Вот что значит большая свадьба
Единственное, о чём я жалел от всей души, что один человек - может быть один на весь аул, не смог присутствовать на свадьбе - даже если бы и хотел. И вы, конечно, тоже догадались, что это была Гюльнахал. Всё это время, с той секунды, как под красным халатом оказалась Кумыш, Гюльнахал должна была сидеть в небольшом врачебном кабинете. Не знаю, чем она тем занималась - читала ли книгу, слушала ли радио или смотрела телевизор, но уверен, что и она мыслями так или иначе участвовала в торжестве, которое, что ни говори, могло бы стать и её свадьбой - если бы не Кумыш. В этой комнате, рядом с амбулаторией, где Кумыш принимала больных, Гюльнахал должна была оставаться до тех пор, пока свадьба не отгремит и с первым утренним поездом уехать вместе с Чарыяром в Ашхабад на семинар. А может быть Чарыяр освободится раньше, и они уедут на семинар в его машине… А может…
Мне трудно было представить, что должна была испытывать Гюльнахал в эти одинокие минуты.
Да, Гюльнахал мне было жалко, но, подумав, я решил, что всё не так уж и страшно. Ну, не погуляет она на моей свадьбе, зато, когда всё уляжется и будет уже позади, я уверен, что она и Чарыяр позовут нас на сбою свадьбу, и там уже мы все повеселимся вдвойне. Тем более, подумал я, что Чарыяр не станет слишком задерживаться…
Так я успокоил свою совесть. А Чарыяр? Мне не надо было даже вспоминать о нём, потому что он сам о себе позаботился и сам о себе напомнил. Не успели мы приблизиться к воротам собственного дома, как увидели, что въезд во двор перегорожен чьей-то машиной. Это была машина Чарыяра, и сам он вылез из-за руля и стоял возле ворот с самым решительным видом. Увидя нас, он той же решительной походкой направился к нам. Я почувствовал, как отец забеспокоился.
- Что ему нужно от нас, - спросил он вполголоса и не меняя положения, но я заметил, что по лицу его проступили капли пота. Неужели он решил, что Чарыяр испортит нам праздник, начнёт скандалить или буянить? И он посмотрел на меня. - Как ты думаешь, сынок, что у этого мрачного юноши на уме?
- А вот это мы сейчас узнаем, - небрежно бросил я и вышел из машины навстречу Чарыяру. Мы обменялись с ним понимающими взглядами, потом я вернулся к отцу и сказал:
- Он требует приз "за коня"?
- Какого ещё коня, - не понял отец.
Но тут к машине подошёл сам Чарыяр.
- Ну-ка, дядюшка Поллы, - сказал он весело, - раскрывай кошелёк, Кто раньше других прибыл на коне к дому невесты, тому и приз. Не расплатишься со мной - не пущу во двор ни жениха, ни невесту, ни тебя самого.
- И это всё? - с облегчением спросил отец и протянул Чарыяру сиреневую бумажку.
- Нет, не всё, - ответил Чарыяр. - За то, что я первым прибыл к вашим воротам, надо бы получить с тебе ещё и барана, но уж ладно, я не жадный - съем барана в зажаренном виде.
И Чарыяр пошёл отгонять машину от ворот.
Я открыл ворота, отец дал длинный гудок, все машины тоже загудели, и под этот неумолчный гул машина с невестой торжественно въехала в дом жениха.
- Возьми невесту за руку и осторожно введи её в дом, - распорядился отец. Но когда мама попробовала сделать это, дверь оказалась запертой.
- В чём дело, Сона? - крикнул отец из гаража, глядя, как мама не может попасть в собственный дом.
- Ничего не могу понять, - отвечала мама. - Может, ты закрыл дверь на ключ?
Из-за дверей донеслось девичье хихиканье и чей-то голос пропел:
- Платить надо…
- Я по миру пойду с этими порядками, - проговорил отец, роясь у себя в карманах. - Они все просто с ума посходили. Там плати, тут плати, и ещё плати, и ещё плати…
- Ты же сам хотел, как положено, по обычаю, - возразила ему мама. - Если не дашь "выкуп за дверь" - останемся на улице.
Отец с недовольным видом просунул под дверь несколько десятирублёвок и дверь сама собой отворилась.
