Перед чайным домиком на краю огромной ямы, вырытой прямо посреди лужайки, я увидела своих родителей. Они не смотрели друг на друга, но казались в тот момент одним целым; они были похожи на каменные колонны или на сросшиеся стволы деревьев - такие я видела в Мертвом лесу много лет назад. Командор Таро и солдаты застыли на противоположном краю ямы. Я остановилась в двух шагах от родителей, Санья встала рядом со мной, точнее, я ее не видела, но ощущала ее присутствие.
Яма была настолько глубокая, что вечернее солнце не доставало до дна, однако это не мешало разглядеть на дне каменную кладку, явно сделанную руками человека, а еще ниже поблескивала вода, словно слеза в глазу земли. Я попыталась прочитать хоть что-нибудь на лицах родителей, и тогда уже второй раз за короткое время они показались мне совсем чужими. Я не знала всего того, что знали они, и не знала, сколько они мне успели рассказать.
Солдат зачерпнул из ямы мутной воды специальной емкостью на телескопической трубе и подал Таро, тот приподнял сетку, окунул палец в воду и облизнул его.
- Кажется, на ваших землях имеется пригодная для питья вода, - медленно произнес он и пристально посмотрел на отца. - Могу предположить, что вы не знали о ее наличии?
- Если бы я знал, то разве скрыл бы это от вас? - ответил он, не отводя глаз.
- Вы и ваша семья, мастер Кайтио, свободны. Не сомневайтесь, мы будем держать вас в курсе всех последующих действий.
Отец медленно повернулся, собираясь уйти, затем посмотрел на маму, на меня, и тут его лицо переменилось: отец двинулся к Таро прямо по краю ямы. Солдаты попытались ему помешать, но командор жестом приказал им оставаться на месте. Отец подошел к Таро, и так они стояли напротив друг друга, между землей и небом, рядом с разгромленным чайным домиком, - лощеный офицер в синей форме и мой отец с проблесками седины в волосах, одетый в простое льняное одеяние чайного мастера.
- Послушайте, Таро, - сказал отец, - вы верите, что можно владеть всем, что ваша власть простирается повсюду, но есть вещи, которые заковать невозможно! Я еще буду танцевать на вашей могиле. И если не мое тело, то моя душа, освобожденная из телесной клетки, обязательно совершит это.
Таро немного повернул голову и, не отводя взгляда, произнес:
- Я вам так скажу, Кайтио, мы осмотрели здесь все во дворе, и теперь настал черед вашего дома. Рядовые Лиухала и Канто, проводите мастера Кайтио и его семью обратно и приступайте к обыску. Приказываю искать под каждым гвоздем!
Солдаты шагнули к отцу - он не шелохнулся. Мне показалось, что отец вот-вот ударит Таро, но он, посмотрев командору пристально в глаза, повернулся и пошел к дому. Солдаты не отставали. Мама, за все это время не проронившая ни слова, взяла меня за руку, и мы тоже отправились за ними.
Она шла медленно и, когда мы отстали на достаточное расстояние, прошептала:
- Я много раз исследовала участок и знаю, что здесь ничего не найти. Это просто дождевая вода, скопившаяся на дне давным-давно заброшенного колодца.
- Почему бы вам не сказать им об этом?
- Лучше, если они сами догадаются. Они останутся в дураках и уйдут ни с чем. Может быть, кто-нибудь из них даже попросит извинения.
- Только не Таро, - сказала я, вспомнив лицо командора, - этот точно ни в чем не уступит.
- Да уж, - вздохнула мама.
Когда мы вошли в дом, солдаты уже начали сбрасывать книги с полок, выворачивать ящики и вытаскивать их содержимое на улицу. У двери в кухню я увидела сгорбленную фигуру отца: он держался рукой за грудь и тяжело дышал.
- Все хорошо? - спросила мама.
Отец ответил не сразу, затем выпрямился, согнал боль с лица и произнес:
- Ничего страшного. Просто немного запыхался.
Позже я пыталась вспомнить, что сделала мама, пыталась найти в ее голосе или ее движениях подтверждение тому, что это был всего лишь вопрос, без подтекста. Потом я думала наоборот, искала доказательства тому, что она понимала больше и знала, что в тот момент отец в душе начал прощаться с жизнью. Пыталась и не находила никаких знаков, могущих убедить меня в том или другом. Между нами - пропасть, которую мне никогда не преодолеть, пропасть времени, изменений и неизбежных итогов, прошлое, которое останется навсегда таковым. И поскольку эту пропасть невозможно преодолеть, я должна идти по ее краю, должна позволить ей быть частью моей жизни, одной из темных трещин, существование которых невозможно отрицать и которые невозможно осветить.
Мама знала. Мама не знала.
А где же Санья? Она отстала на несколько шагов и не пошла в дом - надо бы ее проводить. Я оставила родителей смотреть, как солдаты переворачивают все вверх дном, и вышла на крыльцо.
Я увидела ее, стоявшую на дорожке в компании со светловолосым офицером, который часто сопровождал Таро и был, вероятно, его адъютантом. О чем они разговаривали, я не слышала, лица Саньи я тоже не видела, но держалась она напряженно. Офицер что-то сказал - Санья явно забеспокоилась, а заметив меня, вздрогнула.
- Мне пора, - сказала Санья то ли мне, то ли военному.
- Передавай своему отцу привет, - ответил тот и пошел к чайному домику.
- Это старый школьный приятель моего отца. Задавал всякие каверзные вопросы.
Когда я сейчас, после всего произошедшего думаю о ней, то этот эпизод встает у меня перед глазами четче всех остальных. Я тщетно пытаюсь воссоздать другие образы, но все равно вижу, как она стоит у ворот, ее черные волосы прилипли ко лбу и щекам - такая худая и угловатая под льняным балахоном. На ее лицо падает резкая тень от сетки, а нас окружает нежный шепот ветвей деревьев и потом медленно уносит ее прочь.
Я не поднимаю руки.
Я не говорю ни слова, чтобы задержать ее.
Я стою и смотрю на плавный танец теней деревьев на ее спине и на руках, стою молча, не двигаясь, и она уходит, не оглядываясь.
Наконец через два дня военные свернули все свое оборудование и уехали. Коротышка в очках зачитал нам официальное постановление: "Обнаруженную воду признать дождевой, скопившейся в заброшенном подземном коллекторе. В ходе обыска ни в доме, ни в саду не выявлено признаков иной системы подачи воды, кроме смонтированного на законных основаниях и имеющего все соответствующие разрешения на эксплуатацию водопровода".
В довершение всего они сломали замок книжного шкафа в гостиной и вытащили оттуда на улицу три дюжины хранившихся в нем дневников предыдущих поколений чайных мастеров. Отец было запротестовал, увидев такое кощунство:
- Вы ничего важного в них не найдете! Это личные дневники нашего рода. Зачем же ломать, если бы вы попросили, я мог бы вам дать ключ от замка.
Солдаты, выносившие дневники, не обратили на его слова ни малейшего внимания.
Они оставили после себя перерытый сад и искореженный чайный домик. Отец обратился к присутствовавшему тут же Таро:
- Неужели вы собираетесь оставить все в таком виде? Вы же понимаете, как сложно найти кого-то, кто мог бы здесь все отремонтировать.
В глазах Таро зияла черная пустота - неподвижная и мертвая.
- Мастер Кайтио, я как представитель официальной власти Нового Киана обязан изучить все возможные свидетельства о наличии на объекте пригодной к питью воды. И не моя вина, если они окажутся ложными.
Так они и ушли, не попросив извинения, не выплатив компенсации.
Мне казалось, что после ухода военных все образуется, но поразительная тишина, к которой мы даже успели привыкнуть, окружила нас неестественным спокойствием, словно неживая гладь воды.
Я ждала, когда шелохнется камень.
И когда пришло его время, оно случилось совершенно неожиданным образом.
После обыска прошло две недели, наконец из кухни опять послышались голоса родителей.
- Они все равно вернутся, - сказала мама, - они не отступятся.
- У них нет никакого повода, - ответил отец.
Мама помолчала.
- Все решено, - сказала она.
- Мы должны поговорить с дочерью, - ответил отец.
Я не успела вернуться к себе в комнату, поэтому сделала вид, что иду во двор. Отец вышел из кухни - я не глядя узнала его шаги - и встал за мной.
- Нориа! - позвал он тихо. Я остановилась и встретилась с ним взглядом. В сумраке прихожей его лицо было покрыто сетью тонких серых теней. - Мать хочет с тобой поговорить.
Мы пошли на кухню, где мама сидела перед пустой чашкой. Мне показалось, что тени последовали за нами: они обволокли большой фонарь под потолком и приглушили его свет, они легли на мамино лицо, они проникли повсюду.
- Садись, дочка.
Я послушалась, отец сел рядом с ней. Они опять стали одним целым, как тогда у ямы, словно две каменные колонны, словно сросшиеся стволы деревьев…
- Мы говорили о тебе. Нам хочется обеспечить тебе безопасную жизнь, но у нас разное мнение о том, какой она должна быть. - Она замолчала и вопросительно посмотрела на отца.
- Нориа, если ты не хочешь стать чайным мастером, то настало время сказать "нет". Я уверен, что, после того как Таро перерыл здесь каждый сантиметр, он оставит нас в покое. Вряд ли ему придет в голову пойти искать источник в сопке, а даже если и придет, то источник укрыт настолько надежно, что найти его невозможно. Так что мы здесь в безопасности, но твоя мать считает иначе.
- Таро не остановится на полпути, - сказала мама. - Жизнь не вернется на круги своя, потому что они подобрались куда ближе, чем ты думаешь, Нориа.
- Но ведь они даже не смотрели в сторону тундры, - сказала я.
- Есть кое-что, о чем ты не знаешь. Расскажи ей, Микоа.
- Тебе известно, что мы расходуем больше воды, чем другие семьи, - начал отец. - Ты также знаешь, что часть ее - это выдаваемая нам военными еженедельная норма, а часть мы берем из горного источника. Думаю, ты заметила разницу.
Конечно, я знала. Наша вода для чайной церемонии всегда свежая, как только что набранная из источника. Это часть искусства мастера чайной церемонии. Отец приучил меня пробовать воду на вкус и выбирать для чая только самую чистую, если только имелась такая возможность. Обычно мы пользовались той, что поступала к нам по водопроводу: в начале месяца она была тухловатой и пахла рыбой, как обычная очищенная морская вода, в конце же месяца вкус становился получше. Мы не экономили на воде, как другие, она у нас никогда не заканчивалась, и нам не приходилось покупать воду втридорога на рынке.
- Я не понимаю, - сказала я, - если в начале месяца мы расходуем ту, что нам выдают, а в конце - воду из горного источника, то как они могут литься из одного крана?
- Слишком тяжело таскать воду на себе, - ответила мама. - Нам потребовался бы большой солнцекар и бочки, да и ездить пришлось бы постоянно. Кто-нибудь обязательно заметил бы, что мастер чайной церемонии по многу раз в неделю возвращается из тундры с наполненными бочками. Это вызвало бы подозрения. Никто не знает, когда был проложен водопровод - записи нет ни в одной книге, но он действовал уже во времена отца Микоа. Построивший понимал, насколько велика опасность оставлять даже малейшее письменное упоминание о нем. Водопровод построен искусно: он выходит из глубины сопки, надежно зарыт в землю и подсоединен к государственной трубе так далеко от нашего дома, что его не найти, если обследовать землю на нашем участке. Единственная опасность в том, что его надо открывать и закрывать вручную и делать это приходится в пещере. Нам просто повезло, что он был перекрыт, когда здесь появились военные.
- Этот водопровод спрятан так же надежно, как и сам источник, - заметил отец. - Обнаружить его практически невозможно, если не знаешь его местонахождение.
- Они умеют искать, и у них умные приборы.
- У них нет причин, чтобы вернуться.
- У них нет причин, чтобы не вернуться!
Родители замолчали. А потом отец сказал, глядя мне в глаза:
- Твоя мать уверена, что оставаться здесь небезопасно.
Он бросил на нее быстрый взгляд. Я увидела, что она хочет что-то сказать.
- Мне предложили должность в университете Синджиня, и я согласилась.
- Мы переедем в Синджинь?
Я не знала в точности, где находилось это место, но была уверена, что где-то далеко, на юге Нового Киана. Путешествие через весь материк даже на самых быстрых поездах потребовало бы несколько недель пути. Родители переглянулись.
- Ты уже совершеннолетняя, и поэтому мы не можем решать за тебя, - сказала мама. - Хочешь поехать со мной или останешься здесь с отцом? Нет необходимости решать сразу, но я должна буду уехать еще до праздника окончания года, так что времени у тебя на размышление - всего месяц.
Я посмотрела на нее, потом на него. Мне вдруг стало трудно дышать. В деревне рядом с меченным синим кругом домом, проходя мимо которого люди ускоряли шаги, стояли солдаты, правили свои сабли и не слушали мольбы о помощи. В любой момент они могут вспомнить о нас, если вообще забыли. Откуда мне было знать, кто из родителей прав, поэтому я не знала, остаться мне или уехать.
Как же быть? Я боялась, что любое мое слово окажется окончательным, но тишина казалась куда более страшной.
И я рассказала, что буду делать.
Глава 7
Ранним утром восьмого дня восьмого месяца мы погрузили мамины сундук и дорожные сумки в солнцекар, за аренду которого отец обещал привезти Юкара питьевой воды. Родители уселись на переднее сиденье, я пристроилась на заднее под тент, и мы поехали по направлению к Куолоярви.
Запах, исходивший от солнцекара, пробудил одно давнее чувство: я вспомнила, когда мне было совсем мало лет, что-то около одиннадцати, стояло такое же чудесное утро. Чудесное от того, что мы ехали с родителями в город… А вот и то самое сине-фиолетовое пятно на потертой обивке сиденья… Помню, как уронила черничное мороженое, когда мы возвращались из школы. Родители тогда жутко рассердились, и мне пришлось долго оттирать сиденье, пока не стало ясно, что отчистить его до конца не получится.
Я на мгновение ощутила себя кианской шкатулкой с большим количеством донышек или пустотелой куклой с множеством кукол поменьше внутри, какие делались в эпоху архемира. Представила, что во мне скрывается много копий меня, одна другой моложе, и все они болтают ногами, потому что не могут достать до пола и не могут представить ни дня без родителей рядом с собой на расстоянии вытянутой руки, а если и могут, то тут же отбрасывают эту мысль.
До Куолоярви мы ехали почти три часа. Скоро дорога вышла к морю, и природа кругом незаметно изменилась. Позади остались деревня и сопка Алвинваара, потом мы проехали мимо лесов на орошаемых землях - темно-зеленая полоса слева с рвущей горизонт стрельчатой верхней линией. Эта часть пути всегда была моей самой любимой. В детстве я мечтала повернуть солнцекар в лес и остановиться в тени высоких деревьев. К счастью, я достаточно рано узнала, что делать этого нельзя, поскольку леса находятся под усиленной охраной, куда доступ гражданским запрещен - это же касалось полей и нескольких оставшихся озер с пресной водой.
Вскоре мы увидели сверкающий, похожий на волны силуэт Куолоярви с высокими зданиями, облепленными солнечными панелями, затем прямо на берегу моря показались опреснительные станции - гигантские мрачные сооружения, похожие на древних каменных гигантов, о которых ходили дурные слухи. Даже дороги к ним охранялись, и мне приходилось слышать, что людей арестовывали только из-за того, что они по неосторожности оказывались слишком близко от этих станций.
Наступил полдень, когда мы добрались до города. Уже издалека виднелось большое скопление военных. Обычно въезд в город охранялся для видимости и людей редко когда досматривали, но сейчас туда стояла длинная очередь из солнцекаров, а рядом две такие же из тех, кто пришли пешком. Мы заняли свое место. Перед шлагбаумом нам дорогу преградил военный в синей форме.
- Цель вашего приезда? - спросил он.
- Я отправляюсь в Синджинь, - ответила мама. - Моя семья приехала проводить меня на вокзал.
- В Синджинь? Вы по казенным делам?
- Да. Меня пригласили на должность в местный университет.
- Предъявите проездные документы, личный номер и письмо, подтверждающее ваше назначение в университет!
Мама порылась в сумке, нашла транслятор, зарегистрированный университетом на ее имя, и приложила ладонь к экрану для активации: на экране появились ее личный номер и бронь на билет. Она протянула транслятор военному, а также написанное на бумаге письмо, присланное из университета Синджиня. Тот был явно под впечатлением от увиденной настоящей бумаги, но ничего не сказал, а только кивнул отцу и мне:
- Ваши удостоверения личности?
- Боюсь, что не взял с собой. Кажется, раньше для въезда в город не требовалось брать с собой личных документов. Какие-то сложности?
- У нас имеются соответствующие распоряжения, - довольно сухо сказал тот. - Попрошу отпечатки ваших пальцев.
Он протянул нам мультитранслятор, и мы по очереди прижали пальцы к экрану, на котором высветились столбики цифр и наши имена. Отец отдал транслятор обратно, и военный сделал какую-то отметку.
Просмотрев данные, он сказал:
- Мастер Кайтио, вы и ваша семья можете проходить. На обратном пути вам и вашей дочери надлежит сообщить о своем убытии.
Отец кивнул, сжав губы в ниточку, и мы поехали дальше.
До этого я всего несколько раз бывала на железнодорожном вокзале в Куолоярви. Он находился в стороне от основных транспортных путей: корабли шли в Скандинавскую унию гораздо южнее, мимо Карельских островов, через Ладожский залив Балтийского моря. Путей было всего четыре. Поезд дальнего следования уже подали, на локомотиве красовалась изящная надпись - "Сверкающий угорь". На перроне стояли всего несколько пассажиров с котомками и провожающие. Мы помогли маме устроиться в купе. До отправления оставалось еще достаточно времени, но она сказала: "Не провожайте меня. Я пришлю вам сообщение, как доберусь до Нового Петербурга".
Оттуда поезд пойдет на Урал, а там через весь Новый Киан в Синджинь. Я подумала, сколько всего могла увидеть, если бы согласилась поехать, - все то, о чем до сих пор только приходилось слышать: огромные прибрежные плантации морских водорослей и заводы, производившие из них топливо, гигантские рощи гевеи, оранжереи д ля выращивания огневок, морские суда и шикарные общественные чайные в городах. А там, где-то под волнами, колыхающимися подобно вечным облакам, лежали некогда стремительные, а теперь призрачные и немые, точно воспоминания, города эпохи архемира.
На прощание мама поцеловала меня.
- Я напишу с дороги, - сказал она. - Новый год начнется всего через несколько месяцев, и я обязательно приеду погостить.
Вместо ответа я долго не выпускала ее из объятий, а потом вышла на улицу и через окно наблюдала, как они с отцом о чем-то разговаривают: их губы двигались, выражение лиц менялось, но толстое оконное стекло не пропускало слов. Напоследок они обнялись, а я никак не могла понять, почему они так хотели разорвать свою жизнь надвое.
Я отвернулась.