
Эта бригада первой форсировала Ингулец в районе Дарьевки, вслед за ней преодолела реку и 6-я мехбригада. Дарьевка стала основным пунктом переправы в полосе наступления корпуса.
Осуществляя замысел вышестоящего командования, генерал Свиридов приказал выслать от 4-й и 5-й бригад по одному передовому отряду в сторону Херсона, где немцы отходили, так и не успев перегруппироваться. Наши подвижные части закрыли горловину огромного "мешка", в который попали тысячи оккупантов.
Главные силы корпуса, тесня части 370-й немецкой пехотной дивизии, продолжали наступление в западном направлении. Но задача эта оказалась не из легких: не было танков, артиллерии и минометов - их не могли перебросить через Ингулец из-за отсутствия тяжелых переправочных средств.
Вскоре, однако, корпусные саперы майора Фомина доставили в район Дарьевки четыре парома различной грузоподъемности, баркас и рыбацкие лодки. Несколько позже через Ингулец построили пешеходный мост.
А корпус продолжал наступать. Гитлеровцев выбили из Мирошниковки и Музыковки, а к исходу 14 марта завязались бои на рубеже Шкуриново-Загоряновка, Крутой Яр. Здесь мы встретили конные разъезды генерала Плиева.
В эти дни всех облетела радостная весть: воинам, участвовавшим в форсировании Днепра и освобождении Берислава и Херсона, Верховный Главнокомандующий объявил благодарность. Каждому вручалась пахнущая типографской краской выписка из приказа. У меня она хранится до сих пор, уже пожелтевшая от времени, но бесконечно дорогая. Неизгладимая память о пережитом!
Потеряв Днепр, гитлеровцы теперь рвались к Южному Бугу. Планомерный отход у них не получился. Промежуточные линии-обороны стали промежуточными могилами на пути к общей могиле.
Водные преграды не остановили нашего наступления.
Грязь и разлив не задержали...
Память и поныне хранит ту раннюю весну на юге Украины с набрякшими, будто отлитыми из свинца, облаками, частыми и нудными дождями, порывистыми ветрами, метавшими снежные вихри по набухшим влагой полям...
К середине марта дороги в междуречье Днепра и Южного Буга были буквально забиты техникой. И брошенной немцами, и застрявшей нашей. Облепленные "по уши" грязью, нескончаемыми вереницами стояли тягачи, орудия, бронетранспортеры... Некоторые машины, буксуя в широких и глубоких колеях, пытались вырваться из ужасающей хляби. Тщетно! Людям приходилось взваливать на плечи поклажу транспортных машин и повозок - снаряды, мины, патронные ящики - и, стиснув зубы, обливаясь потом, часами брести под нудящим дождем, с килограммами вязкой грязи на обуви. Связисты волокли на себе шесты для линий связи...
Нередко встречалось и такое: крестьяне, уже начавшие раннюю пахоту, выпрягали волов из плуга и вызволяли трехосную машину со всем ее грузом. Махнув рукой на синоптиков, командиры пускались в поиски стариков, тех, кто умел по еле уловимым признакам предсказать изменение погоды. Но и старожилы здешних мест, всем сердцем желавшие оказать помощь мудрым советом, лишь разводили руками.
Между тем время работало на гитлеровцев, которые, отсиживаясь в опорных пунктах, совершенствовали оборону, копили резервы. Нужно было лишить их надежд на "климатическую паузу", наступать, наступать любой ценой.
Утром 15 марта в части поступил приказ генерала Гречкина, в котором говорилось, что ближайшей задачей соединений 28-й армии является освобождение Николаева. Справа должны были наступать конно-механизированная группа генерала Плиева и 5-я ударная армия генерала Цветаева. 2-му гвардейскому механизированному корпусу ставилась задача к исходу дня овладеть юго-западной окраиной Николаева и выйти к Южному Бугу.
С первых часов боев стало ясно, что разведка - и наземная, и воздушная - не смогла в достаточной мере раскрыть оборону гитлеровцев, определить соотношение противоборствующих сил.
Из всех рубежей, пройденных нами, николаевский был наиболее совершенным. Это объяснялось не только тем, что Николаев являлся одним из крупнейших черноморских портов, центром судостроительной промышленности и железнодорожным узлом, но и тем, что николаевский рубеж прикрывал Крымский полуостров и Одессу.
Что же в действительности стояло на нашем пути, какие "сюрпризы" приготовил противник на подступах к городу?
Их было четыре.
Сам город был охвачен как бы стальным обручем. Первый обвод проходил несколько восточнее Гороховки и продолжался дальше на юг. Состоял из систем прерывистых траншей со стрелковыми и пулеметными ячейками, блиндажами, перекрытыми толстыми листами котельного железа, взятыми на судостроительном заводе, железобетонными плитами, двутавровыми швеллерами. Второй обвод тянулся юго-восточнее станции Грроховка и поселка Водопой. Третья линия прикрывала западную окраину Мешково-Погорелово. А вот четвертый рубеж - городское кладбище на берегу Бугского лимана - чего только не таил! Рвы, надолбы высотой до двух метров, металлические ежи, дзоты, окопы, минные поля... Здесь же немцы применили новую противотанковую гранату "бленд-кернер", что означает ослепляюще-удушающая...
Таким образом, нам предстояло прогрызать прочную оборону, плотность которой вследствие отступления противника постоянно увеличивалась. Имело большое значение и то обстоятельство, что враг постоянно наносил чувствительные уколы контратаками, сопровождая их массированным артогнем.
Нам ставилась задача не давать противнику опомниться, сбивать с новых рубежей, где он пытался укрепиться, стремительными ударами заставлять его превращать отступление в бегство, вынуждая бросать все и вся, отрезать ему пути отхода.
К 16 марта корпусу удалось разгромить гитлеровцев на первом оборонительном рубеже и потеснить их к Зеленому Гаю.
В моем блиндаже зазуммерил телефон.
- Где младший лейтенант Каневский?
- Спит. Недавно вернулся. Был в "гостях".
- Разбудите,- приказали после короткой паузы.- Передайте, срочно вызывает "десятый".
"Десятый" - это комбриг Рослов. Я натянул сапоги, накинул кожанку...
В штабной землянке потрескивала печурка. Тепла, однако, не было. Бригадное начальство сидело в шинелях, ватниках. Начальник разведки корпуса майор Неведомский даже натянул порыжевший полушубок.
Я доложил.
По суровости лиц, по разговору чувствовалось, что положение очень серьезное: сроки наступления ломаются, множество всяких непредвиденных обстоятельств тормозит продвижение вперед.
Пригласили к карте. Полковник Рослов поднялся из-за стола, прошелся по землянке. Во рту - потухшая "казбечина".
- Извини, разведчик, что не дал отдохнуть. Время не терпит. Думаю, что лучше всего задачу объяснит Денис Федорович.
Неведомский расстегнул полушубок, вытянул из планшета карту.
- Вот Зеленый Гай. Тут немец крепко обосновался. Всякие шанцы-манцы соорудил, гарнизон, по предварительным данным, человек до двухсот. Об остальном можем только догадываться... Времени у тебя, Александр, на подготовку в обрез. Я тут в уме прикинул - нужен отряд человек в сорок, не меньше. Обязательно пэтээрщики - два-три расчета со станковыми пулеметами. Уразумел?
Я бегло окинул взглядом карту: вот линия обороны немцев, лесополосы, пятна кустарников, какие-то незначительные высотки...
- Меня, товарищ майор, нужно проводить с шумом и треском. Вот здесь,- показал на сплошную линию,- желательно сымитировать контратаку - отвлечь на какое-то время внимание немца. А вот тут постараюсь незаметно просочиться к ним в тыл. Ну, а дальше - по обстоятельствам...
- Контратаку обеспечим. Итак, сверим часы... Передовым отрядам бригады выступить завтра в шесть утра.
Мы проводили майора Неведомского в штаб корпуса в Мирошниковку и сразу же занялись подготовкой группы. Комбриг дал указание, кто из выделенных бойцов должен прибыть к месту сбора.
Мне впервые пришлось вести столько людей в тыл противника - обычно брал в разведку шесть-семь человек.
Когда группа собралась, капитан Козлов коротко изложил суть задания, подчеркнул его сложность: предстояло, как он выразился, пройти по лезвию ножа...
Вышли в сумерках. По всем признакам, дождь зарядил надолго. Миновали лесопосадку. Впереди - заросли кустарника, по сторонам - воронки. В воронках - не вода блестит, а асфальтная жижа. Под ноги то и дело попадались острые пеньки, кучи какой-то трухи, выбоины от танковых траков. Я легонько толкнул радиста. Он понял, сразу же запросил: "Буг, Буг - дайте свет...".
И вдруг с правой стороны заплясали огненные мячи, громыхнуло, засвистело, заскрежетало...
Я приказал ускорить шаг. Только бы проскочить, избежать встречи с противником, не натолкнуться на засаду!
В дозоре - Ситников и Багаев. Стали подниматься на горку, и здесь прибежал запыхавшийся Багаев.
- Командир! Впереди немцы!
Сразу же приказал рассыпаться по полю, залечь.
- Сам видел? - насел на Николая.
Не видел, но определил по вторичным признакам.
Возвратился и Ситников. Подтвердил: в ложбине действительно гитлеровцы. На земле - свежие следы шипов. В руках у Семена "вещественные доказательства".
- Вот эти сигареты "Нил" курили офицеры, а эти вонючки - рядовые. Поднял еще теплыми.
Ситников прихватил с собой пустую консервную банку, обертку от сыра "шмельцкезе", круглую коробочку с надписью "Шокакола". Вот и думай теперь, куда немцы направились.- в Барвинок или в Зеленый Гай? Эх, была не была: решил идти по их следу.
Интуиция не подвела - гитлеровская колонна взяла направление на Зеленый Гай. Сзади шел наш отряд, ориентируясь на голоса: за таким "прикрытием" меньше шансов наскочить на засаду или патрулей.
Дорога - одно название. Ребята здорово умаялись, да еще эти бандуры тащили на себе - станковые пулеметы, ПТРы...
Залегли в бурьянах, чтобы перевести дух. А дождь сек и сек землю тонкими ледяными прутьями.
Немцы втягивались в село: донеслись собачий лай, одиночные выстрелы, крики... В небе, прочертив дуги, зарделось несколько ракет, осветив постройки, прилепившиеся на косогоре. Этим салютом "местные" немцы, по-видимому, приветствовали гостей.
Постепенно шум в селе затих.
Мы переползли в посадку, примыкающую к огородам. Немного обождали, наблюдая за ближними хатами.
В селе кладбищенская тишина. Ни звука, ни искорки!..
Я расположил два "станкача" с таким расчетом, чтобы они "пристреляли" бугор, когда начнем потрошить фашистов. Противотанковое ружье поставил между пулеметами. Рассредоточил по посадке автоматчиков.
Лежали тихо, не шевелясь. Дождь пошел на убыль. Из-за туч пробился платиновый свет, выхватил сгорбленную фигуру человека у торца хаты - он что-то рубил. Затем распрямился, подошел к огороду, постоял, снова взял топор в руки...
Алешин, лежавший рядом, тронул мое плечо, поднял палец и показал на маячившую фигуру. Я коротко кивнул.
Лунный свет поблек, словно его прикрыли покрывалом. Алешин уполз, растаял в темноте.
Вернулся довольно скоро. Задышал прямо в ухо:
- Везет же мне, командир, на дедов. Тот под Волновахой был глуховат, этот - на деревяшке. Говорит, в польскую кампанию укоротили. В хате у него офицер обосновался, все мерзнет, за дровами посылает... В пристройке еще несколько фрицев. А в клуне они держат пленного. Связывают на ночь. Он у них за тягловую силу служит. Так вот, этот пленный как-то деду шепнул: жди, батя, скоро наших, сообщи им, где и что здесь у немца имеется - пушки, пулеметы... Прижал деда к стенке: не дай бог проговоришься, найду под землей, будешь в аду ходить на двух деревяшках. Погорячился малость. Тот обиделся...
- Найдешь старика - извинишься. Понял?
Хочешь не хочешь, придется утюжить слякотную землю локтями-коленями. Я проверил пулеметные расчеты, подполз к автоматчикам. От них - опять к своим. Троих - Багаева, Петрова, Иващенкова - отправил на кромку посадки. Там старый окоп с хорошим обзором.
А вот и "гости" пожаловали. От огорода шли два патруля, о чем-то переговаривались. Покрутились, постояли. Один остался, другой подошел к дереву, помочился, посветил фонариком в нашу сторону. У меня заныло под ложечкой - только бы не набрел на окоп. Ребята-то вмиг его сгребут, но он нам нужен как прошлогодний снег. Еще шум поднимет.
Немец выплюнул окурок, повернулся, пошел к напарнику...
На часах - половина шестого, а ночь, кажется, и не думает отступать... Еще одна пара патрулей прошла вдоль посадки, направилась в сторону правого пулеметного расчета. Хоть бы у хлопцев не сорвались нервы с боевого взвода!
И, словно в ответ на мою мысль, прозвучала длинная очередь. Здесь уж медлить нельзя! Я выхватил из сумки ракетницу - красная дуга прочертила небо. Теперь - вперед!
Разведчики и автоматчики бросились огородами к хатам. Во дворы полетели шестисотграммовые "феньки". Разлет осколков у них - двести метров.
Все вокруг вздыбилось от ураганного огня. Автоматные очереди крошили оконные стекла, буравили двери. Гитлеровцы, те, кто успел выскочить из своих лежбищ, то сбивались в кучу, то рассыпались по улочкам, петляли вдоль заборов, прятались в канавах... Кое-кто пытался отстреливаться, но на рожон не лез.
В одном дворе полыхнуло - видимо, зажигательная пуля угодила в бочку с бензином. Огонь перебросился на рядом стоявшую бортовую машину. Горела она с треском - пламя гудело, как в печи. Эта подсветка нам только на руку: очереди стали прицельней.
Как я и предполагал, гитлеровцы сломя голову бросились на спасительный бугор - его очертания уже хорошо просматривались на фоне рассветных сумерек. Но густые очереди "станкачей" так и не позволили ни одному фашисту перевалить за бугор...
Пора было выходить на связь. Радист, прикрывшись плащом, колдовал над рацией, затем, словно почувствовав мой взгляд, съежился, растерянно произнес:
- Товарищ младший лейтенант, молчит, окаянная...
Я лишь махнул рукой... Хмыкнул и Алешин, нажал на защелку, выбросил пустой рожок из трофейного автомата.
- Связь ушла в грязь...
За лесопосадкой с интервалами взвились зеленые ракеты - одна, вторая, третья. Я прикинул расстояние - километров пять. "Это же наши!" - чуть не задохнулся от нахлынувшего восторга.
А бойцы отряда продолжали "выкуривать" гитлеровцев из сараев, ям, погребов. Привели первых пленных. Вид у них был довольно жалкий. Кто в чем: в мундирах, подштанниках, без сапог...
Нашли и пленного красноармейца. Он выглядел не лучше - в армейских галифе, ботинках на босу ногу, немецком френче... Смотрел-смотрел на меня, да как бросится вдруг в ноги...
- Товарищ младший лейтенант... это же я, Меркулов... Из взвода Григорьева.
Я поставил на ноги бедолагу, а он размазывает кулаком слезы.
- Успокойся, объясни все толком.