- Пока не нашлось ещё за что платить, заводи невесту в дом, - распорядился отец. - На скольких свадьбах был, а таких расходов нигде не видел.
- Так ведь и ты, Поллы, играешь свадьбу не так, как другие, - заметил стоявший поблизости Ташли-ага.
- Ну и что же? - ответил отец. - Я справляю свадьбу правильно, по всем правилам, как исстари повелось. А они, те, другие, о которых ты намекаешь, почтенный председатель, они справляют всё неправильно.
- Значит, у всех неправильно, у одного тебя правильно, - усмехнулся Ташли-ага. - Тогда готовь ещё и ещё деньги и не жалуйся. Сам этого захотел. А пока что сделаем вот что - помоги Соне завести невестку в дом, а потом, если хочешь, поговорим с тобой.
Мама, держа невестку за руку, так и не могла пробиться сквозь подружек, которые хотя и открыли дверь, но стояли в передней, снова требуя выкуп за проход. Что оставалось делать отцу, особенно под насмешливым взглядом Ташли-ага? Он раздал оставшиеся деньги и получил возможность ввести невесту в дом.
Мама стала давать тут первые наставления.
- Ступай, но только с правой ноги. А как переступишь порог, сразу опускай обе руки в мешок с мукой - он стоит тут же у входа, справа. Затем иди в кухню, вынеси кувшин с маслом, и тоже опусти в него обе руки. Хотя нет, нет - опусти в него только правую руку, слышишь - правую…
Отец вышел во двор и, утирая пот, подошёл к Ташли-ага.
- Да, - сказал он, - да, почтенный Ташли-ага, мне и во сне не снилось, что соберётся столько народу. Я уж и не уверен, достаточно ли на всех наготовлено. Народу раза в три больше, чем я рассчитывал, - признался он, - а уж расходов и вообще раз в пять больше - одни бесчисленные выкупы чего стоят.
- Больше народу - больше чести, Поллы. Да и сын у тебя хоть куда, и невестка в доме - серебро и золото. Так что не печалься, Поллы, а гордись - не во всяком городе столько народу соберётся.
Отец чуть-чуть приосанился.
- Да, выходит, уважают наш дом, верно, Ташли-ага.
- Конечно, уважают. Но только ты начал хорошо, а теперь боишься, что недостаточно наготовил. Пошёл бы да и проверил, если в чём нехватка, колхоз тебе поможет. А главное с подарками для гостей: всем ли хватит? Ты же говоришь, что расчитывал на меньшее количество гостей, значит, кто-то может остаться без подарка и осрамит тебя на весь мир.
Отец побледнел:
- Твоя правда, Ташли. Что же мне делать теперь?
- Хороший совет всегда ко времени. Если понимаешь это, тогда ещё не поздно. Отдай собравшимся здесь то, что приготовил для вечера, а для тех, кто придёт на вечерний пир, готовь всё заново. Если деньги есть, а помощников хватит, всё успеешь к вечеру приготовить, никто ничего и не заметит. На таком пиру, какой ты затеял, у всех должно быть всего в достатке, а может и в избытке.
Отец замялся. Потом упавшим голосом пробормотал:
- У меня почти не осталось денег. А у кого сейчас займёшь, чтобы потом не разболтал?
- Я не разболтаю, - сказал Ташли-ага. - Ты веришь мне, Поллы? Сколько тебе надо денег? Скажи - и получишь.
- Но ведь сегодня нерабочий день. Где найдёшь кассира?
- Я сам буду твоим кассиром. Пиши заявление из моё имя и сколько денег хочешь получить. Разве ты чужой в нашем колхозе?
- Какую сумму писать? И на какой срок? Ты спасаешь мою жизнь, Ташли, спасаешь мою честь.
- Не говори глулости, Поллы. Я просто протягиваю тебе руку помощи, чтобы вытащить тебя из ямы, куда ты свалился по собственной неосторожности. Сколько тебе нужно денег: две, три тысячи? Напиши, сколько именно, а срок тоже поставь любой: один год, три, восемь.
Отец вздохнул полной грудью. Глаза его вновь сверкали, когда он огляделся вокруг. Жаль, что никто не слышал этого разговора. Вот что значит уважение. Сам Ташли-ага предложил ему помощь, вы слышите? Две, три тысячи - хоть на десять лет… Вот это друг - Ташли-ага. И как вовремя.
