- И по рукам! Да так, что уже ничего не хотелось. Ложил фруктину на место и с воем обратно во двор. Подальше от стерильной интеллигенции обосравшей душу, - вспомнил Сашка хриплым от обиды голосом.
- А меня за хлеб колотили. Отломлю краюху и если не успею выскочить, то мать тут же за ухо схватит. Зачем буханку испаскудил? Почему не отрезал ножом как человек? И в угол мордой зашвырнет, продержит до самой ночи. А когда я вырос, все удивлялась, почему мамой не зову, почему груб и холоден с нею. А каким мне надо было стать после всего? - подал голос с соседней шконки пожилой, седой зэк.
- А я свою старуху проучил однажды. Сидел во дворе с девчонкой, на скамейке. Нравилась она мне. А тут маманя. И враз мне по морде. Обозвала гнусно. Дебилом, козлом, еще какими- то пакостями. Я со стыда сгорал. Подружка убежала. А меня такое зло взяло. Ну, пусть бы дома, один на один высказалась, дотерпела бы, так нет, ей опозорить захотелось. Ну, я ей решил устроить. И, как только она вышла вечером на балкон, я и закрыл за нею двери на ключ. А уже прохладно было. Ох и колотилась дурковатая, часа два барабанила, орала, я ни в какую не открывал пока отец со второй смены не вернулся, он ее выпустил с балкона. Мать ко мне с кулаками полезла. Я отшвырнул в угол, куда меня пацаном ставила. Она в слезы и к отцу жаловаться. Тот никогда никого не бил и не ругал. В этот раз тоже отмахнулся и сказал, чтоб сами разобра-лись. Вот тогда я к обоим подошел, пригрозил навовсе из дома уйти. Отец мигом подскочил, выслушал обоих. Повернул мать спиной, да как дал ей пинка под жопу. Вбил в спальню и сказал:
- Отстань от сына! Он уже взрослый. Не при- ведись его опорочить. Мне дешевле тебя заменить, чем мальчишку потерять. Не то саму уделаю так, что за двери не выйдешь. Не доводи ни меня, ни мальца! Иначе о том пожалеешь. Завтра замену тебе приведу!
- С тех пор легче стало. Конечно, бурчала, пилила, но уже один на один. И орать, обзывать перестала. Ну и я запретил ей подружек в дом водить хороводами. А то жизни от них не было. Всех отвадил мигом. Целыми днями трещали, как сороки. Тут же в доме тишина и никого чужих. Она с тоски на работу устроилась. Отец нарадоваться не мог. Баба человеком стала. Вот так и отучили бездельничать в доме. А когда в армию пошел, после службы к своим не вернулся. Женился, стал работать. Я с тещей лучше уживался, чем с родной матерью. С нею жену так и не познакомил. Лишней беды не захотел. Так вот и теперь, теща посылки шлет, письма вместе с женой пишут, а от своей ни строчки. И знать о ней не хочу. Мне теща - мать…
- Это она тебе тепляк подкидывает?
- Сама вяжет свитеры, носки, шарфы и шапки, перчатки и варежки. Не забывают меня.
- А за что сел, Степка?
- В аварию влетел. Сбил двоих. Вот и получил. Но уже половина срока прошло. Прошу помилования. И не только я, а и теща. Она участница войны. Может ее письма с жалобами помогут. Ведь сбил двух алкашей. Оба были "в дубину" пьяными.
- А если выпимший, так уже не человек по- твоему? Или ты не выпивал? Задавил враз двоих, еще и паскудишь покойников? Небось сам набрался до свинячьего визга коль двоих не увидел!
- Я трезвым был. А они с деревенской дороги на трассу чуть не на карачках выползли. Разогнуться не могли. Ноги не держали. Кто ж специально на людей попрет, только глумной! - защищался мужик отчаянно.
- Эй, Сашка! Тебя на выход требуют! - сунул голову охранник.
- Кто? - вскочил мужик со шконки.
- В спецотдел. Видно, что-то новое по делу скажут. Для базара не зовут! - повел человека из барака.
- Уже не ждал. Две недели прошло. Думал, наверное, что забыли о тебе? - улыбался Киселев вошедшему Сашке.
- Честно говоря, ждать стало трудно.
