Мне было ясно, а отцу и тем более чего хотела и чего добивалась хитрющая сватья. Ей хотелось лишний раз подчеркнуть, насколько её Гюльнахал, разумеется, отличается от современной молодёжи. И, конечно, сделать она стремилась вовсе не для того, чтобы святая правда не затерялась, а для того лишь, чтобы подвести идейную, так сказать, базу под сумму калыма, который мог колебаться в значительных пределах.
Отца этот разговор, похоже, серьёзно беспокоил. Поэтому он попытался направить беседу на иной лад.
- По-моему, ты просто невежлива к сватье, - недовольно сказал он, обращаясь к маме. - Мы стоим и стоим, а ты даже не сообразила, что от разговоров только горло сохнет. Напои сзатью чаем.
- И в самом деле, - всполошилась мама. - Какая я стала беспамятная, прости меня бог. Идём, сватья, идём, посидим за чаем.
Но сватья пришла не чай пить, и сбить её с тропы было не так-то просто.
- Да, - ответила она твёрдо, делая при этом отстраняющий всякие разговоры о каком-то там чае жест, - да, сваты, дела в мире серьёзные. Прошёл слух - и вас конечно тоже не миновал, что в самое ближайшее время станут проверять, откуда у богато живущих людей деньги. И если выяснится, что в колхозе они не состоят или работают плохо - им не сдобровать. Всё будет отнято, всё до копейки.
- Это что за разговоры ты повела, почтеннейшая родственница, - рассердился папа. - Если у тебя нет в запасе более интересных новостей и ты отказываешься посидеть с моей Соной и попить чаю, то, пожалуй, я вернулся бы к своим помидорам, которые вот уже больше часа как ожидают поливки.
Но тётушку Огульсенем не интересовали никакие помидоры.
- А что вы, сваты, думаете о самой последней новости?
- Мы ничего о ней не знаем, - сказал отец, - и поэтому мы мало что можем о ней думать.
- Дочь плешивого Нувмата сбежала вчера из дома, - торжествующе выпалила тётушка Огульсенем, справедливо считая, что уж такая-то новость перетянет все помидоры на свете, даже если они совсем завянут от зноя.
- Неужели?! - удивилась мама. Всё-таки она была женщина добрая и выдержанная, не то, что отец, который заявил, да, так прямо и заявил, что никакие побеги ничьих дочерей его нисколько не тревожат.
- Ты не прав, кум Поллы, - укоризненно ответствовала тётушка Огульсенем. - Ведь это представить себе только - и можно потерять разум: родители нашли ей хорошего парня из соседнего аула, а она заявила, что скорее выйдет в городе за первого встречного, чем за того, кого ей сосватали собственные мать и отец.
- Плевать мне на плешивого Нувмата, - решительно заявил отец. - Бездельник он, Нувмат, и всегда был бездельником. И хватит об этом. За целый час я не услышал ничего приятного для слуха. А помидоры не политы.
- До меня тоже дошли кое-какие слухи, - внезапно сказала мама. - Поскольку благодаря сватье Огульсенем мы уже целый час говорим о неприятном, я хотела бы поговорить здесь сразу и об этом.
Тётушка Огульсенем насторожилась.
- Если ты хочешь сказать, сватья Сона, что эти слухи каким-то образом касаются моей непорочной Гюльнахал, - заявила она совершенно решительно, - я просто отказываюсь их слушать.
- Давай я тебе всё же перескажу их, сватья Огульсенем, а ты уж сама решай касаются они Гюльнахал или нет.
- Не желаю даже слышать, - проговорила с достоинством тётушка Огульсенем.
- Говорят, что у Хайдара есть сын по имени Чарыяр…
- Зачем мне знать про Хайдара и про его сына, - забеспокоилась тётушка Огульсенем… - Конечно, я живу в ауле чуть не сто лет и знаю Хайдара, более того, я слышала, что у него, кажется, есть и сын, а может, нисколько, тогда вполне может быть, что одного из них зовут Чарыяр. Но я совершенно не представляю, какое отношение это может иметь к моей Гюльнахал.
- …и что этот самый Чарыяр, - продолжала мама, - по уши влюблён в Гюльнахал и всюду сопровождает её, как собственная тень, и что она сама никогда не говорит ему, что это ей неприятно. Вот что говорят люди, сватья Огульсенем, а так это или нет - тебе видней.
- Ложь, ложь, и тысяча тысяч раз ложь, - выкрякнула тётушка Огульсенем. - Увы, сват Поллы, - обратилась она уже к отцу, - для людей сечас нет ничего святого. Даже имя невинной девушки могут покрыть тенью. Никто не может чувствовать себя в безопасности. Да что далеко ходить - я сама слышала, как Меред кричал, что ты спекулянт и тебя надо исключить из колхоза - вот что можно даже услышать. А уж про девушку, которая ничем себя защитить не может, каждый волен плести, что в голову взбредёт. Клянусь солнцем, моя Гюльнахал глаз на мужчину не поднимет, если даже наступит всемирный потоп.
- Этот Меред до конца жизни не узнает, что такое покой, - сказал отец, скрипнув зубами от воспоминаний о нанесённой ему обиде. - Хорошо, сватья, давай двигаться вместе к концу наших дел. Никто про твою Гюльнахал не хочет сказать ничего плохого, а на то, что говорят или могут сказать люди - заткнём уши войлоком. Говори, что хочешь получить по обычаю, завещанному нашими предками за девушку Гюльнахал, которая невесткой должна войти в наш дом.
- Только ты уж держись меры, сватья Огульсенем, - попросила мама, испуганная, как бы тётушка Огульсенем не воспользовалась настроением отца и не назвала несусветной цифры. Но тётушка Огульсенем и не собиралась ничего называть точно. Что названо - то отрезано. Скажешь - а вдруг продешевишь?
- Был бы кошелёк полон, - уклончиво ответила она, - а остальное решится как-нибудь само собой.
- Было бы здоровье вот здесь, - и отец гордо постучал себя по груди, - и кошелёк никогда не похудеет.
- Ну, вот и хорошо, сват Поллы, - затараторила тётушка Огульсенем, очень довольная таким завершением дела. - Дай бог тебе здоровья, сват Поллы, чтобы ты дожил до ста лет. А у меня ещё столько хлопот, столько хлопот: ведь надо ещё найти человека, который снял бы шкуру с издохшей верблюдицы, грех пропадать такому добру, верно?
И с этими словами она опять исчезла, как если бы её здесь и не было. Родители долго смотрели ей вслед, словно ожидая, что она вот-вот возникнет снова. Затем они вновь занялись своими делами.
Весь вечер я проискал Чарыяра, а не найдя его, вернулся домой. Бесполезно было продолжать поиски; похоже, Чарыяра мне не найти. Ведь он шофёр, а сейчас все уехали на жатву ячменя на горные участки, и шофёра, конечно, тоже. Ячмень на горной богаре вырастает отменный, но созревает он на месяц позднее, чем на равнине - вот почему внизу жатва давно закончилась, а в горах ещё кипит во всю.
Дома жизнь шла как обычно. Родители хлопотали по домашним делам, которым, похоже, не было ни конца ни края. Вот вернулись домой обе наши коровы - и тут же мама, привязав их, кинулась кормить. Отца вообще не было видно - мне кажется, дай ему волю, он и спал бы в своём огороде.
Так что моего возвращения они и не заметили. Я сидел на тахте, смотрел в книгу, но не видел ни строчки. Всё у меня перемешалось - огромные глаза Кумыш, издохшая верблюдица тётушки Огульсенем, с которой надо содрать шкуру, Чарыяр, который крутит в эту самую минуту баранку на горных дорогах, о то время как его девушку сватают за другого, и много чего ещё. Наверное, я задремал, потому что пропустил момент, когда родители сели ужинать. Голоса их доносились вначале словно сквозь сон, но когда ясно услышал, мне стало не до сна.
- Я не говорю, что наш сын - плохой парень, - видимо продолжал отец предыдущий разговор. - Но скажи, моя Сона, куда это годится: мы из кожи вон лезем, чтобы не ударить в грязь лицом, а ему наплевать на всё это, потому что он совсем потерял голову из-за этой голоногой врачихи. Нет, это никуда не годится.
- Всё это так, мой Поллы - осторожно поддержала его мама, - но что нам делать, если это так, как ты говоришь. Ведь он нам не чужой. Он наш сын.
- Вот именно, что сын, - отрезал отец. - И раз он нам сын, а мы его родители, он должен считаться с нами прежде всего и оказывать нам всяческое уважение.
- Вот именно, - сказала уже мама. - Но разве он нас не уважает?
- Попробовал бы! - самодовольно заявил отец. - Спустил бы ему штаны и врезал бы так, что он неделю лежал бы на животе. Но разве уважение только в этом? А не в послушании? Именно в послушании. Он должен жениться на Гюльнахал, а врачиху забыть.
- Но как это сделать, Поллы-джан?
- Ты должна разъяснить ему то, что я тебе сказал..
- Я его знаю, Поллы. Он весь в тебя - такой же упрямый.
Отец задумался.
- Может всё-таки выпороть его?
- Ради бога, Поллы, не делай этого. Ведь он уже совсем взрослый. Ты ему и до плеча не достаёшь, вот как он вырос.
Отец взвесил и этот довод.
- Действительно, - признал он, Не получится наверное.
Родители помолчали.
- Пей чай, - сказал мама своим мягким голосом. - Не надо столько думать, Поллы, как-нибудь всё уладится.
- Как-нибудь не уладится, - возразил отец. - А что если послать его на курорт: пока то да сё - он забудет свою врачиху, а вернётся - сразу свадьба.
- Да не поедет он ни на какой курорт, - возразила мама.
- Ну тогда предлагай сама, если ты всё знаешь. Пороть его нельзя, уговорить тоже, на курорт он не поедет…
- Надо достать заклинание, - предложила мама. - Вот именно.
- Совсем не соображаешь ничего, - сразу же отозвался отец. - Подумай, что ты сказала. Люди прорыли в пустыне каналы, летают в небе, как птицы, а ты лезешь со своими заклинаниями. Где ты, кстати, хотела их достать?
- Все достают их у этого дурачка Аташе.
- Вспомнила, Он уже давно не торгует заклинаниями.
- Ну да? А я и не знала этого. Почему, Поллы-джан?
- После смерти старой Сульгун. Вместо того, чтобы послать за доктором, она послала за Аташе, и вместо того, чтобы выздороветь в больнице - умерла. Так что Аташе рад-радёхонек, что не попал в тюрьму. Дал подписку, что не будет заниматься больше этими делами.
- Послушай, Поллы-джан, - сказала вдруг мама. - Ты сказал доктор, и я подумала…
- Я подумал об этом раньше тебя, - перебил маму отец, который не мог допустить и мысли, что хоть в чём-то он не первый. То, что ты подумала, ты подумала именно потому, что ещё до тебя об этом подумал я. Врачиха… - сказал он.
- Кумыш, - уточнила мама.
- Вызвать её сюда, - предложил отец.
- И сказать ей…
- Чтобы оставила Ашира в покое. Ай, да мы. - И отец, как ребёнок, захлопал в ладоши.
- Одно плохо, - сказала мама.
- Ну, что ещё. Так хорошо придумали, а ты говоришь - плохо.
- Придумали хорошо, - подтвердила мама. Плохо то, что она не согласится.
- Кто не согласится?
- Да Кумыш, кто ещё. Ведь она, я думаю, любит Ашира. Сколько лет его ждёт. Нет, она не оставит его.
- Может быть, - предложил отец, - откупиться от неё. Ну, предложить ей там… не зною что. Что захочет.
- Не годится, - заявила мама с непривычном твёрдостью.
- Откуда ты всё знаешь? Надо только ей предложить. Недаром говорят в народе, что даже святой Хыдыр не устоял при виде золота.
- Ты не знаешь Кумыш, - сказала мама - "Не из таких она. Никакими подарками её не купишь.
- Тогда надо их поссорить, - предложил отец. - Это я беру на себя. Скажу ей пару слов, после которых она будет сторониться Ашира, словно он заболел паршой.
- Хочешь наговорить на него?
- Вот именно, - маминой любимой присказкой ответил отец. - Вот именно. Скажу ей, что Ашир давно уже её разлюбил и только терпит, а что теперь и терпеть не хочет и поручил мне сказать это ей. Если у неё есть хоть капля девичей гордости, она и не подойдёт к нему больше, уедет куда-нибудь - и всё.
- Не больно-то это красиво, - засомневалась мама.
- Красиво - некрасиво, не это главное. Зови эту докторшу сюда, и все дела. Позвони ей, скажи, что я заболел. Что живот у меня, скажем, заболел. Пусть приезжает.
- Но у тебя же не болит ничего, - возразила мама.
- Откуда эта голоногая девчонка может знать, болит или не болит живот у такого почтенного человека, как я. Ведь ничего же не видно. Живот снаружи, а боль внутри. Говорю - болит, значит болит, что она понимает.
- Тебе видней, Поллы, - сказала мама. - Только в ауле все знают, что эта девушка, Кумыш, очень толковый врач. Стоит ей посмотреть на тебя, и она поймёт, что ты притворяешься. Когда у жены слепого Берды разболелся живот, она только дотронулась до её живота и сразу определила - это аппендицит. Так оно и оказалось.
- Не может этого быть, - не поверил отец. - Подумай сама, может такое быть или нет. Сама подумай.
- А я боюсь, Поллы. Посмотрит она на тебя и увидит аппендицит. Значит, надо будет резать тебе живот.
- Не каркай, - рассердился отец. - Не верю я в такую ерунду. Если у меня нет аппендицита, зачем меня будут резать. Ерунда всё. Звони ей. Вызови её сюда, а я лягу в постель. Как только она приедет и осмотрит меня, попрошу её задержаться и всё ей скажу. И вот ещё что мне пришло в голову. Скажу ей, что Ашир её не стоит. Пусть найдёт себе жениха получше, потому что Ашир ей не пара. Вот так и скажу. Что такая, как она, найдёт себе пария в сто раз лучше. Неужели она не поверит мне? Если отец сам так скажет про своего сына - как она может не поверить? Обязательно поверит.
- Некрасиво как-то говорить дурное про нашего Ашира.
- Ну, женщина, - сказал отец, - ты непонятлива, как овца. Разве я говорю, что он плохой. Я ей это скажу, лишь бы поверила и оставила мысли о замужестве. Неужели ты хочешь, чтобы сын Хайдара восторжествовал над нами. Да я не знаю, на что готов при мысли об этом. Звони докторше. А я пока улягусь в постель.
Мама, чуть помявшись, пошла к телефону, а отец завязал голову полотенцем и стал готовить постель.
- Ал-лоу, ал-л-лоу, - произнесла мама в трубку. - Соедините меня с больницей. Хорошо, я подожду. Кто мне нужен? Кумыш. Сейчас её поищут, - сообщила она, прикрывая трубку ладонью. - А может её нет? Может ушла куда-то?
- Как её может не быть, если человек болен? - рассердился отец. Он уже вполне освоился с ролью больного. - Человеку плохо, живот горит огнём, а врач разгуливает. И ты ещё нахваливала её. Какая же из неё невестка, я хотел сказать, какой из неё врач?
- Т-с-с, - сказала мама. - Кумыш? Это ты, доченька? Это говорит Сона, жейа Поллы, Да, да, мама Ашир-джана. Спасибо, спасибо. В том-то и беда, что не все здоровы, нет не я и не Ашир. У Поллы что-то в животе схватило. Да, терпит, но мучается. Н-нет, вроде не тошнит. Лежит, скрючившись в постели. Температура? Не мерила, сейчас поставлю градусник. Приедешь? На машине? Приезжай, доченька, мы будем ждать.
- Сейчас приедет, - сообщила она отцу, повесив трубку. - Такая вежливая и голос, как у соловья. Очень испугалась за тебя, Поллы. Даже неудобно обманывать её, так она переживала.
- Садись рядом и поддерживай мне голову, распорядился отец. Он уже полностью овладел своей ролью и стал стонать, как самый заправский больной. - Массируй мне ноги, - попросил он и снова застонал.
Его слова заглушил шум приехавшей машины.
- Кажется, докторша приехала, - сказал отец и ещё раз застонал. Но мама засомневалась.
- Так быстро, не может быть.
- Это ещё почему, - оскорбился отец. - Когда заболевает такой уважаемый человек, как я, к нему, как не спеши, всё не будет быстро. Ну вот, слышишь шаги.
И впрямь, послышались шаги. Неужели Кумыш?
Отец приготовил себе постель в самой большой комнате, два окна из которой выходили на улицу. Окна же из моей комнаты выходили во двор, в сторону ворот, так что каждый, кто со двора захотел бы попасть в дом, должен был неминуемо пройти мимо меня. Услышав шаги, я выглянул и снова почувствовал, что сейчас расхохочусь, как утром, Кумыш? Это была тётушка Огульсенем, которая, похоже, решила сжить моих родителей со свету.
Увидев меня, тётушка Огульсенем остановилась.
- Ва-ах, Ашир-джан, будь счастлив в этом мире. А где твои родители?
- Сейчас я их позову.
И открыв внутреннюю дверь, я позвал:
- Мама! К тебе пришла дорогая гостья, тётушка Огульсенем.
В соседней комнате зашушукались.
- Какой чёрт принёс эту старуху в такое неподходящее время, - прошипел сдавленным голосом отец.
- Что мне делать? Ведь вот-вот приедет Кумыш. - Это уже был растерянный голос мамы.
- Скажи этой чёртовой сватье, что я ушёл в больницу. Да смотри не пускай её в комнату.
- Попробуй не пусти её. Ложись калачиком, я выключу верхний свет и накрою тебя с головой. В случае чего скажу, что замесила тесто.
- Хоть бы докторша не пришла в это время, - услышал я вздох отца. - Проклятая сплетница, и нанесло её…
После этого на мгновение всё затихло, а потом в мою комнату с разных концов вошли тётушка Огульсенем и моя мама. Тётушка Огульсенем прямиком двинулась ко входу в большую комнату, но мама, словно невзначий, преградила ей путь.
- Ну, это опять я, сватья, - запела тётушка Огульсенем, вытягивая свою морщинистую шею, точь-в-точь как это делают черепахи, и пытаясь заглянуть через мамино плечо. - Что-то я не вижу свата Поллы.
- Он к врачу пошёл, - пояснила мама, отодвигая сватью от двери.
- А что это у тебя там на кровати? - спросила тётушка Огульсенем, у которой взгляд остротою мог поспорить с орлиным.
- Где? На кровати? - не оглядываясь, переспросила мама. - Это я накрыла тесто, чтобы скорее дошло.
- Совсем недавно сват Поллы был совершенно здоров, - удивлённо сказала тётушка Огульсенем, пытаясь обойти маму по правому краю, как опытный футболист обходит защитника. Но мама решительно встала на её пути.
- Надеюсь, ничего особенного, сватья. Ты же знаешь, сейчас здоров, через минуту болен, а через час снова здоров.
- Не скажи, сватушка, - возразила тётушка Огульсенем, молниеносно перемещаясь на левый фланг. - Не скажи. Мне вчера рассказали такую историю: в соседнем ауле был той и один из дядьёв жениха веселился больше всех. А потом сел пить чай, поднёс пиалу ко рту, и умер на месте.
Мама замахала руками.
- Ва-ах, сватья, и что у тебя за разговоры. Будто все несчастья в мире тебе открыты.
Со своей тахты я видел, как отец в соседней комнате завозился под своим одеялом. Похоже, что и он слушал мрачные прорицания неугомонной сватьи, которая меж тем продолжала:
- Если бы только это, сватья Сона. А бедный Бекмамед, который сидел, в кино, клянусь богом, и смеялся громче всех, а потом тут же умер?
Одеяло задвигалось, словно под ним лежал гигантский змей.
- Прошу тебя, сватья, вспомни и о чём-нибудь хорошем.
- Я бы и хотела, сватья Сона, но разве я виновата, если вспоминается такое. Вот мы говорим о смерти. И тут большая разница. Один умирает в своём доме, у себя на постели, - и она указала на постель, где лежал отец. - Это тоже смерть, но это может и не самая плохая смерть А вот как вспомню бедного Посла-ка, помнишь, того, что повесился - он висит, а его уже всего исклевали вороны - прямо волосы дыбом. Вот это смерть. Ты согласна, сватья?
- Упаси нас бог, - пробормотала мама.
- Да, уж поистине, несчастный Послак, - посочувствовала тётушка Огульсенем, оглядываясь, где бы ей устроиться. - Вот здесь я, пожалуй присяду, - сказала она, опускаясь на то место, где стояла. - Что-то волнует меня болезнь свата Поллы. Хотела оговорить с ним, количество халатов, которые получат гости, но теперь подожду, пока не поправится.