- Я и поехала. А маме вдруг захотелось поехать к морю, и мы поехали к морю.
- А где мама?
- В отеле. Вчера мы ходили в кабаре. Она увидела, как пляшут девочки, и вновь ощутила себя молодой, и пошла танцевать, и упала.
- Воздержанья, - говорю я, подавив свою гордость, - давай займемся любовью. Прямо сейчас. Здесь, на пляже. - Я смотрю по сторонам, нет ли кого-то поблизости. Никого нет. - Ты не против заняться со мной любовью? Здесь. На пляже.
- Может быть, - говорит Воздержанья, пошевелив пальцами ног. - То есть да.
Я расстегиваю брюки. Брюки падают на песок. Я жду, что жена рассмеется, но она не смеется. Тогда я снимаю трусы, то есть боксерские шорты, потому что других трусов я не ношу. Брюки и шорты я кладу рядом с ботинками и носками, где уже лежат свитер с футболкой. И вот он я, голый, и бледный, и слегка волосатый посередине.
Воздержанья садится и улыбается.
- Мой рыцарь, - говорит она, и я не совсем уверен, к кому из нас двоих она обращается, ко мне или к моему пенису, а потом она наклоняется и берет его в рот.
Носорог Какашкин
Гарри всегда был моим начальником. С самого первого дня, как я только пришел на телевидение. Именно Гарри запустил сериал, который стал главным хитом десятилетия на НФ-канале, "Космонавта в космосе". Моя идея. В глазах Гарри Дельца я всегда прав, просто по определению.
Я прохожу через большой общий офис к своему столу, здороваюсь со своей секретаршей, миссис Уныньей, ставлю сумку под стол и включаю компьютер. Едва я сажусь, подходит Гарри в серебристом костюме, призванном привлекать внимание. Сквозь его серебристую прозрачную рубашку просвечивает волосатый живот. Сегодня "вольный понедельник", дресс-код соблюдать не обязательно, и поэтому Гарри без галстука.
- Ну что, тебя можно поздравить? - говорит он, роняя мне на стол пластиковую папку.
- Спасибо, Гарри.
Он имеет в виду мою самую главную новость, но об этом чуть позже.
- Теперь понятно, почему ты так навострился на новый проект. Это действительно будет хит. Всем хитам хит.
Ну а всем, занятым в производстве программы, естественно, будет какое-то поощрение. Может быть, даже зарплату повысят.
Я смотрю на пластиковую папку.
- Это что, Гарри?
- Это, мой дорогой, наша новая программа.
Я поднимаю глаза на Гарри. Он, наверное, шутит. Но нет, не шутит.
- Но, Гарри, мы ведь еще даже не собирались.
- Где? С кем?
- Ну, просто не собирались. Надо же провести мозговой штурм…
Он качает головой.
- Креативно-научный центр "Мозги Скотта Спектра", - говорю я, имея в виду имя файла у себя на компьютере, - неисчерпаемый кладезь блестящих идей для хитовых программ.
- Да неужели?
Я поворачиваюсь на своем вертящемся стуле, беру со стола папку и тут же бросаю обратно на стол.
- Гарри, - говорю я и больше не говорю ничего.
Гарри подходит к моей секретарше, жестом сгоняет ее со стула, потом подтаскивает ее стул к моему столу и садится.
- Скотт, "Космонавт в космосе" - это была замечательная идея. Выдающаяся идея. Я часто задумываюсь, почему я сам до этого не додумался. Но я не додумался. А вот ты додумался. И почему? Потому что ты выдающийся сценарист. Генератор идей.
- Спасибо, Гарри. - Я даже немного смущен.
Он трет переносицу и шмыгает носом.
- Ты выдающийся сценарист, Скотт. Генератор идей.
Поверх его головы я наблюдаю за миссис Уныньей, которая уныло качает головой. Она стоит, прислонившись к шкафчику для картотеки, и пилит ногти пилочкой для ногтей.
- Но, Гарри, если я такой весь из себя выдающийся генератор идей, почему со мной даже не посоветовались насчет новой программы?
- Ну, может быть, ты чересчур выдающийся генератор.
- Как так?
Он опять трет переносицу и смеется.
- Если бы мы знали как, мы бы все стали такими же выдающимися.
- Я не это имел в виду. Я просто хотел сказать, что нет такого понятия, как "выдающийся чересчур". Есть вещи, которых не может быть слишком много, просто по определению. Чем больше хороших, блестящих идей, тем лучше для дела. И тем ценнее мой вклад.
- В теории - да. Но на практике - нет.
- И все же мне кажется, что надо было сперва посоветоваться со мной.
Гарри начальственно проворачивается на вертящемся стуле моей секретарши, делает паузу, чтобы подумать, снова делает паузу и говорит:
- Скотт, пару месяцев назад я заглянул в Креативно-научный центр "Мозги Скотта Спектра". - Он достает какую-то бумажку из кармана своего серебристого пиджака, призванного привлекать внимание. Бумажка сложена вчетверо, и когда он ее разворачивает, мне становится видно, что текст на листе распечатан на принтере. Гарри прочищает горло и зачитывает с бумажки: - Жираф-убийца. Поймать жирафа. Смерть жирафу. Длинный, пятнистый, тупой. Отрубить ему ноги. Отпилить ему ноги. Пока он бежит по саванне. - Гарри складывает листок и бросает его в мусорную корзину. - Так что вот. С тобой посоветовались. В каком-то смысле.
- Но это были всего лишь заметки. Еще не оформившиеся идеи.
Гарри изображает что-то похожее на гимнастику для лицевых мышц и говорит:
- Скотт. Проблема с твоими идеями не в том, что они не оформившиеся. Проблема в том, что они являют собой образец полного идиотизма.
- Значит ли это, что я остаюсь без работы?
Гарри качает головой.
- Ты же у нас выдающийся сценарист. И я хочу, чтобы ты работал в этой программе, - говорит он с упором на слово "в этой".
Я смотрю на пластиковую папку у себя на столе.
- В этой, которая в этой папке?
Он кивает.
Я беру папку, открываю ее, достаю лист с распечатанным на принтере текстом, читаю вслух:
- Реалити-шоу. Документальные съемки. Скрытая камера. Кладем посреди улицы большое бревно, крепим на цемент и наблюдаем, как пролетарии пытаются его "тягать".
Миссис Унынья - хорошая секретарша. Но она делает все по-своему, как ей удобно. По четвергам и пятницам она берет выходные и по средам после обеда - тоже, и начинает со мной разговаривать не раньше, чем за полчаса до полудня.
- Я слышала, у вас скоро будет большое событие, - говорит она ровно в 11:31.
- Да, у нас с женой будет ребенок.
- Я сейчас допечатаю предложение и поздравлю вас как положено. - Миссис Унынья заканчивает печатать очень длинное предложение. Я подхожу к ней поближе в ожидании объятий, поцелуя в щечку или хотя бы сердечного рукопожатия, но она только смотрит на меня и спрашивает: - Вы его усыновляете?
Я качаю головой.
- Искусственное оплодотворение?
Я нервно переминаюсь с ноги на ногу.
- Нет, мы все сделали сами.
- А. И как вы его назовете?
- Жена выбрала имя для девочки. Эклер. А я - для мальчика.
- И какое вы выбрали имя?
- Турбо.
- Турбо, - задумчиво повторяет миссис Унынья. - Вы хотите назвать сына Турбо?
- Если будет мальчик, то да.
Миссис Унынья качает головой.
- Нет, так не пойдет.
- Почему не пойдет? Мы с женой договорились, что имя для девочки выбирает она, а для мальчика - я. Вот мы и выбрали.
- Да, но ваша жена выбрала очень хорошее имя.
- Турбо - тоже хорошее имя.
- Для автомобиля, Скотт. Или для автозапчасти. Для мотора повышенной мощности. Но не для ребенка.
- Извините, но Турбо - наш ребенок, и мы назовем его, как хотим.
- Только через мой труп.
- Прошу прощения?
Миссис Унынья поджимает губы.
- Если вы назовете ребенка Турбо, я подам на вас в суд.
- Вы что, серьезно?
