- Ты не любишь больницы, Джим?
- Не знаю. Я никогда не лежал в больнице.
- А я лежал. И уж поверь мне на слово, приятного мало.
Он хмурится.
- Джим, помнишь, ты меня предупреждал насчет соседской антенны? Ты сказал, что от нее у меня будет рак мозга. Тогда я над тобой посмеялся, но оказалось, что ты был прав. У меня действительно был рак мозга. И у жены тоже. Мы пошли в поликлинику, к доктору, и нас положили в больницу. Там нас лечили специальной мазью от рака и вылечили.
Джим с любопытством глядит на меня.
- А как она действует?
- Мазь против рака? Она проникает в мозги и уничтожает раковые клетки.
- И что, ее вводят прямо в мозги?
Я прислоняюсь спиной к холодильнику. Для поддержки.
- Ну… нет, не прямо.
Он ухмыляется.
- А через задницу, правильно?
- Джим, ты маньяк. Я тебе говорю, что я чуть не умер, а тебя интересует только нетрадиционное анальное проникновение. Может, ты сам того… из нетрадиционных. Я уже начинаю задумываться. Может быть, ты какой-нибудь шкафный гомосексуалист.
- Гардеробный гомосексуалист.
- Как скажешь.
- А жене? Ей тоже вводили мазь через задний проход?
- Да, нас лечили одинаково.
- А кто вводил? Врач была женщина или мужчина?
- Женщина. И нет, Джим, это не значит, что моя жена - лесбиянка. Ты все равно найдешь, где подколоть. Если бы врач был мужчина, ты бы сказал, что я сам не мужчина, потому что спокойно терплю, когда посторонний мужчина заправляют моей жене в задницу.
- То есть та женщина-врач видела ее влагалище? Твоей жены?
- Его многие видели, - говорю я. - Его показывали по центральному телевидению.
- Врешь ты все.
- Там еще были студенты из медицинского, практиканты.
- А еще кто-нибудь был?
- Нет. Хотя погоди. Был еще один доктор. Доктор Жираф.
- Жираф.
- Да. Ой, - говорю я, связав одно с другим, - он же твой тезка.
- А как его звали? Случайно не Джим?
- Это был бы уже перебор. Его звали Джеймс. Дипломированный доктор медицины. Настоящий профессионал, уважаемый человек.
- Значит, мы с ним не похожи.
- На самом деле немного похожи. Внешне.
Джим смеется.
- А может быть, это был замаскированный я.
Я тоже смеюсь.
- Он был высокий?
- Ну, - говорю я, пытаясь припомнить. - Да, высокий. Он был жуть как хорош собой. Хотя, может быть, это из-за его темных очков. Милый, очаровательный человек. Совсем не такой, как ты.
Джим хмурится.
- И он никогда бы не стал есть продукты, на которые у него аллергия. И не сделался бы малиновым с розовыми пятнами. Потому что он не такой идиот, как некоторые.
- Он тебе нравился?
- Разумеется, нет, - заявляю я твердо. - Хотя всем остальным - очень нравился, да. Женщины от него просто млели, насколько я помню.
Джим хмуро кивает, переваривая информацию. Какой-то он и вправду понурый. Может, он просто завидует. Может быть, он сам не пользуется успехом у женщин - пусть даже всегда утверждает обратное. Может быть, он от природы застенчивый. Да, наверное. Он просто застенчивый. Он ведет себя как идиот, потому что робеет. Я знаю. Я сам был таким до женитьбы. Женатый мужчина обретает уверенность в себе, ему значительно легче общаться с женщинами, хотя эта уверенность пригодилась бы ему больше, когда он был еще не женат. Такова жестокая ирония судьбы.
- Джим, - говорю я вдруг неожиданно для себя самого, - а тебе нравится холостяцкая жизнь?
- А почему ты вдруг спрашиваешь?
- Просто я уже забыл, что это такое. И мне интересно, как там вообще.
Джим склоняет голову.
- Одевайся, - говорит он тихо. - Мы идем в паб.
К вопросу о проститутках
По натуре я домосед и не особенно хорошо разбираюсь в местной паб-обстановке, так что я веду Джима в ближайший бар, входящий в общедоступную сеть пабов под названием "Цыпочка и капуста".
- Обычно в пятницу вечером здесь просто не протолкнуться, - говорю я, прижимаясь очками к стеклу. - Хотя сейчас почему-то пусто.
- Потому что сейчас суббота, - говорит Джим. - Пять утра.
- Тогда зачем ты позвал меня в бар?
- Иди за мной.
- Куда именно?
- В одно хорошее место. Люблю там бывать .
Он направляется рысью по улице.
- Джим, - говорю я, задыхаясь, потому что стараюсь не отставать. - Только не говори мне, что мы идем в "Пендель".
- А все остальное уже закрыто. У них там система "запереть и не выпускать", - объясняет он. - Когда они закрываются, они не выпихивают клиентов наружу, а запирают внутри.
- Как-то нехорошо получается.
- Для алкашей очень даже неплохо.
- Ночью надо спать, Джим. Даже алкашам.
- Они запирают дверь не для того, чтобы оттуда никто не вышел. А чтобы никто не вошел.
- А если кто-то поставит в известность полицию?
- Полиция уже поставлена, Спек. Ну, в известность.
- Тогда почему этот бар до сих пор не закрыли?
- Полицейские - тоже люди. Им тоже хочется иной раз хлопнуть стаканчик под утро. Так что "Пендель" никто не закроет.
Я сую руки в карманы брюк, как бы желая сказать "ну-ну", а вслух говорю следующее:
- Ладно, умник пятнистый, ты все продумал. Но одно, кажется, упустил. Если они запирают дверь…
- То чего?
- …значит, дверь будет закрыта. А если дверь будет закрыта…
- То что?
- …а мы будем снаружи…
- И что?
- …значит, мы не войдем.
- Ой.
- И еще одно. - Я стучу по стеклу, привлекая его внимание к маленькой картонной табличке. Там написано, что с собаками вход воспрещен. Надпись сопровождается иллюстрацией с изображением мультяшной собачки более чем удрученного вида.
- Я уже здесь бывал, и не раз. Я знаю, что делаю.
- И как ты обычно туда заходишь?
- Я - призрак, я могу проходить сквозь стены.
- Замечательно, - говорю я, саркастически дуя на челку. - А мне как быть?
- Я открою окно в туалете, и ты залезешь. С той стороны, сзади.
Я заглядываю за угол. Там, за углом, автостоянка.
- Там могут быть проститутки.
- Ну, ты же взял с собой деньги.
- Нет, я имею в виду, что ко мне могут пристать с непристойными предложениями.
- А ты их прогони. Вот так. - Джим пренебрежительно взмахивает хвостом.
- Проститутки - это ж не мухи, а люди. Ну, более-менее. К ним следует относиться уважительно.
- А ты хоть раз спал с проституткой, Спек?
- Я бы скорее умер.
- Скоро мы этим займемся, - говорит Джим загадочно, а потом еще более загадочно проходит сквозь закрытую дверь.
Я прохожу через плохо освещенную стоянку и принимаюсь исследовать заднюю стену здания. Там есть два окошка с матовыми стеклами, одно из которых, должно быть, - окно мужского туалета. Пока я собираюсь задуматься, которое из двух - то самое, одно из окон открывается и наружу высовывается Джимов нос.
- Залезай.
- И как я, по-твоему, дотуда достану?
- Заберись на что-нибудь и достанешь.
- Тут не на что взобраться.
- То есть как? Совсем не на что?
- Да. Ну, то есть тут есть только мусорные баки. А ничего чистого нет.
- Встань на мусорный бак.
- Но, Джим, они даже без крышек.
- Ладно. Там еще что-нибудь есть?
Я отхожу от стены. Поднимаю голову к небу. Оно темно-синее, в крапинках дождевых капель. У меня за спиной - ряд машин и одна проститутка. Больше там нет ничего. Только два мусорных бака. Один - наполовину пустой, другой - наполовину заполненный.
- Джим, - говорю я громким шепотом, - у меня есть идея. Если пересыпать весь мусор из одного бака в другой, можно забраться на мусор и влезть в окно.