- Можешь ли дать мне три тысячи, чтобы я отдавал их по тысяче в год? - спросил он у председателя.
- Я уже сказал, Поллы, кто хорошо работает в колхозе, тому и живётся в нём хорошо. Считай, что ты получил эти деньги.
- Я напишу тебе расписку, - добавил отец и направился к дому за бумагой и чернилами, как на полпути его перехватила мама. Вид у неё был растерянный.
- Что делить Поллы-джан? Угощения хватит только на утренних гостей. А для тех, кто придёт вечером, надо самое малое приготовить ещё пять-шесть казанов шурпы и плова.
- Ну, что ж, приготовь, - важно ответил отец, совершенно воспрянувший духом после разговора с Ташли-ага. - Запомни, Сона, на свадьбе Ашира всего должно быть вдоволь, а может быть и в избытке, - повторил он слова председателя.
- Но все деньги у тебя…
- Разумеется. Но ты не сказала ещё, сколько понадобится денег на другие расходы. На подарки, например, и на прочее.
- Об этом, мой Поллы, боюсь и подумать. Надо дополнительно… впрочем, лучше я буду говорить, что нужно, а ты подсчитай, во сколько это нам обойдётся.
- Говори, - приказал отец.
Мама начала перечислять:
- Про угощение я уже сказала. Для узелков с конфетами понадобится ещё метров двести ткани и килограмм сорок конфет. Нужно ещё самое малое две сотни шерстяных платков с бахромой, для раздачи мужчинам. Ещё надо…
Мама не успела перечислить до конца то, что ещё было надо, как подошла группа парней, один из них обратился:
- Поллы-ага! Нужно несколько хороших призов. Один тому, кто лучше всех будет играть в кече-кече, ещё три - лучшим стрелкам из винтовки…
- А борцам? - перебил его другой парень. - Они уже готовятся к борьбе: закатали штанины и разминаются. Какой будет приз победителю - скажи, мы всем объявим. Только быстрее, яшули Поллы, все ждут ваших слов.
- А ведь завтра, когда невеста заменит девичий платок на женский, будет ещё женская борьба, - вдруг вспомнила мама. - И уж женщинам нужен самый богатый приз.
Отец схватился за голову:
- Где мне взять столько денег, чтобы дать столько призов. Тут и трёх тысяч не хватит.
- В народе говорят: "Пришёл на свадьбу, сиди, пока не наешься", - раздался за спиной у отца голос Ташли-ага. - Я же сказал тебе, Поллы, посчитай все расходы да ещё накинь - вот тогда тебе и хватит.
Отцу, похоже, было просто неудобно пользоваться такой щедростью председателя - ведь что ни говори, последний месяц отец работал спустя рукава.
Не сердись на меня, Ташли-ага, что я мало тебе помогал… Ты ведь знаешь меня…
- Потому и готов помочь тебе, что знаю, - ответил Ташли-ага. - Иди и посчитай со своей Соной, сколько нужно, и скажи точно.
Но отец уже всё прикинул в уме:
- Дашь мне пять тысяч на пять лет, Ташли-ага?
- Могу дать даже десять.
- Нет, пяти хватит, правда, Сона? Уж если совсем будет плохо - тогда попрошу ещё. Сейчас сколько ни возьми, всё разлетится и исчезнет, каждым. Пусть всего будет вдоволь.
- Вот именно, - подхватила мама.
- Значит, тебе нужно пять тысяч?
- Пять, - подтвердил отец, с беспокойством глядя на председателя. А что, если у него не окажется под рукой этих денег?
- Ты получишь свои пять тысяч через двадцать минут, - успокоил Ташли-ага.
Отец не успел ещё написать расписку, как Ташли-ага уже принёс деньги. Отец обрадовался так, словно получил эти пять тысяч в подарок. Добрую половину он сразу отдал маме.
Веселье длилось весь вечер и ночь.
Под утро кто-то постучал ко мне в окно. В доме все спали. Я выглянул наружу. Там стоял Чарыяр. Он нарисовал в воздухе какую-то фигуру и что-то тихо сказал. Я помотал головой, потому что не расслышал ни слова. Тогда он взмахнул рукой - и что-то, звякнув, упало прямо у окна. Это были ключи от медпункта Кумыш. Я мысленно пожелал ему и Гюльнахал такого же счастья, которое обрёл сам.