Она кивает. Потом пристально смотрит на меня, сокрушенно качает головой и говорит:
- Ведь вы пошутили? Ну, что хотите назвать сына Турбо.
- Э… Да.
- Каким надо быть идиотом, чтобы назвать сына Турбо?
- Я не такой, да.
- Кстати, об идиотизме, - говорит миссис Унынья. - Вы видели конспект новой программы? Всякого, кто согласится работать в такой программе, надо срочно вести к психиатру.
Через час я врываюсь в кабинет Гарри Дельца, как говорится, с шашкой наголо. Сперва, конечно, стучусь. Все-таки Гарри Делец - это Гарри Делец.
- Скотт, - говорит он, - садись.
Я остаюсь стоять.
Звонит телефон. Гарри берет трубку и долго беседует со своим партнером, доктором Бэмсом, автором научно-популярного бестселлера "Почему кровь липкая". Я сажусь.
- Скотт, - говорит Гарри минут через двадцать. - Как настроение, моя прелесть?
- Настроение хорошее. Вернее, не совсем хорошее. То есть совсем не хорошее на самом деле. Я по поводу новой программы… похоже, тут есть одна небольшая проблема.
- Я тебя слушаю.
Я достаю из кармана сложенный листок, разворачиваю его, прочищаю горло и зачитываю громко и с расстановкой:
- Реалити-шоу. Документальные съемки. Скрытая камера. Кладем посреди улицы большое бревно, крепим на цемент и наблюдаем, как пролетарии пытаются его "тягать".
- И в чем же проблема?
- У нас научно-фантастический канал, - объясняю я. - Проблема в том, Гарри, что новая программа не вписывается в формат. Она ни разу не фантастическая.
- В каком смысле?
- Фантастика - это от слова "фантазия", "вымысел". Собственно, в этом и дело.
- Да?
- Ну, полдела как минимум.
- А остальные полдела?
- Я как раз к этому подхожу. Бревно - это дерево, Гарри. А дерево - наименее научный строительный материал в строительной промышленности. Почему бы нам не заменить бревно, скажем, на кусок пластмассы? Пластмасса - материал научный, искусственно созданный учеными.
Гарри начальственно качает головой.
- Ты, наверное, просто не знаешь, Скотт, что пролетарии не "тягают" куски пластмассы. У меня были знакомые пролетарии, и я ни разу не слышал, чтобы кто-то из них "тягал" кусок пластмассы. Им это не интересно. Они "тягают" исключительно бревна.
- Понятно. - Пару секунд я перевариваю услышанное. - Но вернемся к элементу фантастики. Почему нельзя использовать актеров? Ведь мы приглашали актеров для "Космонавта в космосе", и все прошло на ура.
- Я что-то не понимаю.
- Не надо нам никаких документальных съемок. Сделаем постановочные, со сценарием и сюжетом. И никаких скрытых камер. Всю программу снимаем в студии.
Гарри задумчиво трет подбородок, кивает.
- И еще, может быть, уберем пролетариев? Как сказал кто-то мудрый, никогда не работай с детьми и животными. И пролетариями.
- Ты уверен, что именно так?
Я киваю.
Гарри тоже кивает, но более начальственно.
- Какой-то резон в этом есть. Но ты забыл одну вещь.
- Что я забыл?
- Ты забыл наших акционеров.
- Каких наших акционеров?
- Ну, вернее будет сказать - нашего акционера. Акционер у нас только один. И он мой партнер. Доктор Бэмс.
- Доктор Бэмс.
Он кивает.
- И когда доктор Бэмс сделался нашим акционером?
- На прошлых выходных. Мы с ним поехали в мини-отпуск, в Париж, - объясняет Гарри. - И он просто взял меня за горло.
- Но, Гарри, ведь ты не владеешь каналом. И никогда не владел. Ты здесь просто работаешь. Как и я. Хотя, конечно, мое положение с твоим не сравнить, - уважительно добавляю я.
- Доктор Бэмс не реальный акционер, а виртуальный. Ты же знаешь, что значит слово "виртуальный"?
Конечно, я знаю. Но я не знаю, что в данном случае Гарри имеет в виду, и поэтому качаю головой.
- Я тебе объясню, моя прелесть. Я должен делать все так, как говорит доктор Бэмс, - объясняет Гарри. - Воспринимай это, скажем, как невинный сеанс садо-мазо со связыванием рук и ног, который выходит за рамки моей личной жизни и распространяется на профессиональную сферу. И на твою тоже.
Я киваю, хотя по-прежнему не понимаю, о чем говорит мой начальник.
- Так что, как ты понимаешь, - говорит Гарри, - мы не можем менять что-то в новой программе без согласования с доктором Бэмсом. - Он откидывается на спинку кресла и кладет ноги в серебристых туфлях на стол.
Я тоже откидываюсь на спинку кресла и кладу ноги на стол, хотя только мысленно.
- Хорошо. Позвони доктору Бэмсу.
Гарри снимает трубку, набирает номер, подносит трубку к уху, чтобы удостовериться, что там не занято, и передает трубку мне.
- Доктор Бэмс, - говорю я, когда доктор Бэмс берет трубку. - Это Скотт Спектр с телеканала научной фантастики.
- Скотт, - говорит он, размышляя вслух. - Это не вы сделали фотокопию своей груди на корпоративной вечеринке?
- Нет, не я, а моя секретарша миссис Унынья.
- Прошу прощения. Чем я могу быть полезен?
- Я хотел обсудить новую программу.
- Тогда вам следует обратиться к вашему начальнику Гарри Дельцу.
- К нему я уже обращался, - говорю я, сохраняя спокойствие и проявляя терпение. - Гарри сказал, что мне следует поговорить с вами.
- Стало быть, Гарри Делец - человек понимающий. Приходите сегодня на ужин, - говорит доктор Бэмс. - Приходите с супругой. Или один, как хотите. Как бы там ни было, сегодня, в десять, у меня.
Довольный исходом беседы, я возвращаюсь к себе за стол. Едва я сажусь, миссис Унынья, моя секретарша, просит меня подойти. Я говорю, чтобы она подошла сама, но она отвечает, что очень устала.
- Надеюсь, вы ему высказали все, что думаете, - говорит она, когда я подхожу к ее столу.
- Да. Ну, в общих чертах.
- Вам звонил мистер Двадцатка.
- Вик, мой лучший друг. Он просил что-нибудь передать? - Дозвониться до Вика практически невозможно, и не потому, что он живет интересной и полной жизнью и его никогда не бывает дома, а потому, что он программист и слишком занят своим программированием и ему просто некогда отвечать на звонки.
- Просил передать вам, что все готово.
- Отлично. Позвоните, пожалуйста, Джиму. Скажите, что я его буду ждать дома. У меня для него сюрприз.
Хотя моя жена беременна, она беременна совсем чуть-чуть и по-прежнему может исполнять супружеские обязанности жены, как то: мыть посуду.
- Привет, - говорит она, моя посуду. - Как на работе?
Я делаю вид, что не слышу ее, потихоньку подкрадываюсь к ней сзади и обнимаю ее, притворяясь, что думаю, будто застаю ее врасплох.
- Опять ты со своими шуточками. Когда ты так делаешь, ты всегда напоминаешь мне Вика, этого твоего друга. И это не то чтобы очень приятное воспоминание.
Она имеет в виду коронную шуточку Вика, когда он машет тебе издалека, потом подходит и снова машет прямо у тебя перед носом.
- Кстати, про Вика. Нам с Джимом надо к нему заглянуть.
- А как же ужин? - говорит Воздержанья, вытирая руки.
- Вечером нас пригласили к Бэмсу, поужинать с доктором Бэмсом и Гарри Дельцом.
- То есть, выходит, я зря наготовила столько всего?
- Да, - говорю я вполне логично.
Воздержанья снимает фартук и выходит из кухни.
Раньше жираф Джим обращался со мной как с последним придурком. Вообще ни во что меня не ставил. Но теперь, когда я доказал свою мужскую состоятельность, оплодотворив жену, он стал меня уважать. Теперь он заходит в дом через входную дверь, а не вываливается из шкафа, и еще он перестал называть меня Спеком.