- Не рассуждай, Спек. Делай дело.
Я снимаю свою толстовку с изображением Космонавта в космосе, аккуратно складываю ее и кладу на оконный карниз. Потом поднимаю мусорный бак - благо они небольшие и пластиковые - тот, который наполовину пустой, и пересыпаю весь мусор в другой, который наполовину заполненный. Бак все-таки тяжелый, и у меня тянет спину, но мне хочется к Джиму, и я готов на любые жертвы. Потом я надеваю толстовку, забираюсь в мусорный бак, с трудом удерживая равновесие на самых верхних предметах мусора, как то: большая, промышленно-масштабных размеров консервная банка из-под тушеной фасоли и пластмассовая баночка из-под маргарина, - подтягиваюсь на руках и пролезаю в окно. В ярком голубоватом свете единственной голой лампочки - и единственного голого жирафа-призрака - я вижу, что стало с моей одеждой.
- Блин, - говорю я, переходя на язык местных завсегдатаев. - Брюки тоже изгваздались.
- Я бы сделал не так.
- А как бы ты сделал, пятнистый умник?
- Пересыпал бы мусор из одного бака в другой, перевернул бы пустой бак вверх дном и встал бы на него.
- А чего же ты раньше молчал?
Он пожимает плечами.
- Вот так, значит, да? А я думал, что мы друзья. То есть в том смысле… Мы с тобой пошли в паб. Стало быть, мы собутыльники. А собутыльники - это почти как соратники.
- Ага, пошли в паб и зависли в сортире, - говорит Джим. - Почти как два пидора.
- Ты что, не уверен в своей сексуальности настолько, что даже не можешь просто поболтать с другим парнем в мужском сортире, не ощущая себя под угрозой?
- Слушай, если ты собираешься поговорить о сексе…
- Я ни слова не сказал о сексе. Я говорил о сексуальности в общем.
- Что ты делаешь?
- Расстегиваю штаны и достаю член.
- Спек, мы что, поменялись местами?
- В каком смысле?
- Вообще-то призрак здесь я. А ты меня пугаешь.
- Если ты думаешь, что я это делаю ради тебя, - говорю я, писая в писсуар, - то ты заблуждаешься. - Я направляю струю на размокший окурок, подгоняя его к сливному отверстию. Потом поднимаю глаза и вижу, что Джим таращится на меня. - Может, мне еще песенку спеть и сплясать?
- Э?
- Ну, пока у меня есть благодарные зрители. Слушай, Джим, а почему бы тебе не сходить к стойке…
- К бару…
- Ладно, как скажешь. Так вот почему бы тебе не сходить к бару и не заказать нам по пиву?
- Я подумал, что тебя нельзя оставлять без присмотра.
- Вообще-то, Джим, я вполне в состоянии сходить в туалет самостоятельно. С одиннадцати лет научился.
- Я не об этом волнуюсь. Паб - место опасное, Спек. Любой паб.
- В каком смысле?
- Ну, я вообще-то не гей…
- И чего?
Джим смущенно шаркает копытами - как всегда, когда нервничает.
- Для мужчины ты очень даже симпатичный. У тебя светлые волосы, и походка как у девушки. Спек, а теперь ты что делаешь?
- Сверх компенсирую, - говорю я, топая по кафелю, как слон. - Я всерьез опасаюсь за свою безопасность. И хочу домой.
- Домой нельзя.
- Почему?
- Мы же тут заперты. Мы отсюда не выйдем.
- Ноты говорил…
- А ты меня больше слушай, Спек. - Джек открывает дверь туалета, повернув ручку хвостом, и идет непосредственно в бар. - Две пинты пива, - говорит он бармену явного пролетарского происхождения.
- Джим, - говорю я укоризненно, - а как же правила вежливости?
- Какой вежливости?
- Ты что, не знаешь?
- Не знаю.
- Ага.
- Я в пабе, Спек. А когда я в пабе, меня, кроме пива, вообще ничего не волнует. Кроме пива и женщин. И хорошего махача.
- Джим, если ты затеешь драку, я вызову полицию.
- И тебе не придется кричать очень громко, Спек. Они уже здесь. Видишь? У музыкального автомата.
Я прослеживаю за его взглядом и вижу двух полицейских, причем один из них кажется мне смутно знакомым. Я напрягаю мыслительный процесс.
- Да, точно. Это тот полицейский, который приходил арестовывать Бабулю Кошак.
- Классная бабка Бабуля Кошак. Она мне нравится.
- В каком смысле?
- В прямом. Может, я даже ее приглашу на свидание.
- Но ты же жираф. Причем мертвый. А она - старая женщина. К тому же она в тюрьме. Пожизненный срок за кражу домашней обуви. На такой шаткой основе вряд ли можно построить серьезные длительные отношения.
- А твоего мнения кто-нибудь спрашивает?
- Никто, - говорю я, смутившись. - Но, Джим, ты же мой друг. Я за тебя переживаю. Нравится это тебе или нет. И я не хочу, чтобы тебе было больно. - Я прищуриваюсь. - Ты что, правда собрался ее пригласить на свидание?
Он смеется.
- Так ты пошутил?
- Разумеется, я пошутил. Стал бы я приглашать на свидание старуху. - И когда я с облегчением вздыхаю, он вдруг добавляет: - Я бы ее просто трахнул.
- Ну да. Очевидно.
Бармен ставит на стойку два пива. Говорит Джиму, что с него пять фунтов. Джим вопросительно смотрит на меня.
- Не смотри на меня, Джим. Я не взял кошелек.
- Но мне нечем платить.
Я закусываю губу.
- Что, совсем нечем?
- А мне некуда положить деньги. - Джим отходит от стойки и поворачивается кругом. - Сосчитай карманы, - говорит он игриво.
- Да, лучше бы ты был призраком-кенгуру. - Я похлопываю себя по карманам и достаю кошелек, изображая искреннее изумление. - Ой. Я его все-таки взял.
Джим качает головой.
- Сукин сын.
- Кто бы говорил?! Даже супа мне не оставил.
- Какого супа?
- Чесночного супа.
- Какого чесночного супа?
- Чесночного супа, который из банки.
- Какого чесночного супа, который из банки?
- Ну, супа. Чесночного супа из банки.
- Какого ну супа, чесночного супа из банки?
Я сдаюсь. Когда он в таком настроении, спорить с ним бесполезно. Признавая свое поражение, я достаю из кошелька аккуратно сложенную банкноту и отдаю бармену, который скатывает ее в шарик, потом расправляет и сует в ящик под кассой.
Джим поднимает кружку.
- Твое здоровье.
Я не верю своим глазам.
- Джим, ты только что поднял кружку?
Он кивает: ага.
- Прошу прощения, если я говорю очевидные истины, но ты же жираф. Только пойми меня правильно. Я совсем не хочу тебя обидеть. Недостающее в плане пальцев ты с лихвой компенсируешь длиной шеи. Но как гордый владелец четырех раздвоенных копыт ты от природы лишен способностей держать кружку с пивом.
- И что мне, по-твоему, делать? Пить пиво через соломинку?
- Только не в этом гадючнике. К тому же речь не о том. Речь о том, что ты, Джим, четвероногое млекопитающее из отряда парнокопытных, только что поднял кружку с пивом. И мне интересно, как ты это сделал?
- Все очень просто, если знать ноу-хау.
- Ну так поделись.
- Держатель на липучке.
- Ты часто здесь выпиваешь, да?
Он кивает.
- Я здесь постоянный клиент.
- И что, никто до сих пор не заметил, что ты жираф? И плюс к тому - призрак?
- Посмотри вокруг, - говорит Джим. - Тут все ужратые в хлам.
- Но ты же просишь держатель у бармена. Неужели он ничего не заподозрил?
- Я сказал ему, что я - инвалид. - Он ухмыляется. - Если ты инвалид, то тебе все позволено.
- Например?
Он на секунду задумывается.
- Например, можно кушать с открытым ртом.