- Не одного тебя, сразу пятерых мужиков выпускаем. На каждого документы оформил. А это все время потребовало, - прищурился человек и спросил:
- Ну, а ты как? Обмозговал свое будущее или ничего не придумал?
- Повода не было для мечты. А и воля больше пугает, чем радует. Как стану жить по новой? Где жить и работать, где и кем устроюсь, если возьмут. Как забрать дочку. Где с нею приткнемся и как определимся? Не станет ли эта воля новым испытанием уже для двоих?
- Дочку заберешь без труда. Твоя жена сказала, что ей одной не под силу растить Аню. Саму сократили с работы, и она хотела устроить ребенка в приют, но узнала, что ты возвращаешься, и ждет, как разрешится ситуация. Согласна помириться с тобой на своих условиях.
- Я же в зоне отбывал, а не в психушке. О каком примирении размечталась? - усмехнулся Сашка ехидно, сел к столу.
- У вас общий ребенок, есть о чем подумать. Может, сумели бы наладить семью, начать жизнь заново?
- Не получится. Я все обдумал. Голова у меня одна, второй раз в петлю не суну, а и дочку жаль. Ей жить нужно. Сам мучился, пусть хоть она беды не знает. Что за мать, какая, выпихнув меня, и от ребенка вздумала отделаться.
- Ссылается на обстоятельства, трудности.
- Я заберу у нее дочь, - заявил твердо.
- Куда с нею денешься?
- Пока к родителям. Ненадолго. И что-то подыщу. Мне главное - жилье.
- С крышей устроишься. А вот с остальным сложнее будет, - качнул головой Киселев и задумался.
- Вы сами говорили, что к бывшей жене возвращаться не стоит. Да и кто она, если дочь хотела в приют сдать. Какая из нее мать, если ребенка прокормить не может. Как же в войну люди детей растили?
- Я не навязываю ее тебе. Кстати, ты знаешь, что у тебя имеется родной дядька, брат твоего отца. Он руководитель хозяйства в одной из деревень. По разговору чувствуется, что человек- настоящий хозяин. А оно по нынешним временам немалое, больше сотни дворов. И люди от него не бегут. Наоборот, просятся, он выбирает. Алкашей и лодырей не берет. Принимает на работу с испытательным сроком. И тебя готов взять на общих основаниях.
- В деревню? Что там делать буду? Бугаев хорошим манерам учить? - усмехнулся Сашка.
- Сам для начала их заимей! - осек Киселев и добавил:
- В любом хозяйстве мужику дело сыщется. И ты не граф. Какой у тебя выбор? Захочешь жить, любой работе рад будешь. А в деревне и кров, и хлеб сыщутся уже в первый день. Кстати, родня там имеется. Пусть не интеллигент, но хороший человек. Одно скажу заранее, не приведись тебе ужраться, на родство не глянет, вышибет тут же. Обратно не примет. У него такой закон, кто обосрался, того не чистят.
- Круто! С чего бы так? Сам тоже не употребляет?
- И не нюхает. Своим деревенским по великим праздникам разрешает выпить, но не напиться, и то, после работы. У него хозяйство, как хорошие часы, никогда сбоя нет. Лучшее в области.
- А школа в той деревне есть? - спросил Сашка.
- И школа, и церковь, и магазины, даже детсад имеется.
- Ну, это мне ни к чему. Я уже старый для озорства, - отмахнулся человек.
- В твоем возрасте мужики по сеновалам шалят. А ты себя в старики списал. Я в этой деревне год назад был, по делам. Вечером вышел соловьев послушать, меня бабы за родного соловья поймали и на чердак поволокли. За своего приняли. Я еле выпорхнул. Чуть не ощипали догола. Все молодые, хохочут:
- По весне чужих соловьев не бывает. Какого отловили, тот свой. Оставайся с нами, не пожалеешь! - хохотали вслед.
- Так что надолго в холостяках не засидишься. Не дадут, - улыбался воспоминаниям пожилой подполковник. И добавил:
- Вечером, да под соловьиную трель, даже ворона за орла примут. По себе убедился. Эх-х, будь я помоложе! А то ушли годы. Теперь уж весна не греет. Минуло мое время.
- А у меня и не наступало. Даже не погулял хорошенько. И вспомнить нечего, - пожалел себя Сашка.