На следующий день
Я встал, как всегда, рано - сказалась рабочая привычка. Оделся, умылся и вышел во двор. Участники свадебного тоя, угомонившись только под утро, прилегли где попало, чтобы поспать хоть немного, но сделать этого им не дал динамик, который вдруг тоже проснулся и из него полилась лёгкая, весёлая мелодия. Женщины сразу принялись за очаг, и в течение какого-нибудь получаса всё снова ожило, зашевелилось, заходило и, разумеется, захотело есть. Гости собирались вместе, неся с собой большие чашки для плова, чайники и пиалы, и начался импровизированный завтрак: запрыгали крышки на чайниках, кто-то уже облизывал жирные от плова пальцы, кто-то принялся за баранью голову. Словом, жизнь закипела снова.
Стараясь не попадаться никому на глаза, я потихоньку выбрался ка улицу и вскоре уже сидел в полной тишине в маленьком кабинете Кумыш, где ещё несколько часов тому назад коротала время Гюльнахал, Я закрыл на всякий случай изнутри дверь кабинете, уселся у стола, положив локти на стол, и стал думать О чём? Конечно, о Кумыш. И ещё… о воде.
Вода… Какая сила заключена в воде, какая мощь. Сна кормит и поит, она вращает турбины электростанций и даёт ток, она поёт, как флейта, и она же сносит мосты и выворачивает с корнем столетние деревья. Она превращает пустыню в сад, но может превратить и сад в пустыню. Как человек, такой маленький, должен быть осторожен, обращаясь с водой, чтобы зло не превысило добро. А ведь я взял на себя такую задачу - повернуть использованную воду вспять. По силам ли эта задача такому человеку - ведь что ни говори, я всего лишь студент.
Только теперь я понял, как мало я знаю на самом деле, несмотря на то, что в зачётной книжке у меня одни пятёрки. Но разве вода, солёная и горькая, готовая превратить плодородную землю в солончак, будет спрашивать, какие у меня оценки? Как много мне ещё предстоит узнать и сколько это ещё продлится. "Я посвятил бы этому всю жизнь, - сказал Курбанов. Но разве я не хочу того же? Или не готов? Только, наверное, тем и отличается двадцатипятилетний человек от человека вдвое старше, - что он не может ждать, Ожидание - удел пожилых. Я чувствовал, что, как Фархад, готов пробить скалы и повернуть реки.
Что же мне делать с этой заколдованной водой? Думай, Ашир, думай. "Ну, ладно", - размышлял я, - хорошо, начнём сначала. Ну, процедил я какое-то количество воды сквозь песок и она окажется годной для повторного использования. Но где собрать эту воду всю вместе? А собрав - что делать с ней? Ведь это же значило бы собрать всю воду канала и просто по трубам гнать её обратно. Допустим, песка в Каракумах хватит на то, чтобы очистить всю воду Амударьи; но во что станет строительство возвратного канала со всем набором соответствующих служб - с насосными станциями и магистральными трубопроводами и прочим хозяйством. Во сколько всё это обойдётся? Окупится ли?
Кто будет всем этим заниматься? Не назовут ли меня просто фантазёром, выдумщиком, мальчишкой, который взял себе ношу не по плечам, не засмеют ли меня?"
Думай, Ашир, думай…
Но если не сейчас, не в двадцать пять лет от роду загореться какой-то великой идеей - то когда же? Вода, вода, вода… Я закрыл глаза и увидел, зелёную в белой пене гриву Секизяба. Подскажи мне Секизяб, что делать, дай какой-нибудь совет, как ты делал это уже не раз, помоги мне.
Вода, вода, вода… Нет, эта идея плоха. Да и никто не даст столько денег, чтобы очищенную воду гнать обратно. Тогда - пусть она течёт дальше. Но куда? И где её конечный путь? И что с ней будет на этом конечном пути?
Думай, Ашир.