- Изумительно. Ладно, твое здоровье. - Я чокаюсь с ним своей кружкой. Кружки с довольным звоном стукаются друг о друга, а я пользуюсь случаем присмотреться к держателю на липучке. Приспособление, надо сказать, незатейливое: браслет из ленты-липучки, надетый на Джимово копыто, и кусочек такой же липучки, приклеенный к кружке. - И что будем делать теперь?
Он вытирает пивную пену с верхней губы.
- Будем пить.
- А потом?
- Потом блевать. Потом потеряем ключи от дома. И задрыхнем в канаве.
- Теперь я знаю, чего мне не хватало в жизни.
- Можно поговорить с девочками.
- Так чего же мы ждем?
- Здесь девочек нет. Много старых алконавтов и ни одной девочки.
- Я видел на улице проститутку. Там, на стоянке.
- Не увлекайся, Спек. Ты - женатый мужчина. Зачем тебе разговаривать с девочками?
- Слушай, может быть, сядем за столик? - Я увожу его в темный, дымный уголок, и мы садимся за столик. Джим смотрит в пространство, я размышляю о страшной, кровавой смерти.
- Спек?
Я выхожу из задумчивости и вижу, что все мое поле зрение занято жирафом по имени Джим.
- Спек, ты чего?
- За меня не волнуйся. Просто я умираю. Всего-навсего. Слушай, Джим, я хочу облегчить свою совесть. Помнишь, я говорил, что жена загорает у мамы дома? Что у ее мамы новая кварцевая установка для загара? Которую она выиграла в лотерею Фонда помощи пицце. Джим. Джим, ты что, спишь?
- Э?
- Он поднимает голову со стола и вытирает слюну с подбородка.
- Ты устал, Джим?
- Мне скучно.
- Мне казалось, ты любишь ходить по пабам.
- Но не с тобой.
- Ты слышал, что я сейчас говорил? Насчет облегчить свою совесть?
- Нет.
Я чешу левое ухо.
- Ну, еще дома. Пиво, пицца, порнографические журналы. Помнишь?
Он кивает.
- На самом деле, Джим, я их купил для тебя.
- Для меня?
- Ну…
Он весь сияет. В буквальном смысле. Сейчас его жирафья голова похожа на зажженную лампочку в форме жирафьей головы.
- Для тебя, да, - говорю я. Мне действительно стало легче. - Я знаю, как ты любишь пиццу. И пиво. И какой ты испорченный. В смысле, морально испорченный. Иными словами, я знаю, как высоко ты ценишь хорошие эротические фотографии.
- Для меня? - переспрашивает он тупо.
- Да. Для тебя. Я купил их тебе, в подарок. Потому что ты - мой лучший друг. И ты мне нравишься, Джим. Как человек. Ну, то есть жираф.
- Спек, если тебе когда-нибудь будет нужно, чтобы я что-нибудь для тебя сделал, ты лишь попроси.
- Спасибо, Джим. Обязательно попрошу.
- Я, разумеется, не сделаю ничего.
- Э…
- Буду занят, сам понимаешь. Порножурналами, пивом.
- И почему я не удивлен?
- Кстати, а что ты там говорил насчет медленного умирания?
- Ну, врачи говорят…
- Что ты задохнешься от собственной перхоти.
- Джим, это очень серьезно.
- Ты что, поверил во всю эту чушь насчет сексуальных контактов с женой? Я все это придумал. Для смеха.
- Ты все придумал?
Он выдувает из ноздрей пивную пену.
- И что это было? "Да" или "нет"?
- Левая ноздря - "нет". Правая - "не знаю".
- Ладно, как бы там ни было. В смысле, с твоими ноздрями. Не знаю, может быть, это было совпадение. Или, может быть, просто животная интуиция. Ноты попал в точку. Как говорится, вбил гвоздик в гроб. - Я отпиваю пива. - Джим, перед тем, как нас выписали из больницы, доктор Жираф сказал, что я непременно умру, если немедленно не возьмусь за исследование собственной сексуальности.
- А зачем ты мне это рассказываешь?
- Я совершенно не разбираюсь в сексе. То есть я знаю, чего и куда. Но не более того.