- Наверстаешь, не велика потеря!
- А все ж обидно, сравнений маловато, - признался Санька.
- В той деревне их с избытком будет.
- Да, но где там работать стану?
- Ты же теперь еще и дорожник. А эта проблема в любой деревне - настоящая головная боль. И для своего дядьки ты сущий клад. Я как сказал ему, кем на зоне пашешь, он, бедолага, аж зашелся. И одно слово твердил:
- Беру!
- О чем еще говорить? Условия, конечно, предоставит самые лучшие. Ты у него в дефиците будешь. И платить станут хорошо, если себя в деле проявишь.
- Да уж я постараюсь от души, - пообещал Сашка и тут же взял у Киселева адрес и телефон дядьки.
На душе у человека соловьи без весны запели. Три дня ушли на оформление документов и полный расчет. Санька взял адреса у всех зэков бригады, пообещал каждому непременно писать, сообщать о себе все подробно. А на прощание договорились навещать друг друга по освобождении. Они были уверены, что все их мечты сбудутся. Ведь вот и к ним сквозь решетку заглянуло солнце правды.
Сашка уходил из зоны без оглядки. Еще в бараке простился со всеми за руку, услышал множество добрых пожеланий и напутствий:
- Дай Бог, чтоб сюда не возвращался никогда.
- До встречи на воле!
- Не верь бабам!
- Пусть тебе попадется хорошая жена, чтоб ты с нею до конца прожил счастливо! - пожелал бригадир.
- Детишек тебе побольше. С десяток Мальцев, да дюжину девчонок, чтоб до старости любили и берегли! - желал Иваныч.
- Окрестись. Пусть Бог тебя всегда видит и бережет. А с бабами не спеши, стерегись, от них одни беды! Баба - это ворота в зону, помни о том. И не верь ни единой, - говорили зэки наперебой.
Впрочем, прощались они с Васей и Степой, с Леней и Пашкой, с Андреем. Все они уезжали из зоны в одном автобусе, какой ожидал их за воротами, уже на свободе.
Как ждали они ее, сколько мечтали, как выйдут на волю, покинув зону навсегда.
Казалось, этот день будет особенным, самым светлым и солнечным. А он выдался дождливым и пасмурным. Ветер пронизывал насквозь, и люди не шли, а бегом понеслись к воротам. Они не торопясь открылись. Мужики вскочили в автобус, волоча с собой чемоданы с хлипкими пожитками. Их поставили на проходе, а сами сели поближе к окнам. Вот и воля. Она, едва автобус тронулся, замелькала тающим снегом, первыми лужами, грязными, осевшими сугробами.
- А у нас в деревне уже сады цветут, коров в стадо гоняют, ребятня уже в речке плескается, а старики на завалинках греются. Там уже тепло, - улыбался Вася, мечтательно глядя вперед, он с нетерпеньем ждал встречу со своей деревней, по какой соскучился до слез.
А ведь все время хотелось человеку куда-нибудь вырваться из нее, из этой корявой глухомани, повидать разные города. Пожить в них, наслаждаясь цивилизацией и культурой. Как же посмеялась над ним коварная судьба! Теперь человеку мечталось скорее попасть в родную глухомань, где мог на радостях обцеловать каждую коровью морду, погладить всякую блохатую дворнягу, часами сидеть у сирени и слушать пенье соловьев, щебет ласточек, слушать негромкий, но такой родной голос деревни…
Сашка сидел напряженно, задумался о своем. Как встретят его жена и дочь? Пустят ли в квартиру, а может, и дверь не откроют, увидев его "в глазке".
- Время меняет всех и не всегда к лучшему, - вспомнилась пословица бригадира. Там, в бараке, многие разучились мечтать, от того чаще других болели.
- Будут ли они дома, хоть кто-нибудь, чтоб было кому открыть дверь. А то буду стоять на лестничной площадке и ждать… Мимо соседи пойдут, утопят в вопросах:
- Вернулся? Так быстро?
- Чего это раньше времени отпустили?
- Видать, даже оттудова выгнали, - шикнет какая-нибудь старуха.
- Ты, Сашок, не переживай! Если с бабой не помиришься, садись на поезд и прямиком ко мне. Как самрго дорогого гостя встречу. Лучшим другом назову, - успокаивал Вася.
