Гамета создал новостную службу, где все факты были истинными. Подписчики должны были выкладывать бешеные деньги, но остальные сети всё равно её прокляли как нечестную конкуренцию - стоимость не стала выходом. Три месяца спустя Гамета в виде исключения появился на ТВ и был застрелен, голова его взорвалась багровым пятном. Неделю спустя было выявлено, что Гамета финансировал новостную службу, взломав мировой картографический стандарт, обворовывая международный провод с информацией и используя его как хлыст, чтобы оседлать денежный рынок. Его эксплойты замаскировались в хаосе, последовавшем за развалом штатов. Континент тут же воссоединился в синтетической ярости.
Гамета всегда утверждал: те, кто ведёт двойную жизнь, поступают так лишь потому, что дальше не умеют считать, и это привело к предположению текстропистов, что одну свою он оборвал - изящную; они шептали о зрелищах. Другие заикались о редкой работе - пионер rom-текста и интерактивности, Гамета оставил в наследство книгу, которую никто не мог прочесть и при этом выжить - "Невероятный План Биффа Барбанеля". Предположительно книга делала всё, в чём его хоть раз обвиняли, ирония, сочащаяся кровью. Она была цифровой головоломкой, вещью мрачной красоты, нанизанной на идеальное преступление.
Ограбление происходило не в банке - оно происходило в сердце преступника. Данте слышал о сокровище Гаметы, и сердце его раскрылось как растекающееся пятно крови. Когда пришла информация, это было воистину необычно.
Идя по следам от бункера в паутину и к иглобару, он узнавал больше - часто от готовых взорваться бомбо-зомби, хватавших его за руку и заставлявших бродить рядом. Книга читала читающего и, настроившись, рассказывала историю, начинающуюся с текущих обстоятельств своего читателя. В ней был гемисинковый осциллятор, его гипнотизирующий. Где-то в книге был проход. Читатель уходил в него и терялся прежде, чем понимал это. Книга была идеальным ролевым сценарием, лабиринтом, точно настроенным на личность участника. И была она затянута в винил. И хранилась в сейфе Банка на Торговой Улице.
В банке действительно был сейф, зарегистрированный на "Барбанеля". Данте нашёл преступление как давно потерянного брата.
Роза Контроль заставила его дать обещание не разжигать книгу, пока они не будут далеко и в безопасности. Но он уже листал, настраивал подстатьи, углублялся. Он нашёл сцену, где Бифф Барбанель смотрит на книгу под названием "Избивая Сержанта": кликнув на заголовок, Данте обнаружил, что может вывести полный текст "Сержанта", в котором блестящий математик стреляет в себя из пенного пистолета и тонет. Незадолго до этой развязки футбольный тренер цитирует "Гимн Ссоры", и Данте раскрывает текст одним кликом. В "Ссоре" идут многочисленные отсылки на придуманного автора "Мыслебака", в котором фанатик сжигает копию "Паращита", где есть сцена, в которой ленивый монах листает "Вяжу связующие узы", на обложке которой цитируется "В твоих снах". "В твоих снах" содержит отсылку на "Кровавый отдых", в котором один из персонажей жуёт страницу из "После будущего" и плюётся ею в пробегающего спортсмена. Семьсот уровней, каждый уровень - новая книга, каждая написана в "стремительном" стиле и осуждена ради экономии времени. Это водоворот подстатей, движущихся быстрее света.
Рядом с центром гиперсубтекст вздулся помойкой. Границы размылись в повествовательный метапоток. Персонаж пытается определить средний период полураспада клише, выстреливая погребальное благочестие через ускоритель частиц, но из-за пробоя изоляции сам заражается и несёт херню. Пилот истребителя орёт ругательства в интерком, чтобы доказать, что на его личность не влияют изменения скорости полёта. Заключённый при перевозке убеждает копа, к которому прикован наручниками, что коп из них более виновен, и тот убивает заключённого и совершает побег. Разгоняясь в фейерверке информации и подслушивая разговор, описывающий превращение преступления в искусство, привнося в него ощущение полной специфичности, Данте ныряет в рассказ, в котором лежит, раненый и сдавленный, в труповозке, живой или мёртвый. Факт или вымысел? Недостижимый, он устремляется в глубь себя.
Фасад банка горит, как экзотический напиток.
- Гарпыч, тебе тепло? - Блинк перекрикивает шум. - Последние дни Рима, ага? Многое объясняет. Если Рим не в один день строили, почему там такой бардак, улавливаешь мысль? Эй, танкисты, - тащите эту каштановую пушку отсюда и зачистите место преступления.
Пушка Дювалла отъехала, и огневая команда принялась за приготовления, когда Блинк со Спектром отвалили к ларьку с едой.
- Если хочешь преследовать нас, Гарпыч, мы направляемся в верховскую берлогу - Терри Герион твой человек. Главная берлога паркеризована. Эй, о чём я думаю, Бенни? Дай на Паркера сигнал всем постам. Он проклянёт день, когда вылетел из родильного канала. И давай проясним раз и навсегда, Бенни: картошка может вырасти только из картошки?
- Думаю, да, Шеф, - сказал Бенни, рвущийся уйти.
- Ты думаешь, - зловеще громыхнул Блинк. - Думаешь, самый умный, ага.
Бенни неуверенно ухмыльнулся.
- А? - взглянул на него Блинк. - Думаешь, от твоего обаяния кошечки будут выскакивать из рубиново-красных пижам.
- Мне надо идти объявлять сигнал всем постам, Шеф.
- Слушай, Бенни, мне это нравится не больше, чем тебе, эй! - Но Бенни уже удрал. Блинк повернулся к Спектру: - И это парень, который хотел играть в саунд-треках к фильмам на трубе. Ты видишь смысл?
- Слушай, Генри, про вот это ограбление банка - если Локоть отыщется, я хочу псевдопредставлять его. Мне нужно для сетей громкое дело. Последнее моё - убийство О’Лири, помнишь? Хоть убийцу и записали на камеру, и никто не сомневался, кто это был.
- Конечно, помню - дали два года, ага?
- И это было только вступительное замечание.
- Конечно, но Гарпыч, - сказал Блинк, открывая газировку о зубы продавца, - я не хочу, чтобы кого-нибудь обнимали и отпускали в комнате судоложества. Или кто-то украсит Олимп, или не будет развязки.
- Генри, это моя работа - исправлять правду, и если для этого надо ослепить эти Отколовшиеся Штаты, кто мне что скажет? Весь этот город суть дымящийся пистолет невежества, в конце концов. Мы поимеем солидную двуличность.
- Ты хотел сказать - публичность.
- Наверно, таки да.
Банк просел, и они отправились к нему снять пробу.
Внутри Блинк повёл поточным фонарём по банковскому этажу - все поверхности были покрыты чёрным дёгтем, и его сапоги издавали хлюп-хрипающий звук липучки, когда он шёл к хранилищу. Воздух пах жареным мясом, и он начал мечтать, как выйдет отсюда ради достойной пищи. Когда он из курноса танкиста опустошил четыре боба в соответствующий сейф, Спектр появился в дверях хранилища.
- Аккуратная работа.
- Аккуратная, как рулет с вареньем, вдавленный в решительно стиснутый рот, - пробурчал Блинк, доставая отрезанную руку. - Знаешь, в старые дни привыкли отрезать лишнее герцогам воров.
- Чему быть, того не миновать.
Блинк швырнул руку назад и достал затянутый в винил тезаурус. Полистал.
- Глянь сюда. Постреляв в кого-нибудь пару часов, думаешь, что знаешь его. "Непорядочный, небрезгливый, скользкий, хитрый". Отлично, у нас кто-то заработал восемь лет.
И в этот момент Спектр начинает сомневаться в избранной стратегии. Стремление Блинка к возмездию слепо - как заводной солдатик, он должен ударить что-нибудь, прежде чем сменит направление.
Воссоединившись с бригадой зачистки снаружи, Спектр берёт пиво и смотрит, как банда стремительных пацанов роится вокруг танка, который запечён в основании лифта. Хотя и слишком бедные, чтобы вызвать его интерес, эти сопляки могут опознать ценный труп.
Когда от инфомальчиков проходит сообщение, что тело, подходящее под идеитификат Данте Локтя, было вытащено раньше, только Спектр и Тредвел Подследственный выслушивают новости с подобием уважения - и покидают сцену в скрежете шипованных шин. Все остальные припухли и среди драк и расистских танцев согласились, что всё дело стало потерей времени.
На углу Цапли труповозка потеряла управление и вторглась в витрину магазина, задние двери распахнулись, выплёвывая мертвецов, как червей из урны. Данте Второй выполз из груды трупов и, истекая кровью, разлёгся на дороге. Именно это он называл "Итальянским видом". На его пузе пятна засохшей крови расползлись, как бабочка Роршаха.
Выдохшийся и считающий звёзды, он удивлялся извращённости своего тела, потерявшего ни больше ни меньше крови, чем было дано ему в управление. Разозлится ли Роза?
ЧАСТЬ 2
ХВОСТЫ
1. В баре задержанной реакции
В баре Задержанной Реакции на Валентайн цикл моды сжался в точку и находки текущего момента смешивались с находками всех остальных моментов, чтобы породить мёртвую, аспидно-чёрную слизь. Эта слизь запекалась и продавалась бездельникам, не способным озвучить время, когда всё было по-другому. Стрелки часов застыли, комната вращалась, сбивая людям прицел - пули завершали путь в людях, слишком медленных, чтобы ухватить их ценность и свою неспособность принять её. Баллистический автомат играл вечные хиты, когда Энтропийный Малыш и Кори Кассирша втиснулись в бар - постоянные брызги автомата Инграм МП.
Вновь бармен приветствовал Малыша, вернувшегося в "землю живых". "Любую твою борьбу" Тото знал до мозга костей. Он купил заведение, познав верное правило социальной разобщённости: бары горят последними.
- Дай мне Октябрьский Сюрприз, - прошептал Малыш.
- А мне молочный коктейль, - радостно объявила Кори, когда бармен затряс смесь антифриза и растворителя для снимания вельвета с жирафьих рожек.
- Кому фабрикат? - спросил Тото, выключая центрифугу, но Малыш лишь угрюмо пялился на стойку. Противоречия раздирали ему голову - она просила его раскрыть душу и испытала омерзение, когда увидела, что внутри. Она сказала, что не хотела ничего в нём менять, только хотела, чтобы он был счастлив. Она прижалась плотно, как татуировка. Она думала своими волосами. Малыш нервно поигрывал пистолетом.
Свет погас при появлении Кабаре Мигрень. Артисты вышли в оливково-зелёной краске на лице и медленно пошаркали по месту представления, задвигая занавес и укладываясь на пол. Двое объединили галлюцинации шахматного поля и играли в шахматы на пульсирующем результате. Толпа храбро ревела в замешательстве и нетерпении.
Свет зажёгся. Кори до сих пор оставалась в живых.
Отчаяние Малыша длилось как огонь, пересекающий мост - в его сознании он явно перекинулся через бензиновую реку. Малыш вёл обугленную жизнь. Действие тратилось впустую. Нацеливание Кафкаклетки на себя лишь замыкало круг. Омерзение хирургически не давало ему использовать другое оружие. Каждая самоубийственная фраза, что он произносил, оказывалась в итоге антисамоубийственной фразой. Он попал в ловушку.
- Занят ты тем, - сказала Кори, наблюдая за ним, - что пытаешься вырваться из загона, который не существует.
- Да, мир изменился в тот момент, когда они сунули в загон Панацею, - задумчиво протянул Тото, вытирая стакан.
"Кто-нибудь когда-нибудь убегал из Молота? - рассеянно думал Малыш, заглатывая антифриз. - Хоть Билли Панацея, взломщик экстраординарный? Нужна помощь снаружи".
Он вспомнил свои попытки побега из мозгооперационного отделения, где его связали с Кафкаклеткой. Они с сокамерником, Дайсом "Киллером" Эгню, переоделись в охранников и были избиты во время побега других заключённых. Дайс после операции стал бесчеловечным и убежал без него. Малыш ждал сигнала снаружи, но сурово обломался. На его долю досталась только операция и охранники, чтобы жаловаться им. Один сочувствующий доктор втянул его в регрессионную терапию, и Малыш открыл, видимо, подавленные моменты счастья в детстве, но это оказался классический случай синдрома ложных воспоминаний.