- Скотт, - говорит Джим, не называя меня Спеком.
- Джи м, проходи.
- А где Воздержанья?
- Она наверху, - говорю я. - Пошла кое-что взять.
- Такты зачем меня звал?
- Пойдем в гостиную, - говорю я ему. - Хочешь чаю?
Он кивает.
- С молоком?
- Да, Спек, пожалуйста.
- Сколько сахара?
- Пятнадцать кусочков.
Я завариваю чай, разливаю по чашкам и иду в гостиную. Жираф-призрак уже лежит на диване, поджав свои длинные призрачно-жирафьи ноги.
- Ну и как ты себя ощущаешь в роли отца?
- Пока я еще не отец, - говорю я, садясь в свое кресло хай-тек. - Мы беременны всего две недели.
- А через сколько рождаются дети?
- Через девять месяцев.
Он морщит нос.
- Я думал, что через девять дней, как-то так.
- Девять дней?
- Ну, - говорит он задумчиво, уловив в моем тоне насмешку. - Тогда через десять недель.
- Джим, ты в школе что, биологию не проходил?
- У нас в джунглях не было как такового полового воспитания, - говорит Джим. - Нас учили лишь одному: бери ее сзади, а потом убегай.
- Да ты, оказывается, романтик.
- Практичность - прежде всего, - говорит Джим, отпивая чай. - Потому что иначе нельзя. Это же джунгли.
Я киваю.
- Джим, я хотел тебе что-то сказать. Я не всегда обращался с тобой хорошо, да?
- А с чего бы ты стал обращаться со мной хорошо? - говорит Джим, скромно потупившись. - Что я сделал хорошего для тебя?
- Очень даже немало, если на то пошло. Ты помог мне выйти из своей скорлупы. Сегодня я выступил с критикой начальства, заявил Гарри Дельцу, что его новая программа никуда не годится.
- И это все - из-за меня?
- Ну, не только из-за тебя, Джим. Отчасти и из-за моей секретарши, миссис Уныньи, которая явно дала мне понять, что она меня не уважает. И я задумался. Я спросил себя: а что сделал бы Джим, если бы его явно не уважали?
- Я бы сказал тому, кто меня не уважает: "Поцелуй меня под хвостом".
- Вот именно. И я поступил точно так же в каком-то смысле. И в знак благодарности я приглашаю тебя к Вику Двадцатке, чтобы ты там поиграл в компьютерную игру.
- Не знаю, что и сказать.
- Давай допивай чай, и пойдем.
- Не могу, - говорит Джим, отставляя чашку. - Пить не могу, от волнения.
- Ну и ладно, и бог с ним, с чаем. Я тоже не буду допивать свой чай, чтобы ты себя не чувствовал виноватым. Пойдем, - говорю я, глядя на свои высокотехнологичные часы. - Вик за нами заедет. Он будет здесь с минуты на минуту. Надеюсь, что мы все поместимся в его машину. У него хэтчбек, а ты все-таки жираф.
- А можно взять еще моего друга?
- Какого друга?
- Барри.
- Это не тот слон-призрак, про которого ты рассказывал?
- Он не слон, он носорог.
Я вздыхаю.
- Ну ладно. Бери своего носорога. Но только его и никого больше. - Я снова смотрю на свои высокотехнологичные часы. - А когда он здесь будет?
- Он уже здесь, Спек. Он живет на кухне, под раковиной.
- Замечательно. А сколько еще дохлых зверей обитает со мной в одном доме?
- Да нисколько не обитает.
Я иду следом за Джимом на кухню.
- Только если он очень тяжелый, ему придется заплатить за бензин.
Я открываю дверцу шкафчика под раковиной, и из шкафчика на меня сонно таращится носорог, моргая своими большими серыми глазами.
- Ой, - говорит он, - а я спал.
Джим наклоняется к носорогу.
- Барри, это Скотт. Скотт, это Барри, фосфористый носорог.
- Привет, Барри.
- До свидания, - говорит Барри. - В смысле, привет.
- Барри не блещет умом, - говорит Джим. - Он живет на кухне, под раковиной.