И я увидел с птичьего полёта бесчисленные ветви могучего водного дерева. Они расходятся и сходятся, сходятся вместе после того, как дали жизнь земле, они текут, они просачиваются сквозь песок, оставляя в нём горечь и соль, они сливаются снова, это снова река, но уже другая, и если бы найти этой реке руслом, русло… такое хотя бы, как ложбину реки Туни-дарья…
Громкий стук разбил мои мысли на мелкие осколки. Они разлетелись, как разлетаются в разные стороны куски арбуза, упавшего с грузовика на землю. Кого это принесла нелёгкая.
- Откройте, - произнёс меж тем голос, показавшийся мне знакомым. Да ведь это Курбанов? Нет, не может быть.
- Открывай дверь, затворник, и принимай дорогих гостей.
От этих слов я окончательно пришёл в себя. Курбанов и с ним ещё гости, которых он называет "дорогими". В полной растерянности я открыл дверь.
И остолбенел. За спиной улыбающегося во весь рот Курбанова я увидел родителей Кумыш. Это было так неожиданно, а может быть у меня был такой дурацкий вид, что все, посмотрев на меня, заулыбались, дав мне тем временем кое-как прийти в себя.
- Входите, входите, - выдавил я наконец из себя. Вот так ситуация! Ну и болван же я. Думал о воде и о своём дипломе, и совсем забыл о таких людях, как отец и мама моей Кумыш. Ну, хорошо, забыл, а они приехали, но что мне делать? Поговорить ли с ними здесь, идти ли с ними в дом?
Я готов был провалиться сквозь землю.
Родители Кумыш внимательно смотрели на меня. Не знаю, сколько бы мы стояли так, молча, если бы не Курбанов. Заметив, что я не могу вымолвить ни слова, он сказал сам:
- Извини меня, Ашир, что я вчера не смог посетить ваш праздник. Ко мне приехали мои самые дорогие гости - а поскольку полковник и его жена не только для меня всегда желанные друзья, но и твои ближайшие родственники, то ты, надеюсь, не обиделся.
Я посмотрел на отца Кумыш. Значит он и в самом деле стал полковником. Сейчас он был в штатском костюме, который ему, на мой взгляд, шёл всё-таки меньше, чем форма. Впрочем, может быть мне это показалось, потому что я впервые увидел его в штатском. За эти годы он раздался, возмужал, а плечи у него были такой ширины, что даже мой бригадир Байрамгельды не смог бы с ним сравниться. Полковник Аймурадов! Я до сих пор помню, как он огрел меня плёткой - тогда, бог весть сколько лет назад, когда застал меня и Кумыш обнимающимися на берегу Секизяба.
Как давно это было и сколько воды унеслось с тех пор в реке. Полковник смотрел мне прямо в глаза и, похоже, был доволен тем, что увидел. Видимо, он тоже думал о том же, о чём и я. Так или иначе, осмотрев меня всего, он крепко стиснул мне руку и сказал:
- Ну, здравствуй, Ашир. Вымахал ты, хоть куда. Не забыл ещё, как я тебя огрел тогда плёткой?
Он улыбался и я тоже.
- Нет, - ответил я. - Не забыл.
- Не обижаешься на меня?
- Нет, - произнёс я снова. - Не обижаюсь.
И это была чистая правда. Я уже давно не обижался на тот давний удар, а забыть его не мог совсем по другой причине, по которой не забуду до самой смерти: ведь то был день, когда я впервые в жизни обнял свою Кумыш и почувствовал, как бьётся её сердце совсем рядом с моим Нет, я давно уже не обижался на отца Кумыш, более того, я чувствовал себя даже в чём-то виноватым перед ним. Ведь кто знал, чем это может кончиться и кто знает, как поступил бы когда-нибудь я сам, застав свою дочь в чьих-то объятиях едва ли не у всех на глазах.
Беспокоило меня сейчас совсем другое. Я не мог сидеть с ними всё время в кабинете Кумыш, не объяснив им ситуации. Но как они воспримут её, как отнесутся ко всему этому маскараду. Но Курбанов и тут выручил меня:
- Разыщи, пожалуйста, Ташли-ага, - попросил он. - Вместе с ним мы зайдём в ваш дом, поздравим твоих родителей, а потом вернёмся ко мне и поговорим. Хорошо?
Ташли-ага, к моему счастью, был у себя в кабинете.
А через пятнадцать минут мы уже вместе подходили к медпункту. Ташли-ага чувствовал моё волнение, поэтому, не доходя до медпункта несколько шагов, остановился и сказал мне: