Эхо чайных мастеров прошлого отдавалось во мне, когда я считала пузырьки на дне котелка и разливала воду по чайникам и чашкам. Я думала о следе, оставленном ими в памяти мира, - потоки их движений, отраженные моими движениями, слова, повторяемые мною, вода, что текла в глубинах земли и в воздухе, когда они шли по камням и траве, - все та же вода, что все так же выталкивает песок из моря на берег и падает дождем с неба. Эхо волной прошло сквозь времена и воспоминания, разошлось кольцами по воде, повторяя одни и те же извечные формы. Какое странное чувство: оно несет и сковывает меня одновременно!
Взяв поднос, я поднесла его к Нийрамо и опустилась перед ним на колени. Когда он протянул руку, то мне в нос ударил запах благовоний - мастер хорошо ухаживал за собой. Он одевался в простую одежду, но из дорогой ткани, с металлическими пуговицами, какие не часто встретишь. Он был далеко не худощав. Я поклонилась и предложила следующую чашку отцу.
Мой взгляд скользнул по пустому углу, где могла сидеть мама, если бы не оставила нас. Утром от нее пришло голосовое сообщение: мама желала мне счастья, одновременно наблюдая за тем, как ее поезд движется мимо Аральского залива. Мне даже на мгновение показалось, что я вижу проносящийся пейзаж за окном, вдыхаю пыльный запах обивки сидений вагона, слышу крики бегающих по узкому проходу детей и перестук колес и ощущаю движение пола под ногами. А когда я посмотрела из окна, то увидела только неопределенного цвета землю и далекий, непостижимый горизонт. Пустота в комнате заняла ее место, словно неотступная тень.
Церемония посвящения всегда длится дольше обычной, порой несколько часов. Кроме чая и сладостей частью ритуала является небольшое угощение. Беседа почти не ведется. Я вошла в чуждый, медленный ритм - такой, наверное, обретают утопленники, когда море начинает нести их тела.
Я представила себе, как вода заполняет комнату, смягчая движения и звуки, омывая меня снаружи и изнутри, медленно разрушая всё и вся.
Лицо отца - намокшее дерево, Нийрамо - медленно превращающийся в песок камень, мое тело - тонкие, качающиеся в волнах водоросли - это движение волн не остановить и не задержать, поэтому лучше отдаться ему полностью.
Медленно, подобно тому как подступает и отступает вода, мои мышцы расслабились, напряжение отпустило и дыхание выровнялось. Еще небольшое волнение, но вот и оно уже прошло. Теперь ничто не сковывает меня.
Жар от очага и поднимающийся пар заполнили комнату. Воздух был недвижим, от этого ткань намокла под мышками и прилипла к ногам. Лоб Нийрамо покрылся крупными каплями пота, отец тоже сидел с красным от духоты лицом. Еще до начала церемонии я оставила маленькое окошко над входом открытым, но было ощущение, что воздух с улицы никак не мог протиснуться вовнутрь. Я встала со своей подушки и открыла окно побольше на противоположной двери стене, и, хотя стоял безветренный день, в домике сразу стало легче дышать.
Нийрамо опустил чашку и посмотрел на меня:
- Вы уверены, что оба окошка следует держать открытыми?
Краем глаза я увидела, как напрягся отец.
- Полагаю, что от небольшого сквозняка будет приятнее, - ответила я.
- Если мастер Нийрамо желает, чтобы окно было закрыто, следует послушаться, - вмешался в разговор отец. Тень на его лице сместилась в сторону и теперь падала отцу на шею.
Нийрамо все смотрел на меня, и я не понимала, как толковать выражение его лица - как улыбку или как насмешку.
- Тот, кто скоро станет мастером, вправе поступать так, как считает нужным, - сказал он.
Я оставила окно открытым, поклонилась и вернулась обратно на свое место у очага. Нийрамо не произнес больше ни слова, но я не сомневалась, что он улыбался - так улыбается богатый торговец, поймавший своего мальчика на побегушках на воровстве. В течение всей церемонии отец хранил полное молчание, а мне казалось, что он тайком посматривает на мастера Нийрамо.
Надо было подождать, пока они закончат трапезу, затем убрать утварь, отнести ее в заднюю комнату, снять льняное полотенце с блюда со сладостями, торжественно внести его в церемониальную комнату и подать к чаю.
Вода закончилась. Настало время оценить мое мастерство.
- Нориа Кайтио, - произнес Нийрамо и поклонился, - пожалуйста, подождите в соседней комнате.
Поклонившись в ответ, я удалилась. Комната была без окон, ее использовали для хранения воды, подносов, котелков и прочей чайной утвари. Куда бы я ни протягивала руку, везде натыкалась на стену или принадлежности для чайной церемонии. Из-под двери пробивались тонкие полоски света. На потолке висел фонарь, в котором огневки лениво бились о стекло, от чего тени беспорядочно двигались, открывая и запахивая свои покровы, приближаясь и отдаляясь. Отец и Нийрамо о чем-то тихо разговаривали.
Опять вспомнилась мама. Ее поездка могла стать и моей: другая жизнь, где я похоронила бы одеяние чайного мастера, а не сделала бы его своей второй кожей. Я увидела себя словно в зеркале, идущей по незнакомым улицам, - их запахи и повороты между городскими домами я бы учила, как учат чужой язык. Там я нашла бы себе место, сделала бы его своим домом.
Со стороны чайной комнаты послышалось шуршание, затем шаги на крыльце, а потом звук задвинутой входной двери. Наверное, отец и Нийрамо принесли что-нибудь с крыльца. Город и весь тот воображаемый и незнакомый мне мир рассыпались в прах: на дне зеркала осталась только темнота, и у меня не было иной жизни, кроме этой.
Раздался удар гонга - это значило, что решение принято. Я откинула волосы с лица и отодвинула дверь. Я не ошиблась: кто-то из них действительно входил на крыльцо. Нийрамо держал в руках сверток, а отец - толстую книгу в кожаном переплете.
- Нориа Кайтио! - торжественно начал Нийрамо.
Я поклонилась.
- Как принимающий в ранг чайного мастера, я обязан указать на ошибки, которые вы совершили в ходе церемонии, - сказал он и замолчал. Я ждала. В комнате остались только пересохшая каменистая пустыня и обжигающий воздух. - Вы сумели доказать, что владеете этикетом чайной церемонии, - продолжил он, - однако, по непонятным мне причинам, позволяете себе менять его, как вам заблагорассудится и, что хуже всего, в тех местах, где никакие изменения непозволительны.
Он посмотрел на отца и самодовольно улыбнулся, как улыбаются богатые торговцы.
- Полагаю, что вы знаете правило, согласно которому во время церемонии не может быть открыто более одного окна?
- Да, мастер Нийрамо, это правило мне знакомо.
- Не соизволите ли напомнить нам, в связи с чем такое правило существует?
Мне пришлось процитировать слово в слово все то, чему я училась несколько лет:
- Коль скоро гости должны получать удовольствие от аромата чая и ощущения влажного воздуха, то сквозняк в чайном домике вредит удовольствию.
- В таком случае я бы хотел знать, на каком основании вы решились нарушить данное правило.
Я вновь поклонилась, хотя меня взбесил его глупый вопрос.
- Из практических соображений, уважаемый мастер. В чайном домике было душно и жарко. Как хозяйка, я думала прежде всего о комфорте моих гостей.
Нийрамо внимательно посмотрел на меня:
- Как бы то ни было, вы позволили себе отклониться от правила, что является ошибкой. Вторая ошибка - и в этом мы с вашим отцом сошлись во мнении - это выбор церемониальной утвари.
Я промолчала и подумала о чашках и тарелках, об их испещренной временем поверхности, об их безукоризненной форме, соединяющей меня с эпохой архемира.
- Почему вы считаете мой выбор ошибкой?
Улыбка мастера Нийрамо дрогнула, колыхнув его пухлые, гладкие щеки. Почему-то он напомнил мне червя, вгрызающегося в гнилой плод.
- Вы, надеюсь, понимаете, что для подобной церемонии следует выбрать самую ценную утварь, какая только имеется в распоряжении чайного мастера, этим он оказывает уважение гостям и демонстрирует привилегированное положение чайного мастера. Мне доподлинно известно, что вашему отцу покровительствует сам майор Болин, собственно, ваш дом и сад свидетельствуют о солидном для провинции достатке. Уверен, что здесь имеется не только более ценная посуда, но и что вы имели возможность заказать новый набор для посвящения в мастера. Это было бы самым правильным.
- Но мастер Нийрамо…
Он прямо-таки вскинул брови на потном лице - ведь я перебила его. На лице отца появилось смятение. Я замолчала и поклонилась, как и полагалось в иерархии мастера и ученика, когда последний просит слова. Улыбнувшись, Нийрамо кивнул.
- Мастер Нийрамо, чайная церемония - это не демонстрация зажиточности, а внимание к переменам и признание бренности мира. Этому я и хотела оказать уважение.
Капелька пота сбежала по его полной щеке.
- Ты, девчонка, будешь рассказывать мне, что такое чайная церемония! - возмутился он.
Обида подступила комом к моему горлу.
- Вы должны и без меня знать это! - выпалила я, не успев прикусить язык.
- Нориа! - воскликнул отец.
И тут мастера Нийрамо разобрал безудержный смех. Он трясся, а капли пота одна за другой слетали с его гладких щек на искусно расшитый ворот.
- Вы меня изрядно повеселили, девушка, - наконец сказал он. - Что же, вам еще многое предстоит усвоить касательно церемонии и всего остального, но я, пожалуй, предоставлю времени и жизненному опыту возможность позаботиться об этом. Запомните одну истину: когда через тридцать лет вы будете посвящать в мастера какого-нибудь юношу и он скажет вам, что церемония - это не демонстрация зажиточности, то не забудьте рассмеяться в ответ.
Никогда я такого не сделаю. Ни в этой жизни, ни в десяти тысячах других жизней.
Мастер Нийрамо понемногу успокоился, а затем произнес:
- К сожалению, меня несколько смутил пол посвящаемого. Ваш отец забыл предупредить меня об этом заранее. Кстати, хотел бы знать, с чего вы взяли, что женщина вообще способна служить мастером чайной церемонии?
Тут я поняла, почему Нийрамо так удивился, впервые увидев меня. Возможно, майор Болин, приглашая Нийрамо на церемонию посвящения, специально не упомянул о том, что я не мужчина?! Я посмотрела на отца, но он не мог мне помочь, так что мне самой нужно было справляться с ситуацией.
- Позвольте, на основании чего вы судите, будто женщина не может служить чайным мастером? - поинтересовалась я.
- Так написано в древних текстах, - ответил он. - Мастер Ли Сонг пишет: "Пускай женщина не ступает на путь чайного мастера, если она не готова отказаться от самой своей сути".
На мой взгляд, цитата не исключала права женщины стать чайным мастером, но я не стала спорить и сказала:
- Верю, что можно поменять оболочку вещей, оставив содержание неизменным, равно как возможно оставить поверхность нетронутой, изъяв сердцевину.
Нийрамо молчал. Я вдруг засомневалась в своих словах, но тут снаружи колокольчик звякнул один, другой, третий раз, и он заговорил:
- Желаю, чтобы вы уяснили для себя следующее. Если бы вы проходили посвящение в городе, то я потребовал бы пройти весь обряд заново. Но в отдаленной деревне нельзя требовать уровня, как в городе, да и от женщины нельзя ожидать слишком многого. Далее: вы находились на обучении только у своего отца и не обладали возможностью познакомиться с традициями и обрядами других мастеров. Так или иначе, я не вижу препятствий к тому, чтобы посвятить вас в мастера чайной церемонии, хотя в иной ситуации, окажись на моем месте менее благосклонный человек, вам ни за что не пройти обряда. Советую в будущем быть более точной в соблюдении этикета, особенно если гостями у вас будут представители администрации или военные.
Я хотела что-то сказать, но увидела лицо отца, выражавшее, скорее, безнадежность, чем раздражение, потому решила промолчать.
- Вы готовы? - спросил мастер Нийрамо.
Я поклонилась в ответ.
- "Нориа Кайтио, - начал он читать свиток, - сегодня, в пятнадцатый день восьмого месяца года сазана по календарю Нового Киана, вам присваивается звание полноправного мастера чайной церемонии".
Нийрамо передал мне свиток. Под зачитанным только что текстом стояли подписи его и отца. Настала очередь моего отца. Он протянул мне книгу в кожаном переплете, я приняла ее и прочитала выученную наизусть клятву:
- "Я - хранитель воды. Я - служитель чая. Я чту перемены. Я позволяю расти тому, что растет, и не привязываюсь к тому, что обречено на разрушение. Путь чая - это мой путь".
Я сделала глубокий поклон, отец склонил голову. Когда я подняла взгляд, то увидела в его глазах слезы. Отец открыл рот, желая что-то сказать, но не сделал этого.
- Да, чуть было не забыл, - нарушил тишину Нийрамо. - Командор Таро посылает вам свои самые теплые поздравления. Он был прав: ваша вода исключительно вкусная.
- Как же так, я должен был заранее предупредить тебя насчет утвари, - сказал мне отец на кухне, когда мы заворачивали, как того требовала традиция, использованную в чайной церемонии чашку в чистую ткань для подарка мастеру Нийрамо. - Можно было предположить, что он начнет из-за этого возмущаться. Мне не понравилось, как он тебе выговаривал, но, к счастью, нам никогда больше не придется видеться с ним.
Мне показалось, что отец хочет отчитать меня, но он молчал.
- Ты собираешься на праздник лунного года? - спросила я.
Отец помотал головой:
- Я достаточно много бывал там, да и в моем возрасте сон куда больше приятен.
Прежде чем уйти, я отнесла свиток и пока пустой дневник чайного мастера к себе и положила его на кровать. Затем посмотрела в зеркало: лицо было все еще красным после церемонии, под мышками расплылись большие темные пятна. Я переоделась и расправила церемониальную одежду на кровати, положив рядом то, чему предназначено стать моим дневником. Повернувшись к столу, я вдруг увидела большой белый конверт. Надписанный маминой рукой, он был сразу заметен на темной столешнице. Наверное, отец принес его сюда перед церемонией.
Большой конверт был не из какой-нибудь морской травы, а из самой настоящей бумаги. Внутри лежал платок из тончайшей шерсти. Мама не могла такого найти в деревне, даже во всей Скандинавской унии - в наших краях не продавалось ничего, кроме грубой шерстяной ткани. Должно быть, она заказала его в каком-нибудь далеком городе. Внутри нашлась и записка: "Новоиспеченному чайному мастеру! Будь счастлива, Нориа! Горжусь тобой. Твоя мама". Я поднесла платок к лицу, попыталась ощутить ее аромат - мыла и ароматического масла, но нет, платок пахнул чистой шерстью, немного бумагой и больше ничем.
Я накинула платок на плечи.
Вешая церемониальную одежду в шкаф, я случайно взглянула в окно и увидела на лужайке мастера Нийрамо. Он стоял с закрытыми глазами, вытирая пот со лба, и казался бесконечно уставшим, словно скрытая тяжесть легла ему на плечи.
Я сунула в сумку бутылочку с водой, взяла со стола фонарь, коробочку с выпечкой и пошла.
Санья уже ждала меня на крыльце, когда я подошла к ее дому. Полусонная Минья сидела у нее на руках, посасывая завернутые в кусочек ткани какие-то семена. Увидев меня, Санья так и подскочила в видавшем виды кресле-качалке. Минья захныкала.
- Ну, как все прошло?
- Для тебя двери на мои чайные церемонии всегда открыты.
- Поздравляю! - закричала она, тут же состроив гримасу. - Думаю, что обойдусь. Я ведь никогда на них не была и не умею вести себя правильно. Погоди, я сейчас.
Санья обняла меня одной рукой и потащила сестру в дом к матери. Когда она вышла обратно, то принесла корзинку, прикрытую тканью.
- Это тебе, - произнесла она торжественно.
Внутри корзинки была восхитительная шкатулка ее собственного изготовления. Да, я умела цитировать наизусть тексты, подражать движениям, изящно кланяться гостям, но не умела, как она, разбирать вещи на части и собирать их по-новому, перестраивать и переиначивать, придавать новые формы, добиваться какого-то фантастически иного результата. Сейчас из кусочков металла, пластмассы и дерева она смастерила шкатулку прямоугольной формы, на поверхности которой переплетались и разбегались в разные стороны замысловатые узоры, возникая из ниоткуда и исчезая в никуда.
- Нравится? - спросила она и вдруг смущенно покраснела, что было странно. - Это тебе для чая.
- Чудесно! Спасибо тебе!
Я обняла ее, сунула шкатулку в сумку и отдала корзинку:
- Идем?
Санья кивнула. Мы пошли к центральной деревенской площади. На прозрачном небе блистало несколько звезд и висела полная луна - бледная, с острыми краями, она прорезала себе путь все выше и выше в плотной черноте неба.
- Гляди! - Санья показала на небо.
Сначала не было понятно, куда же нужно глядеть, но потом я это увидела: отдельно от металлического свечения луны белые отблески небесного сияния плескались над черными контурами гор. Они двигались медленно, словно полоски ткани в воде.
- Все только начинается, - прошептала Санья.
Мы шли через деревню, а вокруг кружились звуки начинающегося праздника. Во дворах висело множество разноцветных фонарей, петарды с треском взрывали воздух, разбрызгивая искры в разные стороны. Отовсюду доносились ароматы жарившейся рыбы, овощей и праздничных пирогов. Люди расставляли на столах еду и напитки, собираясь праздновать день окончания сбора урожая, где-то уже начали веселиться.
Издалека мы увидели выходящую на площадь праздничную процессию. Над ней плыл сооруженный из пластикового лома, камыша и деревяшек морской дракон, который колыхался в руках танцоров. Бухали барабаны, и раздавалось ритмичное пение. Кругом стайкой кружилась ребятня, изображавшая рыб и прочую морскую живность, они следовали за драконом, поблескивавшим пластиковой чешуей в лунном свете. Я подумала, что давешнее небесное сияние на самом деле было отблеском их костюмов, ну как это бывает в историях, где чешуя рыб, плывущих за морскими драконами, отсвечивает в небо. Посреди площади на помосте возвышалась огромная, вырезанная из дерева и выкрашенная белой краской полная луна - это был центр предстоящего действа. Подойдя поближе, мы увидели, что глаза дракона светятся желтым. Потом мы поняли, что внутри головы был светильник - бледный, действительно очень бледный силуэт дракона в темноте казался похожим на безмолвный призрак, тихо витающий над площадью.
Мне понемногу начало нравиться. Тут Санья потянула меня сквозь толпу к киоскам, торговавшим всякой всячиной. Мы купили жареного миндаля и сушеных хлопьев из морской травы. Когда я платила, то увидела, как Санья переминается с ноги на ногу - понятно, куда она хочет пойти дальше.
- Пойдем, поглядим, что там такое, - сказала она, показывая на киоск в самом начале улочки, отходящей от площади. Мы начали протискиваться сквозь толпу, когда вдруг послышались встревоженные голоса.
- Это все чепуха, - сказал один из мужчин, державший в руках транслятор, - в новостях не было ничего такого.
- Да знаем мы эти новости! - возмутился другой. - Меня вообще не удивит, если все это затеяли унионисты. Мой сват утверждает, что среди его знакомых есть несколько таких…
- У меня кум видел, не может ведь он врать, - возразил мужчина с транслятором. - Он сам был в том месте и говорит, что там царит полный хаос.
- Ерунда, ни за что не поверю, - ответил третий.
Этот странный разговор мне вспомнился много позже, но сейчас моя голова была занята другим.