- Малыш, погляди назад, - сказал Тото.
Клоун в судебных перчатках стащил пулемёт Гатлинга со стола и вышел.
- Упустил его, - сказал бармен. - Это был Керни. Приехал на слёт.
Малыш удивился и восхитился - когда начиналась бойня, этот арлекин истый ассасин показывал класс. Керни, разъяряясь, кричал, как демон, на заводил-ораторов, звёзд, дипломатов, и казалось, что стреляет он из глубины души. Никто не понимал, какой ад царит в его раскрашенном черепе.
- Согласился выступить, - сказал бармен. - Немалая пруха для чаепития фанатиков.
Идея начала чудесным образом прорастать в печеных внутренностях сознания Малыша. Стойка, поскрипывая, начала вихриться.
- К слову говоря, - сказал Тото, - ты слышал про Загрузку Джонса? Подорвали его тыкву - сделали ремонт в берлоге в окончательной и бесповоротной форме.
- Глаз трески?
- Вообще без глаз - эпицентр взрыва, понимай. Братство препроводило его попервоначалу в берлогу, и через два подёргивания ягнячьего хвостика бабах - по-спрашивай людей, если мне не веришь. Ты знаешь Джонса - резко атрибутивный. Кроме кнопки в зубе ещё типа вирусной бомбы, вроде её надо каждый день перезагружать. Думаю, если это правда, мы ещё услышим, как эти разъёмники всхлипывают. - Тото рыкнул смехом. - Все говорят, Джонс взломал Молот - его забирали Блинк со своим подпевалой.
- С глазом трески?
- Не а. Они пошли наблюдать за ограблением на Торговой - там завертелась большая тусовка. Классический отжиг. Вы с Дэнни там ещё делаете дела?
- Мы и сделали там дело, сукин сын: отжиг, описанный тобой, - это плод ситуации, когда что-то абсолютно обламывается, до полного бардака. Осколки, Тото, вот что осталось на Торговой Улице - осколки моей жизни, и твоей тоже. - И он рванул через стойку к незащищённому горлу Тото и тряс его, как уличного мима.
- При-при-придержи лошадей, Малыш, - я ничего такого не имел в виду.
- Эй, что на тебя нашло? - спросила Кори, отжимая руки Малыша от бармена. Она радовалась, что никто не видел их побег, как их уносили ввысь тираны.
- Нас предали, - прошептал Малыш, всасывая остатки выпивки. Ограбление, это дурацкое ограбление, которое оказалось, Господи помоги, настоящим, вопреки виртуальной паранойе Данте, зачахло и поросло бурьяном. Он залез в оба кармана, вытащил полные горсти болеутоляющих и принялся грызть их, как орешки. Он вперился в мир затуманенным взором, картинки двоились. Граффити, зашифрованное на стене, визуально переконфигурировалось, как задумал художник, открыв взлом ядерной ракеты.
- Сюда заходила Роза, - сказал бармен в замедленном времени. Бар оказался под водой. Лицо Кори выглядело как пластик. - Спроси у Розы.
Кто-то выбрал на автомате очередь из Рюгера Марк П. Среди клиентов пронеслись жалобы и небольшая порция насилия - Рюгер считался оружием ближнего боя, в радиусе лифта.
Гарпун Спектр выбрался на Магистраль Портис и в водоворот собственного самоуважения. Дело Локтя занесёт его жопу на карту. Две версии одного парня, обе виновны в намерении, и только одна виновна в ограблении. Телесуд - один Локоть в шоу, а второй неожиданный свидетель. Обойдёмся без тавронаручников, пусть Локоть во всё горло орёт про факты - существование материи-доппельгангера, созданного нарушением времени, и аннигиляция, вызванная встречей двойниковых объектов. Однажды так и вышло, стерев с лица земли целый город - в тот раз повезло Цинциннати, но власти списали взрыв просто на очередной личный шмат плутония.
Что, если он сумеет устроить объятия двух Локтей в Лос-Анджелесе, на послесудебной пресс-конференции?
Потом он вспомнил, что минимум один Локоть мёртв в результате ингаляции пули. Но даже с двумя трупами - он же может упаковать их в коробки и послать в штат-цель, с инструкцией похоронить в общей могиле? Были специальные похоронные залы, готовые уважить близнецов. Потом тыдыщ. Идея чесалась, как линия жизни на ладони. Надо будет пробежаться по биркам и изъять правильный труп.
Спектр разогнался по Магистрали, и громада Свалки Олимп заполнила обзор, затмив и нижний округ, и Береттский Треугольник. На Пуле и Цапле он ударил по тормозам - из витрины вывалился язык труповозки. Достав Дорожный Блокиратор, он вышел из машины и перешёл улицу. Единственным движением были противоречивые вспышки стоп-сигнала и их отражение в плёнке крови.
Он бегло осмотрел фургон. Среди трупов Локтя не было. Водитель мёртв, сломана шея. Тезаурус на земле рядом с открытой дверью - балласт. Локтя, версия номер два. Спектр подобрал его, и тут копская бибика влупилась в остановку, пульсируя миталкой, и Тредвел Подследственный вынырнул со снаряжённой на руке винтовкой.
- Это не то, на что похоже, - сказал Спектр прежде, чем Тредвел произнёс хоть слово.
- Отойдите от машины, мистер Спектр.
- Ладно, ладно, кивающий пёсик, - сказал Спектр, подбирая и унося Дорожный Блокиратор. - И падут даже могучие.
- Отлично, благодарю. А теперь я вынужден просить вас бросить паровичок и отойти.
- О, ясно. Ещё один коп-бандит в этом городе? И гружённый вроде бы прекрасной пушкой.
- Это Ручной Пулемёт Приближения к Нулю, мистер Спектр. Я спустил и курок, и предохранитель. Одно лишнее движение…
- Толкование в пользу сомнения - у тебя есть сомнения?
- Нет, сэр. Скорее код поведения.
Спектр медленно отошёл от фургона, направив ствол обреза в небо.
- Парень, жить с кодом поведения - тяжело тебе. Адресная книга похожа на вафлю, так?
- Где Локоть?
- Протиснулся где-то в. дверь, истекая кровью насмерть. Время существования, Тредвел. Это твоё настоящее имя? Слишком оно мучительное, чтобы поверить.
- Без сомнения, мешок теней, что вы зовёте философией, уберегает вас от боли верить хоть во что-то. - Мимо пронеслось танкотакси, и оба справились с порывом отвести глаза от соперника. - Параллельные вселенные не встречаются, мистер Спектр. Или лучше сказать - им нельзя позволять встречаться.
- Знаешь, я ограничен во времени, чтобы стоять здесь и выслушивать лекции уволенного полукопа с мозгом меньше моего кулака.
- Долг заключён в глазах очевидца.
- Я не хочу и не собираюсь занижать твою карьеру, пропеллероголовый, но Блинк оценивает характер человека по тому, как тот падает с лестницы. Он угнетающе действует на тебя, и всегда будет. Притащи ему Локтя - он оторвёт тебе яйца и назовёт консультантом.
- Не я определяю правила.
- Тогда ты идиот, которому необходимо культивировать способность к манипуляции. Проблема с законом в том, что он готов попасть в правильные руки.
- Мы не можем все иметь согласованную структуру конечностей, мистер Спектр. Или вашу легкодоступную мораль.
- Дурак суть золотой и устаревший плод, Тредвел - молва и ересь. Справедливость хоть где-нибудь - угроза всеобщей несправедливости. Если они изолируют другого Локтя в этом выгоревшем банке, это может пойти нам на пользу. Настал момент ловить улитку за рожки.
- Улитку можете оставить себе. И ваше чучельное представление о справедливости, берущее начало в способе мести, что вы предлагаете.
- Поздравления - ты впервые опознал иронию. Тредвел, ты скучен, как напыщенный статист, играющий мэра.
- А ты самый тоскливый фекалий, что хлынет в пробоины в днище истории.
- Наш обмен мнениями бесплоден.
- Можешь стрелять в любой момент.
- Дикое мужество подразумевает конец всем ограничениям.
- Да.