- Вася, мне б скорей дочку увидеть. А уж там решу. Сам пойми, кажется, целый век ее не видел. Ведь единственная она у меня, другого ребенка не будет.
- Не хнычь, Санька, было б желание, полдеревни пацанов на свет пустишь! - ободряли мужики.
Вот и дом. Автобус остановился прямо у подъезда. Сашка вышел, неуверенно поднялся на этаж, позвонил в дверь, с замиранием сердца ждал, когда ему откроют.
Вот и шаги послышались, его рассматривали в глазок и, наверное, не узнали.
- Кто там? - послышалось из-за двери.
- Это я, Александр! - сдерживал дрожь в голосе, и тут же изнутри щелкнул ключ.
- Проходи! - посторонилась Ленка, пропуская Сашку. Едва он переступил порог, баба закрыла дверь от любопытных соседских глаз. Пока человек раздевался, Лена заглянула в спальню, сказала тихо:
- Аня, отец вернулся. Вставай.
Сашка едва снял куртку, дочка ураганом пролетела в зал, повисла на шее:
- Папка! Ты дома! Какое счастье! - прижалась всем тельцем.
- Милый, родной, я так скучала по тебе и все время ждала, звала тебя. И ты услышал. Как это здорово! - повисла на шее и никак не отпускала.
Сашка взял ее на руки, внес в зал.
- Подожди малость. Я тебе что-то привез, - хотел усадить дочку в кресло, но та заупрямилась:
- Ничего не надо! Ты дома! Я так долго тебя ждала. Даже Боженьку просила, чтоб вернул. И он услышал. А значит, я счастливая и ты меня помнил. Знаешь, сколько писем тебе написала, целую сумку!
- От чего ж не послала ни одного?
- Мамка сказала, что ее получки не хватит на конверты, - сердито глянула на мать.
- Дай их сюда! - попросил Сашка. Дочка приволокла пухлую сумку.
- И это все мне? - изумился человек.
- Кому же еще? - удивилась Анютка.
Сашка взял несколько, наугад, развернул первое:
- Папочка, родной, самый лучший на свете, я так скучаю по тебе. Если б знал как плохо мне без тебя. Я все время жду у окна. Когда мамка спит, выхожу на балкон и смотрю вниз, Жду, когда ты пойдешь. Но тебя все нету. А мне без тебя совсем плохо. Никто не гладит по голове, не говорит мне Анюта, не жалеет и не любит. Нет солнца в нашем окне. Один дождик и снег, потому, холодно. Когда ты вернешься? Мне не надо кукол и конфет. Я больше ничего не буду выпрашивать. Лишь бы ты не уходил и был с нами. Я буду слушаться тебя во всем. Мне совсем плохо одной, как в плохой сказке… Приезжай скорее, мой самый родной. Целую, твоя Аня.
- Эх-х, Ленка! Хоть бы одно такое письмо отправила! Оно мне дорогим подарком стало бы! Как я ждал! Ты и это отняла из-за своей жадности! - упрекнул бабу запоздало.
- Иди поешь, попей чай, - выглянула баба из кухни, сделав вид, что не расслышала упрек.
- Я уже позавтракал, - отозвался глухо.
- Мы еще не ели, побудь с нами за одним столом, как раньше, - попросила Ленка.
- Как раньше уже ничего не будет. Я приехал ненадолго. Мне скоро снова в дорогу.
- Тогда надо поговорить. Или тебе не о чем, и некогда? - предложила обидчиво.
- Поговорить нужно. Для того пришел, - шагнул на кухню. Анька сразу влезла на колени.
Сашка глянул на Ленку в упор. Заметил, как резко изменилась она за время его отсутствия. Ссутулилась, постарела, похудела и потускнела, на лице сетка мелких морщин появилась, в волосах седина означилась и вся баба словно увядший цветок, смотрелась жалкой, болезненной.
- Что это с тобой? Так состарилась, будто на зоне отбыла с десяток лет. Настоящей старушкой стала, - не выдержал Сашка.
- Нам уже не по двадцать лет. Возраст свое берет. Глянь на себя. Тоже не красавец. Весь в морщинах, тусклый, усохший. Куда что делось?
- А мужику о выставке не думать. В нем другое ценится. Мне стоит помыться и побриться, снова человеком стану. Тебе это не поможет. Вся рожа на авоську похожая, - язвил человек и наслаждался, видя, как нервничает баба.
- Ну, ладно, успокойся. Я не за тем появился, чтоб делать тебе больно. Давай поговорим о другом, более важном. Но я сначала отдам дочке все, что ей привез, пусть порадуется, - снял Аньку с колен и внес в зал облезлый чемодан, с каким вернулся из зоны. Сашка достал из него пакет фруктов, конфет и несколько кукол. Отдал дочке.
- Это все мое? - удивилась девчушка.
- Конечно! Для тебя привез.
- Мне давно столько не покупали, - глянула с упреком на мать, та молча опустила голову.
- Эх, Анька, глупая ты совсем, - повернулась к Сашке и словно, оправдываясь, заговорила:
- Меня с кондитерской уволили. Нашли в сумке несколько пирожных. На другой день за ворота выкинули. Да еще с оглаской и позором. Я долго не могла нигде устроиться. А жить надо, - вздохнула баба тяжело.
- Что ж хахаль не помог?
- Он погиб в аварии. Разбился насмерть. Перед тем его из милиции уволили. И, вроде как уголовное дело завели. Я так и не поняла за что. Он стал выпивать. А вскоре эта беда с ним случилась. Месяца два назад похоронили. Плох он или хорош, теперь не стоит его ругать. Покойник перед Богом ответит, как все.
- Жаль мужика, молодой еще был, - пожалел соседа Сашка.
- Нам никто не помешает помириться и жить как прежде, спокойно и тихо, - коротко глянула Ленка на человека, желая узнать, как воспринято предложение. И услышала:
- Нет, только не это! Никаких примирений. Я не хочу о том ни думать, ни слышать.
- Так я уже устроилась на работу. На твоей шее сидеть не буду. Я хорошо получаю, меня взяли продавцом в универмаг. Уже две недели я там. Все получается нормально.
- Я не о работе. Сама должна понять. Нет больше веры тебе. Без нее семья не получится. Отвык от тебя. И никогда не поверю. Не просто изменяла, а и посадила. Кто такое простит? Поставь себя на мое место!
- Но ведь прошло время. Все изменилось. Мы уже не молоды. К чему перемены? А и будут ли они к лучшему? Поверь, оба пожалеем о случившемся разрыве. Расстаться никогда не поздно, а вот помириться и наладить жизнь в семье, куда труднее.
- Лен, я много думал над этим в зоне. И твердо решил уйти от тебя.
- Тогда зачем пришел.
- К дочке. Только к ней и за нею. Я не могу без нее. А ты сумеешь легче выйти замуж, наладить другую семью.
- Ты с ума сошел. Да кто тебе отдаст Аню!
- Лен, не кривляйся. Я знаю, ты хотела отдать ее в приют. Это было совсем недавно. Так лучше отдай мне!
- Тогда у нас на кусок хлеба не было. Не умирать же ей с голоду. Вот и хотела определить в интернат, пока устроюсь на работу. Теперь все в порядке.
- Тебе дочь не нужна. Обузой считаешь. И не кривляйся под любящую мать. Я тебя не первый день знаю.
- И что плохого можешь сказать?
- Да ничего хорошего! И потом! Я все равно заберу ее у тебя!
- Куда? У тебя нет даже своего угла! Ты безработный. А ребенку нужны условия, постоянное питание, уход. Наконец, она учится. Кто позволит сорвать со школы. Дочь - не кукла, она живой человек и она нуждается в постоянной заботе.
- Этим ее не обойду.
- Я не позволю увозить ребенка!
- Не ори. Тебе все равно уже никто не поверит. Давай саму дочь спросим, с кем она захочет остаться, позвал девчонку из зала:
- Анюта, зайди сюда на минутку.
Дочка села на колени к Сашке.
- Анюта! У нас к тебе есть серьезный разговор.
- Какой? Ты опять хочешь уехать от нас?
- Послушай. Вот если нам с мамой нужно расстаться, насовсем, навсегда. Ты с кем захочешь остаться: со мной или с мамой?
Анютка оглядела обоих внимательно. Заглянула в глаза и спросила: